Новейшая метафизика

Кантовская критика метафизики пред­ставляется тем более двусмысленной, что она не ограничивается заменой спекулятив­ной или теоретической метафизики метафи­зикой нравов: она предлагает преобразова­ние метафизики в ее традиционной — то есть спекулятивной или теоретической — форме. В такой перспективе кантианство — отнюдь не просто критика метафизики, ибо " критика есть необходимое предвари­тельное условие для содействия основатель­ной метафизике как науке" ². Короче говоря, критика представляет собой " пролегомены ко всякой будущей метафизике, могущей появиться как наука". Понятая таким обра­зом, она оказывается не разрушением, но развитием метафизики, которую Кант вы­зывается вести по твердой дороге науки:

Критика относится к обыкновенной школьной метафизике точно так, как хи­мия к алхимии, или астрономия к аст­рологии³.

Конечно, в " Критике чистого разума" Кант не дошел до того, чтобы дать систему " са­мой науки": его критика есть всего лишь " трактат о методе" ⁴. Но в этом качестве она действительно дала программу обнов­ления спекулятивной метафизики на основе критики метафизики классической. Кантов­ская метафизика нравов связала себя с по­ложениями, слишком уязвимыми для кри­тики. Зато намеченная Кантом программа спекулятивной метафизики, понятой в каче-

² Там же. С. 99.

'Кант И. Пролегомены... Решение общего вопроса // Соч. Т. 4.4. 1. С. 190—191.

⁴ Кант И. Критика чистого разума. Преди­словие ко второму изданию // Соч. Т. 3. С. 91.

 

стве науки, послужила для его последова­телей и критиков отправным пунктом для развертывания новейшей метафизики.

а) Проект метафизики как науки

Кантонский проект метафизики " есть не что иное, как систематизированный инвен­тарь всего, чем мы располагаем благодаря чистому разуму" ¹'.

Чтобы метафизика могла как наука пре­тендовать не только на обманчивую уве­ренность, но и на действительное понима­ние и убеждение, для этого критика само­го разума должна представить весь состав априорных понятий, разделение их по раз­личным источникам: чувственности, рас­судку и разуму; далее, представить исчер­пывающую таблицу этих понятий и их расчленение со всем, что отсюда может быть выведено; затем главным образом возможность априорного синтетического познания посредством дедукции этих по­нятий, принципы их применения и, нако­нец, их границы, и все это в полной сис­теме².

Кантовское определение априорных эле­ментов познания действительно открывает возможность метафизики. Физика есть фактический анализ опыта. При этом она увязает в сложной запутанности, где трудно рассчитывать на удовлетво­рительные объяснения, так как мысль там постоянно имеет дело с чем-то другим, нежели она сама. Зато стоит заговорить об общих основоположениях познания, как все становится проще, ибо разум здесь имеет дело лишь со своими соб­ственными требованиями. Будучи систе­матическим выражением этих требований, метафизика отражает неустранимую по­требность разума, и она " сохранилась бы, если даже все остальные [науки] были бы повержены" ³, ибо она апеллирует только к разуму самому по себе, а не к конкретному развитию опыта и познания фактов. Тем самым метафизика предстает

¹ Кант И. Критика чистого разума. Преди­словие к первому изданию // Соч. Т. 3. С. 80.

² Кант И. Пролегомены... Решение общего вопроса // Соч. Т. 4. Ч. 1. С. 190.

³ Кант И. Критика чистого разума. Преди­словие ко второму изданию // Соч. Т. 3. С. 86.

как простейшая из всех наук таким об­разом, что Кант надеется завершить ее " за короткое время при незначительных... усилиях" ⁴.

И в самом деле, Кант не слишком потрудился над тем, чтобы обрисовать в " Критике чистого разума" или в " Про­легоменах" содержание новой метафизики в соответствии с предначертанной для нее программой. Кант ставил задачу " вывес­ти" или " систематически изложить" апри­орное содержание познания. Для этого ему нужна была руководящая нить. Кант же просто ограничился перечнем различ­ных модальностей суждений. Этот пере­чень у него — результат довольно произ­вольного упрощения логической доктрины Аристотеля, которая и сама была изложе­на весьма эмпирически, и оказалась черес­чур близка (особенно в " Категориях") к простому грамматическому анализу форм языка. Таким образом, метафизика Канта являла собой досадный контраст между притязаниями программы, требо­вавшей строгой дедукции всей априорной системы познания, и попыткой ее ре­ализации, началом которой стала логичес­кая доктрина, полная неточностей и по­строенная на ощупь. " За философией Фихте остается та огромная заслуга, что она напомнила о том, что следует пока­зать определения мышления в их необ­ходимости, что их непременно следует дедуцировать" ⁵. В этом и состояла цель, которую поставил себе Фихте в " Науко-учении".

