Проблема визначення предмету філософії. Характерні риси філософського мислення. Співвідношення філософії (науки), релігії та мистецтва

 

Каждому, кроме совсем маленьких детей, ясно, что в кино фигуры и картины не излучаются экраном а являются отражением света, пропущенного через пленку в проекторе. Экран — просто белая поверхность, и то, что может на нем появиться, точно соответствует ленте в аппарате. Когда же человек проецирует часть своей личности, то проекция попадает не на белую поверхность экрана, а на другого человека, на объект или ситуацию, которые уже сами до некоторой степени обладают тем, что проецируется на них. Проекция обычно осуществляется на «подходящий экран», например, на людей, которые обладают особенными чертами или позами, так что вполне оправданно то, что мы нагружаем их тем, чем обладаем и сами.

Абстракции, представления, теории также могут служить экранами для проекций. Примечательный случай можно найти в современной психотерапевтической терминологии. Система мышечных зажимов, посредством которых невротик сдерживает и подавляет свои спонтанные импульсы, названа (Вильгельмом Райхом) «характерным панцирем». Это придает системе статус «объективного» барьера, который каким-то образом должен быть разрушен или пробит. В действительности же это собственная агрессия человека, обращенная на самого себя. Правильная терапевтическая техника должна была бы не рассматривать этот «панцирь» как глухой объект, скорлупу или жесткую кору, которую нужно разбить, а понять его как неверно направленную деятельность самого человека. В таком случае он сможет сказать: «У меня болит спина и жесткий живот — то есть я напрягаю мышцы спины до боли и я прерываю неприличные движения газа и подавляю дурные желания». Продолжая, он скажет: «Я ненавижу секс и свои сексуальные желания», и тогда можно будет работать с ложным отождествлением человека с социальными табу и пытаться растворить то, что он интроецировал. Иными словами, в таких случаях мы сначала должны развенчать проекцию («Я страдаю от своего панциря»), затем ретрофлексию («Я подавляю движения таза»), затем интроекцию («Я ненавижу секс»).

Наиболее важный абстрактный экран для проекций — это, разумеется, «совесть» или моральные установки. «Совесть» абстрактна в том смысле, что ее диктат вербализуется как «общество требует» или «мораль предполагает, что…», в то время как в действительности сам человек предполагает или требует во имя общества или морали! Такая «совесть» часто, агрессивна в своих проявлениях, потому что, как любой экран, она отражает нам то, что мы на нее проецируем. Рассмотрите в связи с этим следующий очевидный факт: не те, кто живет «чистой» жизнью, кто непреклонно честен и соблюдает все правила, обладают «легкой совестью». Далеко не так! Таких людей их «совесть» постоянно преследует и укоряет.

Требовательная ли совесть заставляет их ограничивать себя и идти по канату «правильности»? Вспомните какую-нибудь эскападу, которая вам удалась, так что вы хорошо провели время. Наверное, при этом ваша «совесть» мало вас беспокоила; но если проделка не удалась, вас поймали или вы были разочарованы, — вы, может быть, почувствовали себя виноватым, и ваша «совесть» начала говорить вам, что этого не следовало бы делать. Логически мы должны сказать, что собственный гнев человека, направленный на фрустрирующий объект, — гнев, который он, однако, не может не только выразить, но даже осознать как таковой из-за своего отождествления (интроекции) с социальной нормой, — есть то, что проецируется в «совесть». А затем он сам страдает от ее ударов.

Не интроецированные нормы дают силу «совести»; они лишь составляют ядро — подходящий экран, на который человек может проецировать агрессию. Эго доказывается тем фактом, что «совесть» всегда более требовательна, чем различные табу, и часто выдвигает неслыханно жесткие требования. Сила «совести» — это сила собственного реактивного гнева человека.

