ФРАГМЕНТЫ СОЧИНЕНИЙ КИНИКОВ И КИНИЗИРУЮЩИХ ПИСАТЕЛЕЙ 2 страница

(Плутарх. Как юноше должно слушать произведения поэтов. — Гуттен, т. 7, с. 115. Указанный стих принадле­жит Еврипиду («Эол»), как указывает схолиаст к стих. 1523 «Лягушек» Аристофана).

73. Если бы он любил не только сельское хозяйство, но и людей, то предпочел бы засеять поле, которое могло бы прокормить много народа, а не такой клочок земли, о ко­тором говорил Антисфен, что его хватило бы только на то, чтобы натереться Автолику песком. А я, собираясь возде­лывать поле, хочу обратить в него весь мир (Плутарх. Философу следует беседовать прежде всего с сильными ми­ра, 3. — Гуттен, т. 12, с. 86; ср.: Ксенофонт. Пир, III, 8; Плутарх. Об изгнании, т. 10, с. 370; Диог. Лаэрт., VI, 98; Цицерон. Тускуланы, V, 37).

74. Рассмотрев этот вопрос, Антисфен сказал, что обра­зованного и умного человека трудно переносить, так как неразумие — вещь легкая и необременительная, а разум непреклонен, непоколебим, тяжесть его неодолима (Филон Алекс. О том, что всякий добродетельный человек свобо­ден. — Гешель, с. 869).

75. «С того времени, как Антисфен меня освободил, я перестал быть рабом». — «Как он это сделал?» — «Послу­шай, что он говорит: он научил меня тому, что является моим и что мне не принадлежит. Богатства не мои, родст­венники, близкие, друзья, слава, привычные ценности, об­щение с людьми — все это чуждое». — «Что же принадлежит тебе?» — «Мои представления. Они, — учил он, — никому не подвластны, зависят только от меня, и никто не может им помешать, никто не заставит пользо­ваться ими иначе, чем я хочу» (Эпиктет. Беседы, III, 24, 67 ел.; ср.: Там же, IV, 1, 114).

АПОФТЕГМЫ

76. На вопрос, что такое праздник, Антисфен ответил: повод для обжорства (Антоний и Максим. Беседа о невоздержанности и обжорстве, с. 299).

 

77. Как рассказывает Гекатон в «Хриях», Антисфен го­ворил: «Лучше достаться воронам, чем попасть к льстецам. Те пожирают мертвых, а эти — живых» (Диог. Лаэрт., VI, 4).

78. Спрошенный, почему у него так мало учеников, [Антисфен] ответил: «Потому что я гоню их от себя сереб­ряной (может быть, agriai — свирепой!) палкой» (Там же).

79. На вопрос, почему он так жесток с учениками, [Ан­тисфен] ответил: «И врачи бывают жестоки с больными» (Там же).

80. Диоген Синопский скоро стал презирать остальных, к Антисфену же относился дружелюбно, не столько восхва­ляя его самого, сколько его речи, так как считал, что толь­ко они одни истинны и скорее всего могут помочь человеку. Сравнивая Антисфена с его речами, он иногда упрекал его самого за излишнюю мягкость и, бранясь, называл его тру­бой, потому что она, хотя и очень громко трубит, но себя не слышит. И Антисфен выслушивал все это и не возра­жал, ибо восторгался характером этого человека. Однако в свою защиту говорил, что похож не на трубу, а на осу: осы жужжат крылышками негромко, зато жало у них жалит очень больно. Ему доставляла удовольствие откровенность Диогена, подобно тому как всадник, получивший коня но­ровистого, но смелого и выносливого, тем не менее хвалит его горячность, а ленивых и медлительных ненавидит и не выносит. Таких иногда то шпорами колют, то плеткой по­нукают, как те, которые, натягивая струны, смотрят все же, чтобы они не оборвались (Дион Хрисостом. Речи, VIII. — Рейске, с. 275; ср.: Стобей, Антология, XIII, 19).

81. Как пир без беседы, так и богатство без добродетели не приносит радости (Стобей, Антолог., I, 30. Слова Ан­тисфена).