Такая попытка была, однако, с первых своих шагов отягощена серьезной двусмыс­ленностью в отношении не только смысла, но и ее размаха. Кант ясно выразил эту двусмысленность, заявив, что его критика враждебна " догматизму", но " не догмати­ческому методу разума в его чистом позна­нии как науке" ⁶. При этом он отмежевался от " скептицизма, который быстро расправ­ляется со всей метафизикой" ⁷. Однако, если

⁴ Там же. Предисловие к первому изданию. С. 80.

⁵ Гегель Г. В. Ф. Энциклопедия философских наук. §42. М„ 1974. Т. 1. С. 157.

⁶ Кант И. Критика чистого разума. Преди­словие ко второму изданию // Соч. Т. 3. С. 98. 'Там же.

 

представить себе, что кантианство сохраня­ет спекулятивную метафизику, ее значение поистине трудно уловить. С одной сторо­ны, такая метафизика есть не что иное, как система априорных элементов знания, ко­торые выражают лишь то, что привносит в познание мыслящий субъект. Могло бы, таким образом, показаться, что кантовская метафизика имеет исключительно субъек­тивный характер. Такая интерпретация, ка­залось бы, подтверждается впечатлением эмпиричности, которое создает о себе фи­лософия Канта, когда она утверждает, к примеру, что " созерцание" — это " способ, каким познание непосредственно относит­ся" к предметам, и определяет " чувствен­ность ", которая одна " доставляет нам созе­рцания", как способ, " каким предметы воз­действуют на нас" ¹. Из подобных определений, кажется, само собой следует, что отношение к предмету дано в познании только лишь благодаря чувственному эм­пирическому созерцанию. С другой сторо­ны, такое эмпирическое познание, согласно Канту, чисто феноменально: оно есть толь­ко субъективная видимость, за которой прячется сам предмет, который поэтому может быть назван только неэмпирическим объектом, то есть " трансцендентальным" объектом " х" ². В этом смысле непосред­ственная чувственная данность — не более чем внутренняя модификация субъектив­ности. С этой второй точки зрения объек­тивность познания начинается только с анализом опыта при помощи априорных понятий, которые только и могут отнести чувственную данность к объекту. Можно, следовательно, сказать, что априорный эле­мент познания не только не представляет собой субъективной стороны познания, но скорее составляет его объективность. Тут-то и коренится оправдание метафизики. Она представляет в завершенном виде единство познания по отношению к объек­ту. Но именно " единство сознания есть то, что составляет одно лишь отношение пред­ставлений к предмету, стало быть, их объ­ективную значимость, следовательно, пре-

¹ Кант И. Критика чистого разума. Транс­цендентальная эстетика. § 1 // Соч. Т. 3. С. 127.

² См. там же. Трансцендентальная диалекти­ка. Кн. 2. Гл. 1. С. 371.

вращение их в знание" ³. Познания объекта не существует, если сознание не свяжет с ним разнообразие представлений, и как раз метафизика и есть абсолютное единст­во всех элементов знания в их отношении к объекту. Метафизика предстает в такой перспективе как момент, где все представ­ления поистине становятся знанием.

Последняя интерпретация, впрочем, так и не стала кантианской. Несомненно, иные кантовские формулировки направлены на то, чтобы поставить абсолютную истину метафизического знания в качестве предела познания:

Разум посредством теологической идеи из­бавляется и от фатализма слепой естест­венной необходимости в контексте самой природы без первого начала, и от фата­лизма в причинности самого этого начала и ведет к понятию свободной причины, стало быть, высшего умопостижения⁴.

Однако эти формулировки, по мысли Кан­та, означают лишь субъективное требова­ние сознания в его видении объекта. Несом­ненно, сознание ссылается на единство сво­его объекта: но этот объект есть " трансцендентальный" объект, а не мета­физический. Таким образом, кантовская философия рассматривает сознание как от­ношение к чему-то такому, что всегда оста­ется за его пределами, то есть она содержит в себе " только определения его феномено­логии" ⁵. Она всего лишь показывает, как сознание борется со своими собственными субъективными видимостями в стремле­нии, остающемся субъективным, конститу­ировать на основе этих видимостей объек­тивность. Но возвыситься над своими соб­ственными явлениями и субъективными понятиями сознанию не дано.

