Внешняя политика Советского государства накануне войны

Внешнеполитическая деятельность страны в предвоен­ные годы строилась не только на основе внутренних задач, но и в зависимости от состояния и развития международ­ных отношений.

При всем различии подходов к тактике во внешней политике общая тенденция международного развития в начале 30-х гг. советским руководством была определена правильно: обострение международной обстановки, нарастание сил реваншизма и войны, движение мира к новой войне. Какой же была в этих условиях внешнеполитичес­кая практика страны? Наблюдается активная деятель­ность, направленная на борьбу с фашистской агрессией, создание системы коллективной безопасности в Европе, развитие международных отношений на основе политики мирного сосуществования. Реализацией этой линии внеш­ней политики было установление в 1933-1935 гг. дипло­матических отношений СССР с Испанией, Уругваем, Венгрией, Румынией, Чехословакией, Болгарией, Алба­нией, Бельгией, Люксембургом и Колумбией, которые в течение более 25 лет не признавали нашу страну. Особое место в международных событиях этих лет занимает ус­тановление дипломатических отношений между СССР и США в ноябре 1933 г. Все это свидетельствовало об ук­реплении международного авторитета СССР и создавало более благоприятные условия для активизации его внеш­неполитической деятельности.

В 1934 г. СССР вступил в Лигу Наций. В результате переговоров между министром иностранных дел Франции Луи Барту и наркомом иностранных дел СССР М.М.Литвиновым был выработан проект Восточного пакта, по которо­му СССР, Польша, Латвия, Эстония, Литва и Финляндия образуют систему коллективной безопасности. Однако Вос­точный пакт как система коллективной безопасности не был реализован из-за противодействия Англии и правых реак­ционных кругов Франции.

В марте 1936 г. был заключен договор с Монгольской Народной Республикой, а в августе 1937 г. — договор о не­нападении между СССР и Китаем.

Серьезным фактором, осложнившим в эти годы меж­дународную обстановку, явилось подписание между Герма­нией, Италией, Францией и Англией Мюнхенского согла­шения 1938 г., по которому Чехословакия потеряла свою самостоятельность.

В создавшихся условиях советская дипломатия стре­милась, с одной стороны, реализовать план коллективной безопасности в Европе, не допустить создания широкого единого антисоветского фронта, соблюдать максимальную осторожность и не поддаваться на провокации врага, а с другой — принимать все необходимые меры по укрепле­нию обороны страны.

В условиях, когда переговоры СССР с Англией и Фран­цией в 1939 г. зашли в тупик, советское руководство приня­ло предложение Германии о мирных переговорах, в результате чего 23 августа 1939 г. в Москве был подписан советско-германский договор о ненападении.

Возникает вопрос: было ли заключение договора с Гер­манией о ненападении наилучшим вариантом решения про­блем, вставших перед Советским правительством в этот период?

СССР был поставлен перед дилеммой: или договорить­ся с Англией и Францией и создать систему коллективной безопасности в Европе, или заключить пакт с Германией, или остаться в одиночестве. На этот счет имеются различ­ные точки зрения историков.

Некоторые специалисты рассматривают заключение договора с Германией как наихудший вариант, сравнива­ют его с Мюнхеном, утверждают, что пакт с Германией провоцировал вторую мировую войну. Другая точка зре­ния сводится к попытке сравнивать заключение советско-германского пакта о ненападении с подписанием Брест­ского мира, рассматривать его как пример использования компромисса, умения использовать межимпериалистичес­кие противоречия.

Что же побудило Германию пойти на союз с СССР? Для Гитлера это был тактический шаг: ему нужно было гарантировать беспрепятственный захват Польши и разво­рачивать дальше военные действия. Советская же сторона, подписывая договор, стремилась, с одной стороны, обеспе­чить безопасность СССР накануне войны Германии против Польши за счет ограничения продвижения германских войск и отказа Германии от использования в антисоветских це­лях Прибалтийских государств, с другой, — обезопасить дальневосточные границы СССР от нападения Японии. За­ключив в 1939 г. пакт с Германией о ненападении, когда на Дальнем Востоке шли военные действия, СССР избежал войны на два фронта.

В целом же этот пакт не дал возможности создать в Европе единый антисоветский фронт. Таким образом, за­ключив пакт, СССР оттянул на время начало военных действий и отодвинул свои границы от жизненно важных центров страны. Но несомненно и то, что полученную от­срочку СССР использовал менее эффективно, чем его партнер по пакту. Несколько слов о секретном протоколе к этому договору, который держался в глубокой тайне.

Если сам договор от 23 августа 1939 г. можно объяс­нить и оправдать конкретными обстоятельствами, то при­нятие 28 сентября 1939 г. дополнительных протоколов к советско-германскому договору было серьезной политической ошибкой, которой в тот период можно было избе­жать*.