82. На вопрос, почему не богачи идут к мудрецам, а наоборот, Антисфен ответил: «Потому что мудрецы знают, что им нужно для жизни, а богачи не знают: в ином случае они стремились бы скорее к мудрости, а не к деньгам» (Там же, III, 64).

83. Антисфен говорил, что удовольствия, которые не вошли через двери, не должны также выходить через них обратно. Их нужно или отсечь, или лечиться от них чеме­рицей⁵ (Там же, VI, 2. Слова Антисфена).

84. Наслаждения, которые вошли не в двери, говорил Антисфен, нужно будет или отсечь, или лечить чемерицей, или заморить голодом, испытав тягчайшее возмездие за

прежнюю ненасытность, связанную с маленьким и кратким удовольствием (Там же, XVIII, 27).

85. Кто боится других, тот раб, хотя он этого и не замечает (Там же, VIII, 14. Слова Антисфена).

86. Стяжатель не может быть хорошим человеком, буд! он царем или просто свободным гражданином (Там же, X, 42. Слова Антисфена).

87. Антисфен говорил, что, подобно тому как гетеры желают своим любовникам всяких благ, кроме благоразу­мия и рассудка, так и льстецы хотят того же от тех, с кем они знаются (Там же, XIV, 19).

88. Следует домогаться удовольствий, которые идут за трудами, а не перед трудами (Там же, XXIX, 65. Слова Антисфена).

89. Антисфен на вопрос, как следует обращаться с по­литикой, ответил: «Как с огнем: не подходить слишком близко, чтобы не обжечься, и не очень удаляться, чтобы не замерзнуть» (Там же, XV, 28).

90. Философ Антисфен говорил, что палачи благочести­вее тиранов. Когда его спросили, почему, он ответил: «Па­лачи убивают преступников, а тираны — невинных людей» (Там же, XIX, 47).

91. Когда кто-то сказал, что война уничтожает бедня­ков, сократик Антисфен заметил: «Напротив, она их рож­дает во множестве» (Там же, L, И).

92. Того, кто тебя опровергает, нужно не опровергать, а научить. Ведь одно безумство нельзя излечить другим бе­зумством (Там же, XXXII, 8. Слова Антисфена).

93. На вопрос, кого следует брать в жены [Антисфен], ответил: «Та, что всеобщий имеет успех, жена для всех, а та, что без внимания, сплошное наказание» (Диог. Лаэрт., VI, 3; ср.: Там же, IV, 48; V, 11).

94. Увидев однажды прелюбодея, спасавшегося бегством, он крикнул ему: «Несчастный! Какой опасности ты мог бы избежать всего за один обол» (Диог. Лаэрт., VI, 4; ср.: Афиней, XIII, 568).

95. Одному юноше с Понта, который хотел у него учиться и спросил, что для этого нужно, он ответил: «Но­вая книжка, новый грифелек, новая табличка да ум впри-дачу», — игрой слов подчеркивая значение ума (Диог. Лаэрт., VI, 3; ср.: Там же, II, 118).

96. Когда его попрекали тем, что не оба его родителя свободнорожденные, он сказал: «Но они и не борцы, а вот я — борец» (Там же, VI, 4).

97. Как-то один из знакомых пожаловался ему, что потерял свои ценные записи. На это он заметил: «Нуж­но было записывать не на табличке, а в сердце» (Там же, 5).

98. Государства погибают тогда, когда перестают отли­чать дурных от хороших (Там же, 5).

99. Как ржавчина съедает железо, так завистников — их собственный нрав (Там же).

100. Когда его однажды хвалили дурные люди, он заметил: «Боюсь, не сделал ли я чего-нибудь дурного» (Там же).

101. Он говорил, что совместная жизнь братьев-едино­мышленников прочнее всяких стен (Там же, 6).

102. Нужно, учил он, брать с собой в дорогу столько припасов, чтобы они уцелели даже при кораблекрушении (Там же).

103. Когда однажды его упрекнули в том, что он якша­ется с дурными людьми, он ответил: «И врачи вступают в контакт с больными, но не заражаются» (Там же).