Фундаментальное положение критики Канта состоит, стало быть, в том, что мы никогда не можем познать вещь такой, ка­кая она есть сама по себе. Но ведь совер­шенно очевидно, что это простой трюизм, для которого вовсе не нужно титанического усилия критики. Вещь, какой мы ее знаем,

³Там же. Трансцендентальная аналитика. § 17. С. 195.

'Кант И. Пролегомены... § 60 // Соч. Т. 4. Ч. 1.С. 188.

⁵ Гегель Г. В. Ф. Энциклопедия философских наук. § 415. М., 1977. Т. 3. С. 222.

 

действительно есть уже вещь для нас, а не только сама по себе. Поэтому " можно только удивляться, когда приходится чи­тать, что мы не знаем, что такое вещь в себе, так как на самом деле нет ничего легче, чем знать ее" ¹. В действительности, для всякого нашего познания такая вещь есть " понятие совершенно пустое х" ², иначе говоря, она " голая абстракция, нечто со­вершенно пустое, определяемое лишь как потустороннее — отрицательность пред­ставления, чувства, определенного мышле­ния и т. д." ³. Вещь сама по себе не только не является непознаваемой, но она есть то, что легче всего познать, так как она — не более чем призрак, пустота, ничто. От вещи самой по себе, которая есть ничто, следует, однако, отличать " понятие трансценден­тального предмета". Это понятие собирает воедино различные представления, которые сознание может составить о предмете: ста­новится ясно, что оно есть не что иное, как " единство сознания", которое " составляет одно лишь отношение представлений к предмету" и, следовательно, " превраще­ние их в знание" ⁴. Поскольку единство со­знания трансцендентально, то есть распо­лагается по ту сторону всякого эмпиричес-кого знания, оно тождественно также трансцендентальному понятию предмета. Здесь нет противостояния сознания объек­ту: потому и можно говорить о познании, так как здесь разрешается оппозиция объ­ективного и субъективного. Разумеется, та­кое познание для Канта — только транс­цендентальное, а не метафизическое, но это от того, что по ту сторону трансценден­тального единства сознания и объекта Кант сохраняет призрак " вещи самой по себе", которая — не более чем пустая абстракция. Фундаментальная проблема познания лежит по ту сторону какого бы то ни было рода " физических объяснений" ⁵. Объясне­ния естественных наук состоят в том, что-

¹ Гегель Г. В. Ф. Энциклопедия философских наук. §44. Т. 1. С. 161.

² Кант И. Критика чистого разума. Транс­цендентальная логика. § 13 // Соч. Т. 3. С. 185.

³ Гегель Г. В. Ф. Энциклопедия философских наук. §44. Т. 1.С. 161.

⁴ Кант И. Критика чистого разума. Транс­цендентальная аналитика. § 17 // Соч. Т. 3. С. 195.

⁵ Кант И. Пролегомены... § 57 // Соч. Т. 4. Ч. КС. 176.

бы отсылать от следствия к причине, кото­рая, будучи сама обусловлена, должна быть в свою очередь объяснена другой при­чиной, так что мы никогда не сможем дос­тичь единства представлений объекта в со­знании, а это единство только и может быть названо знанием:

Каждый ответ, данный на основании осно­воположений опыта, всегда порождает но­вый вопрос, который точно так же требует ответа и тем самым ясно показывает недо­статочность всех физических способов объяснения для удовлетворения разума⁶.

" Опыт никогда полностью не удовлетворя­ет разум" и, если речь идет о полном раз­решении, " оставляет нас неудовлетворен­ными" ⁷. Вот почему полное разрешение проблем познания не может быть обретено на почве опытной науки:

Как можно, в самом деле, решить на опы­те: существует ли мир в вечности или же имеет начало? делима ли материя до бес­конечности или же состоит из простых частей? Такие понятия не могут быть даны ни в каком, даже максимально возмож­ном, опыте; стало быть, неправильность утвердительного или отрицательного по­ложения не может быть обнаружена этим критерием*.

Действительно, опыт не может содержать в себе элементы полного решения. Напри­мер, в случае с вопросом о конечности или бесконечности мира " опыт невозможен ни относительно бесконечного пространства или бесконечного протекшего времени, ни относительно ограниченности мира пустым пространством или предшествующим пус­тым временем: это все лишь идеи" ⁹. Однако то обстоятельство, что метафизика имеет дело только с идеями, то и дело обнаружи­вает в кантианстве свою двусмысленность. С одной стороны, это означает, что мета­физическое познание лишено гарантии, ко­торую естественным наукам дает экспери­ментальная проверка. Но это означает так­же и то, что мысли нет больше нужды плутать в неопределенности опыта, ибо здесь она имеет дело только сама с собой, то есть с одним только конфликтом соб­ственных идей в чистой сфере мысли.