Перфекционизм (взыскательное стремление к совершенству) — другой экран для проекций. Он основан на так называемом эго-идеале (в отличие от супер-эго или «совести»). Если «совесть» служит как мы видели, экраном для проецирования агрессии и жестоких требований, которые человек отчуждает от себя, эго-идеал посредством проекции получает отчужденные любовь и восхищение. Такая любовь часто гомосексуальна; с другой стороны, реальный гомосексуализм часто может быть понят в анализе как более ранняя проекция первоначальной любви к себе, которая, в свою очередь, была ретрофлексией, вызванной наказаниями или пристыживанием.

 

Чтобы растворить иррациональную «совесть», нужно сделать два шага. Во-первых, переведите фразу типа «Моя совесть или мораль требует…» в «Я требую от себя…», то есть переведите проекцию в ретрофлексию. Во-вторых, обратите последнюю в обоих направлениях, то есть в «Я требую от X» и «X (например, общество) требует от меня». Нужно отличать действительные требования и принуждения общества как от своих личных требовании, так и от своих интроекций. Посмотрите, как вы ведете себя в своей & lt; & lt; совести»: придираетесь? Ворчите? Угрожаете? Шантажируете? Бросаете горькие, обиженные взгляды? Бели вы сосредоточитесь на этих фантазиях, то увидите, сколь многое в вашем «моральном долге» является вашей собственной скрытой атакой, что представляет собой частично интроецированные влияния, и какая часть рациональна.

 

Не опасайтесь того, что, растворив «совесть», вы превратитесь в преступника или импульсивного психопата. Когда вы дадите органической саморегуляции и своим естественным влечениям возможность соприкоснуться с другими людьми, вы будете поражены тем, как принципы, по которым вы должны жить, проявятся из самой вашей сущности и будут очевидно и совершенно пригодны для жизни, в какой бы социальной ситуации вы ни находились.

Преступность в значительной степени является следствием неправильной ориентации и непонимания роли человека в обществе. Как сказал Сократ, зло — это просто ошибка. Патологическая преступность часто связана со сверхсуровой «совестью». С «совестью» дело обстоит так же, как с «самоконтролем»: преувеличенный «самоконтроль» ведет к нервным срывам; преувеличенная «совесть» — к моральным срывам. Подчинение «совести» — это отождествление с ригидными принципами, которые не работают и которым всегда не хватает милосердия. Органическое функционирование и самоосознавание означают оценку и понимание конкретной ситуации. «Совесть» налагает обязательства и выполняет мало работы; осознавание функции интересно, и работа выполняется.

Когда вы перейдете ко второму шагу растворения «совести», то есть к превращению своих требований к себе в требования к X, вы почувствуете значительное сопротивление и нежелание делать это, потому что принятие своей совести как части себя означает признание сильных диктаторских желаний и требований по отношению к другим людям — желание быть их «совестью». Вы можете, конечно, превратиться в моралиста и попытаться причинить нам всем страдания; но будем надеяться, что вы ограничитесь фантазией, и этого будет достаточно для проработки вашего желания быть общим правителем и судьей, пока вы не обретете более интегрированную ориентацию и контакт с миром. Ваши взгляды на «совесть» изменятся, когда вы увидите, что та же нетерпимость, которая вкладывалась вами в вашу «совесть», теперь проявляется в ваших страстных желаниях.

Проецирующий направляет вовне свои нежелательные чувства, но не избавляется от них. Единственный способ действительно избавиться от «нежелательного чувства», — это принять и выразить его и тем разрядить. Проекции так же привязаны к человеку, как подавляемый материал находится «в» нем. Проецирующий всемогущество связан с ним ужасом и трепетом; проецирующий агрессию — страхом. Так, предрассудок не избавляет человека от его «животности» просто проецированием ее в презираемую группу; он должен стать антисемитом, антививисекционистом или кем-то еще и разрушать свою жизнь подобными идиосинкразиями. Различие между предрассудком и просто глупым представлением состоит в том, что в последнем случае человек слишком ленив и не заинтересован, чтобы выяснять суть дела, и его это мало волнует. Если же вы не можете позволить событиям идти своим чередом, если вам представляется надвигающаяся, преследующая вас опасность — это уже предрассудок.