* В 1989 г. 24 декабря II Съезд народных депутатов СССР, заслушав сообщение Комиссии по политической и правовой оценке советско-германского договора о ненападении от 1939 г., осудил секретный протокол к нему и признал их " юридически несостоятельными с момента их подписания". Было признано также, что "...решение об их подписании было по существу и по форме актом личной власти и никак не отражало волю советского народа, который не несет ответственности за этот сговор" (1939 г. Уроки истории. М., 1990. С. 496-497).

 

Назовем и другие внешнеполитические акции СССР. В эти годы была возвращена в состав Советского государства Бессарабия. Несколько раньше, в сентябре 1939 г. народам Западной Украины и Западной Белоруссии была возвраще­на территориальная общность с Украиной и Белоруссией. 17 сентября 1939 г., т.е. когда Германия вела военные дейст­вия с Польшей, советские войска перешли ее восточную границу. В официальном заявлении Советского правитель­ства эти действия оправдывались необходимостью " взять под защиту жизнь и имущество населения Западной Бело­руссии".

Последняя акция была прямым следствием реализации секретных протоколов к советско-германскому пакту, где Польша рассматривалась с позиций " сферы интересов" СССР.

Подобные силовые позиции проявились во взаимоотно­шениях СССР с его прибалтийскими соседями.

В октябре 1939 г. СССР предложил Финляндии сдать в аренду на 30 лет полуостров Ханко, имевший стратегичес­кое значение для наших границ, а также передать острова в Финском заливе, часть полуостровов Рыбачий и Средний около Мурманска и часть Карельского перешейка, т.е. око­ло 2710 квадратных километров, в обмен на территорию в Советской Карелии размером в 5523 квадратных километ­ров. Финская сторона не приняла эти условия, и перегово­ры 13 ноября были прерваны, а затем между СССР и Финляндией вспыхнул военный конфликт.

Советско-финская война длилась 105 дней, с 30 ноября 1939 г. по 12 марта 1940 г. Хотя эта кампания и закончилась победой СССР, позволила нашей стране усилить стратегичес­кие позиции на северо-западе, отодвинуть границу от Ленин­града, все же нельзя не признать, что эта война нанесла нашей стране политический и моральный ущерб. Мировое общест­венное мнение в этом конфликте было на стороне Финляндии, престиж СССР заметно упал. По требованию ряда стран, 14 декабря 1939 г. СССР был исключен из Лиги Наций.

К концу мая 1940 г. стало ясно, что военные действия в Западной Европе, развязанные Германией в результате на­чала 1 сентября 1939 г. Второй мировой войны, близятся к завершению. Из этой кампании Германия вышла еще более сильной в экономическом и военном отношениях. Одержав верх над Францией и Великобританией, Германия потеря­ла всякий интерес к сохранению " дружбы" с СССР. Война вплотную подходила к территории СССР. В этих условиях СССР был заинтересован в том, чтобы германские войска находились как можно дальше от его границ и его действия в 1940 г. были направлены на то, чтобы, используя советско-германский договор 1939 г., ограничить сферы распро­странения германской агрессии.

В заключение попытаемся коротко сформулировать ответ на вопрос: Обеспечила ли внешняя политика СССР в 30-е гг. безопасность страны? Ответы на этот вопрос не­однозначны. Если раньше вся внешняя политика СССР это­го периода оценивалась как безошибочная, то сегодня мы встречаем суждения совершенно противоположные. Факты того периода говорят о том, что внешнеполитическая дея­тельность СССР в 30-е гг. носила противоречивый харак­тер, методы ее осуществления в первой и во второй половине 30-х гг. отличались между собой, что объяснялось конкрет­ной обстановкой, ее изменением, стремлением любой ценой оттянуть войну, что неизбежно повлекло ошибки и просче­ты. В результате многие задачи, связанные с обеспечением безопасности страны, решить в полной мере не удалось.

Второй, но очень важный вопрос, который требует своего объяснения, — это советско-германские отношения, связан­ные не только с подписанием самого договора 1939 г., но и с последующими событиями, вплоть до вероломного нападе­ния Германии на СССР.

В этой связи принципиальное значение имела поездка руководителя Советского правительства В.М.Молотова в Германию в ноябре 1940 г. Эта поездка стала сенсацией, сразу облетевшей весь мир. Миссия Молотова до сих пор привлекает внимание общественности и вызывает повышен­ный интерес исследователей, которые по-разному тракту­ют и оценивают ее. Этот интерес не случаен, ибо советские материалы переговоров Молотова с рейхсканцлером Гитле­ром, рейхсминистром иностранных дел Риббентропом, бе­седы с германским послом в СССР Шуленбергом, рейхсмаршалом Герингом, заместителем Гитлера Гессом важны для понимания взаимоотношений двух государств накану­не войны между ними.

