Тема 14. ПРОБЛЕМЫ И ПЕРСПЕКТИВЫ СОВРЕМЕННОЙ ЦИВИЛИЗАЦИИ

Перспективные изменения социальной сферы. — Пробле­ма социального расслоения. — Проблемы демократии и «вхождения во власть». — Регионы и центр. — Средний класс против процесса собственной люмпенизации.— Итоги и перспективы современной цивилизации.

Конец XX в. ознаменовался многими событиями: исчезло ха­рактерное для середины века противостояние лагеря социализма и капитализма, прокатились волны «бархатных» и не совсем «бар­хатных» революций, межэтнических конфликтов, обострилось со­циальное расслоение, человечество вступило в условия существо­вания информационной цивилизации. Негативные стороны совре­менного общества как в западном мире, так и в России весьма похожи. Это рост преступности, неподотчетность власти воле наро­да, невозможность контролировать военно-техническое развитие, упадок принципов демократии, распространение поп-культуры, утрата индивидуальности, «социальные» болезни. Парадоксальная логика конца XX в. уготовила девальвацию ценностей и существо­вание большинства человечества в условиях непредсказуемых со­циально-исторических последствий. «Наш век — век рационально­го расчета, обезличенных технологий, промывки мозгов, манипу­лирования, силовых влияний», — так оценивают современность В.Ильин и А.Панарин, отрицая этим определением разумность и гуманистичность эпохи.

XX в. — это не только век социалистических революций, уста­новления и последующего падения тоталитаризма, век сексуаль­ной и культурной революции. В конце XX в. особую обеспокоен­ность вызывает такое явление общественной жизни, как терро­ризм, который буквально захлестнул собой разные страны и кон­тиненты. Статус беженца и вынужденного переселенца, заключая в себе всю глубину человеческой трагедии, прочно вошел в арсе­нал социологической теории, заставляя переписывать ее основы.

Нерв общественного самосознания предельно натянут. Воспри­ятие своего Я колеблется от ощущения бесперспективности личного существования до страстной надежды на достойную жизнь. Все тра­диционные экзистенциальные категории — любовь, вина, самопо­жертвование, выбор, спасение — к концу XX в. сменяются чувст­вом либо глубокой апатии и социальной усталости, либо состоянием немотивированной агрессии.

Новые многочисленные проблемы развития современной циви­лизации и одновременно ее возможные перспективы в экономиче­ском, социальном, политическом, научном и мировоззренческом планах сплелись в тугой узел противоречий. Ибо основная и маги­стральная перспектива развития современной цивилизации связана именно со скорейшим конструктивным разрешением или миними­зацией многообразия глобальных проблем современности, а также с радикальными гуманистическими изменениями во всех сферах че­ловеческой жизнедеятельности: в системе образования, здравоохра­нения, индустрии досуга, в сфере нравственности и духовности.

Перспективные изменения социальной сферы. По мнению иссле­дователей, изменения социальной сферы являются решающими для будущего человечества. Во-первых, опираясь на известное положе­ние о том, что семья — это клеточка общества, можно увидеть в тен­денциях планирования нового типа семьи, новых видов социального партнерства трансформацию общественных взаимоотношений. Согла­шаясь с выводом патриарха социологии Питирима Сорокина об ис­пользовании семьи в качестве «социального теста», именно с семьей необходимо связывать обеспечение продолжения рода человеческого. Семья, если она интеллигентная, озабочена возможностью предос­тавления достойного воспитания и образования своим детям, дос­тойного образа жизни, что, в свою очередь, отражает собой всю полноту гуманистических перспектив развития общества.

Современное состояние нашего общества требует учета сущест­вующих тенденций. Во-первых, это непрочные, распадающиеся, не­полные или смешанные семьи. Они во многом деформируют исход­ный «селективный фундамент», ту присущую семье работу по вос­питанию и культивированию внутренних семейных ценностей, внутреннего интеллигентного духа этой ячейки. Во-вторых, это чет­ко проявившаяся тенденция передачи процесса воспитания подрас­тающего поколения и его первоначального, исходного образования внесемейным структурам. Подрастающий индивид впитывает в себя признаки первичной социализации всех социальных слоев, попадаю­щих в орбиту общения, и может реализовать в своих поведенческих реакциях какой-то новый эклектичный и неузнаваемый тип. В этих условиях не семья, а «социальный лифт» обслуживает систему вне-семейного воспитания и образования. Статусная функция семьи ста­новится размытой и неопределенной.

