ФРАГМЕНТЫ СОЧИНЕНИЙ КИНИКОВ И КИНИЗИРУЮЩИХ ПИСАТЕЛЕЙ 7 страница

16 (фргм. 19). На вопрос, что есть неразумие, ответил: «Препятствовать нравственному совершенствованию». (Стобей. Антология, 3.4.87).

IV. О религии и мифологии

17 (фргм. 25)....Бион на вопрос (Кратета), есть ли боги, ответил: «Не ты ли, несчастный старик, разогнал всех, ок­ружавших меня?» (Диоген Лаэрт., 2, 117).

18 (фргм. 27). Бион говорил, что бог, который карает детей дурных родителей, смешнее врача, дающего лекарст­ва отпрыску, исходя из болезней деда и отца. (Плутарх. О несвоевременной мести богов, 19.561С).

19 (фргм. 29). «Ваши боги только призраки и тени, к тому же хромые, морщинистые и кривые на оба глаза, как богини Мольбы, которых можно назвать скорее дочерьми Ферсита, чем дщерями Зевса, — так иронизировал Бион и продолжал: — Могут ли люди обращаться к Зевсу с молит­вой о добром потомстве, когда он сам себе не смог породить достойных детей?». (Клемент Александрийский. Протреп-тик, 4.56.1).

20 (фргм. 30). Сидел на улице суеверный человек с сумой в руках и в грязных лохмотьях. Он то и дело катался нагишом в пыли и грязи и обличал свои заблуждения и прегрешения: и ел не то, и пил не то, и шел не той доро­гой, по которой велел идти бог. Если бы поступал правиль­но и придерживался запретов, то сидел бы дома, окуривая себя серой и волшебными зельями, как старухи, более всего склонные к суевериям, — говорит Бион, — увешивая себя всякого рода амулетами и прибегая к разным действиям, которые должны уберечь их от всего дурного. (Плутарх. О суеверии, 7, 168D).

21 (фргм. 31 А). «Нет ничего удивительного в том, что мышка прогрызла мешок в поисках съестного. Было бы действительно поразительно, — шутил Аркесилай, — если бы мешок сожрал мышь». Так рассуждал Бион. (Климент Александрийский. Ковры (Строматы), 7.4.24, 5).

 

22 (фргм. 32). Коща Бион особенно настойчиво нападал на пророков и гадателей, Менедем говорил, что тот убивает убитых. (Диоген Лаэрт., 2, 135).

23 (фргм. 33). Бион, опираясь на ряд доводов, приходит к выводу: либо нечестивцы все, либо никто. Коль некто всех собирается сбросить со скалы, то говорит: «Каждый, кто уничтожает или обращает в свою пользу то, что при­надлежит богам, святотатец, ибо се принадлежит богам, поэтому каждый то, что грабит, грабит у богов, которым принадлежит все. Следовательно, кто бы что ни грабил — святотатец». Затем, когда он призывает рушить храмы и безнаказанно опустошать Капитолий, то не считает это святотатством, так как, если что-нибудь украдено из того места, которое принадлежало богам, то оно просто перено­сится в другое место, тоже принадлежащее богам». (Сене­ка. О благодеяниях, 7, 1).

V. О скупости и богатстве

24 (фргм. 34). Когда кто-нибудь или сам хочет изба­виться от бедности и нужды или другого освободить, пусть не пытается добыть для него денег. «Это похоже, — гово­рит Бион, — на такую ситуацию: когда кто-нибудь, желая избавить больного водянкой от жажды, предлагает ему ис­точники и целые реки воды. Страдалец тогда скорее лоп­нет, упиваясь, чем утолит жажду. Будучи ненасытным, тщеславным и суеверным, тот никогда не скажет: хватит!» (Телет у Стобея. Антология, 4, 33, 31).

25 (фргм. 35А). Софист Бион говорил, что сребро­любие есть мать всех пороков. (Стобей. Антология, 3, 19, 37).

26 (фргм. 38А). Бион говорил, что жадные до богатства достойны осмеяния, ибо судьба дарует богатство, корысто­любие — сторожит, порядочность и честность — отнимают. (Стобей. Антология, 4, 31с87).

