Глава 8. Время нашей записи уже перевалило за две недели, а до конца было еще довольно далеко

Время нашей записи уже перевалило за две недели, а до конца было еще довольно далеко. Витька наконец решил, какие песни точно должны войти в альбом, и насчитал че-тырнадцать штук, а записано было еще только семь или восемь. Мы писали по новому методу Тропилло - блоками, по несколько песен, доводя работу над ними до полного завершения - с голосом, подпевками и всем остальным. И вдруг мы спохватились - меньше недели оставалось до на- шего первого рок-клубовского концерта. Пора уже было что-то решать с составом, и главный вопрос вставал о барабанах - кто за ними будет сидеть? Фан сказал, что он может смело поиграть на бас-гитаре - он уже успел выучить все песни, пока мучился с драм-машиной в аппаратной Тропилло, а Б.Г. предложил:

- А почему бы вам не использовать драм-машину и на концерте? Это будет очень необычно и очень здорово.

- А как это сделать? Ее же нужно на каждую вещь пере-страивать, - засомневался Витька, но не отверг эту идею.

- А мы запишем ее на магнитофон, - сказал я. - И будем работать под фонограмму.

На том и порешили. Можно смело сказать, что " Кино" было первой группой в Ленинграде, использовавшей на сцене фонограмму с записью драм-машины, - шел 1982 год, и о таких технических новшествах никто еще не думал.

Тут же в студии мы произвели запись драм-машины -выбрали семь наиболее боевых песен, и Фан перенес пшиканье и бульканье ритм-бокса на магнитофонную ленту, скорость 19, 5. Итак, теперь у нас были уже барабаны, две гитары и бас. Дюша предложил попеть на концерте бэквокал и поиграть на рояле для большей плотности звука, и мы с Витькой поддержа-ли эту идею. Однако нужно было по-репетировать, хоть несколько раз всем вместе прогнать программу на хоро-шем громком звуке, выяснить чисто акустические нюансы и так далее. И Борис предложил собраться на следующий день в Доме культуры имени Цюрюпы - кто-то из " Аквариума" был оформлен там на полставки руково-дителем местного какого-то вокально- инструментального ансамбля и имел, соответственно, право пользо-ваться комнатой, где стоял комплект аппаратуры советского производства, и далеко не первой свежести, но раздолбанные усилители еще могли кое-как усилить, колонки еще держались в положе-нии " стоя" и выдавливали из себя звук, были микрофоны, стойки для них, и никто не мешал там грохотать и орать, насилуя все это барахло.

Мы с Витькой обменялись опытом - ранним утром сле-дующего дня я пошел к врачу, начал кашлять и чихать, жа-лостливо говорить доброму доктору, что такого плохого са-мочувствия, как сегодняшней ночью, у меня еще никогда не было, а на работе у меня страшные сквозняки, и что все это просто невыносимо, и мне кажется, что у меня воспаление легких. Добрый доктор послушал меня через трубочку и выписал больничный лист на три дня, сказав, чтобы больше он меня не видел.

Витька же долго плакал у себя в училище, гово-ря, что у него сейчас такие чудовищные семейные об-стоятельства, что он никак не может с полной отдачей резать по дереву, и тоже получил разрешение несколько дней не посещать занятия и уладить за это время семейные проблемы.

В этот же день, в полдень мы встретились у пивного ларька неподалеку от Балтийского вокзала. Дюша нас уже ждал, чтобы проводить до места, где была назначена репетиция. Увидев нас и поздоровавшись, он сказал, что мы мо-лодцы, что пришли вовремя и что можно не торопиться - мол, репетиция никуда не убежит, и кивнул на полочку, которая опоясывала пивной ларек на уровне человеческой груди. Полочка была густо уставлена пивными кружками с шапками белой пены, так Дюша загодя позаботился о моло-дых музыкантах.

- Пиво - это наше все, - сказал Дюша, выпив первую кружку одним большим глотком.

Через полчаса мы разобрались с пивом и отправились, наконец, репетировать. Едва мы вышли к Обводному кана-лу, как Дюша вдруг так страшно захохотал, что нам при-шлось остановиться и ждать, когда приступ закончится. Отсмеявшись и утерев слезы, Дюша обратился к нам:

- Мужики, посмотрите-ка, - и показал рукой куда-то вперед и вверх. Мы посмотрели в указанном направлении и увидели собственно Дом культуры, куда мы и направились.

- Ну и что? - спросили мы у Дюши.