Исследователи утверждают, что характерным для новой циви­лизации будет не создание и потребление материальных благ, а соз­дание и потребление информации и знаний. В связи с этим сущест­венные трансформации произойдут и в системе образования. Доста­точно часто уровень развития страны определяется ее интеллекту­альным потенциалом. В развитых странах вложения в систему образования рассматриваются как самый быстро окупаемый «человече­ский капитал». Послевоенное развитие мирового сообщества позво­лило сделать вывод, что приоритетное положение образования — это не следствие экономического процветания государства, а его при­чина. Поэтому можно говорить о принципиальной интенсификации образовательного процесса как в нашей стране, так и повсеместно. С этим может быть связана трансформация системы высшего обра­зования в сторону большего разнообразия по типам, учебным про­граммам и срокам обучения, введение многоуровневой системы высшего образования.

С одной стороны, можно зафиксировать прочно утвердившуюся тенденцию развития системы высшего образования в направлении универсальной компьютеризации, внедрения информационных технологий и разнообразных видов дистантного обучения. С другой стороны, волны коммерциализации образования значительно сни­жают планку профессионализма и отражаются на качестве предос­тавляемых образовательных услуг.

Проблема социального расслоения остается важной проблемой, требующей неотложного перспективного решения. В свое время П.Со­рокин, задаваясь вопросом, как определить положение социальной группы в социальном пространстве, клал в основу социального рас­слоения три основные формы: экономическую, политическую и про­фессиональную, которые, как правило, тесно переплетены. Вместе с тем, даже относясь к одинаковым социальным группам, можно на­ходиться в разном социальном положении. И следует иметь в виду, что любая социальная группа или прослойка также социально стра­тифицирована, т.е. расслоена, как и общество в целом. Совершенно очевидно, что можно подниматься по социальной лестнице, а мож­но и спускаться на дно. Черты расслоения ощутимы уже в делении по полу и возрасту, в наличии привилегий мужского пола и многочис­ленных женских обязанностей. Черты расслоения хорошо различимы в существовании отщепенцев, живущих не по правилам данного со­общества, в самом процессе разделения труда. И конечно же, эмпи­рически расслоение наиболее явственно проявляется в различии уров­ня жизни, т.е. в экономическом неравенстве.

Жесткость корпоративных взаимосвязей в рамках современно­го общества немногим менее ощутима, чем в институте монашест­ва и священнослужителей или, скажем, в армии. Корпоративность имеет тенденции к возрастанию. Негативным следствием этого про­цесса является прерывание естественной селекции на лучшее. Ко­гда не кровно-родственные отношения, не «нужные люди», а луч­шие представители своей профессиональной страты (так называв-мый «золотой фонд») культивируются путем предоставления ши­роких возможностей профессионального роста. Возникает дополнительная проблема фактического межпро­фессионального расслоения, конкуренции по основаниям престиж­ности профессий, дисгармонии отношений в рамках единой соци­альной прослойки. И вряд ли ее следует объявлять псевдопроблемой, исходя из того, что «все профессии нужны, все профессии важны». Особо социально значимые профессии осуществляют базовые функ­ции в социальной организации. Это объективно влиятельные груп­пы, что, в свою очередь, предполагает их высокий уровень интел­лекта. Поэтому общим правилом нормально (а не абсурдно) функ­ционирующего общества или социальной группы является ситуа­ция, когда высший ранг занимает субъект, отличающийся наибо­лее высоким уровнем развития интеллекта. Именно высокий уровень интеллекта и проявляется в личных профессиональных достижениях и в достижениях иерархично подвластной данному руководителю группе.

В общечеловеческом восприятии сохранилось убеждение, что принадлежность к служащим, работникам умственного труда обес­печивает более привилегированное положение, нежели принадлеж­ность к группе работников физического труда. Однако такое отно­шение к умственному и физическому труду в истории цивилизаций не было постоянным. Были периоды прославления достижений фи­зического труда, были и периоды его недооценки. XX в. — век раз­вития технологий и всеобщей компьютеризации связан с бесспор­ной ориентацией на увеличение доли умственного, интеллектуаль­ного труда. В перспективе информационно-технологическое общество должно свести к минимуму использование грубой физической силы, однако конкретные экономические условия многих стран, и России в частности, позволяют говорить о подобных процессах как об очень отдаленной, абстрактной перспективе. В настоящее время в мировом масштабе фиксируется серьезное ухудшение положения работников умственного труда, которые низведены до ранга наемных трудящих­ся «на поточной линии духовного производства и управления».