27 (фргм. 39А—D). Перипатетик Бион говорил: «Богат­ство не приносится в дар богачам, а лишь дается взаймы». (Фаворин. Антология. См. Парижский греческий кодекс 1168, № 6, р. 412).

28 (фргм. 40А). Когда слуга Аристиппа шел по дороге нагруженный мешком с монетами и устал от ноши, тот воскликнул: «Отсыпь побольше и неси, сколько осилишь!». Так и рассказывают в «Беседах» люди из окружения Бйона. (Диоген Лаэрт., 2, 77).

29 (фргм. 41). — Каким же образом люди нуждаются в том, чем владеют? — А как банкиры нуждаются в деньгах, хотя они у них есть? — ответил вопросом на вопрос Би­он. — Стало быть, они не по-настоящему ими владеют или не владеют сами собой. (Телет у Стобея. Антология, 4, 33, 31).

30 (фргм. 42АВ). Бион говорил, что подобно тому, как самый захудалый мешок и гроша ломаного не стоит, однако стоит только, сколько в нем содержится денег. Так и ниче­го не стоящие богачи стоят столько, сколько ими приобре­тенные богатства. (Стобей. Антология, 4, 31аЗЗ).

31 (фргм. 43А). Бион говорил, что честный и добропо­рядочный государственный муж, архонт уходит в отставку, не обогатившись, но стяжав себе великий почет и славу. (Стобей. Антология, 4, 5, 23).

32 (фргм. 43В). Он же настаивал, что архонт должен уходить со своего поста не с большим состоянием, а с боль­шим уважением сограждан. (Арсений. Виолетум, р. 150 Вальц).

33 (фргм. 44). Бион не без остроумия заметил, что одинаково больно и плешивым, и кудрявым выдрать хоть один волосок. То же самое можно сказать о бедняках и богатеях: и тем, и другим весьма мучительно расставаться с деньгами, с которыми свыклись. (Сенека. О спокойствии души, 8, 3).

VI. О зависти

34 (фргм. 47А). Софист Бион, заметив какого-то зави­стника, стоявшего с поникшей головой и пришибленным видом, сказал: или ему здорово не повезло, или другому очень посчастливилось. (Стобей. Антология, 3, 38, 50. Ср. у Киндстранда фрагменты 47С—F).

VII. О дружбе и откровенности

35 (фргм. 50). Теперь приведем пример наивности и прямодушия Биона: «Если ты намеревался восхвалять поле и сделать его более плодоносным, то, должно быть, стоило его возделывать и трудиться в поте лица. Разве не странно, в таком случае, не восхвалять человека, если тот полезен и приносит все блага тем, кто его хвалит». (Плутарх. Как отличить льстеца от друга, 16, 59А).

36 (фргм. 51). О тех, кто все свое внимание обращает на речи льстецов... Понятно, почему Бион сравнивал таких людей с амфорами, которые переносят, держась за ушки. (Плутарх. О ложном стыде, 18, 536А).

37 (фргм. 52А). Отличается остроумием также замеча­ние Биона при чтении стихов Феогнида:

«Каждый, кого нищета поразила, ни делать не может, Ни говорить ничего: связан язык у него».

(перевод В. В. Вересаева)

Он продекламировал:

«Так что же, бедняк, ты болтаешь и нам надоел болтовней?»

(Плутарх. Как юноша должен слушать поэтов, 4, 22А).

VIII. О красоте и любви

38 (фргм. 55). Обращаясь к тем, кто утверждает, что красота — это своего рода тирания, сказал: «Ну и ну! Что это за тирания такая, которую может погубить один воло­сок». (Стобей. Антология, 4, 21В23).

39 (фргм. 56). Софист Бион довольно бестактно назы­вал волосы красавцев грамодиями и аристогитонами, по­скольку именно они освобождают влюбленных от прекрасной тирании любви. (Плутарх. Влюбленный, 24, 770В).

