Карсавин Л. П. Философия истории. СПб., 1993. С. 90. 46 Там же. С. 98

Не останавливаясь здесь на весьма любопытном анализе понятия «со­циальная группа», который дает Карсавин⁴⁷, отметим лишь, что со­циальную группу он понимает как «историческую коллективную инди­видуальность», рассматривая связанные с ней явления в качестве наи­более типичных для исторической науки. При этом он подчеркивает, что эти явления нельзя трактовать «как общие всем членам данной группы, класса, народа». И здесь несомненно созвучие идее Лаппо-Данилевского о коллективном индивидууме. К этой же сфере Карсавин относит «кон­струируемые историками системы мировоззрения, системы этических, эс­тетических норм и т.п.». Отметим, однако, что он оговаривается (в духе Лаппо-Данилевского), что не признает термин «конструировать» удачным, поскольку историк выстраивает эти системы «вовсе не произ­вольно», а на основе научного метода⁴⁸.

Подчеркивая, что для историка существенны главным образом «психические факты», Карсавин резко отрицает правомерность такого понятия, как «история материального быта». Отмечая рост интереса к этим сюжетам, он пишет со свойственным ему сарказмом:

В Петербурге даже образовали особую " Академию Материаль­ной культуры", трогательно именуемую " Маткульт"»49.

И констатируя, при каких условиях правомочно существование «истории костюма», «истории материального быта», отмечает:

Материальное само по себе, то есть в оторванности своей не важ­но. Оно всегда символично и в качестве такового необходимо для историка во всей своей материальности. Оно всегда выражает, ин­дивидуализирует и нравственное состояние общества, и его религи­озные или эстетические взгляды, и его социально-экономический строй»50.

Для советской исторической науки идеалистическая концепция Лаппо-Данилевского была абсолютно неприемлема. В какой-то мере удавалось сохранять и передавать его идеи в практике преподавания источниковедения, дипломатики, вспомогательных наук истории в Историко-архивном институте. Дело в том, что если идеологизиро­ванной советской исторической науке высокий профессионализм был не нужен и даже опасен, то архивное дело как отрасль государствен­ного управления без него не могло обойтись. Поэтому Историко-ар-хивный институт, основанный в 1930 г. и долгое время существовав­ший в системе НКВД, постепенно превращается в своего рода убе­жище профессионализма в исторической науке. В 30—40-е годы здесь

⁴⁷ Карсавин Л. П. Указ. соч. С. 90-95.

⁴⁸ Там же. С. 99. «Тамже. С. 100. ⁵⁰Тамже. С. 101.

получили редкую возможность преподавать лучшие научные силы: Ю. В. Готье, С. Б. Веселовский, В. И. Пичета, П. П. Смирнов, В. К. Лукомс-кий, И. Ф. Колесников, М. Н. Тихомиров, С. А. Никитин, И. И. Полосин, А. Н. Сперанский, Н. В. Устюгов и другие ученые и среди них ученик и последователь А. С. Лаппо-Данидевского А. И. Андреев. Но и в самом Историко-архивном институте (правда, не без вмешательства выше­стоящих партийных инстанций) разыгрались баталии вокруг насле­дия Лаппо-Данилевского, особенно острые в период идеологических кампаний второй половины 40-х годов.

Что же конкретно отличает источниковедческую школу, восходя­щую к наследию Лаппо-Данилевского, которой удалось сформиро­ваться в условиях, во-первых, сильнейшего давления со стороны идео­логизированного преподавания истории и, во-вторых, постоянного вытеснения гуманитарных дисциплин так называемыми «архивными», основное содержание которых составляла технология архивной рабо­ты. Остановимся лишь на трех принципиальных моментах: определе­ние понятия «исторический источник» (предмет исследования), струк­тура источниковедческого анализа (метод исследования), роль созна­ния исследователя в процессе исторического познания (методология). Системообразующее значение для любой научной дисциплины имеет определение ее предмета, понимание природы которого во многом обусловливает и метод исследования. Если в советской исто­рической науке господствовало (да и во многом продолжает удержи­вать позиции) определение: исторический источник — это все, отку­да можно получить информацию о развитии человеческого общества, — то в рамках данной парадигмы исторический источник рассматрива­ется как произведение, созданное человеком в его деятельности, как продукт культуры (в широком понимании). Различия этих двух подхо­дов к определению предмета источниковедения вполне очевидны. В рамках первого из них не определяется природа исторического ис­точника, его субстанция, а лишь обозначается функция (служить в историческом познании) некого неизвестного предмета или явления. В рамках второго акцент делается на понимание психологической и социальной природы исторического источника, которая и обуслов­ливает его пригодность «для изучения фактов с историческим значе­нием». Обозначенные различия имеют глубокую методологическую основу, поскольку в конечном счете обусловлены разным понимани­ем объекта исторического познания. Первое определение исходит из посылки инвариантности исторического прошлого, его осуществлен-ности в определенных формах, что заставляет сделать это прошлое объектом исторического познания, а генеральным методом такого познания — все более и более точное моделирование этого единственно возможного прошлого. Если же историческое прошлое понимается как реконструкция историка, в основе которой лежит диалог его созна­ния (и психики в целом) с сознанием (и психикой) людей, прежде

живших, то такой диалог начинается с понимания «Другого» (челове­ка прошлого), объективную (овеществленную) основу для чего и дает «реализованный продукт человеческой психики» — исторический ис­точник, который позволяет в ходе интерпретации перевоспроизвести «одушевленность» (психику, индивидуальность) своего творца.