Проблемы демократии и «вхождения во власть». Современная интеллигенция и интеллектуалы в целом оказались в парадоксаль­ной ситуации. Обладая высоким уровнем интеллекта (исходным и критериальным свойством своей социальной прослойки) они от­казались от притязаний на профессии контролирующей силы, на «вхождение во власть», сопряженное с исполнением властных функций.

Эксперты делают вывод, что в иерархии: элита (политическая и экономическая); средний класс (верхний, средний и базовый уро­вень); и «социальное дно» — интеллигенция занимает нишу среднего и базового уровней среднего класса. Элитам всегда принадлежал са­мый высокий социальный статус и различного рода привилегии. Поэтому продвижение в страту элит связано с многочисленными социальными барьерами и очень лимитировано.

Элиты рассматриваются как «во многом самостоятельное, отно­сительно автономное, организационное образование, ее обычными проявлениями (социальными правилами коммуникации с внешней «средой») являются: 1) замкнутость; 2) неподконтрольность; 3) та­инственность; 4) мифичность; 5) символичность. В самом общем смысле под элитами понимались социальные группы, обладающие наиболее высоким индексом власти или доступам к ее ресурсам и центрам. Неправящая элита, в отличие от правящей, если и обладает властью, то моральной или нормативной и только в рамках своей профессиональной сферы. Согласно фундаментальным социологи­ческим исследованиям, реформирование общества связано с неук­лонным ускорением научно-технического прогресса и возрастани­ем роли инженерно-технической интеллигенции, а затем и перехода власти к представителям научно-технической интеллигенции. В этом одна из серьезных перспектив развития современной цивилизации.

Экономическая организация общества, своеобразный «челове­ческий метаболизм, обмен вещества между человеком и приро­дой» — ведущее отношение человеческой жизнедеятельности и фун­даментальное условие для образования всех социальных институтов. Исходя из этого, в качестве перспектив современной цивилизации следует предполагать экономически свободное сосуществование мно­гообразных форм собственности, отсутствие дискриминационных и юридических барьеров между формами хозяйствования и собствен­ности. Выполнение договорных обязательств и уважение к частной собственности относится к цивилизованным правилам межхозяйст­венных взаимодействий. Экономическая свобода — один из важней­ших приоритетов цивилизации будущего. Она сопряжена с разум­ным правоохранительным контролем и опирается на свободу полу­чения и распространения информации.

Говоря о развитии общества, большинство ученых выделяют аграрные или традиционные общества, индустриальные и постин­дустриальные общества (или общества «третьей волны»). Если ин­дустриальные общества перешли на рельсы массового производ­ства и потребления, то общества «третьей волны» планируют перспективное возвращение к индивидуализированному производ­ству на новой технологической основе, к производственным тех­нологиям, стремящимся к максимальному социальному регули­рованию. В цивилизации нового типа предполагается максимальное использование творческого потенциала производителей и субъек­тов производственного процесса. Предполагается совмещение прин­ципов рыночной экономики с принципами приоритетного пла­нирования. Информационные приоритеты состоят в том, чтобы накопле­ние, обобщение, комментирование и опровержение сведений о политических, экономических, социальных, этнических, демо­графических и прочих параметрах происходило не в режиме жест­кого контроля, а в режиме информационной причастности к важ­нейшим социальным акциям и решениям. Информационная от­крытость переносит процедуру оценки деятельности правящей элиты как оптимальной или неоптимальной за пределы самой правящей элиты, властных структур, благодаря чему и становится реальным рычагом самокоррекции общественного целого. Информационные приоритеты предполагают прежде всего интеллектуальную чест­ность и те разумные ограничения, которые устанавливаются зако­ном и играют положительную роль, защищая интересы произво­дителей и разработчиков принципиально новых технологий. Сама четвертая власть как основное условие цивилизованного развития общества наполнена духом рационально-критического стиля обсу­ждения проблем, во имя которого осуществляет свои многообраз­ные инициативные акции. Механизм четвертой власти предполага­ет, что сбор и распространение информации позволяет формиро­вать надындивидуальные схемы действия и общезначимые цели.