40 (фргм. 61В). Спрошенный кем-то, кого нужно брать в жены, Бион ответил: «Та, у которой всеобщий успех — и жена для всех, а если обличьем невидная, судьба твоя незавидная». (Парижский греческий кодекс, 1168, № 14, р. 413 Фрейденталь. Ср. Диоген Лаэрт. IV, 48).

IX. О старости

41 (фргм. 62В). Старость Бион называл гаванью от бед, ибо в ней все находят свое последнее убежище. (Париж­ский греческий кодекс, 1168, № 15. Ср. Диоген Лаэрт. IV, 48; IV, 51).

X. О смерти

41а (фргм. 67). Бион говорил, что существую две ипо­стаси смерти — время до рождения и состояние сна. (Вати­канский гномологий, 160).

42 (фргм. 69). Исходя из указанного выше, происходят следующие отталкивающие виды скорби: люди мажу себе лица грязью, царапают щеки, как это делают обычно жен­щины, наносят удары в грудь и по голове. Этим же объяс­няются слова о славном царе Агамемноне у Гомера и Акция: «клоки власов у себя из главы исторгал...». Это ритуал вызвал и насмешливый вывод Биона, что крайне глупы подобные проявления скорби у владыки Агамемно­на — будто вырывая у себя волосы и став лысым, он может успокоить свою сердечную боль. (Цицерон. Тускуланские беседы, 3, 26, 62).

43 (фргм. 70). Суета вокруг могил, — говорил Би­он, — породила множество трагедий. (Стобей. Антоло­гия, 3, 40, 8).

44 (фргм. 72). То, что нас радует или печалит, каждый чувствует по-своему, но следует признать правоту Биона: «все человеческие дела весьма сходны по своим побуждени­ям, и жизнь человека ничуть не менее свята и серьезна, чем ее зачатие — рожденные из ничего возвращаются в ничто». (Сенека. О спокойствии души, 15, 4).

XI. Анекдоты и апофтегмы

45 (фргм. 73). Отличается остроумием замечание Био­на Борисфенита, созерцавшего бронзовую статую Персея, на постаменте которой стояла надпись: «Персей, ученик Зенона из Кития». Он сказал: «Автор надписи заблужда­ется, а следовало написать так: «Персей, раб Зенона». И в самом деле, Персей был от рождения рабом Зенона, как утверждает Никий из Никеи в своей «Истории филосо­фов» и Сотион Александрийский в «Преемствах». (Афи-ней, 4, 162).

46 (фргм. 75). Он же (т. е. Бион) на вопрос какого-то человека, почему философу не приносят пользу его собственные поучения, ответил: «И аптечная коробка, содержащая наиболее полезные лекарства, сама по себе не может помочь ее владельцу». (Ватиканский гномоло­гий, 157).

47 (фргм. 76). По-моему, тем, кто играет и получает удовольствие от игры и радуется, следует играть сообща, но, как говорил Бион, не подражать ребятишкам, которые для забавы бросают в лягушек камни, а для лягушек это не игра — они по-настоящему умирают. (Плутарх. Об уме животных, 7, 965АВ).

48 (фргм. 77). Бион на пиру, когда беседа собравших­ся была в самом разгаре, заметил молодого человека, ко­торый все время молчал, и обратился к нему с такими словами: «Если ты, получив философское образование, молчишь, то это просто невежливо, или же ты образован­ный невежда». (Ватиканский гномологий, 159. Ср. Диоген Лаэрт. V, 40).

49 (фргм. 78А). Бион говорил, опираясь на эпос Ге-сиода, что существует три типа учеников — золотой, се­ребряный и медный. Золотой — это тот, который платит и не ходит на занятия; серебряный — кто платит и учится; медный — учится, но не платит. (Стобей. Эк­логи, 2, 31, 97).

50 (фргм. 80). На вопрос, когда следует завтракать, Би­он ответил: «Богачам, когда хотят, а беднякам, когда есть, что есть». (Ватиканский гномологий, 156).

ТЕЛЕТ

ДИАТРИБЫ

I. О явлении и сущности¹

Говорят, что казаться справедливым лучше, чем быть им. Тогда, значит, лучше казаться хорошим, чем быть им?

