ВВЕДЕНИЕ 10 страница. Подчеркнем то, что до сих пор сохранило ценность и актуальность в философии славянофилов

Подчеркнем то, что до сих пор сохранило ценность и актуальность в философии славянофилов.

1. Славянофилы в теории познания выдвинули принцип “живознания”, или живого, цельного знания. В западноевропейской философии красота, добро и истина рассматриваются как самостоятельные сферы сознания и духовной деятельности. Красота сама по себе, истина сама по себе, добро само по себе. В принципе, красота может быть и злой, и истина тоже может быть недоброй.

Для славянофилов познание должно включать в себя все три момента в единстве. Истина должна быть доброй и прекрасной, а настоящая красота должна совпадать с истиной и добром. В русском языке это единство истины, добра и красоты выражается в слове, которое непереводимо на европейские языки – “правда”. Только русские различают истину и правду. Можно поступать по истине, например, в соответствии с законом. А можно поступать по правде или по совести. Для европейца справедливо то, что соответствует норме закона. Для русского – справедливо поступать не по закону, который формален и рассудочен и не может учитывать бесконечную сложность реальной жизни, но по совести.

Таким образом, для славянофилов процесс познания выступает единством разумного, эстетического и этического моментов. И в основе этого единства лежит интуиция, невыразимая в абстрактных понятиях; эту интуицию славянофилы часто называли верой. Таким образом, процесс познания выступает живым знанием, или живознанием.

В ХХ веке эти идеи славянофилов совпадают с так называемым ценностным подходом, с аксиологией – наукой о ценностях, которая сейчас интенсивно разрабатывается в западной философии.

2. Идея духовно-психологической основы народной души, или то, что сейчас называют менталитетом. Существует основа народной жизни, которая является более глубокой, чем экономический, политический строй, чем любая идеология, которая сегодня может быть одной, а завтра другой. Эта основа и определяет особенности экономики и политики данного общества, особенности его исторического пути.

Например, немцы хоть при капитализме, хоть при социализме все равно будут жить богаче и чище, чем их славянские соседи. Зато у нас есть Достоевский, который сказал о человеке больше и глубже, чем любой европейский писатель.

3. Идея многовариантности исторического развития народов. Не существует одних исторических законов для всех народов. Каждый народ имеет свою уникальную историю и культуру. Например, от эскимосов в принципе не дождаться ни рабовладельческого строя, ни рыцарства, ни банков, ни коммунизма. Но зато у них уникальный орнамент на ножнах кинжала и неповторимая мелодия свадебных песен. Нет единой человеческой культуры, но есть многообразие культурных типов.

При изложении взглядов славянофилов остановимся на идеях одного из важнейших представителей этого течения – И.В. Киреевского.

Иван Васильевич Киреевский (1806-1856) родился в высококультурной семье. В десятилетнем возрасте был хорошо знаком с лучшими произведениями русских писателей, читал в оригинале французскую классическую литературу, к двенадцати годам знал в совершенстве немецкий язык. Большую роль в его воспитании сыграла его мать – Авдотья Петровна Елагина (по второму мужу), религиозная женщина с сильным характером, которая была в тесной дружбе со своим родственником, известным поэтом-романтиком Жуковским.

В 1829 году Киреевский влюбляется в Наталью Петровну Арбенину и просит ее руки, но получает от ее семьи отказ по причине дальнего родства. Это оказалось для него страшным ударом, и даже были опасения за его здоровье. В 1830 году он уезжает за границу, в Берлине слушает лекции Гегеля, знакомится с ним и его учениками лично. В Мюнхене он встречается с Шеллингом и Океном и также посещает их лекции. В письме к матери он восторженно пишет: “Я окружен первоклассными умами Европы! ”.

По возвращении из-за границы Киреевский основывает в 1831 году журнал “Европеец”, целью которого должно стать содействие сближению и взаимодействию русской и западной культуры. В журнале он помещает свою статью “Девятнадцатый век”, из-за которой журнал закрывается, так как император Николай I усмотрел в ней скрытое требование конституционного правительства. Киреевскому грозила высылка из столицы, но помогло заступничество Жуковского. В течение 11 лет после этого Киреевский практически ничего не писал.