⁶ Там же. С. 175.

⁷ Там же. С. 174. •Там же. §52Ь. С. 162. ⁹ Там же. § 52с. С. 164.

 

Настоящее кантонское возражение про­тив метафизики лежит как раз на уровне конфликта идей разума друг с другом. Именно противоречие идей внутри разума делает несостоятельной позицию традици­онной метафизики, для которой оно дейст­вительно характерно. " Эта мысль, что то противоречие, которое определения рассуд­ка полагают в разумном, существенно и не­обходимо, должна рассматриваться как один из важнейших и значительнейших ус­пехов философии нового времени" ': такая мысль действительно категорически вос­прещает возврат к докритической метафи­зике.

Можно, однако, " заметить, что... Кант перечисляет лишь четыре антиномии" ², ос­новываясь на своем сомнительном принци­пе классификации идей, попросту извлечен­ном из таблицы категорий. При этом при­меняется простой " прием" — вместо настоящего " выведения определений" изу­чаемого предмета их " просто подводят под готовую схему" ³. Фактически нет никакого основания полагать, что противоречие ог­раничивается четырьмя космологическими антиномиями, сформулированными Кан­том: очевидно, что оно встречается во мно­гих других представлениях и идеях. Но главное, если мысль Канта " глубока", по­скольку она выявляет существенный и не­обходимый характер противоречий разума, то " разрешение противоречия" " тривиаль­но" ⁴. Оно заключается в утверждении, что противоречие " принадлежит не предмету в себе и для себя, а лишь познающему разуму", " оно представляет собой лишь нежничанье с мирскими вещами" ³. Кантов-ская точка зрения состоит в допущении

— бездоказательном и некритическом,

— что " не сущность мира носит-де в себе язву противоречия, а только мыслящий ра­зум" ⁶:

Было бы печально, если бы вещи были поражены противоречием, но что разум (то, что есть самого возвышенного) про-

¹ Гегель Г. В. Ф. Энциклопедия философских наук. §48. Т. 1.С. 166.

² Там же. С. 167.

³Там же.

" Там же. С. 166.

³ Там же. 'Там же.

тиворечит себе — в том якобы нет беды. Поэтому трансцендентальный идеализм не затрудняет себя разрешением противо­речия⁷.

В действительности, считает Гегель, вещи сами предстают противоречивыми. Их про­тиворечивость есть знак их конечности. Та­ким образом, существует разрешение кос­мологических антиномий, так как в своей противоречивости вещи мира проявляют себя как конечные. Несомненно, это еще очень общее разрешение должно быть раз­работано более конкретно, в частности в том, что касается четырех кантовских ан­тиномий⁸. Но этому должна предшество­вать разработка метода решения противо­речий, для которого гегелевская метафизи­ка вновь взяла имя " диалектики".

Ь) Развитие диалектического метода

Уже Платон, представив диалектику, по­добно " карнизу, венчающему все знания" ⁹, придал ей фундаментальное метафизичес­кое значение. Именно диалектика, исполь­зуя в качестве " подступов" ¹⁰ начала наук, возносится к первоначалу. Однако мы уже заметили, насколько платоновское по­нимание диалектики неадекватно задаче, которую он перед ней поставил. Диалекти­ческий метод предстает то как метод опро­вержения", который отбрасывает предло-жения наук¹² как недостаточные, то как ме­тод дедукции из первоначала от идеи к идее¹³. По правде говоря, сам смысл сло­ва страдает здесь неопределенностью, ибо его этимология дает возможность двоякого истолкования. Греческий глагол, к которо­му отсылает прилагательное " диалектичес­кий", означает или акт диалога или же акт отделения и отбора. Поэтому Платон оп­ределяет диалектику то как умение спраши-

⁷ Hegels Werke. Berlin, 1833. Bd. XV. S. 582. В русском переводе " Лекций по истории филосо­фии" Гегеля этот текст отсутствует. — Примеч. ред.

'Об этом говорится в главах 8—15 наст. изд.

' Платон. Государство. VII 534 е // Соч. Т. 3. Ч. 1. С. 346.

¹⁰Тамже. VI 511 Ь. С. 319.