- Посмотрите выше, - ответил он снова, начиная давить-ся от смеха. Мы посмотрели выше - часть Дома культуры загораживало здание, которое мы еще не до конца обошли, и его угол, а также косые линии проводов электропередачи заслоняли маленькие буковки на крыше - " Дом культуры им....", а крупно выделялась только оставшаяся часть - " АД ЦЮРЮПЫ".

- Ад Цюрюпы, - я засмеялся. - Отличное место для рокеров. То, что надо. На третьем этаже Ада Цюрюпы в про-сторной светлой комнате сидела группа " Аквариум" и в ожи-дании нас тихо- мирно пила портвейн. У группы " Кино" тоже было кое-что припасено, и репетиция удалась на славу.

За день до концерта всех, кто должен был играть, со-брали в рок-клубе для инструктажа. Инструктаж заключал-ся в основном в перечислении страшных кар, которым мы можем подвергнуться, если вдруг неожиданно захотим ис-полнить какую-нибудь не залитованную или не заявленную заранее песню. Выслушав все эти угрозы, под завязку мы получили приказ руководства - быть завтра в клубе никак не позже семи утра для того, чтобы куда-то поехать за аппара-турой, погрузить, привезти и разгрузить ее в клубе и помочь готовить зал к концерту всем, кому только потребуется ка-кая-либо помощь, - от сантехников до контролеров, прове-ряющих билеты.

Солнечным воскресным утром редкие прохожие, по ка-кой-то нужде случившиеся в выходной день в такую рань на улице, могли наблюдать двух молодых людей, печально око-лачивающихся возле запертых дверей Дома народного твор-чества. Этими энтузиастами народного творчества были, разумеется, мы с Витькой - никого из присутствовавших на вчерашнем инструктаже, включая и самих инструкторов, не было и в помине. Мы притащили с собой гитары, магнито- фон для фонограммы и огромную сумку с нашими сцени-ческими костюмами, стояли теперь со всем этим добром на пустынной улице Рубинштейна и " ждали свежих новостей".

Когда в одном из открытых окон проникало радио и сообщило, что в Москве сейчас девять утра, мы, устав ждать неизвестно чего, отправившись к пивному ларьку и немного подняли там свое упавшее было настроение. Вернувшись на назначенное для встречи место, мы обнаружили, что двери нашего Дома открыты, вошли внутрь и поднялись по лест-нице к кабинету-штабу рок-клуба. В кабинете сидела Таня Иванова.

- А-а, пришли, ребята? Ну, молодцы. Подождите немно-го, сейчас все соберутся и начнем... Ругаться не хотелось, мы оставили наши вещи в кабине-те у Тани и снова вышли на улицу. Постепенно собирались все принимающие участие в концерте: приехал Жак Волощук, главный человек по вопросам аппарата и самый, пожалуй, ответственный человек в клубе, подъезжали потихоньку музыканты - мы со всеми вежливо здоровались, но в клуб не шли - обойдутся ТАМ и без нас, решили мы. В семь утра мы бы еще чем-нибудь и помогли, но сейчас, проболтавшись почти четыре часа по улице, нам уже не хотелось ничего таскать и подключать. Ведь впереди, собственно, был еще концерт, и мы предпочли не нервничать лишний раз и грелись на солнышке, морально и физически готовясь к выступлению.

Аппаратуру привезли ее владельцы без всякой посто-ронней помощи, они никому не доверяли прикасаться свои-ми руками к собранным усилителям и колонкам, и теперь таскали ее из автобуса в клуб - незнакомые нам длинноволо-сые люди с мрачными лицами. Позже выяснилось, что это те самые зубры хард-рока, что завершали сегодняшний кон-церт. Приехала Марьяша с коробочками грима, и мы подня-лись на второй этаж в отведенную для нас гримерку, потом притащили туда все наше добро из Таниного кабинета и начали готовиться к выходу на сцену - до начала действа оставался один час.

Все праздношатающиеся за кулисами юноши и девуш-ки, музыканты и их поклонники и поклонницы сбежались к нашей гримерке и, заглядывая в дверь, подсматривали, как и во что мы наряжаемся для нашего первого шоу.

Фаны самопальных рокешников с удивлением взирали на Цоя, па его кружева, кольца с поддельными бриллианта-ми, на вышитую псевдозолотом жилетку, на его аккуратный и изысканный грим, совершенно непохожий на грубо разма-леванные рожи хард-рокеров, и на Франкенштейна, в кото-рого Марьяша превратила меня с помощью грима, лака для волос и объединенных гардеробов ТЮЗа и Госцирка.