104. «Не чудно ли, — говорил он, — очищать зерна от плевел, не допускать к бою людей непригодных и в то же время мириться с мошенниками на государственной служ­бе?» (Там же).

105. Когда его спросили, что дает ему философия, он ответил: «Умение оставаться наедине с собой» (Там же).

106. Во время пирушки кто-то предложил ему: «Спой!» — «А ты сыграй мне на флейте», — ответил Ан-тисфен (Там же).

107. Когда Диоген попросил у него хитон, он предло­жил ему взамен сложить вдвое свой собственный гиматий (Там же).

108. Спрошенный, какая из наук самая важная, он от­ветил: «Та, которая учит отучаться от зла» (Там же, 7).

109. Тем, кому приходилось слышать о себе клевету, он советовал переносить ее мужественнее, чем удары камнями (Там же).

110. Как рассказывает Фаний в сочинении «О сократи-ках», Антисфен на вопрос, как стать совершенным, отве­тил: «Научившись у людей знающих избегать пороков, сидящих в тебе» (Там же, 8).

111. Когда кто-то хвалил роскошь, он вознегодовал: «Пусть дети наших врагов живут в роскоши!» (Там же).

112. К юноше, старавшемуся принять перед скульпто­ром позу покрасивее, он обратился со словами: «Скажи-

по

ка мне, если бы бронза вдруг обрела голос, чем бы она, по твоему мнению, стала кичиться?» — «Своей красо­той», — последовал ответ. — «Тогда не стыдно ли тебе чваниться тем же, чем и неодушевленный материал? «(Там же, 9).

113. Юноша с Понта обещал обогатить Антисфена, ког­да придет его корабль с соленой рыбой. Философ захватил пустой мешок и попросил юношу пойти вместе с ним к торговке хлебом. Там он набил мешок и пошел прочь. Ког­да же она потребовала плату, тот сказал: «Вот этот моло­дой человек тебе заплатит, когда придет его корабль с соленой рыбой» (Там же).

114. Кажется, он был причастен к изгнанию Анита и к казни Мелета. Встретившись с юношами, прибывшими с Понта, после того как они наслышались о славе Сократа, Антисфен отвел их к Аниту, сказав в насмешку, что этот человек мудрее Сократа. Как говорят, это вызвало такое негодование среди окружавших Сократа, что они настояли на изгнании Анита (Там же, 9—10).

115. Когда он где-нибудь видел роскошно одетую жен­щину, то отправлялся к ней домой и просил ее мужа выве­сти коня и показать оружие. Если у него найдется и то, н другое, то пусть ее наряжается, так как этого ему доста­точно для защиты. Если же у него ничего такого нет, тс пусть заставит ее отказаться от украшений и нарядов (Там же, 10).

116. Однажды его посвящали в таинства орфиков, и жрец сказал, что посвященных в Аиде ожидают всякие блага, на что Антисфен возразил: «Почему же ты не уми­раешь?» (Там же, 4).

117. На вопрос, о чем человек должен мечтать, он от­ветил: «О том, чтобы умереть счастливым» (Там же, 5).

118. «Тот, кто хочет быть бессмертным, — говорил он, — должен вести благочестивую и праведную жизнь» (Там же).

119. «Поэтому правильно говорит Антисфен, что тем, кто хочет спастись, нужны или истинные друзья, или за­клятые враги; первые образумливают ошибающихся, вто­рые — своей бранью отвращают их от ошибок» (Плутарх. О пользе, которую можно получить от врагов. — Гуттен, т. 7, с. 277; ср.: Цицерон. О дружбе, XXIV, 90).

120. Но мне помогают известные слова Антисфена. Ког­да кто-то удивился, что он, идя по рынку, сам несет соле­ную рыбу, он ответил: «Но ведь я несу ее для самого себя»

(Плутарх. Наставления по управлению государством. — Гуттен, т. 12, с. 168).

