Глава 6. Осень проходила в бесконечных репетициях, походах в гости, болтании по улицам - с Витькой теперь мы расстава-лись только для того

Осень проходила в бесконечных репетициях, походах в гости, болтании по улицам - с Витькой теперь мы расстава-лись только для того, чтобы пойти на работу или учебу, ну и ночевали у родителей - каждый у своих. Мне трудно вспом-нить день, который бы мы не провели вместе.

Он совершен-но отбил у меня охоту сочинять песни - я был просто подав-лен обилием и качеством материала, который Витька беспрерывно мне показывал. Он писал постоянно, и его вещи так мне нравились, что было много интереснее заниматься аранжировками его музыки, которая приводила меня в вос-торг. чем писать самому что-то новое. Очухался я только спустя несколько лет и снова стал кое-что пописывать, а тогда, стоило мне взять в руки гитару и начать что-ни-будь придумывать, как я автоматически начинал обыгрывать Витькины гармонии. В конце концов я плюнул на собственные эксперименты и полностью погрузился в совершенствование программы " Га-рина и Гиперболоидов". Всеми Гиперболоидами те-перь в одном лице был я и вместе с Гариным - Витькой подводил к завершению первую нашу программу. Замены Олегу, которого забрали в армию, у нас так и не было - мы трое, а теперь уже двое, были одним целым, у нас появился свой ритм жизни, свое, как говорят, " поле", и мы берегли его, очень осторожно заводя разговоры даже друг с другом о расширении состава группы, но эти разговоры становились все более невнятными и как-то сами собой угасли - нам было неплохо вдвоем.

Витька продолжал проверять свои песни, показывая их Майку и не только ему, - у Майка постоянно были гости, и они принимали живейшее участие в обсуждении новых про-изведений, вернее, не в обсуждении, а в убеждении Витьки, что песню, которую он только что спел, безусловно стоит включить в программу, что она хорошая, что она очень хо-рошая, что она очень-очень хорошая...

- Но ведь текст дурацкий, - говорил Витька. Я знал, что он кривит душой, - на написание текстов он тратил, как я уже говорил, много времени и дурацкими их, конечно, не считал.

Он просто боялся выглядеть безграмотным, выгля-деть как большинство длинноволосых певцов рок-клуба с их высокопоэтическими откровениями о любви и мире. Его убеждали, что текст хороший, потом начиналась волынка с музыкой. Когда наконец Майк говорил, что Витька просто ненормальный, что такой мнительности он еще ни у кого не встречал, Цой сдавался, улыбался и соглашался, что, воз-можно, после подработки, после редактирования, когда-ни- будь песня будет включена в число предназначенных для исполнения на зрителя.

Два или три раза мы ездили в часть к Олегу - он нес службу в Павловске - и навещать его было очень удобно, но эта малина скоро закончилась: как-то мне позвонили роди-тели Олега и сказали, что из Павловска его перевели в дру-гую часть. На вопрос " куда? " я ответа не получил и понял, что третьего Гиперболоида засекретили основательно и мы действительно два года его не увидим. Как выяснилось поз-же, Олег улетел в братскую республику Куба и новости современной музыки два года узнавал не на толчке у " Юного техника", а слушая американское радио и смотря американ-ское телевидение. Это немного скрашивало ему те ужасы службы, о которых он рассказал мне, когда вернулся. И о них я здесь не буду распространяться.

Окончательно мы прекратили заниматься поисками но-вых членов нашей группы, когда получили заверения от Май-ка и Б.Г., что, случись у нас концерт, их музыканты и они сами всегда окажут нам посильную помощь, а также в том, что мы вдвоем выглядим достаточно интересно и необычно, и нам стоит начать выступать так, как есть. После этого мы немного переделали аранжировки, заполнив пустые места, предназначенные для басовых и барабанных рисунков, и ста-ли практически готовы к полноценным квартирным кон-цертам. Но что-то той осенью с " квартирниками", как на-зло, было затишье, и ленинградским любителям нетрадиционной рок- музыки никак не могла представиться возможность познакомиться с новой супергруппой.

