Знаковый аспект языка

Из истории разработки проблемы знаковости языка

Чем является слово по отношению к предмету? Этот вопрос был поставлен еще древними греками. В диалоге Платона «Кратил» излагаются идеалистическая и ма­териалистическая точки зрения на этот вопрос. Идеалистическое утверждение гла­сило, что у всего существующего есть правильное имя, врожденное от природы. Ма­териалистическая точка зрения состояла в том, что имя дается людьми по установ­лению и произвольно, а потому не может быть предопределено природой вещи.

Эти же две точки зрения были развиты в средние века в теориях реализма и но­минализма. Богослов Фома Аквинский, философ-идеалист, представлявший в дан­ном вопросе позиции так называемого «реализма», утверждал, что слова имеют соб­ственное бытие, существуют как реальные вещи, независимые от человека, предпи­саны свыше. Иоанн Росцеллин и другие представители «номинализма» утверждали, что слова — это только имена вещей, они не имеют самостоятельного предметного существования, они существуют только как колебания голоса. Маркс назвал номи­нализм первым выражением материализма в средние века.

Постепенно мысль об условности связи между словом и предметом утверждалась. В философии XVII-XVIII вв. появились высказывания о том, что слово является зна­ком предмета. В трудах ряда философов (Локк, Лейбниц, Кант, Кондорсэ, Гердер) сложились следующие основные положения знаковой теории языка.

1. Связь между знаком и обозначаемым носит условный характер.

2. Язык выделяется среди других типов знаков как особый тип.

3. Языковые знаки имеют коммуникативную функцию.

Проблема знаков рассматривалась в рамках философии вплоть до Гегеля, под вли­янием которого формировались взгляды В. Гумбольдта. Последний пришел к выво­ду, что слово — это знак понятия. Лингвисты, приняв тезис Гумбольдта, не сразу обратились к его разработке. На протяжении XIX в. общая теория знака развива­лась в рамках логики (Ч. Пирс, Э. Гуссерль), психологии (В. Вундт, Г. Гельмгольц) и особенно — в рамках физиологии мозга (И.М. Сеченов, В.М. Бехтерев).

Оригинальный подход к этой проблеме находим в учении Потебни о значении слова. Согласно этому учению, слово непосредственно связано с понятием, а в основе дан­ной связи лежит «знак» — некоторый признак, избираемый для указания на пред­мет и закрепляемый в слове. Светлица — лучшая комната в доме — названа так по признаку «свет». Этот признак («знак» по Потебне) закреплен словом, образованным от соответствующего корня.

Разработку вопроса о знаковости языка продолжил в начале XX в. Соссюр. Язы­ковой знак, по Соссюру, имеет две стороны: обозначающее (акустический образ) и обозначаемое (значение слова). Знак находится в мозгу, в сознании человека. Знак вполне произволен по отношению к обозначаемой идее. В разных языках один и тот же предмет называется по-разному, но по отношению к коллективу знак обязателен. Он опирается только на традицию. По мысли Соссюра, языковой знак принципиально не отличается от множества других знаков, которыми пользуются люди (азбука Морзе, сигнализация флажками и др.), и потому он должен изучаться в семиологии (науке о знаках).

После появления книги Соссюра началась интенсивная разработка теории знака вообще и языкового знака в частности. Получила значительное развитие и наука о знаках — семиотика, основы которой в 1938 г. развернуто изложил американский ученый Чарльз Моррис. Моррис исходил из субъективно-идеалистической филосо­фии позитивизма и полагал, что знаки — единственная реальность, доступная по-

знанию человека, а изучение знаков — единственный достойный предмет научного изучения.

В рамках семиотики сложилось несколько направлений: биосемиотика, изучаю­щая сигналы животных; этносемиотика, изучающая знаки-предметы и ритуалы при­митивных обществ; лингвосемиотика, изучающая язык; семиотика литературы, рас­крывающая символику литературных произведений; абстрактная семиотика — об­ласть математической логики и искусственных знаковых систем.