В 1835 году Киреевский женится на Н.П. Арбениной, под ее влиянием начинает читать творения Отцов Церкви, у него складываются близкие отношения с духовными старцами Оптиной пустыни. В 1852 году славянофилы издают журнал “Московский сборник”, в котором появляется статья Киреевского “О характере просвещения Европы и его отношении к просвещению России”. И снова журнал закрывается правительством из-за статьи Киреевского. Автор был отдан под гласный надзор полиции.

После смерти Николая I повеяло ветром свободы. В 1856 году в Москве основывается журнал “Русская беседа”; в этом журнале публикуется статья Киреевского “О необходимости и возможности новых начал для философии”, которая им самим рассматривалась как введение к большой работе. Но Киреевский умирает от холеры в Петербурге, куда приехал навестить сына.

Дадим содержание работы Киреевского “О характере просвещения Европы и его отношении к просвещению России”. Эта работа важна тем, что в ней сравнивается культура Западной Европы и России с позиций славянофильства.

Статья начинается с изложения общепринятой точки зрения, с которой затем спорит Киреевский. Эта точка зрения состоит в том, что различия между просвещением Европы и России состоят лишь в степени, а не в характере и не в духе. Наша образованность есть лишь подражание Европе, мы лишь смышленые ученики, быстро все перенимающие.

Но в чем состоит европейское просвещение? – спрашивает Киреевский. В европейском развитии во второй половине XIX века произошли перемены. Европейское просвещение в это время достигает полноты развития и ясности итогов, но результатом этого является всеобщее чувство недовольства и обманутой надежды. Дело в том, что самая европейская жизнь была лишена существенного смысла, т.к., по мнение Киреевского, она не проникнута общим убеждением и не украшена высокою надеждою, не согрета глубоким сочувствием.

Многовековой холодный анализ разрушил основы, на которых стояло европейское просвещение с самого начала своего развития; в результате его собственные коренные начала сделались для него посторонними, чужими, противоречащими его результатам.

В этом рассуждении Киреевского мы видим типичные для славянофилов характеристики культуры Запада: западная культура строится на отвлеченном разуме (отвлеченном от моральной, нравственной стороны), в основе ее лежит “самодвижущийся нож разума”, “отвлеченный силлогизм”, все развитие в целом является односторонним.

В России лишь немногие увлеклись наружным блеском этих безрассудных систем. Большая часть людей все-таки обратилась к истокам просвещения в России. Киреевский пишет о том, что историки открыли в глуши монастырей и в пыли забытых архивов драгоценные памятники старины. И в этих памятниках обнаруживаются те основные начала, из которых сложилось своеобразие русского быта и русского просвещения.

Киреевский выдвигает положение о том, что начала русского просвещения совершенно отличны от тех элементов, из которых составилось просвещение европейских народов.

Отличие состоит прежде всего в национальных особенностях. Каждый из европейских народов остается чем-то особым, в то же время вместе они составляют одно духовное единство. Поэтому англичанин, француз, немец не перестают быть европейцами, сохраняя свою национальную особенность. Россия же живет жизнью, отдельной от Европы. Поэтому русскому человеку, чтобы сродниться с образованностью западною, надо уничтожить свою народную личность, т.к. и внешность, и внутренний склад ума в нем - следствие совсем другой жизни. Таким образом, француз является одновременно европейцем, русский же перестает быть русским, становясь европейцем.

Кроме различий национальных, Киреевский называет еще три исторические особенности, отличающие западное просвещение от русского. Это: особая форма, через которую проникало в него христианство; особый вид, в котором перешла в Европу образованность античного мира; и особые элементы, из которых сложилась европейская государственность. Рассмотрим эти особенности по отдельности.