В снах проецирование агрессии превращается в кошмары. Сны с проецируемой дентальной агрессией, в которых вам угрожают крокодилы, собаки, «вагина дентата», типичны для интроектов. Пытаясь интерпретировать сон, хотя бы для начала попробуйте рассматривать все лица, являющиеся вам во сне, и все их черты как проекции — то есть как части вашей личности. В конце концов, вы — производитель сна, и все, что вы в него помещаете, должно быть в вас, только тогда оно может быть доступно для конструирования вами этого сна.

Так же, как и сны, многие «воспоминания» являются проекциями нынешней ситуации. Это часто происходит в психоанализе по отношению к воспоминаниям детства. Перенос (эмоциональное отношение к аналитику) объясняется как оживление событий детства; между тем достаточно простых фактов аналитической ситуации, чтобы объяснить то, что происходит, без обращения к прошлому вообще. Например, пациент, сердитый на аналитика в настоящем, не выражает свой гнев открыто, а воспроизводит воспоминание того времени, когда отец «плохо обращался с ним» таким же образом. Для ассимилирования таких проекций совсем не нужно ходить вокруг да около, долго копаясь в прошлом, если имеющие отношение к делу события происходят у аналитика перед носом. Если пациент с укором говорит: «Вы скучаете», или «Вы думаете обо мне то-то и то-то», или «Вы хотите избавиться от меня», — проекция очевидна.

Ваша «реальность» (то, что для вас составляет реальный мир) выполняет одну из двух функций: либо это важное для вас окружение, в котором могут удовлетворяться ваши потребности, и вы знаете его как яркие, интересные фигуры на пустеющем фоне, либо это экран для ваших проекций. В последнем случае вы будете стараться заставить проекции соответствовать наблюдениям, вы всегда будете искать доказательства, делать из мухи слона или иным образом искажать свою перспективу.

 

Вместо этого попробуйте сделать следующее: в течение некоторого периода говорите всему «Тат, твам аси» — Это другое есть я. И потом делайте это во всех случаях, когда вы чувствуете острую реакцию, особенно страх или пассивную беспомощность. Избегайте проекции отрицания, восхищения, агрессии. Представьте себя в шкуре агрессора, восхищающего, отвергающего и пр. Обращение чаще будет соответствовать истине, чем не соответствовать.

 

Вот некоторые реакции на этот эксперимент. «Совет «представлять себя в шкуре агрессора и пр.» и утверждение, что это чаще всего соответствует истине, — прекрасный финал для вас. Это действительно кульминация абсурда!».

«Я полагаю, что пройдет много времени, прежде чем я смогу принимать ответственность за все мои проекции, потому что я весьма широко разбросал части моей личности. Но я собираюсь продолжать помещать себя в разные «шкуры» — мои «шкуры», — потому что, насколько я сейчас могу судить, все эти шкуры мне подходят!».

«Я попробовал выполнять «тат-твам-аси» и обнаружил, что у меня весьма суровая «совесть». Я надеюсь со временем существенно укротить ее, но я вижу, что это потребует длительного времени».

«Как принятие ответственности за свое поведение не означает принятие вины, так же неоправданно принимать похвалу за это. Однако пока я продолжаю мыслить в терминах моралистики, мне кажется ободряющим и облегчающим принимать похвалу за то, что я делаю, и хвалить других за их действия. Я все больше и больше замечаю, что когда я или кто-то, кого я знаю, переживает поражение, это всегда, по крайней мере отчасти, «внутренняя работа»».