К гуманитарным перспективам развития современной циви­лизации относится идея прав и свобод личности, уважение к ин­дивидуальности, суверенитет и свободное общение. Под гуманиз­мом в большинстве случаев понимается тип мировоззрения и взаи­модействия, утверждающий самоценность каждого индивидуаль­ного человеческого бытия и обеспечивающий возможность само­реализации человека.

Естественным фоном развития гуманности оказывается демо­кратия. Однако исходный смысл слова «демократия» — власть на­рода, правление всех — заставляет обратить внимание на то, что во времена Афин и Рима термином «все» не описывалось фактиче­ское множество индивидов. В него не входили, как известно, рабы, которые составляли большинство населения. И только главы се­мейств — патеры фамилий имели полное юридическое право уча­ствовать в правлении.

Перспективы и приоритеты ментального, вбирающего в себя «умственный, духовный строй народа», связаны с актуальной де­монстрацией и откровенным обнаружением дружественного отно­шение Я к другому Ты, другому народу, этносу, миру в целом. Они предписывают избегать агрессивности при построении систем со­трудничества.

В наиболее переломные для России периоды, когда остро встал вопрос о необходимости и целесообразности реформ на постсовет­ском пространстве, исследование российской ментальности приобрело вид «анамнезиса» — припоминания собственных корней. Это очень увлекло и захватило общественность. Однако одним припоми­нанием не обошлись. В самом общем виде ментальный фон, заклю­ченный в широкие пространственно-временные рамки, можно оп­ределить как сконцентрированный опыт человеческого бытия в мире. В этом качестве как опыт существования определенной общности ментальность неявно присутствует в сознании каждого индивида — члена общности и необходимо регулирует его поведение, систему ценностей и образ мыслей.

Исследования ментальности позволяют реконструировать совре­менного человека во всей полноте его самочувствований и прояв­лений. Благодаря этому становится возможным разрешение насущ­ных для гуманизма проблем, связанных с изучением механизмов бесконфликтного взаимодействия, всеобщей терпимости и любви, проблемы групповой идентичности и самобытного самовыражения.

Регионы и центр. Поскольку диспропорции между регионами и центром являются сегодня экономической и социально-полити­ческой реальностью, то имеют место и совокупность региональ­ных проблем, и поиски перспектив их решения. Процесс региона-лизации всегда представляет регионы в роли догоняющих, а прио­ритеты центра — в роли задающих.

Державный общероссийский накал и местечковый, региональ­ный сепаратизм, выступление от имени страждущего народа и куль­тивирование включений на тему «мы и они», обостряют противо­речие центра и периферии. Усиление роли региональных центров осо­бенно заметно в периоды кризисов, когда потребность осознавания и выражения данного уровня самосознания достигает своего апогея. Можно говорить и об определенном соперничестве региональных и центральных властей. Последняя не всегда приветствовала стремле­ние региональной интеллигенции, обслуживающей свои регионы, к автономности и политической самостоятельности своего края. На­пряжение возрастает за счет того, что местная интеллигенция начи­нает заботиться более о собственных региональных соотношениях, не видя за собственными трудностями трудности общероссийской жизни, развитие общероссийской политики. Региональная интелли­генция выступает, а вернее, помогает оформлять и формулировать претензии к центру. Среди самих регионов также, идет ранжирова­ние по степени важности, один регион представляется наиболее зна­чимым, другой наименее. Такое дробление наносит явный ущерб целостности и единству политических и экономических решений.

Особую остроту приобрела проблема самоопределения. В рес­публиках Северного Кавказа борьба за национальную независи­мость — отмечают В.Ильин и А.Панарин — довольно часто носит не пропагандистский, декларативный, но подлинный характер (Чечня, Северная Осетия, Ингушетия). Особую роль в этом играет фактор внешней опасности. Власть имеет дело с народом как кров­нородственной общностью, ведущей борьбу за существование с другими подобными общинами.

Средний класс против процесса собственной люмпенизации. От­дельную и весьма напряженную проблему современной цивилиза­ции составляет протест средних слоев против перспектив своей люм­пенизации. Движение «новых левых», манифестации «новых сред­них слоев», а также многочисленные террористические акты опро­кинули представления о западном обществе как «инертном», обре­ченном на пассивность. Движение «новых левых», достигшее своего пика в период студенческого бунта 1968 г. в Париже и представлен­ное «новыми средними слоями» (интеллигенцией и служащими), выступало за реформу образования и против процесса собственной пролетаризации. Основой волнений было противоречие между «вы­несенными из прошлого оценками своего собственного статуса, нор­мативными установками на творческую свободу, самовыражение личности в процессе умственного труда, с одной стороны, и суро­вой перспективой превращения в один из отрядов пролетариата, в элемент совокупного рабочего — с другой».