Первое. Христианство – душа умственной жизни народов и Европы, и России. Но в Западную Европу христианство проникало через римскую церковь. Для Рима же характерно господство материального начала, здесь наружная рассудочность берет верх над внутренней сущностью. Отделившись от вселенской православной церкви, римская церковь (католичество) эту свою особенность, рассудочность, превратила в исключительную форму, и в этой односторонней форме христианское учение проникло в умы подчиненных ей европейских народов.

В противоположность Западу Россия получила христианство из Византии в его полноте и цельности еще до отпадения римской католической церкви от церкви вселенской. Россия оказалась наследницей духовной философии также восточных отцов церкви, писавших после Х века. Киреевский считает, что эта философия чисто христианская, глубокая, живая, ее отличие в том, что она возвышает разум от рассудочного механизма к высшему, нравственно свободному умозрению.

Таким образом, русское православие более первородно, чем западное католичество.

Второе. Образованность дохристианского мира, т.е. Древней Греции, была известна Западу в переработанном, вторичном виде, какой она приняла в жизни древнего языческого Рима. Киреевский пишет о языке римлян, задавившем “под искусственной стройностью грамматических конструкций естественную свободу и живую непосредственность душевных движений”; о римских законах, “где стройность внешней формальности доведена до столь изумительного логического совершенства при изумительном тоже отсутствии внутренней справедливости”; римской религии, где за внешними обрядами забывается их таинственное значение; римских нравах, “где так высоко ценилась внешняя деятельность человека и так мало обращалось внимания на ее внутренний смысл”.

В Россию же образованность древнеязыческого мира перешла из рук вселенской православной церкви, и, только став вполне православной, Россия начинала осваивать “результаты наукообразного просвещения древнего мира”. То есть, античную культуру Россия получила в действительности не от Запада, а из рук православия, в более цельном, первичном виде, так как Византия была непосредственно связана с греческой культурой.

Наконец, третий элемент просвещения – государственность. Государственный быт Европы “почти везде возник насильственно, из борьбы насмерть двух враждебных племен: из угнетения завоевателей, из противодействия завоеванных и, наконец, из тех случайных условий, которыми наружно кончались споры враждующих, несоразмерных сил”. Так произошло в Англии – через завоевание ее норманнами.

Русский же народ не испытывал завоевания, устраивался самобытно. Его угнетатели всегда оставались вне русской жизни, не вмешиваясь в ее внутреннее развитие. Татары, ляхи, венгры, немцы и другие бичи, посланные ему провидением, могли только остановить его образование и действительно остановили его, но не могли изменить существенного смысла его внутренней и общественной жизни.

В Европе непримиримая борьба двух спорящих племен, угнетавшего и угнетенного, произвела постоянную ненависть сословий. В результате отдельная личность стремилась сделаться сама верховным законом своих отношений к другим. “Каждый благородный рыцарь внутри своего замка был отдельное государство”. Поэтому отношения между лицами приобрели внешний, формальный, договорной характер. Такой же формальный характер приобрели и отношения между сословиями.

Россия же даже во времена разделения на мелкие княжества всегда сознавала себя как одно живое целое: единый язык, единство убеждений, единая вера. И закон в России не сочинялся, но записывался на бумагу уже после того, как он сам собою устанавливался в реальной жизни народа и становился необходимой вещью.

Далее Киреевский переходит к различиям права поземельной собственности в Европе и в России. В Европе ценность личности определяется в зависимости от величины ее земельной собственности. В России же наоборот, личность является главной, а право собственности только ее случайное отношение. Так, “отношения помещика к государству зависят не от поместья его, но его поместье зависит от его личных отношений”. То есть в России общество слагается не из частных собственностей, к которым приписываются лица, но из лиц, к которым приписывается собственность. Во главу угла ставятся личные свойства. Например, князь наделял землей дружинника за хорошую службу, за смелость в бою.