121. И нет смысла разворачивать другие книги Хрисип- S па, чтобы показать, как он борется сам с собой, но и в этих · самых он иногда с похвалой упоминает изречение Антисфе-на о том, что «нужно или приобрести разум, или надеть петлю на шею» (Плутарх. Опровержение стоиков, XIV. — Гуттен, т. 13, с. 356).

122. Поэтому правильно сказал Антисфен, услышав, что i Исмений хороший флейтист: «Но человек он скверный, иначе он не был бы таким искусным флейтистом» (Плу­тарх. Перикл, 1. — Гуттен, т. 1, с. 379).

123. А вот сократик Антисфен, видя, как хвастаются ί фиванцы своей победой при Левктрах, сказал, что они ни­чем не отличаются от мальчишек, ликующих оттого, что избили своего наставника (Плутарх. Ликург, 30. — Гут­тен, т. 1, с. 142).

124. Тому, кто хочет стать добродетельным человеком, следует укреплять тело гимнастическими упражнениями, а душу — образованием и воспитанием (Извлечения из фло­рентийского кодекса Иоанна Дамаскина в «Эклогах» Сто-бея. — Гайсфорд, т. 2, с. 734; ср.: С/побей. Антология. — Майнеке, т. 4, с. 198).

125. Когда какой-то человек спросил Антисфена, чему надо учить сына, он ответил: «Если он собирается общаться с богами, то философии, если же с людьми, то риторике» (Извлечения из Флорентийского кодекса Иоанна Дамаски­на в «Эклогах» Стобея. — Гайсфорд, т. 2, с. 734).

126. Этот философ [Антисфен] был человеком хвастли­вым и заносчивым. Когда какой-то наглец дал ему поще­чину, он написал на своем лбу, как на статуе, имя своего обидчика, чтобы еще хлеще его изобличить (Схолии к Гри­горию Назианзину у Буассонада).

127. Нельзя считать достоверными слова Антисфена, ко­торый родился в Аттике, о том, что, отправляясь из Афин в Лакедемон, ты переходишь как бы из женской половины дома в мужскую (Феон. Прогимнасмы, 5, 45: ср.: Диог. Лаэрт., VI, 59).

128. Как говорили [он был], незаконнорожденный. С этим связан его ответ на чью-то насмешку: «И матерь бо­гов — фригиянка» (Диог. Лаэрт., VI, 1).

129. И сам Антисфен с презрением говорил об афиня­нах, кичившихся своим происхождением, что они ничуть не благороднее улиток или кузнечиков» (Там же).

ДЕКЛАМАЦИИ⁶

Аякс

ι Я хотел бы, чтобы нас судили те, кто участвовал в сражениях. Я понимаю, что мне следовало бы молчать, но зато вот этот не знает устали в речах. Ныне тех, кто все это сам пережил, здесь нет. Вы же собираетесь судить, сути дела не ведая. Какая же справедливость может восторжествовать, когда судьи фактов не знают, а только слушают речи?

2 А дело родилось из деяния. Итак, тело Ахилла спас и унес я, а он — доспехи, понимая, что троянцы будут скорее пытаться захватить тело погибшего героя, чем его доспехи. Если бы они овладели трупом, то надру­гались бы над ним, отомстив за Гектора. Что же каса­ется доспехов, то они не стали бы посвящать их богам а спрятали подальше.

3 Опасаюсь этого доблестного мужа, который уже раньше однажды ночью святотатственно похитил у них из храма статую богини и показал ее ахейцам, словно свершив достославный подвиг. Я хочу получить ору­жие Ахилла, чтобы отдать его друзьям, а он — чтобы продать, ибо воспользоваться им, пожалуй, не посме­ют. Ведь ни один трус не станет сражаться прославлен­ным оружием, потому что понимает, что трусость его выдаст само оружие.

4 Дело обстоит примерно так: цари, командовавшие сражением, охотно предоставили другим право выно­сить решение о доблести, а вы, ничего не зная, обеща ете вершить суд по поводу того, чего не знаете. По моему же мнению, ни один царь, действительно спо-собный судить о доблести, не поручил бы этого дела другим, подобно тому как опытный врач никогда не доверил бы другому поставить больному диагноз.