¹¹ См. там же. VII 534 с. С. 346.

¹² См. там же. 533с. С. 345. ¹³См. там же. VI 511 с. С. 319.

 

вать и отвечать', то как способность " раз­личать все по родам" ². В последнем случае диалектиком будет тот, " кому доступно до­казательство сущности каждой вещи" ³, то есть тот, кто, " минуя ощущения, посредст­вом одного лишь разума, устремляется к сущности любого предмета⁴. Диалектика в этом втором смысле состоит в различе­нии и обобщении⁵. Это метод, проиллюст­рированный в " Софисте": " Различать все по родам, не принимать один и тот же вид за иной и иной за тот же самый" ⁶. Понятая таким образом, диалектика ведет исключи­тельно к разграничению сущностей, диф­ференцированных по видам. Так, претендуя на то, чтобы возвысить диалектику над на­уками, Платон сводит ее к деятельности по разделению реальности на роды и виды, то есть к простой классификации, которая, ко­нечно, необходима, но которая даже внутри самих наук играет чисто подготовительную роль. Более того, раз диалектика осущест­вляет прежде всего различение между раз­ными сущностями, она оказывается тесно связанной с положением о наличии " посто­янно тождественной себе идеи каждой из существующих вещей" ⁷. В форме диалога диалектика предстает как безостановочное движение мысли и поиска. Но это движение сходит на нет, когда в результате оно при­водит всего-навсего к констатации стабиль­ности и самотождественности идей.

Со своей стороны Аристотель в своем анализе диалектики определяет ее на том же основании, что и риторику, как универсаль­ную способность, которая " не касается како­го-нибудь отдельного класса предметов" ⁸:

Риторика — искусство, соответствующее диалектике, так как обе они касаются та­ких предметов, знакомство с которыми может некоторым образом считаться об-

'См.: Платон. Государство. VII 531 е, 534 d // Соч. Т. 3. Ч. 1. С. 343, 346; ср.: Кратил. 390 с.

² Платон. Софист. 253 de // Соч. Т. 2. С. 376.

³ Платон. Государство. VII 534 b // Соч. Т. 3. Ч. 1. С. 346.

" Там же. 532 а. С. 343.

⁵ См.: Платон. Федр. 266 b // Соч. Т. 2. С. 205.

" Платон. Софист. 253 d // Соч. Т. 2. С. 376.

⁷ Платон. Парменид. 135 с // Соч. Т. 2. С. 416.

" Аристотель. Риторика. I 1, 1355 b 8—9 // Античные риторики. М., 1978. С. 18.

щим достоянием всех и каждого и кото­рые не относятся к области какой-либо отдельной науки'.

Аристотель предлагает, таким образом, четкое различение между диалектикой и на­уками. Компетенция диалектики неопреде­ленно широка, тогда как науки ограничива­ют себя строго определенным предметом — каждая своим. Однако диалектика раз­нится от наук не только предметом, но и методом: "...диалектик не занимается оп­ределенной областью, ничего не доказыва­ет" ¹⁰. В то время как наука доказывает свои теоремы исходя из своих принципов, диа­лектика ограничивается тем, что испытыва­ет выдвинутые положения, пытаясь их оп­ровергнуть. Поэтому тому, кто практикует диалектику, нет нужды самому знать науку, чтобы опровергать того, кто выдвигает по­ложения, относящиеся к области данной науки:

Искусство испытывания не такое искус­ство, как геометрия, им может владеть и незнающий. Ведь и тот, кто не знает предмета, в состоянии подвергнуть испы­танию [другого] незнающего, если только последний соглашается [на это], не исходя из того, что он знает, или из присущего лишь [данному предмету], а исходя из следствий, которые таковы, что тот, кто их знает, вполне может не знать [данное] искусство, но, кто их не знает, тот уж обязательно не знает этого искусства".

Пример полемики Сократа против софи­стов действительно показывает, что необя­зательно владеть определенной наукой, чтобы опровергать тех, кто, обладая неко­торой компетенцией в рассматриваемой об­ласти, не способны сделать из нее науку, возвысившись до познания ее начал:

Ничто не мешает в самом деле тому, что­бы кто-то, зная некоторые выводы какой-либо дисциплины, не знал бы тем не менее самого этого искусства: так бывает в слу­чае с опытными знаниями врачей¹².

Более того, диалектическое исследование может распространяться на всякое научное изложение в той степени, в какой последнее

⁹Там же. 1354 а 1—3. С. 15.