Разное понимание предмета источниковедения ведет к различиям в понимании и его метода. Лаппо-Данилевский, определяя истори­ческий источник как «реализованный продукт человеческой психи­ки, пригодный для изучения фактов с историческим значением», стре­мился путем интерпретации исторического источника понять его авто­ра — человека прошлого и дальше на этой основе осуществлять историческое построение, т.е. осмысливать исторический факт в систе­ме не только коэкзистенциального (сосуществующего), но и в первую очередь эволюционного целого, т.е. по сути с позиций современности выявить ценность и действенность факта и приписать ему историческое значение. Причемдля понимания концепции Лаппо-Данилевского важ­но постоянно помнить, что он разделял источниковедческое иссле­дование и историческое построение только аналитически, прекрасно понимая неразделенность этих составляющих в процессе исследова­ния. В рамках долгое время господствовавшей (по сути позитивистс­кой) парадигмы исторический источник рассматривается лишь как хранилище нужных историку для выстраивания (реконструкции) ин­вариантного прошлого фактов. Именно из-за этого в господствовав­шей как в науке, так и в преподавании парадигме источниковедчес­кий метод часто подменялся техникой добывания «достоверной» ин­формации. При этом метод собственно источниковедческого исследования исчезал. Признание единства метода источниковедчес­кого исследования в источниковедческой школе Историке-архивного института ведет к целостному пониманию источниковедческого ана­лиза, рассматриваемого как система исследовательских процедур, ни один из элементов которой не может быть опущен без ущерба для корректности конечного результата. В этой системе первостепенное внимание уделяется характеристике автора, обстоятельствам созда­ния исторического источника, его значению в контексте породившей его действительности. И только исследование всего комплекса про­блем, связанных с происхождением источника и его функционирова­нием в породившую его эпоху, позволяет перейти (еще раз подчерк­нем: в аналитическом, а не во временном смысле) к интерпретации содержания и оценке информации.

Отличительная черта источниковедческой парадигмы, восходящей к наследию Лаппо-Данилевского, в том, что в ней рассматривается не только соотношение источника и действительности, но и взаимо­действие познающего субъекта и источника, при взаимосвязанном анализе этих аспектов. Особое внимание уделяется различению взгля­дов автора исторического источника, воззрений, сложившихся в ис-

ториографии на разных этапах ее развития, и собственной точки зре­ния исследователя, без чего невозможен самостоятельный историчес­кий синтез, но существует опасность неосознанного восприятия точ­ки зрения, оценок, сложившихся в историографии в иную эпоху, в контексте другого эволюционного целого. Начинающий исследователь постоянно учился анализировать содержание собственного сознания, выявлять происхождение и структуру тех исторических представле­ний, которые у него складывались при знакомстве с историографией и в процессе собственной исследовательской работы.

Как уже было сказано, в основе научно-педагогической школы лежит эпистемологическая концепция Лаппо-Данилевского. Но явля­ется ли методологическая школа Историко-архивного института лишь хранительницей традиции или все же, несмотря на идеологическое давление и иные сложности существования в жестких рамках «един­ственно верного» учения, ученые, принадлежащие к данному направ­лению, смогли достичь нового уровня исторических исследований? По-видимому, к существенным достижениям последних десятилетий следует отнести последовательную разработку видовой структуры кор­пуса исторических источников российской истории. Еще в конце 1930-х годов в учебниках, подготовленных на кафедре вспомогательных ис­торических дисциплин Историко-архивного института М. Н. Тихоми­ровым и С. А. Никитиным, начинает реализовываться идея видового структурирования корпуса исторических источников и разработки видовых методик. В 1950—1960-х годах создается серия учебных про­грамм, структурированных по видам исторических источников, и учеб­ных пособий, обозревающих отдельные виды и рассматривающих ви­довую методику источниковедческого исследования⁵¹. Теоретическая разработка феноменологической парадигмы гуманитарного знания, осмысление эпистемологической концепции А. С. Лаппо-Данилевско­го в соотнесении с современными проблемами гуманитарного позна­ния ведется в последние десятилетия О. М. Медушевской.