Преувеличение роли знаков, их фетишизация во многих семиотических трудах отразились и на работах о знаковости языка. Многие зарубежные лингвисты вслед за Соссюром стали видеть в языке только систему знаков, сведя к этому аспекту все остальные.

Разработка знаковой теории языка в советской лингвистике

Советские лингвисты обратились к проблеме знаковости языка значительно поз­же, чем зарубежные, в конце 50-х гг. нашего века. До этого времени было распрос­транено мнение, что слово — это нерасторжимое единство звука и значения, что зна­чение как образ внешнего мира аналогично представлениям. О представлениях же В.И. Ленин, сказал, что они являются копиями, снимками, слепками объективной действительности, а не ее иероглифами. Из этого делался вывод, что слово не явля­ется знаком и проблема знаковости не актуальна для советского языкознания.

В конце 50-х гг. в связи с дискуссией в газете «Правда» и изменениями ряда те­оретических оснований нашего языкознания началось и более глубокое исследова­ние проблемы знаковости языка.

В трудах В.И. Ленина были найдены высказывания, относящиеся к этой стороне языковой деятельности. «Назвать имя? — но имя — случайность — и Sache-selbst / самую суть вещи (нем.) / не выражает (как выразить отдельное?)» (Ленин В.И. Полн. собр. соч., т. 29, с. 250). Еще более подробную характеристику наименований В.И. Ленин выписывает из сочинений Фейербаха: «Что же такое название? Отличи­тельный знак, какой-нибудь бросающийся в глаза признак, который я делаю пред­ставителем предмета, характеризующим предмет, чтобы представить его себе в его тотальности» (там же, с. 74). При общепринятой в советской науке установке опи­раться на классиков марксизма-ленинизма эти заметки Ленина сослужили хорошую службу отечественным языковедам.

Случайность названия по отношению к предмету, его знаковая сущность вполне очерчиваются в этих заметках. По философскому определению, знак — это матери­альный предмет (явление, событие), выступающий в качестве представителя неко­торого другого предмета, свойства или отношения и используемый для приобрете­ния, хранения, переработки и передачи сообщений (информации, знаний) (Философ­ский энциклопедический словарь. М., 1983, с.191).

Но названия даются тем предметам или явлениям, которые восприняты челове­ческим сознанием и отражены в виде мысленных образов. Пока не было карты обратной стороны Луны, не было и названий для деталей ее рельефа. Всякое назва­ние соотносится прежде всего с мысленным образом предмета, что особенно хорошо видно из названий мифических существ: нимфа, русалка, сатир, Пегас, водяной, домо­вой, леший, кентавр, феникс и т. п.

В каком же отношении находится название к мысленному образу?

Мысленный образ предмета является его копией, снимком, отображением, имя — знаком предмета, естественно, прежде всего, знаком мысленного образа этого пред­мета. Следовательно, надо различать в слове звуковую и содержательную стороны. Содержательная сторона слова, т. е. мысленный образ предмета, не является знаком предмета, а звуковая сторона является знаком данного мысленного образа.

Отказ от упрощенного представления о неразрывности звука и значения в слове и переход к пониманию автономности этих сторон при наличии их тесной ассоциатив­ной связи был важным шагом на пути к пониманию знакового аспекта языка. Для удобства изложения в дальнейшем мы будем называть звуковую сторону слова лек-

семой, а содержательную — семемой.

Лексема в виде акустического образа, заложенного в мозгу, является элементом акустического кода и функционирует как знак по отношению к мысленному обра­зу, элементу мыслительного кода, отражающему некоторый предмет, явление реаль­ной действительности. Соотношение этих сторон, согласно схеме лингвиста-теоретика Юрия Сергеевича Маслова, может быть представлено следующим образом:

Объективная реальность (материальный мир)

Лексема Предмет

Субъективная реальность (сознание человека)

Акустический образ лексемы

 

Мысленный образ предмета

Свойство «быть знаком» является функцией, а не материальным качеством. Оно не присуще тому или иному звучанию самому по себе, а возникает лишь в том слу­чае, если человек поставит это звучание в связь с каким-либо мысленным образом и сделает это звучание представителем и заместителем данного образа в общении с другими людьми. Отношение между акустическим и мысленным образами и есть знаковое отношение, связь обозначения.