¹⁰ Аристотель. О софистических опроверже­ниях. 11, 172 а 12—13 // Соч. Т. 2. С. 556.

" Там же. 172 а 21—27. С. 556—557.

¹² Alexandre d'Aphrodise. Commentaire aux Refutations Sophistique. 11, 172 a 21—27.

 

зависит не только от собственных начал данной науки, но также пользуется " неко­торыми общими [началами]" ¹, такими, как принцип противоречия, которые известны и тем, кто не является специалистом в оп­ределенной науке:

Поэтому все, даже несведущие, некото­рым образом пользуются диалектикой и искусством испытывания. Ведь все бе­рутся до какой-то степени судить о тех, кто выдает себя за знатока. А для этого они используют общие [всем искусствам начала], которые они все же знают, хотя они, видимо, отнюдь не говорят по суще­ству дела².

Следовательно, диалектическое рассмотре­ние применимо ко всему, что относится к культуре вообще и к общим правилам мышления — вплоть до частных наук.

В самом деле, для Аристотеля значение диалектики сводится лишь к порядку обще­го (generalite). Это прежде всего означает, что " диалектик... не таков... кто занимается [все]общим" ³, то есть абсолютно верным для всех сущностей:

Ведь не все принадлежит к одной опреде­ленной области, а если бы принадлежало, то вещи не могли бы подпадать под одни и те же начала".

Если всеобщее — это то, что применимо ко всему, то всеобщими являются только бы­тие и единое. Тем не менее их нельзя опре­делить как два рода, объединяющие все вещи вообще. Они суть только предикаты, тождественные тому, что они характеризу­ют, так как сказать о некоторой вещи, что она есть и что она единая, означает обозна­чить ее как вещь, не говоря при этом, како­го она рода. Действительно, определенное обозначение вещи требует более определен­ных категорий, нежели бытие и единое, и диалектика — как обсуждение и постанов­ка под вопрос определенного содержания — не может располагаться на уровне неоп­ределенной всеобщности бытия и единого. Но если диалектика не признает пустой всеобщности некоторой онтологии, то

¹ Аристотель. О софистических опроверже­ниях. 11, 172 а 29—30 // Соч. Т. 2. С. 557.

² Там же. 172 а 30—33.

'Там же. 11—13. С. 556. Перевод исправлен, поскольку здесь важно различение между общим (general) и всеобщим (universel). — Примеч. ред.

⁴Там же. 172 а 13—15.

она не приобретает и точности конкрет­ной науки:

[Она не сделает] человека сведущим в об­ласти какой-нибудь частной науки, пото­му что они не касаются какого-нибудь определенного предмета... Чем лучше мы будем выбирать посылки, тем скорее неза­метным образом мы образуем область на­уки, отличной от диалектики... и если мы дойдем до основных положений, то будем иметь перед собой уже не диалектику... а ту науку, основными положениями кото­рой мы овладели⁵.

В самом деле, наука характеризуется стро­гостью, с которой она определяет свои принципы и выводит из них следствия. Но подобная работа не имеет ничего общего с диалектикой. Если же наука содержит " диалектические положения", то это лишь постольку, поскольку в науках существуют отдельные " мнения" ⁶, то есть поскольку на­уки (искусства) содержат предложения, ко­торые, будучи даны без обоснований, явля-ются лишь мнениями — " то, что кажется правильным людям, занимающимся этими искусствами" ⁷.

Итак, общий характер диалектики не есть ни пустая всеобщность онтологии, ни точно определенная общность науки: Ари­стотель помещает ее лишь на уровень обще­принятого мнения. Таким образом, общий характер, свойственный предложениям, ко­торые могут стать объектом диалектичес­кого рассмотрения, можно определить не только по содержанию этих предложений, но также исходя из большей или меньшей общности согласия с ними людей:

Диалектическое же положение есть воп­рос, правдоподобный или для всех, или для большинства людей, или для мудрых — всех, либо большинства, либо самых известных из них, т. е. согласующийся с общепринятым [при условии, что он не парадоксальный]. Ибо можно считать

⁵ Аристотель. Риторика. I 2, 1358 а 21—26 // Античные риторики. С. 24.

⁶ Аристотель. Топика. I 10, 104 а 33—34 // Соч. Т. 2. С. 360.

'Там же. 104 а 35. У Аристотеля понятия " наука" и " искусство" обычно являются взаимо­заменяемыми и чаще всего соответствуют гре­ческому слову " techne"; во французском тексте оно переводится исключительно как " science" (наука), в цитируемом русском переводе Аристо­теля — и как " наука", и как " искусство". — При­меч. пер.