— Конечно.

— Разве хорошие актеры искусно играют потому, что кажутся хорошими актерами, а не потому, что в самое деле такие?

— Благодаря тому, что они действительно такие.

— А кифареды хорошо играют на кифаре потому, что так только кажется, или потому, что так оно и есть?

— Благодаря тому, что они в самом деле хорошие му­зыканты.

— Ив остальном люди совершают добрые поступки по­тому, что считаются добрыми, или потому, что они дейст­вительно таковы?

— Потому что они действительно такие. Свойства, благодаря которым люди хорошо живут, более ценны, чем те, из-за которых они не в состоянии хорошо жить. Та­ким образом, пожалуй, лучше оказаться в действительно­сти хорошим, чем только казаться; лучше также быть

справедливым, чем казаться, ибо только тот действитель­но хорош, кто справедлив, а не только кажется справед­ливым.

— Ну а как обстоит дело с остальными благами, кото­рые кажутся людям таковыми? Ты предпочитал бы обла­дать ими или воображать, что обладаешь? Владеть или казаться владельцем? Далее, ты предпочел бы действитель­но видеть или только казаться зрячим? Быть в действитель­ности здоровым или только казаться им? ² Быть в самом деле сильным или казаться? Быть богатым и окруженным друзьями или казаться таким? А в отношении душевных качеств? Что лучше — быть разумным или казаться? Об­ладать душевным спокойствием или казаться спокойным? Быть по-настоящему отважным, бесстрашным, мужествен­ным или только казаться? Быть или казаться справедли­вым?

— Но я скорее предпочел бы казаться храбрым, чем быть им.

— Разве храбрый человек не бесстрашен и спокоен, ес­ли только он действительно храбрец? Почему же ты все-та­ки хочешь только казаться отважным, а не быть им?

— Тогда меня будут уважать.

— Да, тебя поставят впереди всех и потребуют, что­бы ты участвовал в поединке, станут хитрить, подстраи­вая, чтобы жребий пал именно на тебя, а когда он выпадет, будут радоваться, как в случае с Аяксом³. В каком же положении ты, будучи трусом, окажешься, ког­да столкнешься с опасностью? А когда попадешь в плен и тебя примут за храбреца, на твои руки и ноги наденут тяжелые цепи и пытать тебя будут в оковах. Ты будешь говорить правду, но никто тебе не поверит. Будут ду­мать, что ты насмехаешься, потому что притворяешься стойким и несгибаемым. Вот смотри, что тебе придется претерпеть, если ты только станешь делать вид, будто храбр и вынослив, ибо одно ты выдвигаешь на передний план, а другое скрываешь, подобно тому как это делают риторы.

П. Об автаркии⁴

Как хорошему актеру надлежит искусно играть ту роль, которую ему поручает в своей пьесе драматург, так и хо­рошему человеку следует уметь сыграть роль, назначенную ему судьбой. Ведь и она, утверждает Бион, как некий поэт:

одному дает роль протагониста, другому — девтерогониста, одному — роль царя, другому — бродяги-нищего. Будучи на вторых ролях, не стремись играть героев. В противном случае ты совершишь нелепый поступок⁵. Ты умеешь хоро­шо приказывать, я — повиноваться, продолжает он. Ты хорошо воспитываешь многих, а я — одного лишь вот этого мальчугана. Ты богат и щедр, я же смело беру у тебя, не раболепствуя, не пресмыкаясь, не жалуясь на свою судьбу. Ты разумно пользуешься своим большим достоянием, а я — малым.

Ведь, говорит Бион, не только большое богатство нас кормит и не только им можно благоразумно пользоваться, а малый и скромный достаток будто бы уж нельзя исполь­зовать целесообразно и непритязательно. Поэтому, продол­жает он, если бы вещи, как мы, люди, обладали даром речи и могли защищаться, разве не заговорили бы они, подобно рабу, который, найдя убежище в храме, оправдывается пе­ред господином. «За что ты преследуешь меня? Разве я у тебя что-нибудь украл или не выполнял всех твоих прика­заний? Может быть, я не приношу тебе назначенный об­рок?»