Признание лексемы (ее акустического образа) знаком по отношению к мысленно­му образу стало общепринятым. Этого заключения достаточно для философского объяснения знаковой природы языка. Но его недостаточно для лингвиста. Лингвис­тические задачи требуют понимания природы мысленного образа, связанного с лек­семой, его взаимоотношений с концептом.

Значение слова не исчерпывается указанием на образ. Луна и месяц — названия одного и того же небесного тела, но значения этих слов различаются. Женский род слова луна и мужской род слова месяц, наличие у слова месяц значения отрезка вре­мени создают различающиеся мысленные образы ночного светила. Конь и лошадь — названия одного и того же домашнего животного, они несут одно и то же логи­ческое понятие, но более торжественное и поэтическое конь ощутимо отличается от обиходно-бытового лошадь.

Две концепции языкового знака в современной лингвистике

Признание языковых единиц знаками мысленных образов, значений поставили новый вопрос: входит ли значение слова в знак?

Некоторые лингвисты вслед за Соссюром считают, что значение входит в состав языкового знака, что в знаке есть две стороны: означающее и означаемое. Такая кон­цепция языкового знака называется билатеральной (двусторонней).

Но есть и другая концепция знака, сторонники которой признают знаком только лексему, ее акустический образ. Значение понимается как мысленный образ, кото­рый является означаемым знака, но в его состав не входит. Эта концепция является унилатеральной (односторонней). В ее защиту очень убедительно выступил украин­ский лингвист Александр Саввич Мельничук. Он подчеркнул, что звуковые едини­цы языка в принципе не могут включать в себя психическое отражение действитель­ности в качестве одной из своих сторон. Звуковые единицы языка лишь ассоцииру­ются с психическими отражениями в сознании говорящих. Такое материалистичес­кое понимание знакового характера языка лишает почвы теорию Уорфа и Вайсгер-бера о том, что мировоззрение различных народов обусловлено конкретным языком.

Акустический и смысловой коды мозга заложены в разных его структурах, и толь­ко их ассоциативные связи образуют единицы языка, слова как единства звука и зна­чения. В конкретных исследовательских целях языковеды с полным правом могут рассматривать отдельно звуковые знаки — лексемы и их семемы, ставить и решать проблемы, касающиеся каждой из этих сторон, в отдельности.

Значение является неотъемлемой составляющей слова как целого, но в слове раз­личается знаковая сторона — лексема и незнаковая — семема. Поэтому отождествить слово и знак невозможно.

Из унилатерального понимания знака следует, что язык даже в той части, кото­рая хранится в мозгу человека, не может быть определен только как система зна­ков. Язык не сводится к системе знаков, к акустическому коду, ибо в нем заключа­ется и система мысленных образов (означаемых), смысловой код.

Сами знаки составляют систему лишь потому, что они организуются смысловым содержанием. Язык — сложная система акустических и смысловых образов, храня­щихся в памяти человека, а набор акустических знаков является лишь одной из ее составляющих. Семиотика может понять один из аспектов языка — знаковый, но не способна раскрыть всю сложность системы языка. Лингвистика обращается к се­миотике, но не исчерпывается ею, потому что у нее, кроме языковых знаков, есть и особый объект изучения — область языковых значений.

Типология знаков

Семиотика разработала типологию знаков, знание которой полезно для лучшего понимания знакового аспекта языка.

Знаковые средства общения людей чрезвычайно разнообразны. Это телеграфный код, различные транскрипции, стенография, таблицы, цифры, жесты (аплодисмен­ты, толчок, щипок, похлопывание и др.), шифры, искусственные системы матема­тических, физических, химических знаков, дорожные знаки, пароли, разные памят­ные знаки, техника дирижирования, деньги, циферблат, электрокардиограммы, чертежи, географические карты, музыка, танец, нагрудные знаки, ордена и меда­ли, погоны, нашивки и т. п.