 

правдоподобным то, что полагают муд­рые, если оно не противно мнению боль­шинства людей¹.

Таким образом, чтобы удержаться в рам­ках общепринятых мнений, диалектика от­вергает рассмотрение парадоксов. Она не могла бы достичь никакой общности своих методов, если бы принимала во внимание индивидуальные мнения, " частные же слу­чаи бесчисленны и не доступны знанию" ². Следовательно, она может иметь дело только с общепринятыми мнениями — как обычных людей, так и ученых.

Итак, Аристотель определяет диалекти­ку как " способ, при помощи которого мы в состоянии будем из правдоподобного де­лать заключения о всякой предлагаемой проблеме и не впадать в противоречие, ког­да мы сами отстаиваем какое-нибудь поло­жение" ³. Сущность этого метода состоит в том, чтобы посредством " необходимо вы­текающего из тезиса" " заставить отвечаю­щего говорить самое неправдоподобное" ⁴. В той степени, в какой диалектика пытается через неизбежные следствия свести тезис к противоречию, она ставит под вопрос предложения, могущие быть подтвержден­ными или опровергнутыми. Поэтому " диа­лектическое предложение" — это, в сущнос­ти, предложение вопросительное, " на кото­рое можно отвечать да или нет" ⁵. Следовательно, " диалектическая посылка — такая, которая одинаково берет любой из [членов противоречия]" ⁶, если опреде­лять противоречие как " противопоставле­ние предложений, которое само по себе не имеет ничего промежуточного. Один член противоречия — это утверждение чего-то о чем-то, другой — отрицание чего-то от­носительно чего-то" ⁷. Исходя из этих поло­жений, можно утверждать, что диалектики

¹ Аристотель. Топика. I 10, 104 а 8—12 // Соч. Т. 2. С. 359. Текст в квадратных скобках отсутствует в русском переводе Аристотеля. — Примеч. ред.

² Аристотель. Риторика. I 2, 1356 b 32—33 // Античные риторики. С. 21.

³ Аристотель. Топика. I 1, 100 b 18—21 // Соч. Т. 2. С. 349.

⁴ Там же. VIII 4, 159 а 19—20. С. 516. 'Там же. 2, 158 а 16. С. 513.

⁶ Аристотель. Вторая аналитика. I 2, 72 а 9—10 // Соч. Т. 2. С. 260.

⁷ Там же. 12—14.

— это те, которые заключают от прав­доподобного к одному из членов проти­воречия" ⁸:

...относительно тождественного и различ­ного, сходного и несходного, (одинако­вости) и противоположности, а также предшествующего и последующего и всего тому подобного, что пытаются рассмат­ривать диалектики, исходя лишь из прав­доподобного'.

Так что диалектику характеризует способ­ность рассуждать о противоречиях.

Этим диалектика сущностно отличается от доказательной науки:

Отличается же доказывающая посылка от диалектической тем, что доказывающая есть принятие одного из членов противо­речия (ибо тот, кто доказывает, не спра­шивает [о нем], а принимает [его]), диалек­тическая же есть вопрос относительно [то­го или другого члена] противоречия¹⁰.

В самом деле, " ни одно искусство, доказы­вающее природу чего-то, не есть искусство ставить вопросы" ". В той мере, в какой наука доказывает истину, она может лишь утверждать одно из двух противоречащих друг другу предложений. Аналогично, как наука не может быть диалектичной, так и диалектика не может быть доказательной:

...если бы она доказывала, то она не ста­вила бы вопросов если не относительно всего, то по крайней мере относительно первоначал и начал, свойственных [каж­дой области]¹².

Доказательство предполагает принятие об­щих принципов рассуждения (как, напри­мер, принципа противоречия) и частных принципов данной науки (например, акси­ом математики). Но диалектика, все ставя­щая под вопрос, как раз и не может допус­тить никакого принципа и, следовательно, не может привести никакого доказательст­ва в собственном смысле этого слова. В этом, несомненно, заключается ее более низкое положение по отношению к наукам. Но, с другой стороны, последние не могут

" Аристотель. О софистических опроверже­ниях. 2, 165 b 3—4 // Соч. Т. 2. С. 537.

⁹ Аристотель. Метафизика. III 1, 995 b 21—24//Соч. Т. 1. С. 100.

¹⁰ Аристотель. Первая аналитика. I 1, 24 а 22—25//Соч. Т. 2. С. 119.