- Мудаки какие-то, - говорили, кивая в нашу сторону, особенно принципиальные хард-рокеры. Пришел Коля Михайлов и сказал, что через десять ми-нут мы должны начинать. Все было готово, и все были в сборе - Борис уже сидел в углу сцены с настроенным магнитофоном и заряженной фонограммой, Фан был готов к бою и стоял за левой кулисой с бас-гитарой, Дюша в плаще и широкополой шляпе шевелил пальцами, готовясь наброситься на рояль, и мы с Витькой, завершив последние приготовления, подошли к выходу на сцену, потом, заметив, что занавес опущен, вышли и спрятались за колонками.

Поднялся занавес, и вышел на авансцену Коля Михайлов, исполняющий обязанности конферансье. " Молодая группа... первый раз у нас... будем снисходительны... " Кино"...", - так он говорил с залом минуты три, потом повернулся и ушел за кулису. В ту же секунду за этой кулисой раздался дикий, нече-ловеческий, страшно громкий вопль: " А-а-а-аН!...". Это была моя режиссерская находка. В зале засмеялись. Орал за кули-сой Дюша - у него был очень сильный высокий голос и доста-точно большие легкие, так что, продолжая страшно орать, он медленно вышел на всеобщее обозрение, прошел по авансцене к роялю и, еще стоя, крича и вращая глазами, ударил по клави-шам. В этот момент Борис точно включил фонограмму, я, Витька и Фан появились на сцене из-за колонок и заиграли самую тяжелую и мощную вещь из тогдашнего репертуара:

Вечер наступает медленнее, чем всегда. Утром ночь догорает как звезда. Я начинаю день, я кончаю ночь. Двадцать четыре круга - прочь, Двадцать четыре круга - прочь, Я - асфальт!..

Тридцать положенных нам минут мы работали как заведенные. Перерывы между барабанными партиями песен на фонограмме составляли в среднем семь - восемь секунд, а Борис не останав-ливал фонограмму, боясь выбить нас из колеи. И пра-вильно делал - концерт прошел на одном дыхании. Зал, правда, по-моему, совершенно не понял сначала, что вооб-ще происходит на сцене, - настолько группа " Кино" была непохожа на привычные ленинградские команды. Потом, где-то с середины нашего выступления, зал все-таки очнулся от столбняка и начал реагировать на наше безумство. Мы от-четливо слышали из темной глубины вопли нашего официального фана Владика Шебашова: " Рыба, давай!!! Цой, да-вай!!! " - и одобрительные хлопки примерно половины зала. Остальная половина крепко уважала традиционный рок и была более сдержана в выражении восторга новой группе, но, как я понял, особенной неприязни мы у большинства слушателей не вызвали.

Фонограмма барабанов к заключительной песне " Ког-да-то ты был битником" была записана с большим запасом - мы планировали устроить небольшой джем, что и продела-ли не без успеха. Борис оставил исправно работающий маг-нитофон, схватил припрятанный в укромном уголке барабан, с какими ходят по улицам духовые оркестры, и с этим огромным чудовищем на животе, полуголый, в шляпе и чер-ных очках торжественно вышел на сцену, колотя по бараба- ну изо всех сил, помогая драм-машине. С другой стороны сцены внезапным скоком выпрыгнул молодой и энергичный Майк с гитарой " Музима" наперевес и принялся запиливать параллельно со мной лихое соло а-ля Чак Берри, и, нако-нец, сшибая толпившихся за кулисами юношей и девушек, мощный, словно баллистическая ракета, вылетел в центр сцены наш старый приятель Монозуб (он же Панкер). В развевающейся огромной клетчатой рубахе, узеньких черных очечках на квадратном лице и с еще непривычным для тех лет на рок-сцене саксофоном в руках, он был просто страшен. К тому времени Панкер оставил свою мечту стать барабанщиком и поменял ударную установку на саксофон, решив попробовать овладеть теперь этим инструментом. К моменту своего сценического дебюта он еще не освоил сакс, и извлечь из него какие-нибудь звуки был не в силах. Но оказавшись на сцене в разгар концерта (сзади - мы с Цоем, по левую руку - Б.Г. и Фан, по правую - Майк и Дюша), он увидел, что все пути к отступлению отрезаны, и так отчаян-но дунул в блестящую трубку, что неожиданно для нас и самого себя саксофон заревел пронзительно чистой нотой ми. В зале от души веселились - такого энергичного задор-ного зрелища на рок-клубовской сцене еще не было. На подпольных сэйшенах случалось и покруче, но в строгом официальном клубе - нет.