5 Если бы у меня возник спор с человеком, похожим на меня, то проигрыш дела для меня ничего бы не значил. Но теперь нет двух людей, которые бы больше отличались друг от друга. Ведь этот ничего не делает явно, я же ничего бы не посмел сделать тайно. Я бы не вынес ни малейшего оскорбления или насилия, а этот разрешил бы себя даже повесить, лишь бы полу-

6 чить какую-нибудь выгоду. Это он позволил рабам на нести ему удары бичом, бить палками по спине и

 

кулаками по лицу, а потом, обрядившись в лохмотья, ночью проник во вражеский город и, ограбив храм, улизнул. И это он вновь согласится делать, да и дру­гих, пожалуй, станет убеждать, говоря, как прекрасно все было сделано. После всего сказанного этот негодяй и святотатец хочет получить доспехи Ахилла?!

7 Слушайте мое слово вы, ничего не знающие судьи: когда вы выносите свой приговор, больше внимания обращайте на дела, а не на слова. Ведь и исход войны решается не словом, а делом. И с врагами нужно не состязаться в речах, а или побеждать сражаясь, или покоряться молча. Старайтесь судить хорошо, и тогда вы узнаете, что слово по сравнению с фактами не имеет никакой силы и что из-за недостатка фактов говорятся долгие и многословные речи, а пользу при-

8 несет вам не тот, кто речист. В противном случае го­ворите, что не понимаете того, что говорят, а уходите или же судите по справедливости. Обо всем этом нуж­но говорить громко, а не шепотком, чтобы вы знали, что и тем, кто судит, если они поступают неправедно, воздается по справедливости. Потом, может быть, вы поймете, что заседаете здесь не как арбитры речей, а как люди, имеющие убеждения.

9 Я предоставляю вам право решать относительно ме­ня и моего дела, но обо всем — запрещаю, особенно относительно человека, который прибыл под Трою не добровольно, а против своей воли⁷, да и обо мне, кото­рый всегда впереди один и сражается не под защитой стен.

Одиссей

ι Не к одному тебе только обращена моя речь, ради которой я поднялся, но и ко всем остальным. Ведь для нашего войска я сделал больше, чем все вы, вместе взятые. Об этом я сказал бы даже при жизни Ахилла, а сейчас говорю это вам после его смерти. Нет ни одной битвы, в которой я не сражался бы вместе с вами, но никто из вас не разделял со мной всех моих опасностей, никто. Но в общих сражениях, даже если бы вы и нехрабро сражались, ничего страшного не слу­чилось бы.

2 Если я благополучно выбирался из опасностей, ко­торые выпали на долю только мне, все это шло на

пользу тому делу, ради которого мы сюда прибыли; если бы мне пришлось плохо, вы лишились бы в моем лице единственного в своем роде мужа. Мы пришли сюда не для того, чтобы воевать с троянцами, а чтобы вернуть Елену и взять Трою.

3 Все это было целью моих испытаний. Ведь когда было получено предсказание, что Трою нельзя одо­леть, пока мы, похитив, не завладеем статуей богини⁸, кто доставил ее сюда, как не я? А ты меня обвиняешь в святотатстве. Ты-то ничего не видишь и называешь нечестивым грабителем человека, который отвоевал статую богини, а не ограбившего нас Александра.

4 Вы все горячо желаете взять Трою, а меня, приду­мавшего, как это сделать, ты обзываешь негодяем. Но если прекрасно взять Иллион, то и прекрасно найти путь для этого. Все остальные благодарны мне, а ты поносишь меня. Из-за своего невежества ты даже не представляешь себе, чьими услугами пользовался, но я не браню тебя за твое невежество. И ты помимо своей

5 воли испытал это, да и все другие. Направленной про­тив меня бранью ты не можешь никого убедить, что спас [тело Ахилла], поэтому и грозишься причинить зло судьям, если они присудят доспехи мне. Я-то знаю, что ты будешь грозить часто и многими карами, преж­де чем сделать хоть самую малость. Но если следует судить на основании подобных речей, то, как я думаю, ты сам из-за своего злобного гнева причинил себе зло.