Ни Витька, ни я не любили зиму. Когда она наконец-то вступила в свои права и к декабрю закончились оттепели и дожди, что так часто " радуют" в Ленинграде зимой любителей лыж и снежных баб, наше настроение немного упало. В ре-зультате долгих бесед на тему холодов мы пришли к тому, что Ленинград стоит на месте, непригодном для жизни битников, и принялись ругать Петра Первого - ну что ему стоило постро-ить Санкт-Петербург на месте, скажем, Севастополя, а Севас-тополь, наоборот, перенести на Неву. И учился бы он корабли строить у турок и греков, а не у голландцев и немцев - вот и вся разница. Но в результате непродуманных действий госуда-ря мы были вынуждены теперь, выходя на улицу, облачаться в шкуры убитых животных, которых и так становится все мень-ше и меньше. Вернее, в шкуре животного расхаживал Витька - у него был старый дубленый тулуп, а у меня было пальто из заменителя шкуры убитого зверя. И хотя эти вещи хорошо сохраняли тепло, на улице мы старались бывать пореже и пред-почитали отсиживаться дома или у Майка.

- И чего красивого люди находят в снеге? - говорил Витька. - Скрипит, липнет, холодный, мокрый - гадость какая-то. Белая гадость.

Белая гадость лежит под окном. Я ношу шапку и шерстяные носки. Мне весь день неуютно, и пиво пить влом Как мне избавиться от этой тоски по вам, Солнечные дни?..

Отгремел, отбушевал, отзвенел посудой мой день рожде-ния, на следующий день отревел и отгрохотал день рождения Пини, а на третий день Пиня предложил нам с Витькой соста-вить ему компанию по встрече Нового года в Москве. Оказа-лось, что он уже позвонил в столицу и договорился с Рыженко - тем самым веселым парнем, с которым нас познакомил Тро-ицкий на концерте " АУ" год назад. Мало того, он договорил-ся, что приедет не один, мало и этого, он, оказывается, догово-рился, что с ним приедем мы и дадим на квартире у Рыженко большой новогодний концерт для московских друзей. После всех этих договоров он поставил в известность нас. Мы не ломались и приняли предложение товарища - о Москве у нас были самые радужные воспоминания, тем более, появилась возможность показать наш материал свежей публике.

И вот - снова мы на великой Площади трех вокзалов. Сколько нищих ленинградских рокеров шагало по этим мес-там в первой половине восьмидесятых? А сколько богатых - во второй? Сколько фанты здесь выпито с дорожного похмелья, сколько куплено билетов туда и обратно, сколько сигарет вы-курено в ожидании поездов? Сколько червонцев заплачено про-водникам?..

Мы медленно брели в направлении высотного дома - чета Рыженко жила сразу за гостиницей " Киевская". Нам не при-шлось, на наше счастье, искать нужные подъезд и квартиру - Сережка встретил нас на улице. Он выгуливал маленькую ры-жеватую собачку и то и дело строго отдавал ей команды: то встать, то сесть, то лечь, то еще что-нибудь в этом роде. Уви-дев нас, он широко улыбнулся и сказал: " А-а-а, привет, Цой, привет. Рыба, привет, Пиня! " - он прекрасно всех нас помнил и, видимо, был рад снова встретиться. Мы тоже были рады его видеть, он представил нам свою собачку - " Стелька", и мы поднялись в квартиру. Там нас встретила жена Сережи, Ва-лентина, с которой мы тоже были уже знакомы по прошлой зиме, и еще одна собачка, совсем уже крохотная - ее даже еще не выводили на улицу, вследствие чего этим милым песиком на полу комнаты повсюду были оставлены " мины", как их называл Сережка. Прыгая через эти " мины", мы кое-как доб-рались до дивана и достали подарки, чем очень обрадовали Сережку и Валентину. Отпив немного из подарков. Сережка начал звонить по телефону знакомым и приглашать их на наш вечерний концерт.