Этот бунт был назвал «революцией растущих ожиданий». Од­нако она завершилась люмпенизацией некоторых групп интелли­генции, появлением своеобразного маргинального (погранично­го) ее слоя и превращением в «революцию утерянных надежд».

Крайней формой выражения протеста стал террор против всех тех, кого считали виновными в бедственном положении и люмпе­низации интеллигенции. Цель борьбы отождествлялась с объектом террора.

К отряду «новых левых», а точнее «отцам новых левых», отно­сили основоположника «Франкфуртской школы» М. Хоркхаймера, его ближайших сотрудников Т.Адорно, Ю.Хабермаса, а также Г.Маркузе, Э.Фромма и Ж-П.Сартра. Долгое время казалось, как отмечает исследователь этих процессов Ю. Давыдов, что «гиперкри­тические» обертоны в эстетических и культурно-философских рассу­ждениях Адорно и Маркузе, с одной стороны, и левоэкстремист-ские политические акции (грохот бомб, взорванных ультралевыми террористами), с другой, — это совсем разные вещи. И понадобился более чем десятилетний опыт «нового левого» движения, и в осо­бенности его ультралевого крыла, чтобы убедиться в противном. Ни­гилизм в неприятии сложившегося социального положения обора­чивался отрицанием всей системы общекультурных ценностей.

Интенсификация и обострение проблем современной цивилиза­ции, происходящие в направлении отрицания культуры, особенно заметны. Ситуация тотального плюрализма в своей крайности грозит наступлением эпохи всеобщего непонимания, когда «все в разладе со всем», и чревата гибелью единой общечеловеческой системы подлин­ных ценностей. С превращением культуры в антикультуру под сомне­нием оказывается уклад, традиции и само существование человече­ской духовности и интеллигентности. Причем данный процесс име­ет двойственную направленность как со стороны гиперотказа от всех ценностей культуры, так и со стороны люмпенизации носителей культуры, лишенных престижа, статуса и элементарных средств к су­ществованию, стремительно опускающихся на социальное дно. Про­тивостояние процессам отчуждения культуры от человека связано с системой экономических мероприятий и с гуманистической ориен­тацией самого постиндустриального общества. Явно обнаружившие себя рыночно-потребительские тенденции развития современной мас­совой культуры встречают противостояние в призыве к защите ду­ховного наследия, художественных и культурных памятников, нрав­ственных устоев. Категорический императив кантовской философии: «Поступай так, чтобы ты всегда относился к человечеству как к цели и никогда не относился к нему только как к средству» — не только опровергает возможности каких бы то ни было манипуляций с чело­веком, но и доказывает недопустимость пренебрежительного отноше­ния к человеку. Миф, оправдывающий колониальную политику яко­бы тем, что слаборазвитый, инертный и неспособный к прогрессу восточный человек нуждается в управляющем влиянии Запада, эхом отразился в представлениях о прагматическом, рассудочном, «дегене­рирующем» человеке Запада, погрязшем в аморальности и жажде по­требительства. Ненависть к чужому, национальные предрассудки (ксе­нофобия) являются острыми проблемами современности, преодоле­ние которых связано с воспитанием в современнике подлинного гуманистического мировоззрения.

Итоги и перспективы современной цивилизации. Видение перспек­тив современной цивилизации обусловлено тем, что начало третье­го тысячелетия сопряжено с созданием интегративной системы ми­рохозяйственных и геополитических связей и зависимостей. Наука приобретает интернациональный характер, и само научное сообще­ство рассматривает себя с космополитических позиций. Планета ста­новится объединенной общей планетарной судьбой. И конечно, в со­временном мире основой технологического могущества становится именно современная наука. Наука мыслится и как надежный инстру­мент распространения информации для обеспечения государственно-корпоративного уровня управления, и как сфера, с которой связы­вают надежды предотвращения экологической катастрофы.

Несмотря на ожесточенные баталии сциентистов и антисциен-тистов, одним из бесспорных мировоззренческих итогов развития науки конца XX в. является факт существования научного мировоззрения, которое стало доминирующим в ареале технократиче­ской цивилизации. В основе научного мировоззрения лежит пред­ставление о возможности научного постижения сущности много­образных явлений современного мира, о том, что прогресс развития человечества связан с достижениями науки.