6 А меня ты упрекаешь в трусости за то, что я врагам причинил зло. Но из-за того, что ты явно немало по­трудился и напрасно обнаружил свое безрассудство, и при том делал это вместе со всеми, ты полагаешь, что лучше меня. И ты смеешь говорить мне о доблести. Но, во-первых, ты не знаешь, как нужно было сра­жаться. Как дикий кабан, ослепленный гневом, бро­сившись на кого-нибудь, ты когда-нибудь, пожалуй, убьешь самого себя. Разве ты не знаешь, что благора­зумный муж не должен страдать ни от самого себя, ни от другого, ни от врагов?

7 Ты же, словно ребенок, радуешься, когда они назы­вают тебя отважным. А я говорю, что ты самый трус­ливый из всех и больше всего боишься смерти, так как у тебя прежде всего доспехи крепки и неуязвимы, бла­годаря которым, как говорят, ты и сам невредим. Что смог бы ты сделать, если бы на тебя напал враг, обла-

 

дающий таким же оружием? Может быть, произошло | бы что-нибудь чудесное и удивительное, хотя никто из вас ничего не мог бы сделать. После этого ты думаешь, что есть какая-нибудь разница между тем, чтобы иметь такое оружие, или сидеть за крепостными сте­нами? А ты утверждаешь, что лишь у тебя нет стен. Но только ты один, защищая себя, как бы стоишь за стеной из семи бычьих шкур.

8 Я же без оружия не то что подхожу к вражеским стенам, но даже вхожу внутрь стен и поражаю передо­вые посты врагов, хотя они и поднимаются по тревоге, их же оружием. Я полководец и страж твой, как и всех остальных. Я знаю все, что делается здесь и у врагов, не посылая другого в разведку, но сам иду и смотрю, как кормчие, которые день и ночь следят за тем, чтобы моряки были живы и невредимы. Так и я охраню и себя, и всех остальных. Нет такой опасности, которой бы я сторонился, считая ее позорной, в которой бы я промедлил нанести врагу хоть какой-нибудь урон.

9 Даже если бы за мной наблюдали люди, то и тогда я не стал бы гоняться за славой. Но в личине раба, нищего или негодяя, достойного плетей, я старался на­носить вред врагам. Пытался бы и тогда, когда никто не увидел бы. Ведь война не любит показных дел, а всегда требует подвигов — ночью и днем. Я не распо­лагаю доспехами, в которых мог бы вызвать врагов на бой, но всегда готов выйти на бой с одним или многи­ми, с каким угодно оружием.

m И когда битва утомляет меня, я не передаю оружие другим, как ты, но и ночью, когда враги отдыхают, я нападаю на них, имея такое оружие, которое нанесет им самый большой урон. Меня никогда не останавли­вала даже ночь, как нередко тебя, и ты радовался, что вместе с ней прекращалось побоище. Но в то же самое время, когда ты храпишь, я спасаю тебя и всегда хоть чем-нибудь наношу вред врагам, имея вот это рабское оружие, одетый в лохмотья, со следами ударов бичом, благодаря которым ты спишь в безопасности.

и Ты думаешь, что очень храбр, раз добыл труп? Если бы ты не сумел этого сделать, его унесли бы еще двое. После чего и они могли, пожалуй, затеять с нами спор о доблести, но я бы и им сказал то же самое. А что бы ты сказал, споря с ними? Но о двух, пожалуй, ты не заботился, а перед одним постеснялся

бы признаться, что трусливее его. Разве тебе не из­вестно, что троянцы заботились не о захвате трупа,

12 а о том, чтобы овладеть доспехами? Тело они соби­рались отдать, а доспехи положить в храм и посвя­тить богам. Ведь позорно не отдавать останки для погребения, а уносить погибших с поля боя — не позор. Итак, ты сделал то, что было выполнимо, а я избавил их от проклятий.

