Системный аспект языка

Философские концепции системности как одного из свойств объективного мира

Системная организация охватывает ту сторону речемыслительной деятельности че­ловека, которая соответствует соссюровскому определению ЯЗЫКА, т. е. ту, кото­рая хранится в памяти человека, иначе говоря — знание языка. Благодаря наличию системы языка в памяти человека становятся возможными говорение, слушание, чтение, письмо — все собственно коммуникативные его проявления.

Об упорядоченности языковых образов как формальных, так и содержательных, говорили многие лингвисты. Об «организме» языка писал Гумбольдт, попытки опи­сания «организма» языка, хранящегося в «душе» индивидуума, делали младограм­матики. Но строгое определение ЯЗЫКА как особого аспекта речемыслительной де­ятельности, имеющего системную организацию, было дано только в книге Соссюра, который утверждал, что ЯЗЫК «есть система, все элементы которой образуют це­лое, а значимость одного элемента проистекает только от одновременного наличия других» (Ф. де Соссюр. Труды по языкознанию. М., 1977, с.147).

После появления книги Соссюра в 1916 г. началось широкое и целенаправленное изучение системных отношений в языке. Системные моменты в языке, обнаружен­ные лингвистами прошлого (система частей речи, их парадигматика, синонимия, сло­вообразовательные гнезда и др.), теперь получили новое осмысление в свете вопро­сов о соотношении части и целого, структуры и элемента и т. д.

Каждая единица системы языка теперь изучается не только сама по себе, но и в отношении к более крупным единицам, в состав которых она входит, и к более мел­ким, которые входят в ее собственный состав. Система языка включает в себя под­системы, то есть выступает как система систем. В языковой деятельности, в процес­се функционирования раскрываются внешние связи системы языка, без знания ко­торых ее понимание не может быть полным.

Для изучения и понимания системы языка необходимо выявить элементы самой системы и ее подсистем, а также определить те отношения, которые связывают между собой элементы и превращают отдельные сущности в целостную систему.

Комплекс отношений, связывающих элементы в системы, получил название структуры языка.

Соотношение элементов и структуры имеет разные философские интерпретации.

Идеалистическое толкование состоит в абсолютизации структуры, которой при­писывается роль первичного, исходного феномена, созидающего систему. Элементам — в лучшем случае — отводится вторичная роль, а в ряде концепций элементы рас­сматриваются как несущественные, безразличные для структуры составляющие.

Один из создателей субъективно-идеалистического логического позитивизма Р. Карнап считал структуры единственной реальностью, доступной познанию чело­века. Его позицию полностью разделял создатель глоссематики Ельмслев, который посвятил свои труды исключительно познанию структурных отношений в системе языка при полном безразличии к ее элементам. Излюбленным сравнением для разъяс­нения своего понимания структуры у Ельмслева и его сторонников было сравнение с игрой в шахматы. Правила этой игры не меняются, а фигуры, в ней участвующие, могут быть сделаны из любого материала и иметь разную форму. Важно только, чтобы не менялось количество фигур и их взаимные соотношения. Структура языка — это те же правила игры, не зависящие от качеств участвующих в игре фигур, т. е. эле­ментов языка.

Диалектическое понимание отношений структуры и элементов состоит в призна-

нии того, что структура вторична по отношению к элементам; она без них просто не существует, невозможна; она есть форма организации элементов. Но, однажды воз­никнув, структура получает некоторую автономность по отношению к своим элемен­там: она может сохраняться при утрате некоторых элементов, при появлении неболь­шого числа новых элементов, при частичных перегруппировках в ее подсистемах.

Однако при значительном расхождении старой структуры и накопленного в ее рам­ках нового качества элементов произойдет обязательное разрушение старой и созда­ние новой структуры, соответствующей новому качеству ее элементов. Пластичность, органическая незавершенность структуры служат условием ее постоянного движе­ния вслед за сменой качества и количества элементов.

Для объективного понимания элементов необходимо выяснение их структурных отношений друг с другом. Эмпирическое изучение отдельно взятых элементов обыч­но ведет к метафизическому разрыву того, что взаимосвязано, и к механическому объединению того, что относится к разным подсистемам изучаемой системы.