Никого из них, кроме Артема, с которым мы встретились уже как старые друзья, мы не знали. Люди разбредались по закоулкам большой московской коммунальной квартиры, ухо-дили на кухню, кто-то уже звенел стаканами и бутылками, на нас никто не обращал внимания. Москвичи, пришедшие вроде бы на наш концерт, беседовали друг с другом, чувствовали себя как дома, и никто не высказывал ни нетерпения, ни жела-ния кого-то там еще слушать, кроме себя.

- Ну что. Сережа, как нам начинать-то? - спросил Витька у Рыженко. Сейчас начнем. Вы не волнуйтесь, - успокоил нас Се-режка, - Это все в основном музыканты, и они все считают себя очень крутыми - это простительно на первом этапе. Не обращайте внимания, это хорошие люди, и они будут вас слушать. Сережка прошел по квартире и оповестил всех, что ленинградские музыканты готовы и концерт начинается. Мы с Витькой как два болва-на стояли на отведенном для нас месте, а публика еще минут пятнадцать подбредала в комнату, рассажи-валась, менялась местами друг с другом, рассказывала анек- доты и выпивала-закусывала. Наконец, нам это надоело. Про-центов семьдесят зрителей уже сидело в комнате, Витька посмотрел на меня, четыре раза резко качнул головой и силь-но ударил по струнам. Ми-минорный аккорд заставил пуб-лику притихнуть, и мы начали свой первый концерт:

Мне не нравится город Москва, Мне нравится Ленинград. Мы - рано созревшие фрукты, А значит, нас раньше съедят...

Эту песню Витька написал специально для новогоднего московского концерта. Мы подозревали, что она может не понравиться москвичам, но рассчитывали на их мазохистские наклонности во всем, что касалось искусства. Вспоминая про-шлогодние концерты " АУ", мы проанализировали те момен-ты, во время которых москвичи особенно кайфовали, и поня-ли, что чуть-чуть грубости им просто необходимо. Это, в общем, объяснимо - все уже просто осатанели от слащавой официоз-ной музыки и героического подпольного рока и искали, чем бы пощекотать нервы и самолюбие, - на это-то мы и решили немного надавить и не ошиблись.

Как известно, большинство москвичей является убежден-ными патриотами своего города, так же как и ленинградцы - патриоты Ленинграда. Ленинградцы имеют обыкновение ру-гать Москву, называть ее " большой деревней", хают московс-кое метро так, что иногда становится стыдно за земляков, -ведь только идиот не сможет разобраться в линиях московско-го метро - там же на каждом шагу все написано, где какая линия, станция, где вход и где выход... Хочется думать, что все-таки земляки кривят душой и могут на самом деле сориен-тироваться, как доехать, например, от Комсомольской до Риж-ской. Москвичи же, наоборот, предпочитают столицу Север-ной Венеции, и первые строчки Витькиной песни " Мне не нравится город Москва, мне нравится Ленинград" задели слушателей и, по крайней мере, зацепили... На это- то и была сделана ставка. Дальше пошла уже отработанная программа: " Бездельники", первый и второй, " Битник", " Солнечные дни" и дальше, дальше, дальше... Реакция москвичей была несколь-ко неожиданной: проверенные уже в Ленинграде красивые, мелодичные вещи, такие, как " Бездельник № 2", не пользова-лись особенным успехом, зато песни с элементами музыкаль-ного или текстового " зверства" - разных там диссонансов, ру-гательств, и вообще, " забоя" вызывали восторг. Я вспомнил " Капитана корабля-бля-бля" - эта довольно дешевая, плоская шутка в Ленинграде не очень-то прокатила, а здесь год назад интеллектуальная элита балдела от нее. Мы быстро оценили ситуацию и начали орать изо всех сил, чередуя чисто музы-кальные прелести, которыми мы, в общем, гордились, с пост-панковскими забоями.

Концерт прошел в целом успешно, все были довольны, а мы - больше всех. Мы сыграли чисто, мощ-но и убедились, что все наши осенние труды не пропали даром - ансамбль звучал. Примерно половина гостей отправилась восвояси, а часть осталась выпивать-закусывать, расспрашивать нас о житье-бы-тье и просить повторить для них понравившиеся песни. Мы с удовольствием повторяли и поняли, что и чисто музыкальные вещи тоже доходят до публики, правда, лишь до небольшой ее части. Это касалось и текста песен, но, в принципе, это нор- мально - нельзя за один день привить вкус к СЛОВУ и ЗВУКУ народу, воспитанному на диких, с колыбели запавших в мозг стихах, исполняемых А. Пугачевой и другими корифеями, не- сущими культуру в массы.