«Я «растворил» некоторую часть иррациональной «совести», которая была у меня сколько я себя помню. Я всегда полагал, что должен завершать любое дело, которое начал и, более того, я должен завершать его в определенное время (например, в течение дня). Раньше в некоторых особых случаях я утверждал, что «моя «совесть» требует, чтобы я кончил это сегодня». Потом я распространил это до «моя «совесть» требует, чтобы я закончил дело сегодня, хотя позже у меня будет много времени для этого». Глупость такого утверждения стала совершенно ясной, когда я довел его до: «Общество требует от меня, чтобы я закончил дело сегодня», — потому что очевидно, что общество ничего такого не требует. Без веских эмоциональных фейерверков это произвело радикальный переворот в моем отношении к работе. Когда я теперь начинаю работу, в этом нет мелодраматизма (чувства, что «кости брошены и нет возврата»), вместо этого я понимаю, что у меня много времени, и если что-то более важное появится прежде, чем я закончу эту работу, я могу отдать ему преимущество, и мир не погибнет. Когда я оглядываюсь на то, как я действовал, то удивляюсь: «До чего может дойти глупость!»

«Вы, может быть, диагностируете это, назвав каким-нибудь забавным словом, но я все равно выплесну это вам. В своих попытках создать атмосферу «разрешения» вы слишком перегнули палку. С непреднамеренностью, которая не может быть непреднамеренной, вы учите нас мастурбации, рвоте и расправе с подушками. Вы совершенно моралистичны, хотя и необычным образом. Вы стараетесь заставить нас интроецировать ваши взгляды, заменив ими те, которые у нас есть. Ложитесь ли вы спать с удовлетворением от того, что в эту самую минуту множество людей выворачивает для вас свои внутренности в рвоте?».

«Сначала я никак не мог понять, что это такое — влезть в шкуру других людей, которые кажутся такими непохожими на меня. Я не осознавал проецирования, и из всего этого ничего не вышло. Тогда я подумал, что, может быть, мне удастся подсмотреть проецирование у других. И — вот это да! Что за открытие! Я испытал то, что много раньше вы называли «ага-феноменом». Меня это стукнуло между глаз, когда я был на собрании комитета, отбиравшего кандидатов в клуб, к которому я принадлежу. Когда называли чье-то имя и кто-то хотел дать ему отвод, он должен был приводить основания. То, что человек говорил о кандидате, объясняя, почему он не хочет видеть его в клубе, было перечислением его собственных недостатков! Увидев, как это происходит, я без сомнения уловил, что такое влезть в чужую шкуру и посмотреть, подходит ли она мне. Грустно сказать: Подходит!».

 

[1]Awareness — «осознавание», «осведомленность», «замечание» — ключевой термин этой главы и, может быть, всей гештальт-терапии. На русском языке нет точного эквивалента, который передал бы смысл этого центрального феномена психической жизни.

 

[2]Фрустрация (от лат. Frusiralio — обман, тщетное ожидание) — психическое состояние, вызванное неуспехом «удовлетворении потребностей, желания.

 

[3]См., например, «Работу актера над собой» Станиславского, где большое внимание уделяется культивированию сензитипной и аффективной памяти. — Прим. авторов.

 

[4]Natura sanat, medicus curat morbos. (лат) — Лечит болезни врач, но излечивает природа (Гиппократ).

 

[5]Par excellence (франц.) — преимущественно.

 

Проблема визначення предмету філософії. Характерні риси філософського мислення. Співвідношення філософії (науки), релігії та мистецтва

Термін " філософія" має давньогрецьке походження, бо саме у Стародавній Греції філософія вперше відокремилась від інших сфер інтелектуальної діяльності та набула автономного характеру розвитку. Перша частина цього терміна походить від слова " філо" - схильність, любов, бажання, відданість та слова " софія" '- мудрість, яке, у свою чергу, складається із двох слів і буквально значить - казати, промовляти, цілісно, доречно. Ще у XIX ст. існував слов'янський термін " любомудріє", який можна вважати дослівним перекладом слова " філософія".