Разграничить знаки по типам можно на разных основаниях: по их физической при­роде {звуки, движения, цвет...), по форме (буквы, кружочки, звездочки...), по типу восприятия (ухом, глазом, кожей...), по устройству их системы и т. д. Каждая ти­пология будет решать свои задачи, будет полезна для определенной цели.

Типология польского ученого Адама Шаффа указывает наиболее крупные груп­пы разных знаков и устанавливает место языковых знаков среди других знаковых систем.

естественные

Знаки

искусственные

 

словесные

сигналы

признаки, симптомы

собственно замещающие

символы

К числу естественных знаков относятся разнообразные признаки, по которым че­ловек ориентируется в проявлениях природы (например, лед может служить призна­ком низкой температуры), и симптомы, по которым человек может сделать заклю­чение о состоянии организма (например, повышение температуры — симптом болезни, симптоматична мимика страха, радости, удовольствия и т.п.).

Искусственные знаки создаются человеком.

Словесные знаки — это язык, который Шафф ставит на особое место. Примером несловесных знаков-сигналов может служить ракета, выпущенная, чтобы сообщить, например, о достижении той или иной группой людей пункта назначения.

Собственно замещающие знаки — это портреты, картины, модели, макеты, фото­графии.

Символы — это какие-либо предметы или их изображения, имеющие некоторое

сходство с замещаемыми концептами. Например, фигура богини Фемиды с завязан­ными глазами, которая держит весы — символ правосудия, чаша с ядом, обвитая змеей — символ медицины и т.д.

Примеры социальных символов: иномарка, норковая шуба, собственная вилла — зажиточность, короткая стрижка — символ «крутизны», длинные волосы у мужчин — артистическая профессия и т.д. Социальные невербальные символы имеют ярко выраженную национальную специфику.

Среди несловесных знаков особое место занимают жесты — значимые движения тела. Жесты подразделяются на следующие разряды.

Номинативные жесты — их функция заменять, дополнять или дублировать вер­бальные средства. Номинативные знаки используются автономно или вместе с вер­бальными средствами (большой палец — отлично, палец к губам — тихо, покру­чивание у виска — ненормальный и др.). К номинативным относится и большой раз­ряд изобразительных жестов — их особенность в том, что они передают чувствен­ный образ предмета, действия (изображение размера, формы, высоты предмета).

Эмоционально-оценочные жесты — выражают оценку чего-либо в ходе общения (собеседника, его действий, слов, окружающих предметов, событий, третьих лиц) — огорченная отмашка рукой, кулак как угроза, руки к груди как знак просьбы и др.

Указательные жесты — выделяют предмет в коммуникативной ситуации, ори­ентируют собеседника в пространстве (указание пальцем, ладонью, головой).

Риторические жесты. — жесты, которые акцентируют или усиливают отдельные части высказывания, текста в целом. Риторические жесты могут подчеркивать рит­мический рисунок высказывания, подчеркивать коммуникативно значимое члене­ние речи (взмахи рукой, движение ладоней к аудитории).

Игровые жесты — шуточные, используемые для игры, развлечения (нос, рожки при фотографировании).

Вспомогательные жесты — жесты, используемые преимущественно в качестве физической помощи себе или собеседнику в конкретной ситуации (поддержать под руку, приложить ладонь ко лбу козырьком от солнца).

Магические жесты — жесты, используемые в суеверных, магических целях (скре­щение пальцев, осенение крестом).

Типология Шаффа не является единственно возможной и общепринятой. Много возражений со стороны других ученых вызывает, в частности, трактовка естествен­ных признаков как знаков, трактовка собственно замещающих (или иконических) знаков, а также символов в одном ряду с языковыми знаками.

Взаимные отношения разных типов знаков в человеческой коммуникации подробно рассмотрел Леонард Иванович Ибраев, который считает знаками только вещи, спе­циально для этого созданные людьми. Другие вещи, которые существуют сами по себе, но могут использоваться как знаки (ориентиры, симптомы, показатели, при­меты), Ибраев называет признаками. Признаки вызывают у человека образы других вещей рефлекторно и ассоциативно. Знаки — это тоже признаки, но они создавались специально, чтобы быть знаками. Никакой другой ценности они не имеют и вне знаковой функции не существуют.