К концу XX в. можно говорить о сложившейся предметно-дис­циплинарной организации науки, фиксировать наличие ее логико-методологической и теоретико-концептуальной базы. Налицо дву­единый процесс, включающий в себя, с одной стороны, гуманизацию позитивного знания, а с другой — гносеологизацию содержания искусства, математизацию отдельных областей культуры. Вместе с тем фиксируется возросший интерес к проблемам эзоте-рики, оккультизма и мистицизма. Интеллектуальный плюрализм допускает широкое распространение «тайных, сакральных знаний о человеке» разного уровня. Своеобразное бытие получает и новый опыт религиозности, который не всегда связан с официальной цер­ковью, соблюдением всех таинств и обрядов. Он распространяется по светским каналам, посредством широкой пропаганды на страни­цах печати, по радио и телевидению призывов к возрождению ду­ховности. В общественном сознании противоречивым образом ужи­ваются основы научного и религиозного мировоззрений.

Современная экологическая ситуация настоятельно требует био-сферизировать все виды человеческой деятельности, все области науки. Это находит отражение в этическом императиве, обязы­вающем ученых с большей ответственностью подходить к резуль­татам своих исследований. Сфера действия этики расширяется. Вы­дающиеся физики требуют ограничения применений их открытий в военной области. Врачи и биологи выступают за мораторий на использование достижений генетики в антигуманных целях. Пер­воочередной проблемой становится поиск оптимального соотно­шения целей научно-технического прогресса и сохранения орга­ничной для человека биосферы его существования.

Новое направление — синергетика также выступает мировоз­зренческим итогом развития цивилизации XX в., ибо в ней гово­рится о возможностях нового диалога человека с природой, где самоорганизующееся развитие должно диктовать приоритеты ис­кусственным, спекулятивным и конструкционистским схемам, претендуя на новый синтез знания и разума. Синергетика пере­страивает наше мировосприятие и, в частности, нацеливает на от­каз от логики покорительства, на принципиальную открытость к принятию закономерностей развития «мира естественного».

Идеи ноосферности, обозначающие пространственно-временной континуум человеческой мысли, обретают свое обоснование в со­временной релятивистской космологии. В них потенциально содержатся два смысловых подхода: первый опирается на признание уни­кальности Вселенной, а следовательно, и человеческой мысли. Вто­рой — на понимание ее как одной из многих аналогичных систем, что в мировоззренческом плане сопряжено с необходимостью логи­ческого полагания уникальных, диковинных и отличных от имею­щихся земных аналогов форм жизни и разума.

Глубинные процессы информатизации и медиатизации, ком­пьютерная революция в глобальных масштабах, стимулируя скач­кообразность экономического и научно-технологического разви­тия, чреваты обострением всего комплекса коммуникативно-пси­хологических проблем. Обилие обрушивающейся на человека избыточной информации ведет к синдрому информационной ус­талости и, как следствие, к раздражительности, напряженности, агрессии, массовому расстройству зрения. Человек живет в посто­янной погоне за временем, личное время экспроприировано вре­менем социальных взаимодействий, включено в макровремя со­циальных обязанностей и институтов. Это обостряет негативизм психологии мировосприятия. Ускорение темпов жизни, изменений в быту чревато обилием стрессовых ситуаций. Любопытно, что этот бешеный ритм жизни американцы окрестили термином «крыси­ные гонки». Но фактом является и то, что Новый Свет, в отличие от континентальной старушки Европы, смог «увезти к себе» боль­шинство Нобелевских премий, открытий, достичь высшей планки уровня жизни.

Все названные и многие другие итоги развития современной цивилизации еще в смутном и неотчетливом виде воспроизводят представления о грядущем образе мира, который И.Пригожий на­звал «третьей культурой», О.Тоффлер — «третьей волной», Ф.Са-гаси — «третьей цивилизацией».

ЛИТЕРАТУРА

1. Ильин В.В., Панарин А.С., Бадовский Д.В. Политическая антропо­логия. М., 1995.

2. Сорокин П. Человек. Цивилизация. Общество. М;, 1992.

3. Давыдов Ю.Н. Эстетика нигилизма. М., 1975.

4. Моисеев Н. Современный рационализм. М., 1997.