" Аристотель. О софистических опроверже­ниях. И, 172 а 15—16 // Соч. Т. 2. С. 556.

¹² Там же. 172 а 18—20.

 

поставить под вопрос свои принципы, или первоначала, если намереваются получить доказательство. С этой точки зрения они по отношению к диалектике должны чувство­вать себя виновными в логической ошибке petitio principii:

Из остальных искусств ни одно не занима­ется выводами из противоположных по­сылок; только диалектика и риторика де­лают это, так как обе они в одинаковой степени имеют дело с противоположнос­тями¹.

В этом польза диалектики: она способна поставить под сомнение принципы наук и провести анализ, которого сами науки выполнить не в состоянии:

Исходя из начал, свойственных лишь дан­ной науке, нельзя говорить что-нибудь о тех началах, поскольку они первые нача­ла для всех наук. Поэтому их необходимо разбирать на основании правдоподобных положений в каждом- отдельном случае, а это и есть [задача], свойственная диалек­тике или наиболее близкая ей².

В самом деле, принципы наук не могут быть доказаны научно, ибо в качестве пер­воначал они независимы друг от друга и поэтому не могут основываться один на другом. Но они могут получить диалекти­ческое обоснование. Например, " геометр принимает в качестве принципа то, что по­верхность — это нечто, имеющее только длину и ширину, что линия — это длина без ширины, а точка есть то, что не имеет частей" ³. На это можно возразить, " что никакая величина не может иметь только два измерения, а тем более только одно, и что точка представляет собой вообще ничто, так как нет ничего, что, будучи к че­му-то прибавлено, не увеличивало бы этого последнего, а будучи отнято, не уменьшало его, — как это и доказывал Зенон" ⁴. Воз­ражение Зенона носит эристический и софи­стический характер: принятое всерьез, оно помешало бы развитию математики. Диа­лектик, " исходя из общепринятого", может ответить, " что поверхность — это граница

¹ Аристотель. Риторика. I 1, 1355 а 33—35 // Античные риторики. С. 18.

² Аристотель. Топика. I 2, 101 а 37—101 b 3 // Соч. Т. 2. С. 351.

'Alexandre d'Aphrodise. In loco laudato. Эти определения были даны Евклидом.

' Ibidem.

тела и что граница отлична от того, что она ограничивает" ⁵. Если поверхность — гра­ница тела, если тело есть то, " что имеет три измерения, и если поверхность отличается от него, то она не может иметь трех изме­рений" ⁶ — в этом случае она сама была бы телом. Такое же рассуждение справедливо для линии и точки. Подобная аргументация не относится к математике ни с точки зре­ния метода, ни с точки зрения требующихся здесь познаний. Но она имеет большое зна­чение для философии математики, посколь­ку показывает, что такие понятия, как поверхность, линия, точка, должны рас­сматриваться не как самодостаточные ве­личины, а только как границы математи­ческих сущностей высшей размерности.

Диалектический спор о принципах наук, если и бесполезен для научного доказательст­ва, полезен для философии, ибо, " когда возможно сомнение [в правильности] той или другой стороны, нам будет легче замечать в каждом отдельном случае истинное и лож­ное" ⁷. В ходе развития аристотелевского философского метода диалектика оказалась " способна исследовать то, что познает фило­софия" ⁸. В " Физике" и " Метафизике" исследо­вание того или иного философского затрудне­ния постоянно начинается с предложения апорий, относящихся к данному вопросу, то есть с того, " на основании чего можно было бы хорошо рассуждать против... тезиса" ⁹ в том виде, в каком он вытекает из неразреши­мого конфликта наличных мнений. Как в ее теоретическом истолковании, так и в практи­ческом применении Аристотель действитель­но рассматривал диалектику как метод, поз­воляющий подойти к философскому знанию.

Однако даже в античной философии признание важнейшего философского зна­чения диалектики остается весьма нетипич­ной позицией, свойственной, пожалуй, только Платону и Аристотелю. Типичное философское сознание прежде всего ощу­щает в диалектике тупик, в который заво-

⁵ Ibidem.

'Ibidem.

''Аристотель. Топика. I 2, 101 а 35—36 // Соч. Т. 2. С. 351.

'Аристотель. Метафизика. IV 2, 1004 b 25 // Соч. Т. 1. С. 123.

⁹ Аристотель. Топика. VIII 11, 161 а 17—18 // Соч. Т. 2. С. 522.

 

дит исследование противоречия, когда
имеются убедительные доводы для обоих
[противоположных умозаключений]" '.
В качестве примера проблем, где ест