От признака к знаку ведут, по Ибраеву, семь ступеней.

1. Биологические признаки.

2. Выражения (симптомы) чувств.

3. Сигналы — искусственные действия для побуждения к действиям других (звон­
ки, вспышки света), у животных — запахи, телодвижения, голосовые сигналы. Сиг­
нал имеет знаковую функцию только в конкретной ситуации.

4. Притворные выражения.

5. Обманные сигналы. Знаки четвертой и пятой ступеней применяются в игре и
независимы от ситуации, но они всегда ложные и не имеют другого применения.

6. Знаки — сигналы, которые независимы от ситуации и рассчитаны на будущие
действия в будущей ситуации. Они создаются в процессе труда. Для таких знаков
используются искусственно созданные меты — фонемы, графемы. Связь знака с пред­
метом осуществляется через их образы в сознании человека. Обмен знаками рассчи-

тан на то, чтобы вызвать нужные образы в сознании других людей. Эти образы со­здаются общей практикой и сознанием людей, а не самими знаками.

7. На седьмой ступени находится язык, в котором связь знаков позволяет обозна­чать все, что необходимо. В сочетаниях знаков возникают созначения, позволяющие обозначать и то, для чего еще не создано специальных отдельных знаков. Язык раз­вился из признаков и знаков и содержит их в себе в диалектически снятом виде; он образован благодаря связям между знаками.

Множество разнообразных искусственных систем знаков, которыми люди пользу­ются в целях удобства и осуществления коммуникации в специальных условиях (аз­бука Морзе, символика научных описаний, дорожные знаки и т. п.), это вторичные системы. Они создаются, вводятся в обращение, расшифровываются и воспринима­ются только с помощью естественного языка.

Таким образом, языковые единицы имеют знаковую составляющую, а именно зву­ковые последовательности — лексемы. Но лексемы — это и знаки семем, и в то же время способ их бытия. Такой второй стороны у других знаков нет. Все типы доязы­ковых знаков от признаков до сигналов существуют как самостоятельные вещи, дей­ствия, знаковое использование которых возможно, но не заложено в их природе, не составляет их сути и назначения.

М.В. Никитин замечает, что для определения знака необходимо учитывать обя­зательное существование отправителя. Знак предназначается получателю, он явля­ется прежде всего необходимым средством коммуникативного акта. Учет существо­вания отправителя позволяет четко отграничить знаки языка от разнообразных ес­тественных и несловесных знаков, которые не имеют коммуникативной интенции.

Все типы послеязыковых знаков (коды, символика и др.) — результат преобразо­вания естественного языка, результат договора на естественном языке и невозмож­ны без него.

Знаковая ситуация

Для того чтобы некоторая вещь могла служить знаком чего-то другого, необходи­ма, как считают ученые, знаковая ситуация, которая возникает при наличии вос­принимающего человека, в сознании которого есть связь между этим знаком и мыс­ленным образом обозначаемого предмета. Знаковая ситуация может быть представ­лена следующей схемой.

Другие знаки

Знак

Мысленный образ

 

Человек

Обозначаемый объект

Из схемы видно, что, находясь в знаковой ситуации, знак вступает в отношения четырех типов. Отношение знака к обозначаемому объекту (денотату) называется де­нотативным (лат. denotare — обозначать). Отношение к мысленному образу денота­та обычно называют семантическим; отношение к другим знакам — это синтагма­тическое отношение. Отношение к человеку, говорящему и воспринимающему, ко­торый испытывает воздействие знака, получило название прагматического. Лишь при наличии этих четырех видов отношений возникает ситуация, в которой осуществ­ляется функция знака. Например, дорожный знак стоянки транспорта в отсутствие человека представляет собой только столбик с прибитой и разрисованной дощечкой. Когда этот знак видит человек, особенно водитель, который ищет место, где можно поставить машину, и знает дорожные знаки, рисунок на дощечке начинает выпол­нять свою знаковую функцию. В мозгу воспринимающего человека есть ассоциация между рисунком Р и разрешением остановить машину (смысл) на месте, где стоит знак, на стоянке (объект). Другие дорожные знаки имеют другие смыслы («прямо», «поворот», «опасный спуск» и т. д.), указывают на другие объекты и образуют друг

с другом систему.