Все было очень мило, я чувствовал, что Москва стано-вится нашей вотчиной - так впоследствии и вышло. Москва доя русских музыкантов, как Америка для европейцев, - ее вроде бы не любят, но мировая слава никогда ни к кому не приходит без американского успеха. Практически все наши группы проверялись в Москве - первый большой успех Майка, первые, действительно большие концерты " Аквариума", те-перь мы... Но до Майка и " Аквариума" было еще очень далеко, мы прекрасно это понимали и не обольщались, но дело потихоньку двигалось, а там - кто знает... Один из гостей, назвавшийся нам Алексеем, пригласит нас завтра утром прийти к нему в гости и посмотреть его домашний музей. Что это за музей, он не сказал, но мы решили воспользо-ваться приглашением, тем более, что утром Сережка с Валей начали готовиться к вечернему торжеству, а мы только путались у них под ногами и создавали лишнюю толчею и суету, и мы отправились в гости к новому знако-мому. Приехав в Столешников переулок, где проживал Алек-сей, мы выпили по кружке пива в знаменитой московской " Яме" и, найдя по бумажке с адресом нужный дом и подъезд, вошли в очередную коммунальную квартиру. Наш новый зна-комый был человеком лет уже тридцати с лишним, низеньким, здоровеньким, розовощеким, брюнетом с быстрыми темными глазами, аккуратной прической и в спортивного вида костюме. Он оказался довольно известным московским поэтом по фамилии Дидуров. Все, читающие эти строки, я думаю, знакомы с его произведениями, хотя бы со стихами к песням из старого кинофильма " Розыгрыш". Помните это - " Когда уйдем со школьного двора, тра-ля-ля-ля..." и так далее. Дидуров был настоящим поэтом - он не пил и не курил, был холост, каждый день в шесть утра ездил в плава-тельный бассейн и каждые два часа пил экстракт шиповни-ка - идеальный образ жизни творческой личности. Услышав вчера Витькину " Восьмиклассницу", он был потрясен - Ди-дуров не ожидал такого совпадения, ведь музей, который он собирался нам показать, назывался " Музеем Голой Восьми-классницы".

Дело в том, что в процессе работы над " Розыгрышем" - фильмом о школьниках и для школьников, Дидуров был постоянно окружен со всех сторон школьницами различно-го возраста, от пятого до десятого класса, и они его так достали, что теперь все разговоры и действия поэта верте-лись вокруг восьмиклассниц - квинтэссенции всех этих де-вушек. В его воспаленном воображении все восьмиклассни-цы виделись ему голыми, и он создал дома целый музей, посвященный любимому предмету.

" ЕЕ дневник", " ЕЕ носовой платок", " ЕЕ промокашка из тетради для контрольных работ", " След ЕЕ губной помады", " ЕЕ ноготь с большого пальца правой руки" - такого рода экспонаты преобладали в музее Дидурова, в целом очень забавном. Мы провели у Алексея несколько приятных ча-сов, попели ему песни, которые он записал себе на магнито-фон - ему тоже было нужно побольше зверства, и мы поорали всласть для него и его восьмиклассниц.

Ближе к вечеру мы отправились к Рыженко, а Дидуров, сказавши, что ему нужно переодеться и принять ванну перед новогодним бан-кетом у Сережки, остался дома. Мы только не поняли с его слов, сначала он будет принимать ванну, а потом переоде-нется, или же сначала переоденется, а потом будет купать-ся. Размышляя над этим занятным вопросом, мы приехали на место торжества.

Дидуров пришел к Сережке в шикарном, кричащем, клет-чатом костюме с букетом цветов и двумя бутылками шампанского в руках.

- Шампанское, бля! - сказал поэт. - Сам купил!