Мы закончили, поклонились и с достоинством пошли в свою гримерную, услышав, как Коля Михайлов, выйдя на сцену, чтобы представить следующую группу, растерянно сказал:

- Группа " Кино" показала нам кино...

- Таня Иванова вас убьет, - этими словами встретила нас Марьяша на пути к гримерке.

- Ну, вам дадут сейчас за такое бесчинство! - говорили знакомые и друзья, которые пришли за кулисы поздравить нас с дебютом. Но никто ничего такого нам не дал - улыба-ющаяся Таня Иванова продралась к нам сквозь толпу и, сияя, сказала, что мы молодцы и что она не ожидала такого весе-лого и бодрого выступления. И вновь, как и год назад в Москве, я подумал: " Никогда не угадаешь, что человеку нуж-но...".

Пока мы разгримировывались, принимали поздравления и переодевались, следующая за нами группа уже отыграла свои полчаса, и начала первое свое выступление команда Давыдова.

Мы с Витькой вышли в зал послушать и посмотреть на этих ребят - внешний вид группы делал заявку на хорошую музыку, так и вышло. Группа играла настоящую хорошую волну, ска, правильно пела в два, иногда в три голоса, была энергична, мелодична, напориста и современна. Дослуши-вать следующий коллектив - зубров хард-рока мы не стали, снова оказались в гримерке, и перед нами вырос маленького роста, но удивительно широкий в кости и крепкий бородач.

- Пошли ко мне в гости на Фонтанку - тут рядом, - пригласил он нас. Мы спросили у неизвестного, то еще приглашен, и выяснили, что Костя Хацкилевич, так звали этого симпатичного мужика, ждет только нас и группу Давыдова.

Веселье у Кости по размаху ничуть не уступало московским аналогичным мероприятия, и мы " оттяги-вались в полный рост", как любил говорить тогда Майк. Витька с Давыдовым оттягивались на правах руководителей с большей силой и скоро мирно уснули на диванчике, а я и Гриня, гитарист и певец дружественного нам коллектива, еще долго бродили по большой Костиной квартире, ходили за вином и отдыхали по-нашему, по-битнически... Запись альбома продолжалась с переменным успехом. То у Тропилло в студии была какая- нибудь комиссия, то мы не могли отпроситься со своих табельных мест, то еще что-нибудь мешало. Однажды Витьке пришлось даже " съездить на овощебазу вместо Тропилло, а Андрей в это время запи-сывал мои гитарные соло, Севину виолончель и Дюшину флейту на песню " Мои друзья". Борис поиграл на металлофоне в " Солнечных днях" и " Алюминиевых огурцах" - ми- лейшей песенке, написанной Витькой после " трудового се-местра" - работы в колхозе вместе с сокурсниками по училищу. Он говорил, что под дождем, на раскисшем грязью поле, огурцы, которые будущим художникам приказано было собирать, имели вид совершенно неорганических предметов - холодные, серые, скользкие, тяжелые штуки, алюминие-вые огурцы. Вся песня была веселой абсурдной игрой слов, не больше, правда, абсурдней, чем многое из того, что при-ходилось делать тогда Витьке, мне, Марьяше и нашим дру-зьям...

Здравствуйте, девочки. Здравствуйте, мальчики! Смотрите на меня в окно И мне кидайте свои пальчики, Ведь я сажаю алюминиевые огурцы На брезентовом поле...

Тропилло продолжал медитировать, экспериментировать и вдруг сыграл чудесное, трепетное, наивное соло на блок-флейте в сольном Витькином номере " Я посадил дерево". Наш звукорежиссер продолжал удивлять нас все больше и больше. Он походил на какого-то рок- пророка: высказывал совершенно независимые суждения абсолютно обо всем, строил категоричные прогнозы - и, что странно, все они со временем сбылись или сбываются, и был постоянно окру-жен учениками. Когда количество учеников становилось боль-ше двух, Андрей начинал переправлять их Борису, который обучал юных последователей жизненной школы Тропилло игре на гитаре.

В период записи нашего альбома как раз один из таких неприкаянных учеников находился в метании между Б.Г. и Тропилло и присутствовал на каждой сессии звукозаписи " Кино". Иногда Борис освобождался от работы над нашим звуком на пять или десять минут и тогда сразу же садился в уголок с учеником и показывал ему пару новых аккордов на гитаре, услышав же, что мы с Витькой начали репетировать новую песню, бежал снова к нам, отфутболив ученика к Тропилло, который сажал его за пульт и начинал терпеливо объяснять на примере нашей записи, какие ручки и в какой момент нужно крутить.