Например, языки мира в XVIII в. перечислялись в описаниях по алфавиту, пото­му что понимания их отношений друг с другом не было. Падежные формы русских существительных и до сих пор даются в традиционном порядке: именительный, ро­дительный, дательный, винительный, творительный, предложный, хотя этот поря­док не отражает их функционально-семантической близости. Действительно, одну группу падежных форм составляют именительный, винительный и родительный (объектные падежи), а другую — дательный, творительный и предложный (простран­ственные падежи).

Хотя всякая наука начинается с эмпирического накопления материала и без этого этапа обойтись невозможно, однако с того момента, как мысль ученых поднялась до понимания структурных отношений в своем предмете, простая регистрация фактов без уяснения их структурных связей друг с другом становится вчерашним днем науки.

Не абсолютизация одной из сторон диалектического единства (элемент или струк­тура), а познание той и другой стороны в их взаимосвязи — таков современный на­учный подход к познанию системности в природе и обществе.

Изучение системного аспекта языка в отечественной лингвистике

Практическое выявление системных моментов в языке было всегда присуще ра­ботам российских языковедов. Теоретическая разработка проблемы системности язы­ка началась с 1956 г., с дискуссии, организованной журналом «Вопросы языкозна­ния». В течение некоторого времени вырабатывалась терминология, необходимая для обсуждения проблемы. В более поздних дискуссиях по проблеме системности (1962) и проблеме уровней языка (1967) было обнаружено, что лингвисты вкладывают в понятия система и структура весьма разное содержание, расходятся в понимании элемента системы, его соотношения со структурой, в перечислении свойств системы языка как целого и в ряде других вопросов. Обсуждение этих вопросов, поиски от­ветов на них составили содержание разработки проблемы системности языка в пос­ледние десятилетия XX века.

О терминах система и структура

Напомним, что Соссюр пользовался только термином система, а пражские линг­висты — термином структура. Впоследствии лингвисты по-разному пытались раз­граничить эти термины: система — отношения в парадигме, а структура — отноше­ния в синтагме; система — в лексике, а структура — в синтаксисе и некоторые дру­гие. Наиболее распространенное понимание этих терминов отражено в формулиров­ке Геннадия Прокопьевича Мельникова: система — это любое сложное единство, в котором могут быть выделены составные части — элементы, а схема связей или от­ношений между элементами — структура.

К определению системы можно добавить, что это сложное целое, состоящее из вза­имозависимых и взаимообусловленных частей (элементов), выступающее по отноше-

нию к внешним условиям как единое целое и выполняющее единую функцию. Ска­жем, куча камней — не система, так как у нее нет единой функции, а куча камней, сложенных для украшения сада — уже система, так как у нее появляется функция. Структура, таким образом, входит в систему как ее компонент. Структура характерна для любого сложного объекта, не только для системы. Скажем, у сваленной с само­свала кучи камней структура есть, но систему эта куча не представляет.

Такое толкование совпадает и с современными философскими концепциями сис­темности как свойства объектов. В этом понимании термины система и структура употребляются нами в дальнейшем изложении.

Элемент и структура в системе языка

Сложным является вопрос об элементе системы языка. Предметом изучения язы­коведов является множество разнообразных единиц языка: звуки, слоги, интонемы, фонемы, словоформы, морфемы, слова и фразеологизмы, словосочетания и предло­жения и другие. Какие из них являются элементами системы и подсистем языка?

Коммуникативная природа языка уже предполагает, что элемент его системы дол­жен быть коммуникативным, т. е. должен нести какой-то самостоятельный отрезок информации. Такой единицей по общему признанию является слово. Из слов как эле­ментов создается вся система языка, но в то же время отдельные слова сами могут быть рассмотрены как системы семантических компонентов и фонем, а соединения слов, их блоки разной структуры могут быть элементами других подсистем языка, например синтаксической.

Слово отвечает и всем требованиям знаковой ситуации, в то время как прочие еди­ницы языка отвечают лишь отдельным ее сторонам. Это также поддерживает пони­мание слова как элемента системы языка, в то время как другие единицы языка могут претендовать, видимо, на роль элементов ее отдельных подсистем.

Структурные отношения между словами, как и между элементами других подсис­тем, нельзя считать достаточно изученными. Структурные отношения без «относящих­ся» элементов не существуют, но в целях изучения они могут быть абстрагированы от элементов подобно тому, как геометрия изучает линии, квадраты, кубы, прямоуголь­ники, параллелепипеды, круги, шары, хотя в объективной действительности существу­ют лишь материальные вещи, имеющие формы перечисленных структур.