13 Ты болен завистью и невежеством — бедами, наи­более противоположными друг другу. Первая — за­ставляет тебя стремиться к прекрасному, вторая — отвращает от него. В тебе есть что-то человеческое, поэтому, будучи сильным, ты думаешь, что отважен, но не знаешь, что мудрость и отвага на войне — не одно и то же, а невежество для тех, кто им страда­ет, — величайшее зло.

14 Я думаю, что если когда-нибудь на свете появится мудрый поэт, то он изобразит меня многострадальным, многоумным, многохитростным разрушителем городов и единственным покорителем Трои, а тебя, как мне думается, уподобит медлительным по природе ослам и быкам и другим стадным животным, которые позволя­ют спутывать себя и надевать на себя ярмо.

ДОПОЛНЕНИЯ

Свидетельства о сочинениях

4. Ведь и Феопомп Хиосский⁹ в трактате, направленном против Платона, пишет: «Многие из его диалогов, возмож­но, кто-нибудь сочтет бесполезными и лживыми, но боль­шинство сочинений не принадлежит ему: автор одних — Аристипп, других — Антисфен, много в действительности написано Брисоном из Гераклеи» (Феапомп у Афинея, XI, 508cd).

5. Как полагает Панетий, все сократические диалоги Платона, Ксенофонта, Антисфена и Эсхина подлинные (Панетий у Диог. Лаэрт., II, 64).

6. Но утверждению Персея, большинство из семи [диа­логов Эсхина] принадлежит эретрейцу Пасифонту, кото­рый включил их в сочинения Эсхина. Более того, Эсхин использовал также «Малого Кира», «Меньшего Геракла» и «Алкивиада» Антисфена, как и диалоги других авторов (Персей у Диог. Лаэрт., II, 61).

 

8A. Если же сократик Антисфен кое-что разъясняет при помощи мифов, то это не должно вводить тебя в заблужде­ние. На этом подробнее я остановлюсь немного позднее (Юлиан. Речи, VII, 209а).

8С. Платон, рассуждая о природе богов, придумал мно­жество мифов о том, что происходит в Аиде, а еще до него это делали эпические поэты; Антисфен, Ксенофонт да и сам Платон, даже разрабатывая некоторые чисто этические проблемы, не походя, а заботливо и с подробностями сочи­няют мифы, которым тебе, если бы ты хотел, следовало подражать, заменив Геракла Персеем или каким-нибудь Тезеем, и придать всему антисфеновский характер... (Там же, 216—217а).

9. К тому, что сказано о древней жизни, мне остается добавить всего несколько слов о языке Фукидида, свойст­венного людям того далекого времени: из многих риторов и философов, живших в Афинах после Пелопоннесской войны, уже никто не пользовался этим языком: ни орато­ры из окружения Андокида, Антифонта или Лисия, ни последователи Сократа из окружения Крития, Антисфена и Ксенофонта {Дионисий Галикарнасский. О Фукидиде, 51, 941).

11. Среди софистов [искусство слова] не вызывает пре­зрения и пользуется большим вниманием даже у тех из них, кто занимался философией. Так, и Платон, и Ксено­фонт, и Эсхин, и Антисфен серьезно работали над словом и добивались совершенства (Лонгин. Риторическое искусст­во. — Прикард, с. 559).

Из установленных произведений

21А. Персидский царь Кир на вопрос, какая наука самая необходимая, ответил: «Та, что учит отвыкать от пороков» [Из «Кира»] (Арсений. Виолярий. — Вальц, с. 502).

21В. Он же [Антисфен], будучи спрошенным, какая из наук самая необходимая, ответил: «Та, что учит отвыкать от пороков» [Из «Кира»] (Стобей. Антолог., II, 31, 34).

24С. Здесь, кажется, был Хирон, живший на Пелионе; он превосходил всех людей справедливостью и даже учил Асклепия и Ахилла. К нему пришел Геракл, по-видимому, охваченный любовью; вместе с Хироном в его пещере они принесли жертвы Пану. Геракл не убил Кентавра, но по­виновался ему¹⁰. Так рассказывает сократик Антисфен [Из «Геракла»] (Латинский аноним, П. — Маас, с. 264).