Если знак никем не воспринимается, он существует как акустическое явление, графический образ или след в клетках мозга, не выполняющий функцию знака. Толь­ко в процессе размышлений и общения у людей, знающих связь конкретной мате­риальной единицы и смыслового образа, акустический образ становится знаком.

Четыре вида отношений необходимы для всех типов знаков, но наиболее четко и ясно они выявляются у лексем — знаков естественного языка. Лингвистика тради­ционно изучает семантику, т. е. отношение лексем к мысленным образам, семемам, а через семантику постигает и денотативные отношения лексем. Традиционно изу­чаются и отношения языковых знаков друг к другу, т. е. их группировки, их соче­таемость, образуемые ими конструкции и т. д. Отношения языковых знаков к чело­веку стали предметом внимания лингвистов сравнительно недавно и составляют со­держание прагматики. Прагматика — новый отдел науки о языке, который изучает воздействие языковых знаков на человека.

Типология языковых знаков

Вопрос о типологии языковых знаков является дискуссионным, его решение за­висит от общей теории знака, которой придерживается ученый.

Многие видные семасиологи, среди которых зарубежные ученые Д. Ричардc, С. Огден, С. Ульман, Э. Бенвенист, отечественные ученые В.А. Звегинцев, А.И. Смир-ницкий и другие, обсуждают проблему знака только по отношению к слову, которое имеет все четыре вида отношений, необходимых для знаковой ситуации.

Некоторые лингвисты считают знаками все двусторонние единицы языка — мор­фемы, словосочетания, предложения (Ф. де Соссюр, Ч. Моррис, Л. Блумфильд, Л. Ельмслев, А. Мартине, чешские лингвисты, российский языковед В.Г. Гак и др.).

Третья группа ученых (Ю.С. Маслов, Л.М. Васильев и некоторые другие) имену­ют знаками и фонемы, и другие единицы плана выражения, хотя за отдельно взя­той фонемой нет никакого означаемого. Эти авторы исходят из того, что фонемы и другие единицы плана выражения обладают различительной, дистинктивной функ­цией. В категорию знаков зачисляются, таким образом, и признаки, т. е. матери­альные составляющие, из которых строятся единицы языка.

Рассмотрим этот вопрос с точки зрения знаковой ситуации. Важнейшими отно­шениями знака являются семантическое (а через него денотативное) и синтагмати­ческое, которые в полной мере проявляются у слова. Любая лексема (звуковая сто­рона слова) имеет свою семему (конкретное значение слова), а через семему входит в отношение с объектом:

лексема «яблоко»

семема

образ яблока

объект

реальное яблоко

У каждой лексемы имеются разные соотношения с другими лексемами языка. Например, для лексемы «яблоко» можно определить вхождение в такие ряды:

Яблоко

зеленое	яблоня	груша	поспело
спелое	яблочный	слива	упало
вкусное	яблоневый	вишня	висит
кислое		смородина

и др.

В коммуникативном процессе каждое слово может быть употреблено и восприня­то как самостоятельная единица, несущая известную долю информации. Сказанное о слове относится и к словоформам, и к словосочетаниям — в первую очередь, к фра­зеологическим. У других единиц языка положение в знаковой ситуации оказывает­ся не столь определенным.

Морфема имеет семантическое знаковое отношение, но не выходит через него на реальный объект (ср., например, суффикс -н- в слове яблочный). Морфема вступает в отношения с другими морфемами (например, суффиксы -н- и -ев- в словах яблоч­ный и грушевый), но их отношения можно определить только в составе слов, сопо­ставляя их между собой. В коммуникативном процессе вне слов морфемы не участву­ют и взятые сами по себе информации не несут.

Получается, что морфема, не являясь самостоятельным знаком, может быть оха­рактеризована как составляющая языкового знака, вносящая в него свою семантичес­кую долю, которая опознается лишь в составе лексемы благодаря знанию рядов лек­сем, в которые эта морфема входит.