Так и Бедность, пожалуй, ответит на упреки, адресо­ванные ей: «Что ты против меня имеешь? Разве из-за меня ты лишился чего-нибудь хорошего? Благоразумия, справедливости, мужества? Может быть, ты нуждаешься в чем-нибудь необходимом? Разве, куда ни пойдешь, не полным-полно всякой зелени или в источниках иссякла вода? Разве в моем обществе нельзя испытывать радости? Разве ты не наблюдал, как мурлычит старушка, грызя свою корочку? Когда ты испытываешь голод, не я ли даю тебе дешевую и простую пищу? Разве голодный человек не получает наслаждения от еды и не менее всего нуж­дается в приправах? А тот, кто испытывает жажду, не пьет в сладость и лишь томится в ожидании редких на­питков? Может быть, голоден тот, кто хочет съесть пи­рожное, или жажда томит того, кто выпил бы дорогого хиосского вина? ⁶ Разве ко всему этому стремятся люди не из-за распущенности? Разве я, Бедность, не представляю тебе бесплатное жилье: зимой — бани, летом — храмы? Где еще найдешь такую полную воздухом и великолеп­ную летнюю резиденцию, как я здесь, в Парфеноне? — спрашивает Диоген»⁷.

Если бы такую речь произнесла Бедность, что бы ты мог на это возразить? Я бы по крайней мере онемел. Но мы

скорее склонны считать виновными всех и вся — старость, бедность, первого встречного, день, час, место, но только не собственное упрямство и глупость. Поэтому, говорит Ди­оген, он слышал, как Порок обращался сам к себе с упре­ком:

В этом никто не виновен, — лишь я во всем виноватый⁸.

Но большинство слепо обвиняют не самих себя, а об­стоятельства. Бион же говорит: «Так случается, когда имеешь дело с тварями: неловко дотронешься — последу­ет укус; если змею схватить посредине, она тебя укусит, если же ухватиться за шею, то ничего не будет». Так, говорит он, и с обстоятельствами: если на них напасть, исход будет печальным, а если ты ухватишься за них, как Сократ⁹, то ничего дурного не случится. В противном случае тебе придется плохо, и вовсе не из-за обстоя­тельств, а вследствие твоего собственного характера и тво­их ложных взглядов.

Поэтому не следует пытаться изменить обстоятельства, а лучше самому подготовить себя к любому обороту собы­тий, как это делают моряки. Ведь они не прилагают усилия к тому, чтобы изменить ветры или состояние морей, но готовятся к тому, чтобы примениться к ним. Море спокой­но — налегают на весла. Ветер по курсу — поднимают паруса. Подул противный ветер — паруса свертываются. Так и ты. Приспосабливайся к обстоятельствам. Поста­рел — не строй из себя мальчика. Слаб — не старайся казаться сильным, но поступай по примеру Диогена. Когда однажды он себя неважно чувствовал, а какой-то человек толкнул его и хотел сбить с ног, он все же не упал и, указав на колонну, сказал: «Милейший, вот принимайся за нее и сваливай!»

Ты беден — не старайся жить, как богач, а поступай так, как при изменении погоды: попутный ветер — подни­май паруса, враждебный — опускай. Так же действуй в соответствии с обстоятельствами: богат — распускай пару­са; беден — сворачивай. Но, к сожалению, мы не умеем довольствоваться наличным, пока для нас так много значат жизненные удобства, работу же мы считаем позором, а смерть — худшим из зол. Если же достичь того, чтобы и удовольствия презирать, и к трудам не относиться с пред­убеждением, быть равнодушным к славе и бесславию и смерти не бояться, тогда можно поступать, как угодно, и не причинить себе боли.