Визит Молотова в столицу " третьего рейха" проходил на фоне трагических событий Второй мировой войны, пламя ко­торой раздувал Гитлер. " Третий рейх" установил свое господ­ство над значительной частью Европы. К ноябрю 1940 г. вер­махт оккупировал Польшу, Францию, Бельгию, Голландию, Люксембург, Данию и Норвегию. Германия угрожала выса­дить экспедиционный корпус на Британские острова. Герман­ские войска находились также в Финляндии и Румынии.

Переговоры выявили скрытое политическое и дипло­матическое соперничество двух государств. Отклонение Гитлером предложений о выводе немецких войск из Фин­ляндии свидетельствовало о твердости Берлина в проведе­нии намеченных им планов. По существу ни один из обсуж­даемых вопросов не был решен или урегулирован.

Переговоры обнажили жестокую реальность и подлин­ные намерения Германии. А между тем Советский Союз не был готов к великим испытаниям и большой войне, которая приближалась к его границам.

К сожалению, высшее военное командование Красной Армии в то время еще не осознало и не оценило в полной мере принципиальных изменений, произошедших благода­ря вермахту в военно-оперативном искусстве. Доказатель­ством тому — заявление наркома обороны СССР С.К.Тимошенко на совещании высшего руководящего состава РККА, проходившем с 23 по 31 декабря 1940 г.: " В смысле страте­гического творчества опыт войны в Европе, пожалуй, не дает ничего нового". Не менее любопытное признание сде­лал впоследствии Молотов: " Мы знали, что война у порога, не за горами, что мы слабее Германии, что нам придется отступать. Весь вопрос был в том, докуда придется отсту­пать — до Смоленска или до Москвы, это перед войной мы обсуждали".

Сталин действительно боялся надвигавшейся войны с Германией. Он всеми средствами старался оттянуть ее на­чало. Эту цель преследовали в определенной мере и по­ставки в Германию из СССР нефти, пшеницы и сырья в 1940-1941 гг. Но этим Сталин лишь укреплял потенциаль­ного противника и помогал ему в подготовке к походу на Восток.

Десять дней спустя после возвращения Молотова из Берлина советское правительство изложило свою позицию по вопросу заключения пакта четырех государств (Герма­нии, Италии, Японии и СССР) о политическом сотрудниче­стве и экономической взаимопомощи. 25 ноября 1940 г. в Кремле Молотов заявил Шуленбергу о готовности СССР принять проект пакта четырех держав о политическом со­трудничестве и экономической взаимопомощи при условии вывода немецких войск из Финляндии, заключения пакта о взаимопомощи между Советским Союзом и Болгарией, при­знания его территориальных устремлений южнее Батуми и Баку в направлении Персидского залива, предоставления морских и сухопутных баз СССР в районе Босфора и Дарданелл, отказа Японии от угольных и нефтяных концессий на Северном Сахалине. Все эти предложения подлежали оформлению в виде пяти секретных дополнительных про­токолов к пакту четырех (Новая и новейшая история. 1993. № 5. С. 69-99). В Москве с нетерпением ждали ответа. Вре­мя шло, а гитлеровское правительство молчало. Ответ Бер­лина так и не поступил.

Каковы были причины, определявшие поведение Гит­лера и его дипломатии, характер переговоров и столь бы­струю потерю интереса к миссии Молотова?

Их было много. Но все же главным обстоятельством являлось принятое рейхсканцлером решение начать войну против Советского Союза. 31 июля 1940 г. Гитлер офици­ально сообщил высшему генералитету о предстоящей воен­ной кампании. В дневнике начальника Генштаба сухопутных войск генерал-полковника Ф. Гальдера в этот день появи­лась запись: " Начало (военной кампании) — май 1941 г. Про­должительность всей операции — пять месяцев". Генштаб спешно приступил к разработке стратегического плана ве­дения войны против СССР. В основу планирования было положено требование максимально быстрого, молниеносно­го разгрома вооруженных сил Советского Союза. 1 августа 1940 г. начальник штаба 18-й армии генерал Э. Маркс, а также германский военный атташе в Москве генерал Э. Кестринг представили общий замысел операции. 5 августа Гальдеру был доложен оперативно-стратегический план " Фриц", предусматривавший нанесение ударов в направлении Мос­квы и Киева. 17 сентября первый заместитель начальника Генштаба сухопутных войск генерал Ф. Паулюс закончил в основном разработку стратегического сосредоточения и раз­вертывания войск. Планы агрессии против СССР отрабаты­вались и в штабе оперативного руководства сухопутных войск под началом генерала А. Йодля. 18 декабря 1940 г. Гитлер подписал директиву № 21 верховного главнокоман­дования вооруженных сил Германии (ОКВ) о нападении на СССР и дал ей кодовое название " Барбаросса" (Новая и новейшая история. 1993. № 5. С. 64-68).