У фонемы есть парадигматические отношения с другими фонемами, но нет ни се­мантического, ни денотативного отношений, требуемых знаковой ситуацией. Она яв­ляется образом материального звучания в сознании человека. Последовательности из фонем позволяют узнать данную лексему среди других подобно тому, как конкретный набор цветных лампочек позволяет узнать ночью номер маршрута трамвая. Иначе го­воря, сама по себе белая или зеленая лампочка ничего не значит, но сочетание зеле­ная-белая-зеленая означает, к примеру, маршрут номер три в отличие от сочетания белая-зеленая-белая, которое обозначает маршрут номер один. Фонема не является знаком языка, она выступает в качестве материального различителя, позволяющего уху человека в наборах фонем различать один лексемный знак от другого.

Предложение можно рассматривать как конкретное высказывание с конкретным лексическим наполнением: Смотри-ка, Оля идет; Обещали грозу и град; Дети охотно смотрят мультфильмы и т.д. Конкретные высказывания бесконечно разнообразны и создаются говорящими каждый раз заново, поэтому в качестве знаков они рассмат­риваться не могут. Но синтаксисты давно установили, что множество конкретных высказываний строятся по небольшому количеству повторяющихся схем типа: им. пад. существительного — личная форма глагола; им. пад. существительного — связка - им. пад. существительного и т. п. Такие схемы имеют знаковую функцию, означая определенные виды связей, устанавливаемых человеком между реалиями объективного мира. Через эти связи схемы предложений вступают и в денотативное отношение с реальными взаимосвязями между вещами. Схемы предложений нахо­дятся в парадигматических отношениях друг с другом (ср.: книга хорошо читается — книгу охотно читают; книга прочитана всеми учениками — все ученики про­читали книгу и т. д.).

Однако в акте общения схемы предложений никогда не выступают вне лексичес­кого наполнения; они воспринимаются лишь как регулярно повторяющиеся после­довательности словоформ (мне темно, нам весело, вам трудно; у меня книга, у тебя гости, у нас занятия и т. п.). Следовательно, признать схему предложения полно­ценным знаком языка, имеющим самостоятельное бытование, невозможно. Эти схе­мы представляют собой необходимые структуры языка, которые могут быть признаны знаками отношений.

Итак, подход со стороны знаковой ситуации показывает, что знаками мысленных образов в языке являются только лексемы. Схемы предложений являются знаками отношений между мысленными образами. Морфемы являются частями языковых зна­ков. Фонемы знаками языка не являются, их можно определить как признаки, по которым мы отличаем один знак от другого.

Принцип асимметрии языкового знака и его означаемого

Соотношения между планом выражения и планом содержания языкового знака являются асимметричными, т. е. один знак может нести несколько означаемых, и одно означаемое может выражаться несколькими знаками. Принцип асимметрии язы­кового знака и означаемого сформулировал один из русских членов Пражского лин­гвистического кружка Сергей Карцевский. На основе этого принципа можно пред­ставить себе такую абстрактную схему соотношения элементов плана выражения и плана содержания:

Означаемое

(план содержания)

Означающее (план выражения)

Изучение этих соотношений показывает, что элементов плана содержания гораз­до больше, чем знаков. Разъяснить природу этого несоответствия пытались многие ученые. Как, каким образом ограниченное число знаков способно передавать неогра­ниченное число сообщений?

Некоторые зарубежные лингвисты исходили из математической теории переста­новок: ограниченное количество знаков создает неограниченное число сочетаний любой степени сложности путем перестановок. Возражая против этой идеи, Ростис­лав Викторович Пазухин показывает, что как бы ни был велик набор знаков и как бы много перестановок ни получалось, их количество все же будет ограниченным и исчислимым. Следовательно, противоречие между конечностью знаков и бесконеч­ностью смыслов будет неизменно сохраняться. Это одно из неустранимых фундамен­тальных свойств языка. Суть этого свойства заключена в особенностях взаимосвязи языка и мышления, а именно в том, что постоянное опережающее развитие мысли вызывает необходимость использования уже имеющихся знаков для новых значений. Результатом этого является широко распространенная многозначность языковых знаков, постоянный процесс создания все новых и новых знаков. Знаков, однако, всегда будет меньше, чем значений, выражаемых с помощью языка.