Поэтому, как уже говорилось, я не понимаю, каким образом в самих обстоятельствах может заключаться что-нибудь неприятное — в старости, бедности, изгнании. Хо­рошо говорит Ксенофонт: «Если я покажу тебе двух братьев, наследовавших равное состояние, но одного живу­щего в нищете, а другого — в довольстве, не ясно ли ста­нет, что здесь виной вовсе не деньги, а нечто совсем другое?»¹⁰ Поэтому, если я покажу тебе двух стариков, двух бедняков, двух изгнанников, но один из них живет в полном спокойствии и благополучии, а другой — в посто­янной тревоге, не ясно ли, что тут виной не старость, не бедность, не изгнание, а нечто совсем иное?

А вот как обошелся Диоген с человеком, который жа­ловался на дороговизну в Афинах. Он взял и повел его в парфюмерную лавку и спросил, сколько стоит флакончик кипрского масла. «Мину», — ответил хозяин. «Да, доро­гой город Афины!» — воскликнул Диоген. Тогда он повел этого человека в харчевню и спросил, сколько стоит та­релка супа. «Три драхмы». «Что и говорить, дорогой го­род», — возмутился Диоген. Потом он справился о цене тонкой шерсти и стоимости овцы. «Мина», — ответили ему. «Дорогой город! — снова воскликнул он. — Теперь посмотрим, что тут», — и подвел его к продавцу бобов. «Почем мера?» «Грош», — ответил торговец. «Дешевый город!» — заметил Диоген. Подошел к продавцу смокв. «Два гроша». — «Ну а миртовые ягоды?» — «Два гро­ша». — «Поистине дешевый город Афины!» Следователь­но, не город дорог или дешев, а он кажется дорогим или дешевым в зависимости от образа жизни. В одном слу­чае — дешевым, в другом — дорогим. Точно так и в остальном. Поступаешь разумно, все кажется простым и легким, неразумно — все кажется тяжелым.

— Но все же, сдается мне, в бедности есть нечто тяж­кое и обременительное, и скорее, пожалуй, нужно больше уважать того, кто спокойно переносит бедную старость, чем старость в богатстве. — Но что плохого и обременительного в бедности? Разве Кратет и Диоген не были бедняками? Разве бедность была им тяжкой, когда они избавились от тщеславия и научились питаться дешевой пищей и просить подаяния? Тебя постигла беда, и ты кругом в долгах. «Бобы собирай и моллюсков...» — советует Кратет. Поступай так и легко одержишь победу над бедностью.

Почему, скажи мне, нужно больше ценить того, кто спокойно проводит старость в бедности, чем богатого ста-

рика? Ведь не так легко узнать, что собственно такое богатство и бедность. Много стариков достаточно богаты, а все недовольны. Есть, впрочем, и бедняки недостойные, жалкие и ничтожные. Одному нелегко пользоваться богат­ством и в то же время оставаться свободным и независи­мым, а другому — быть бедным и благородным. Перед каждым из них стоит одна и та же задача: кто умеет разумно пользоваться многим, тот сумеет справиться и с малым. И если это удается бедным, то нужно продолжать жить, если же нет, то легко уйти из жизни, как уходят с праздника.

Бион говорит: «Подобно тому как мы покидаем кварти­ру, когда хозяин, сдавший нам ее, не получает своевремен­но плату и отнимает ключи от дверей, забирает посуду и не дает пользоваться колодцем, так же мы покидаем наше бренное тело, когда природа, сдавшая нам его в аренду, отнимает зрение, слух, руки, ноги. В этом случае я не собираюсь задерживаться в мире и уйду, словно с пира, ничуть не расстраиваясь, из жизни, когда пробьет мой час, и мне скажут: " Взойди на корабль! " Подобно тому как опытный актер мастерски играет и в начале пьесы, и в середине, и в самом конце, так и мудрый человек хорошо проживает начало своей жизни, середину и достойно встре­тит свой конец. Когда мой плащ превращается в лохмотья, я бросаю его и больше не надеваю.