Киреевский красочно описывает различия в характере народных обычаев и частных нравов. Западный человек раздробляет свою жизнь на отдельные устремления и лишь рассудком связывает их в один общий план. Поэтому в одном углу его сердца живет чувство религиозное, в другом – отдельно – силы разума и усилия житейских занятий; в третьем – стремление к чувственным утехам; в четвертом – нравственно-семейное чувство; в пятом – стремление к личной выгоде; в шестом – стремление к наслаждениям.

Поэтому западный человек может поутру молиться с горячим, напряженным, изумительным усердием; потом, забыв молитву, упражняет другие силы в работе; потом забывает о работе за смехом и звоном застольных песен; потом может забыть весь день и всю жизнь в мечтательном наслаждении искусственного зрелища. На другой день ему легко вновь начинать оборачивать то же колесо своей наружно-правильной жизни.

Не таков русский человек. Молясь в церкви, он не кричит от восторга и не падает без чувств от умиления; но старается сохранить трезвый ум и цельность духа. Зато с молитвой происходят все его дела – с молитвой он садится за стол, с молитвой выходит, с молитвой входит в дом, с молитвой принимается за любое дело. Последний крестьянин, являясь во дворец перед лицо великого князя, не кланяется хозяину прежде, чем преклонится перед святыми иконами, которые всегда стоят в почетном углу каждой избы.

Однако Киреевский делает далее примечательную оговорку об опасной стороне такого постоянного стремления русского человека “к совокупной цельности всех нравственных сил”.

Если еще не достигнута самобытная зрелость внутренней жизни и отсутствует руководство со стороны высшего ума, то жизнь русского человека “может представить неправильное сочетание излишних напряжений с излишними изнеможениями”. Поэтому русский человек может, сосредоточивая все свои силы в работе, в три дня сделать больше, чем осторожный немец не сделает в тридцать; но зато потом уже долго не может добровольно приняться за дело свое. То есть русского человека можно поднять на подвиг, но систематически он обычно работать не может. Русский человек нуждается в руководстве извне.

Киреевский сравнивает семейную жизнь в России и в Европе. До сих пор сохраняется характер семейной цельности в русском крестьянском быту. Каждый член семьи, при всех своих беспрестанных трудах и постоянной заботе об успешном ходе всего хозяйства, никогда в своих усилиях не имеет в виду своей личной выгоды. Цельность семьи есть одна общая цель и пружина. Весь избыток хозяйства идет одному главе семейства. Один член семейства всегда готов добровольно пожертвовать собою за другого, когда видит в своей жертве общую пользу своей семьи. Таким образом, сохранены ценности патриархальной семьи.

На Западе же наблюдается ослабление семейных связей. Особенно в высших слоях европейского общества семейная жизнь стала даже для женщин делом почти посторонним. От самого рождения дети знатных родов воспитываются за глазами матери, т.е. вне семьи – в монастырях и пансионах. И возвращаются в семью лишь для того, чтобы идти под венец. И далее будущая мать семейства вступает в круг светских обязанностей прежде, чем узнала обязанности семейные.

На Западе гордятся роскошью как преимуществом. Русский же человек больше золотой парчи придворного уважает лохмотья юродивого. Роскошь проникала в Россию как зараза от соседей. В ней извинялись, ей поддавались, как пороку, всегда чувствуя ее незаконность, не только религиозную, но и нравственную и общественную.

Киреевский подводит итоги своему разбору европейской культуры и русской. Он пишет, что главной чертой европейской культуры является раздвоение и рассудочность всех видов бытия, общественного и частного. В России, напротив, характерно стремление к цельности бытия внутреннего и внешнего, общественного и частного, умозрительного и житейского. В России не раздвоение, а цельность, не рассудочность, а разумность.

И вот здесь Киреевский ставит недоуменный вопрос. Почему же русская образованность при всех своих явных преимуществах не развилась полнее образованности европейской? Отчего Россия не опередила Европу? Отчего не стала она во главе умственного движения всего человечества, имея столько залогов для правильного и всеобъемлющего развития?