Ельмслев указал наиболее общие структурные отношения элементов: их взаимную зависимость, одностороннюю зависимость одного элемента от другого (детерминацию), равноправные отношения элементов и некоторые другие, более частные. Противо­поставление двух элементов, выявляющее их различие, Ельмслев назвал оппозицией.

Каждый элемент может входить в несколько оппозиций. Образуются группы, клас­сы элементов, складывающиеся в конечном счете в систему языка. Выявление и изу­чение структурных отношений между элементами системы и подсистем языка яв­ляется актуальной задачей лингвистики.

Некоторые свойства системы языка как целого

Система языка как целое в силу свойств своей структуры обладает некоторой са­мостоятельностью и может оказывать воздействие на элементы. Это воздействие со­стоит в том, что под наиболее типичные структурные группировки данной системы подстраиваются изолированные и нерегулярные элементы.

Например, принятые в русском литературном языке формы глагола махать — машу, машешь, машет — под воздействием наиболее распространенного соотноше­ния глагольных форм с основой на -атъ (играть — играю, играешь, играет) получа­ют варианты: махаю, махаешь, махает (просторечные).

Особенностью системы языка является неодинаковая разработанность ее звеньев. Например, названия родственников образуют большую и хорошо структурированную группировку в лексической системе языка, а названия средств и орудий художествен­ного творчества (кисть, перо, краски) немногочисленны и в тесные структурные связи

не вступают. В системе обнаруживаются так называемые пустые клетки и слабые звенья, которые наиболее подвержены изменениям. Например, в русской системе со­гласных нет межзубного звука типа английского th — это пустая клетка. В русском языке нет общепринятого обращения к незнакомому человеку, используются ситуа­тивные обращения: девушка, мать, отец, молодой человек, тетя, дядя, сынок и т. п.

— это слабое звено системы.

Однако элемент не является порождением системы. Он имеет собственные качества, свою материальную определенность, благодаря которым может входить в систему и выходить из нее, оставаться внесистемной сущностью. Философы отмечают, что от­ношения не изменяют свои субъекты, а только обусловливают их свойства и функции.

Диалектику элемента и системы xoponio раскрыл российский лингвист-теоретик Вадим Михайлович Солнцев. Он разграничил следующие свойства элементов:

1) системообразующие, присущие элементу как таковому независимо от данной
системы;

2) системоприобретенные, которые элемент приобретает в данной системе;

3) системонейтральные, которые в данной системе несущественны, но могут ока­
заться существенными в другой системе.

Например, принадлежность слова к той или иной части речи — системообразую­щее свойство при определении системы частей речи в данном языке. Функция под­лежащего или дополнения в предложении у конкретного существительного — системоприобретенное свойство, которое определяется положением существительного в структурной схеме предложения. Звукоряд конкретной лексемы может быть сис-темо-нейтральным в обиходной речи и системообразующим в организации звукопи­си в художественном тексте.

Существенным свойством системы языка является ее вариативность. Каждый эле­мент системы выступает в конкретных речевых актах как набор вариантов; обобщен­ную форму элемента, выступающую в описаниях элементов системы языка, приня­то называть инвариантом. Солнцев толкует инвариант как абстракцию, которая не существует в виде отдельной вещи, а является сокращенным названием класса ин­вариантов. Варианты в языке он уподобляет экземплярам одной и той же книги или листовки, которые существуют «телесно» как разные вещи, но в качественном смысле

— это одна и та же вещь, существующая «экземплярно».

Признание глубокой диалектической связи элемента и системы позволяет понять единство диахронии и синхронии в системе языка, в ее статике и динамике.

Модели системы языка в современной лингвистике Моделирование системы языка и его цели

Система языка заложена в мозгу человека и прямому наблюдению недоступна. Что­бы лучше представить себе ее устройство, ученые строят ее модели в виде схем, чер­тежей, таблиц, графиков, диаграмм и т. п. Обычно моделируются участки системы языка или ее подсистем, но делаются попытки представить модели и всей системы языка как целого.