Проведенные исследования логической структуры феноменоло­гической парадигмы гуманитарного знания, теоретических основ ис­точниковедения, видовой структуры корпуса исторических источни­ков и отдельных видов исторических источников российской истории позволяют, на наш взгляд, сформулировать на основе эпистемологи­ческой концепции Лаппо-Данилевского и в рамках источниковедчес­кого подхода критерий сравнительно-исторического исследования.

Как было показано, методологическая концепция Лаппо-Дани­левского, являясь по своим основаниям идиографической, рассмат­ривает исторический факт не изолированно, а в контексте коэкзис-тенциального и эволюционного целого, что позволяет синтезировать

^Sl См.: Медушевская О. М. Источниковедение в России XX в.: Научная мысль и социальная реальность//Советская историография. М., 1996. С. 42-77.

радиографический и номотетический подходы. Иными словами, исто­рик преимущественно изучает индивидуальное воздействие индиви­дуума на среду с идиографической точки зрения, но для объяснения этого воздействия должен учесть воздействие среды на индивидуума с номотетической точки зрения, с которой он изучает действие

Среды на индивидуумов в ея уравнительном значении, т.е. в той мере, в какой она производит такие изменения в психике индивидуу­мов (а значит и в их действиях, и в их продуктах), благодаря которым они делаются сходными в некоторых отношениях...».

Это уравнительное, типизирующее влияние социальной среды (коллективного индивидуума) на индивидуальность, а значит, и осо­бенности самой этой среды наиболее последовательно проявляются на уровне основной классификационной единицы источниковедения — вида исторических источников. Именно под влиянием унифицирую­щего воздействия социальной среды индивидуальные результаты реа­лизации человеческой психики (продукты культуры) приобретают общие черты и могут быть названы собирательно: мемуары, периоди­ческая печать и т.д. Итак, вид исторических источников репрезенти­рует формы человеческой деятельности, совокупность которых и со­ставляет историю общества в определенный период. Именно поэтому эволюция видов исторических источников может выступать как кри­терий в сравнительно-исторических исследованиях.

Подведем итоги:

• осознание истории как целостного процесса в сочетании с на­блюдениями над другими культурами, известными европейцам со времени Великих географических открытий, привело к построению стадиальных теорий исторического процесса, воплощающихся в виде образов «ступеней исторической лестницы» и «возрастов человече­ства»;

• основная цель сравнительно-исторического исследования в этом случае — изучить иные социокультурные общности, как сосуществу­ющие одновременно с проводящим исследование историком и дос­тупные этнографическому описанию, так и уже исчезнувшие и дос­тупные только историческому изучению, и на этой основе реконстру­ировать начальные периоды собственной истории;

ш такой подход разрушает единое историческое пространство, поскольку оставляет другие, неевропейские, народы как бы в ином коэкзистенциальном пространстве (на более низкой ступени истори­ческого развития);

• Гегель использует принцип сравнения по отношению к систе­мообразующему фактору — созданию и изменению государства как в коэкзистенциальном, так и в историческом пространстве. Таким об-

разом, он фактически выстраивает свою историческую теорию, про­водя сравнение как в рамках коэкзистенциального, так и в рамках исторического целого, что будет свойственно наиболее разработан­ным концепциям только в XX в.;

• теория общественно-экономических формаций К. Маркса и Ф. Энгельса как классическая стадиальная теория предполагает ис­пользование метода аналогий, но в этом сравнение опосредуется зна­нием законов общественного развития, социальной модели, которая и служит образцом для сравнений;

• в конце XIX в. была осмыслена методологическая оппозиция «номотетика — идиография»; номотетические подходы как типизиру­ющие нацелены в первую очередь на выявление общего, а идиогра-фические как индивидуализирующие — на выявление особенного;

• в концепции Н. И. Кареева осмысление оппозиции помологи­ческих и идиографических подходов привело к разграничению срав­нительно-социологического и сравнительно-исторического исследо­вания;

• социальные изменения начала XX в. ведут к принципиальным изменениям целей исторического познания; в силу интеграционных процессов в развитии общества в новейшее время и историческая наука начинает преодолевать национальные границы; ее объектом стано­вится «всеединое человечество»; системное постижение целого невоз­можно без компаративного анализа его составляющих, что обуслов­ливает значение сравнительно-исторического метода в построении исторического метанарратива;

• теоретике-познавательная концепция А. С. Лаппо- Данилевско­го, интегрирующая идиографический и номотетический подходы в историческом познании, позволяет предложить метод сравнительно-исторического исследования, основанный на сопоставлении корпуса исторических источников, порожденных разными культурами.

Литература

Настоятельно рекомендуемая

Кареев Н. И. Историка (Теория исторического знания). Пг., 1916. 231 с. Февр Л. От Шпенглера к Тойнби//Февр Л. Бои за историю. М., 1991. С. 72-96.