Вот решение этой проблемы самим Киреевским. Особенность России заключалась в полноте и чистоте христианского учения. Но в этом же таилась и опасность для развития России, так как легко было смешать наружную форму выражения с внутренним смыслом, спутать букву с духом. Постепенно, в ХVI веке, уважение к внешнему, к букве начинает преобладать над уважением к внутреннему, к духу. Таким образом уважение России к источникам нечувствительно для нее самой перешло в уважение более к наружному, чем к внутреннему и к живому.

В результате появляется односторонность в русской образованности, которая и явилась причиной религиозных расколов, а также привела к стремлению усвоить чужую образованность. Но основа образованности России живет еще в ее народе и в его святой православной церкви, – подчеркивает Киреевский. На этом основании и должно быть воздвигнуто здание просвещения новой России.

Киреевский связывает возможность этого воздвижения с надеждой на образованный класс, т.е. интеллигенцию. Она до сих пор проникнута западными идеями, но убедится наконец в односторонности европейского просвещения и обратится к чистым источникам древней православной веры своего народа. Тогда будут возможны в России наука и культура, основанные на самобытных началах, отличных от европейского просвещения.

В то же время Киреевский уточняет, что речь идет не о ломке настоящей, уже сложившейся, жизни и не о слепом восстановлении прошлого, но о том, чтобы начала святой православной церкви придали высший смысл уже усвоенному европейскому просвещению и чтобы цельность бытия этих высших начал стала навсегда уделом настоящей и будущей нашей православной России.

Таким образом, речь идет не о вытеснении западных начал самобытными русскими началами, а о включении их в качестве подчиненных моментов в эти русские начала.

Лекция 3.

Владимир Соловьев

Владимир Соловьев (1853-1900) родился в семье известного русского историка С.М. Соловьева. Его дед был священником в Москве, а по матери он происходил из старинного украинского рода. В семье царила религиозная атмосфера, в которую с самого детства был погружен будущий философ. У Вл. Соловьева с детства были предрасположенность к мистицизму, способность видеть вещие сны и видения. В возрасте 9-ти лет (по некоторым источникам в 10 лет) он стоял во время богослужения в церкви, в этот миг завеса чувственного мира перед ним раздвинулась, и ему явилась “София” – божественный образ вечной женственности, в виде прекрасной женщины.

В 13 лет начинаются религиозные сомнения. В 14 лет Вл. Соловьев становится совершенным материалистом и атеистом, последователем Писарева. Как пишет о нем друг с юности, известный философ Л.М. Лопатин, “это был типический нигилист 60-х годов”.

Однако в 16 лет начинается возвращение к вере. Соловьев знакомится с работами голландского философа Спинозы, от которого воспринимает живое чувство реальности Бога и переживание духовного всеединства мира. Соловьев сначала учится на естественном факультете МГУ, затем переходит на историко-филологический факультет, готовится к сдаче государственного экзамена и сдает его в 1873 году. С осени 1873 по лето 1874 года Соловьев посещает лекции по философии и богословию в Московской Духовной академии.

В 1874 году публикует магистерскую диссертацию “Кризис западной философии. Против позитивистов”. После ее защиты в Петербургском университете известный историк Бестужев-Рюмин заявляет: “Россию можно поздравить с гениальным человеком”. В начале 1875 года Соловьев читает лекции в Московском университете и на Высших женских курсах. Летом 1875 года уезжает в Англию для изучения мистической литературы. В разгар занятий в библиотеке Соловьеву второй раз на краткий миг является София, и внутренний голос говорит ему: “В Египте будь! ”. Соловьев едет в Каир, отправляется пешком, без провизии, в цилиндре и пальто в пустыню, встречает кочевников, которые сначала его испугались, приняв за дьявола, но потом его ограбили и скрылись. С наступлением ночи Соловьев ложится на землю, и на рассвете мир преображается перед ним... Вот как он описывает третью встречу с Софией в стихотворении “Три свидания”.

Все видел я, и все одно лишь было, –

Один лишь образ женской красоты...

Безмерное в его размер входило, –

Передо мной, во мне – одна лишь ты.