Так и жизнь, когда она уже ничего не стоит, я не влачу ее и не цепляюсь за нее, но покидаю ее, если уж не в силах быть в ней счастливым. Так поступил и Сократ. Ведь он вполне мог, если бы захотел, убежать из тюрьмы, но, когда судьи предложили ему заплатить денежный штраф, он не обратил на это предложение никакого внимания, а захотел, чтобы его почтили бес­платным кормлением в Пританее¹¹. Из трех отпущенных ему на приготовление к смерти дней он в первый же день выпил яд, не дожидаясь последнего часа третьего дня и захода солнца. В первый же день совершенно спокойно, как рассказывает Платон¹², без содрогания, не изменившись ничуть в лице, не побледнев, но даже весело и мужественно взял чашу и выпил одним глот­ком весь яд. Выплеснув остаток, как при игре в коттаб, он протянул чашу и сказал: «За твое здоровье, мой Алкивиад!»¹³

...Сократ спокойно переносил также дурной нрав своей жены и не раздражался, когда она громко бранилась. Когда

же Критооул спросил его: «Как ты только терпишь такую сожительницу?» Он в свою очередь спросил его: «А как ты — своих гусей?» «Какое мне дело до гусей?» — удивил­ся Критобул. «Так вот и я обращаю на нее не больше внимания, чем на гусыню!»¹⁴ Когда в другой раз Сократ пригласил Алкивиада на завтрак, а Ксантиппа, проходя мимо, в сердцах перевернула стол, он не огорчился и не закричал: «Что за безобразие!» — чтобы своими сетовани­ями устыдить ее, а просто собрал все упавшее со стола и попросил Алкивиада снова поставить на место. Тот сделал вид, что не слышит, и сидел смущенный, отвернувшись от стыда. Тогда Сократ сказал: «Выйдем на улицу. Кажется, Ксантиппа сегодня вымещает на нас свое дурное настрое­ние».

Несколько дней спустя, он сам завтракал у Алкивиада, как вдруг налетела огромная птица и перевернула блюдо с едой. Сократ отвернулся, как бы испытывая стыд, и перестал есть. Тогда Алкивиад засмеялся и спросил: не потому ли он не завтракает, что пролетела птица и все свалила. Он ответил: «Конечно. Ведь накануне, когда Ксантиппа перевернула стол, ты не захотел есть, так те­перь, думаешь, я стану есть, когда птица перевернула блюдо? Может быть, ты полагаешь, что она чем-нибудь отличается от глупой птицы? Если бы свинья перевернула стол, ты не стал бы сердиться, — продолжал он. — А если бы это сделала жена с нравом свиньи, то не потер­пел бы?»

III. Об изгнании¹⁵

Человеку, думающему, что изгнание отрицательно влияет на умственные способности, было бы, как мне кажется, полезным привести сравнение из области ис­кусств.

В самом деле, во время пребывания на чужбине чело­век не начинает хуже играть на флейте и не разучивает­ся исполнять свою роль в театре. Так же обстоит дело и со способностью принимать правильные решения. А тому, кто считает изгнание вредным по какой-либо другой при­чине, нужно только напомнить слова Стильпона¹⁶, о кото­рых я уже раньше вспоминал: «Каких, по твоему мнению, благ лишает человека изгнание — духовных, те­лесных или внешних? Может быть, оно лишает его бла­горазумия, способности правильно мыслить или делать

добрые дела?» — «Конечно, нет». — «Тогда, возможно, оно отнимает у него мужество, чувство справедливости или еще какую-нибудь добродетель?» — «Нет», — «Мо­жет быть, что-нибудь из телесных благ? Но разве на чужбине нельзя быть таким же здоровым и сильным, об­ладать таким же острым зрением и слухом (а иногда даже более острым), как на родине?» — «Конечно, мож­но». — «Не внешних ли благ лишаются люди в изгнании? Но разве мы не наблюдали, что у многих, после того как они становились изгнанниками, дела в создавшихся обсто­ятельствах складывались гораздо лучше? Разве Феникс, изгнанный Аминтором из Долопии, не бежал в Фесса­лию?»

И пришел я во Фтию, овец холмистую матерь, Прямо к Пелею-царю. И меня он, приняв благосклонно. Так полюбил, как любят родитель единого сына, Поздно рожденного старцу, наследника благ его многих. Сделал богатым меня и народ многочисленный вверил¹⁷.