Таким образом, не в знаковой стороне языка следует искать объяснение огром­ных возможностей номинации, обозначения; эти возможности заложены в развитии человеческого сознания, отражающего окружающую действительность, в непрерыв­ной работе человеческого мышления. Постоянно возрастает экстралингвистический опыт человека, растет число мысленных образов. Лингвистический опыт помогает человеку создавать новые знаки — лексемы и новые структуры для их связи.

Особенность мысленных образов — означаемых языкового знака состоит в их не­достаточной логической четкости. Составители словарей, преподаватели, разъясня­ющие значения слов своим ученикам, родители, отвечающие на вопросы детей, зна­ют, как трудно найти четкое толкование значения слова, как много разных случаев употребления слова надо учесть, чтобы не ошибиться. Бывает так, что городской ребенок знает, например, слово гусеница только в значении часть танка и искрен­не изумлен, когда слышит, как взрослые называют гусеницей какое-то ползущее жи­вое существо.

Создание литературного языка во многом состоит именно в отработке более или менее четких толкований, очерчивающих границы значений, закрепленных за той или иной лексемой. Отработанные толкования фиксируются в словарях и предлага­ются говорящим на данном языке в качестве нормативных. Но обозначаемые мыс­ленные образы постоянно обогащаются и развиваются благодаря растущему опыту человечества, в результате чего происходят постоянные сдвиги в системе знаков. Каждый новый словарь отражает эти сдвиги, совершающиеся иногда за 20-30 лет жизни общества.

Следует признать, что план содержания неизмеримо богаче, чем план выражения, что он имеет собственные устройство и иерархию, во многом отличающиеся от уст­ройства и иерархии плана выражения. Из противоречия между многомерной систе­мой мысленных образов, объясняемой характером устройства и функционирования мозга, способного единовременно порождать комплекс идей, и линейной организа­цией языковых знаков, для развертывания которых в устной форме необходимо время, а в письменной — еще и пространство, и рождаются все несоответствия пла­на содержания и плана выражения, все попытки вместить в план выражения боль­ше единиц смысла при меньшем числе знаков языка.

Языковые знаки не имеют жесткой связи с планом содержания, смещаются отно­сительно означаемых, способны указывать одновременно на несколько означаемых.

Они вечно скользят по мысленным образам, рождающимся у думающего человека, который постигает объективную действительность и самого себя. Отсутствие формаль­ной логической четкости у большинства языковых означаемых, постоянная «теку­честь» самих означаемых делают систему лексем удобным средством для выраже­ния все новых и новых идей.

Некоторые минусы такой подвижности до известной степени преодолеваются в ци­вилизованных обществах сознательной планомерной работой по нормированию ли­тературного языка. За пределами литературной нормы в сфере диалектов, просторе­чия, устной разговорной речи подвижность в системе знаков не ограничивается: развитие мыслительных категорий вызывает непрекращающиеся сдвиги в языковых знаках, ведет к перестройке структуры и изменению системы. Именно поэтому ограниченный набор знаков языка способен передавать неограниченное число смыс­лов.

По выражению лингвиста-теоретика Геннадия Прокопьевича Мельникова, диалек­тика означаемого и означающего обладает достаточной глубиной и бесконечными пе-' реливами. Знаковые отношения средств выражения и содержания в художественном тексте, возможность выражать смысл без прямого словесного обозначения, импли­цитно, широко используется писателями и поэтами. В художественном тексте часто имеется имплицитный подтекст, присутствующий благодаря эксплицитно, т.е. сло­весно, выраженному содержанию.

Отсутствие словесного обозначения позволяет интерпретировать подтекст по-раз­ному, давать разные толкования и «прочтения» художественных текстов. Анализ и поиски объективных интерпретаций художественных произведений являются зада­чей литературоведения.

Знаковый аспект языка в художественных текстах становится особенно нагляд­ным, а способы