Данное четверостишие между прочим можно рассматривать как формулировку важнейшего принципа философии Соловьева – всеединства.

В конце 70-х годов Соловьев пишет работу “Чтения о Богочеловечестве”. В 1880 году он защищает в Петербургском университете докторскую диссертацию “Критика отвлеченных начал”. Он преподает в Московском и Петербургском университетах и на Высших женских курсах. Но в марте 1881 года, после убийства Александра II, в публичной лекции Соловьев призывает царя простить убийц своего отца во имя высшей христианской правды и великодушно не приговаривать их к смертной казни. Это выступление ставит его в сложные отношения с официальными властями. Поэтому он оставляет преподавательскую деятельность и целиком уходит в публицистику и писание книг по общественной и церковно-религиозной проблематике.

Он пишет книгу “История и будущность теократии”, которая не допускается к печатанию в России из-за католических симпатий Соловьева и публикуется за границей в 1887 году. В 1889 году он публикует в Париже на французском языке книгу “Россия и вселенская Церковь”. В ней Соловьев положительно оценивает роль римско-католической церкви, которая создала всемирную надгосударственную организацию. Соловьев исходит из незримого мистического единства римско-католической и православной церквей и разрабатывает теократическую утопию (общество, которое бы управлялось не государством, а церковью). Согласно Соловьеву, соединение власти Римского папы с властью русского Царя явилось бы основой для осуществления на земле Царства Божьего. Эти идеи об управлении общества не государством, а церковью как духовной и нравственной силой присутствуют и в романах Достоевского.

В 90-х годах Соловьев возвращается к философской проблематике, пишет труд “Оправдание добра”, посвященный проблемам этики. Планирует также написать крупные работы по проблемам теории познания и эстетики, но успевает сделать лишь ряд статей по этим вопросам. В этот же период выходит его работа “Смысл любви”, о которой Н. Бердяев напишет, что это “единственное оригинальное слово, сказанное о любви-эросе в истории христианской мысли”.

Последней работой Соловьева явился этюд “Три разговора о войне, прогрессе и конце всемирной истории” с приложением “Повести об Антихристе”. В ней философ отказывается от надежд на достижение идеалов абсолютного добра в земной жизни.

В январе 1900 года Вл. Соловьев избирается почетным академиком Академии наук по разряду изящной словесности, это свидетельствует о примирении официальной России с Вл. Соловьевым. В том же году здоровье его резко ухудшается, он чувствует неимоверную слабость. 31 июля Вл. Соловьев умирает в подмосковном имении князя Петра Трубецкого. Перед смертью он исповедуется и причащается у православного священника. Это обстоятельство важно подчеркнуть, так как ходили разговоры, что Соловьев принял католическую веру. Похоронен на Новодевичьем кладбище рядом с могилой отца.

Соловьев был очень близорук и с трудом различал близлежащие предметы. Но, как подчеркивает его друг Евгений Трубецкой, он был способен проникать за доступную внешним чувствам поверхность вещей и “видел что-то запредельное, что для всех оставалось скрытым”. У него была наружность аскета, а густые волосы до плеч и борода делали его похожим на икону. Маленькие дети, встречая его на улице, хватали за полы шубы и кричали: “Боженька, боженька! ”.

Соловьев любил дружеские беседы за рюмкой легкого вина, ему были свойственны детская веселость, склонность к иронии и шутке. Друзья отмечали его манеру хохотать громко и заразительно, и что-то божественное было в этом его хохоте. Соловьев был человек без семьи, без определенных занятий, без дома. Жил или в имениях своих друзей, или заграницей. Н. Бердяев характеризует Вл. Соловьева как загадочного и противоречивого человека, о котором возможны самые противоположные суждения.

Дадим общий очерк философии Соловьева. Центральной идеей этой философии является идея духовной телесности. Из этой идеи можно вывести другие важные положения его философии, такие как идея Всеединства и Богочесловечества, идея Софии.