Розглядаючи історичні корені філософії, ми вже дали її найперші та найпростіші визначення, проте на сьогодні не існує якогось єдиного та загальноприйнятого розуміння та визначення предмету філософії '. Цей факт має свої виправдані підстави:, якщо у філософії йдеться про пошуки найперших людських життєвих орієнтирів, якщо філософія намагається водночас розробляти виправдані засоби для їх винайдення, то її предмет набуває майже безмежних виявлень. У найпростішому варіанті філософія могла би виконати своє суспільно-історичне призначення тоді, коли вона змогла би співставити між собою світ, з одного боку, та людину, з іншого боку, окреслити їх основні можливі виявлення і на цій основі І сказати людині, що вона є і що їй належить робити у цьому житті та у цьому світі. Проте як світ, так, тим більше, і людина постають незавершеними і майже безмежними у своїх характеристиках, діях та проявах. Через це і філософія постає багато в чому незавершеною, або, як кажуть у науці, " відкритою системою знання";.

* Справа філософії радше полягає у тому, щоб чітко з'ясувати те, якими вже проявили себе людина та її дійсність як історично, так і в їх інтелектуальних осмисленнях. Через це філософія постає перед нами формою випробовування буттєвих спроможностей людини; вона засвідчує той стан самоосвідчень людського єства, якого останнє спромоглося реально досягнути. Виконуючи цю справу, філософія водночас вибудовує " стартовий майданчик" для руху у майбутнє, даючи до того ж людині дещо на зразок " топографії" людського універсуму, тобто допомагає людині зорієнтуватися у власній реальності та отримати певні інтелектуальні інструменти для подальшого життя і діяльності.

 

Означена " широта" предмету та завдань філософії дозвояляє зрозуміти наступні особливості предмету філософії: її предмет є історично змінним, оскільки історично змінними постають самовиявлення та самоусвідомлення людини; уся історія філософії фактично входить у окреслення її предмету, оскільки лише за такої умови ми і здатні окреслити " топографію " людськості; філософія постає своєрідною формою збереження та забезпечення історичної неперервності людської свідомої самоідентифікації.

Отже, філософія покликана тримати весь час у полі уваги та у актуальному стані всі основні виявлення людини як людини. Саме тому Р. Декарт був правий, коли стверджував, що лише філософія відрізняє нас від дикунів. Зазначений момент історичного буття філософії виявляється досить важливим з огляду на те, що філософія завжди вписана у певне соціальне життя, функціонує в ньому і певним чином намагається на нього впливати (використовуючи наявний арсенал своїх засобів). Це значить, що філософія має свою активно дійову, практичну сторону, проте не в тому сенсі, що вона стає якоюсь виробничою діяльністю, а в тому, що вона намагається втілюватись у реальні процеси життя.

Через це філософію завжди треба розглядати не лише в аспекті вічного, характерного для людини завжди, айв аспекті конкретних окреслень. І коли ми сьогодні, наприклад, використовуємо здобутки античної філософії, ми повинні розуміти, що це наше саме сьогоднішнє її бачення, а не власне антична філософія, як органічна частина давньої цивілізації.

Зазначені особливості предмету філософії змушують нас не стільки прагнути дати їй одне єдине визначення, скільки спробувати окреслити характерні риси філософського мислення, які дозволять нам побачити внутрішню особливість його самоздійснення. Спираючись на численні існуючі визначення філософії, можна виділити такі найперші риси філософського мислення.

гранично широкий рівень узагальнення (категорії, л принципи), що виходять на межу буття і небуття

Постає формою людського самоусвідомлення, мисленням під кутом зору людини, її життєвого вибору

Окреслює дійсність не лише такою, якою вона є, а й такою, якою має бути

Є більшою мірою мисленням про мислення, ніж мисленням та думкою про якусь реальність

Постає внутрішньопов'язаним, логічно послідовним, аргументованим та обгрунтованим

Прагне поставити і розв язати граничні, абсолютні І проблеми людського буття

Зазначені риси філософського мислення резюмуються тим, що саме у філософії та за допомогою філософії людина заявляє про своє бажання взяти на себе саму відповідальність за свідоме вирішення своєї життєвої долі. Тобто тою мірою, якою людина здатна на сьогодні осмислити та зрозуміти себе і своє становище у світі, тою мірою, якою вона просякнута рішучістю пройти усю можливу дистанцію розумового прояснення своєї життєвої ситуації, - саме тою мірою вона філософствує або постає філософом.