И всем известный Фемистокл сказал: «Дети, мы по­гибли бы, если бы не погибли»¹⁸. Подобных примеров сколько угодно. Каких же благ лишает человека изгнание, причиной каких несчастий оно является? Что касается меня, я этого не знаю. Это мы сами часто себя закапы­ваем, независимо от того, находимся ли мы в изгнании или на родине.

— Тебя не поставят у власти, ты не будешь пользовать­ся доверием и свободой слова.

— Но некоторые изгнанники становятся начальника­ми городской охраны на службе у царей и даже прави­телями целых народов, получая богатые подарки и доходы. Разве изгнанный из Италии известный Ликин не был у нас губернатором и не стал доверенным лицом Антигона, а мы, находясь у себя дома, не подчинялись ли приказам Ликина? Ну а Гиппомедон из Лакедемона¹⁹, которого поставил ныне правителем Фракии Птолемей, или афиняне Хремонид и Главков²⁰, разве они не его ближайшие помощники и советники? Это тебе не какие-нибудь примеры из древней истории, а наша действи­тельность. И разве в конце концов его не поставили во главе огромного флота и не доверили громадную сумму денег, которой он мог распоряжаться по собственному ус­мотрению?

— Но в своей собственной стране изгнанники не могут стоять у власти.

— Да, но этого не могут делать и женщины, которые сидят дома, и дети, и вот эти мальчики, и глубокие ста­рики. Но разве они от этого страдают? Может быть, они огорчаются из-за того, что они не евнухи и поэтому не участвуют в свите матери богов Кибелы? Не все ли рав­но — быть правителем или жить как частный человек? Ты правишь многими (или немногими) взрослыми, а я руковожу несколькими детьми и в конце концов просто осуществляю власть над самим собой. Ведь одним и тем же опытом овладевают как многие, так и каждый в от­дельности: и государственный деятель, и тот, кто берется построить дом, и на чужбине, и дома. Одна и та же рассудительность нужна как правителю государства, так и частному лицу.

— Что будет, коли я не стану править, а буду жить частной жизнью?

— Но ты не сумеешь вести частную жизнь.

— А я и сейчас не могу, например, участвовать в празднике Фесмофорий, как женщины — в празднествах Эниалия, никто также не может войти в святилище хра­ма, но если кто-нибудь станет печалиться по этому пово­ду, разве это не было бы ребячеством? Подчас я не могу попасть в гимнасий, но, придя в баню, я намазываюсь тем же самым маслом для борцов, как и раньше в гим­насий. Так и в данном случае. Понимая, что здесь мне недоступна частная жизнь, я переселяюсь и живу в дру­гом месте. Подобно тому как, перейдя с одного корабля на другой, можно и на нем совершить удачное путешест­вие, так, сменив один город на другой, я могу и там быть счастливым. Таким образом, для меня не такое уж боль­шое несчастье или позор не жить среди дурных людей. Разве это мой позор, а не тех, кто изгнал меня, хотя я честен и справедлив?

Неплохо эта мысль выражена Филемоном. Однажды он поставил на сцене свою пьесу и возвращался домой. Некоторые из встречных вежливо говорили ему: «Какой хороший день был у тебя сегодня, Филемон». На что он отвечал: «Вы говорите так, потому что только сейчас увидели мою комедию. Но я всегда пишу хорошие пье­сы».

— Разве это не позор, когда тебя изгоняют дурные люди?

— Что же, ты бы предпочел быть изгнанным достойны­ми людьми? Или не таков смысл твоего вопроса? Ведь др-

бропорядочные люди никого не изгоняют бессмысленно и несправедливо. В противном случае они не были бы добро­порядочными. — Тогда не позорно ли, что такие люди от­крыто или тайно голосуют против тебя? — Это не твой позор, а тех, кто устраивает по такому поводу открытое или тайное голосование. Если бы, например, отпустив пре­красного врача, они выбрали на его место аптекаря и по­ручили бы ему дело государственной важности, то, как ты думаешь, это было бы позором и бедой врача или тех, кто участвовал в выборах?