Итак, идея духовной телесности. Она заключается в том, что не существует телесность, или материя, сама по себе и дух сам по себе, раздельно. В отличие от западной философии, где, например, у Декарта, существуют отдельно друг от друга материя как чистое протяжение и мышление. И факт соответствия телесности и мышления друг другу Декарт вынужден объяснять через вмешательство Бога. Бог делает так, что наши мысли и движение нашего тела совпадают друг с другом.

В русской же философии, в данном случае у Соловьева, материя изначально духовна. Нет совершенно безжизненной материи, в ней всегда присутствует духовное начало в той или иной степени. Так же и не существует чистая духовность сама по себе. Материя, можно сказать, светится духовностью, как ночной троллейбус изнутри светится через свои окна.

Итак, имеем единство духовности и материи. Отсюда переходим к другой идее философии Соловьева, к идее всеединства. Самая краткая формула всеединства – все во всем. Весь мир в целом присутствует в каждой его малейшей части. Так, во мне присутствуют, действуют и проявляются все законы Вселенной одновременно. Изучение каждой части, пылинки даже, позволяет познавать законы мира в целом. Здесь применима формула Божественной Троицы – неслиянно и нераздельно. Каждый элемент мира существует как нечто индивидуальное и самостоятельное и в то же время выступает частью, подчиненной целому. Можно провести аналогию с принципом соборности славянофилов. Это единство, в котором сохраняется индивидуальность.

Итак, мир есть духовная телесность и все присутствует во всем, т.е. мир есть всеединство. Однако реально мир несовершенен, он находится в падшем, греховном состоянии. Материя разорвана пространством и временем. Например, мы сейчас разделены пространственно в этой аудитории и также разделены временем – разный возраст, разные поколения, разный жизненный опыт. У каждого свой личный, эгоистический интерес; также и классы и сословия разделены своими эгоистическими интересами. Государства враждебны друг другу, воюют между собой из-за территорий и людских ресурсов. Каждая вещь распадается на атомы и молекулы и противостоит другой вещи. И в животном мире борьба за существование и тоже эгоизм.

Таким образом, реально в мире присутствует распад и отчуждение, в мире присутствует смерть как выражение этого распада и отчуждения. Всеединство же присутствует лишь потенциально, как идеальная возможность. Реально всеединства нет, но оно должно быть. Мир должен находиться во всеединстве, хотя реально он находится в падшем и греховном состоянии.

Это противоречие между реальной разорванностью мира и должным состоянием всеединства разрешается, согласно Соловьеву, через эволюционный процесс. Бог в своей любви к миру не может его оставить в этом состоянии и воздействует на мир, стремясь приблизить его к собственному совершенству. Это воздействие Бога на мир приводит к тому, что материя начинает развиваться во времени, восходя от наиболее простых и примитивных форм к все более сложным и прекрасным образованиям. Движение начинается с объединений исходных частиц в атомы и молекулы, и далее в химические образования. Затем возникает жизнь и появляются животные и растительные формы, в которых действуют законы объединения, в том числе в виде полового инстинкта, преодолевающего индивидуальность и эгоизм в животном мире.

Таким образом, вся материя духовна, но в неодинаковой степени. Одни уровни более пронизаны духовностью, другие менее. Есть виды жизни, где присутствие духовности минимально – например, безобразны черви, глисты, которые олицетворяют чистую прожорливость и размножение. Червь – сплошной пищеварительный тракт. Но дальше духовность присутствует все в большей степени. Присутствие духовности в мире проявляется в виде красоты. Поэтому чем более развиты формы живого, тем они более прекрасны.

Красота радуги, восходов и закатов, пейзажа, красота моря, минералов – выражает присутствие духовности в неживой природе. Более высокий уровень – красота живых форм – грация животных и насекомых. Но и это лишь промежуточные уровни. Например, внешняя красота крыльев бабочки прикрывает внутреннее безобразие чревоподобного туловища. Грация хищного животного сочетается с бессознательной жестокостью по отношению к другим существам.