27. Если вы в самом деле хотите узнать, что разумность есть нечто возвышенное, то я призову в свидетели не Пла­тона с Аристотелем, но мудрого Антисфена, который про­шел этот путь познания. Так, он говорил: «Прометей обра­щался к Гераклу: " Твой образ действий вызывает одно презрение, ибо ты занят мирскими делами, а о более важ­ном не заботишься. Тебя нельзя считать совершенным му­жем до тех пор, пока ты не познал то, что выше людей. Лишь познав это, ты постигнешь также человеческую сущ­ность. Познав же только земное, ты будешь бродить всле­пую, как дикие звери"». Тот, чьи интересы связаны лишь с земными благами и чей ум ограничен этими зыбкими и узкими ценностями, не является мудрецом, как полагает Антисфен, но уподобляется тому животному, которое чер­пает удовольствие, копаясь в грязи [Из «Геракла»] (Феми-стий. О добродетели (перевод с сирийского Гильдмейсте-ра —Бюхелера. — Рейнский Музей, 1872, т. 27, с. 450 ел.).

28. Он же [Антисфен ], увидев картину, изображающую, как Ахилл прислуживает кентавру Хирону, заметил: «Мо­лодец, Ахилл! Ты правильно сделал, что ради образования не отказался даже прислуживать» [Из «Геракла»] (Ватик. гномолог., II).

39А. У Антисфена в «Физике» читаем: «Согласно мне­ниям людей, существует множество богов, по природе же — один» (Филодем. О благочестии, 7).

40С. Сократик Антисфен перефразировал пророческие слова Писания. «Кому вы меня уподобили?» — говорит Господь. «Бог, — сказал он, — ни на кого не похож, поэтому-то никто не может узнать его по изображению» [Из «Физика»] (Евсевий. Приготовление к Евангелию, XIII, 13, 35).

Из неустановленных произведений

44В. (Поэтому имеет некоторое основание затруднение (aporia), которое привело в смятение Антисфена и других, столь же несведущих людей). Нужно иметь еще в виду решение этой апории на основании ранее сказанного, с тем чтобы понять указанное место: «Поэтому имеет осно­вание затруднение, которое смутило антисфеновцев, а ре­шение вытекало из сказанного». Уже было разъяснено, что одни части имеют значение формы, а другие — ма­терии. Именно это разъяснение и позволит разрешить апорию антисфеновцев, которая, по их мнению, заключа-

 

ется в том, что нельзя дать определения и не существует определения чего-либо. Это они доказывают следующим образом.

Так как определение не может быть именем (onoma), a должно состоять из многих имен (это называлось «много­словием»; определением можно, например, считать следую­щее «многословие»: существо разумное, смертное, имеющее ум и знания, а не просто наименование «человек»), а так как имя не может играть роль определения, поэтому невоз­можно и определять. Они говорят: когда мы произносим «существо разумное», то этим самым мы произносим нечто сложное, состоящее из материи и формы, «существо» отно­сится к материи, а «мыслящее, разумное» — к форме. К этому прибавляется еще «смертное». Если это так, то мы рассматриваем сложное как результат арифметического сложения. Говоря «существо разумное» и прибавляя к это­му еще «смертное», определения мы все же не даем. Ари­стотель говорит, что эта апория разрешается, исходя из уже сказанного.

Ведь было доказано, что «существо пешее, на двух но­гах» есть части формы, а не материи. Как же можно утвер­ждать, что «существо» — это материя, а «разумное» — форма или «существо разумное» — материя, а «существо смертное» — форма? Ведь если части материи — «сущест­во», «смертное», «разумное», то следовало так и сказать, что «существо» и «разумное» — материя, а «смертное» — форма, а говоря «существо смертное», мы произносим нечто сложное, состоящее из материи и формы. А когда нет от­носящегося к материи, то говорят не сложное, а называют части формы, поэтому определение существует. Итак, они утверждают, что нельзя дать определения, но, каков чело­век или бык, можно объяснить, а определить нельзя. Так, например, что такое серебро, определить нельзя, а каково оно, сказать можно. Так, на вопрос, каково серебро, можно ответить, что оно похоже на олово.