Означені характерні риси філософського мислення дозволяють нам не лише орієнтуватись у тому, що саме можна вважати філософією, а ще й виразно побачити те, чим філософія відрізняється від інших провідних форм людської інтелектуальної діяльності.

Видатний німецький філософ XIX ст. Г. Гегель вважав, що вищі здатності людського інтелекту проявляються у розумінні (яке втілюється у науку та філософію), переживанні (яке втілюється у мистецтво) та відчутті нашої вихідної спорідненості із найпершими засадами буття (яке втілюється у релігію). Відповідно, найперші риси філософії і проявляються через її порівняння із наукою, мистецтвом та релігією.

Науку та філософію споріднює те, що вони базуються на дискурсивному мисленні та прагнуть пояснювати дійсність, проте кожна наука має відносно чітко окреслений предмет свого вивчення та дослідження, який постає частиною реальної дійсності, а предмет філософії, як вже зазначалося, постає значною мірою невизначеним, майже безмежним, та ще й історично змінним. Окрім цього, лише філософії властиве гранично широке узагальнення, науки ж, постаючи обмеженими своїми предметами, узагальнюють лише в їх межах.

Хоча науки й прагнуть наблизити людину до істини, надати їй надійні знання, вони не досліджують того, що саме є істиною та знанням, так само як не досліджують вони й питання про становище людини в світі та можливості її самовизначення.

Філософія та мистецтво схожі між собою у тому, що вони подають дійсність через людське до неї відношення, а не відсторонено; окрім того, для філософії і мистецтва немає нецікавих або заборонених тем: вони проникають усюди і усюди знаходять предмет своєї уваги.

Важливо відзначити й те, що філософія і мистецтво надають суттєвої ваги людському самовідчуттю та інтуїції, проте розходяться вони у тому, що філософія постає розумовим осягненням світу, а мистецтво подає його через почуття та переживання. Вихідною формою думки для філософії є поняття, а вихідною формою художньої творчості постає художній образ. Мистецтво до того ж надає вирішального значення уяві як творця, так і тої людини, яка сприймає його твори, а тому воно зображує дійсність із значною долею умовності, хоча ця умовність постає своєрідним способом проникнення у глибини процесів дійсності (докладніше про пізнавальні можливості мистецтва мова буде йти у відповідному розділі).

 

Філософію та релігію споріднює те, що вони постають різновидами світогляду, тобто те, що вони надають людині найважливіші життєві орієнтири. Обидві вони також: претендують пароль життєвого наставництва, проте релігія базується на вірі, тобто на безумовному сприйнятті певних положень (догм) у якості істинних, у той час як філософія, базуючись на дискурсивному усвідомленому мисленні, намагається усе розглядати критично та доводити те, що розглядається, до рівня розуміння. До того ж релігія - це не лише ідеї та погляди, а й соціальний інститут, певні ритуали і навіть певний спосіб життя; філософія ж була та залишається інтелектуальною формою світоосмислен-ня. Філософія залишає на вирішення самої людини питання про те, з чим вона погодиться, із чим - не погодиться, та, врешті, як саме буде потім вирішувати свої життєві питання.

Отже, філософія постає безумовно своєрідною, особливою формою людського світоосмислення, формою, яка не дублює інші напрями та форми інтелектуальної діяльності. Вона сприяє людському розумовому розвитку та життєвлаштуванню, постаючи та лишаю-~ чись при цьому суто людською справою і до певної міри показчиком того, чого саме досягла людина на певний момент свого історичного самоздійснення.