Математическая логика и вычислительная математика пользуются математичес­кими моделями — символическими языками, которые создаются для работы элект­ронно-вычислительных машин. Такие формализованные искусственные языки пред­ставляют собой логизированные упорядоченные системы символов, связанных знач­ками отношений. Они соотносятся с отдельными моментами в системе естественно­го языка, но не отражают ее устройства. Моделирование системы естественного языка выполняется с целью приблизиться к пониманию ее устройства в том виде, в каком она хранится в мозгу человека.

Хронологически первой была уровневая модель системы языка. Уровневая модель языка построена под влиянием естественных наук, в которых уровнями называют­ся системы, находящиеся в отношениях иерархии, так что элементы более высоко­го уровня складываются из элементов более низкого уровня. Например, уровень

элементарных частиц ниже уровня атомов, уровень атомов ниже уровня молекул, уровень молекул ниже уровня клеток живого организма и т. д.

Одну из первых уровневых моделей языка построил французский ученый Эмиль Бенвенист. Он выделял уровень дифференциальных признаков фонемы (меризмати-ческий), фонологический, морфологический, знаковый (лексический) и синтаксичес­кий уровни. Единица каждого последующего уровня строится из единиц предыду­щего: фонема из меризмов, морфема из фонем, слово из морфем, синтаксема из слов.

Если иметь в виду только план выражения, то модель Бенвениста вполне ему со­ответствует. Российский лингвист-теоретик Соломон Давидович Кацнельсон выра­зительно охарактеризовал теорию Бенвениста как процесс развертывания речевого ряда в виде процесса постепенного набора текста из типографских литер. Соотноше­ние единиц выделенных им уровней с планом содержания Бенвенист не рассматри­вает и при построении модели не учитывает.

В уровневой модели американских лингвистов С. Лэмба, Д. Локвуда, Г. Глисона и других различаются четыре уровня (стратума): фонемный, морфемный, лексемный и семемный. Каждый стратум имеет свою единицу: фонон, морфон, лексон, семон. В описании эти единицы выступают как инварианты, а в речи они реализуются в виде вариантов: фонов, морфов, лексов и сем. Все уровни системы языка построены изоморфно, т.е. имеют одинаковое внутреннее строение, например, на каждом уров­не есть свои инварианты и варианты. В этой модели один уровень, семемный, пол­ностью помещен в план содержания, один уровень, фонемный, находится в плане выражения, а два — морфемный и лексемный — остаются в этом отношении непро­ясненными, но, видимо, все же относятся к плану выражения.

В ходе обсуждения уровневого устройства языка предлагались весьма разнообраз­ные изображения этой модели. Ее описывали в виде этажерки, спирали, незамкну­той цепи и т.п. Российские ученые оспаривали идею изоморфизма уровней, предла­гали разные решения относительно их состава и количества, обсуждали вопрос, яв­ляется ли модель уровней только фактом научного описания языка или она отража­ет устройство системы естественного языка.

Особенностью уровневых моделей, созданных отечественными учеными, было обя­зательное включение в них плана содержания в том или ином соотношении с пла­ном выражения. Одной из наиболее развернутых и богатых является уровневая мо­дель Игоря Павловича Распопова. Она имеет следующий вид.

Варианты

 

Фон

Морф

Словоформа

 

 

Фраза — синтаксическая конструкция

Инварианты

Фонема (класс фонов)

Морфема (класс морфов)

Слово (класс словоформ)

Грамматическая форма

(класс словоформ)

Словообразовательный тип

(класс словоформ)

предложение

(класс синтаксических конструкций)

(Распопов И.П. Система языка и ее уровни // Материалы по русско-славянскому языкознанию. Воронеж, 1976, с. 134-153).

Основными уровнями языка в этой модели признаются фонологический (едини­ца: фонема), морфологический (единица: морфема), лексический (единица: слово) и коммуникативно-синтаксический (единица: предложение).

Выделяются промежуточные уровни: морфонологический (единица - грамматичес­кая форма), лексико-морфологический (единица: словобразовательный тип) и кон­структивно-синтаксический (единица: синтаксическая конструкция).

Перечисленные уровневые модели не охватывают всех единиц языка. Например, в модели Распопова не отражены интонемы, фразеологизмы, сложные предложения.

Охватить все известные единицы языка стремился в своей уровневой модели из­вестный отечественный лингвист-теоретик Леонид Михайлович Васильев. В языке как системе он выделил три яруса: фонетический, лексико-грамматический (формаль­ный) и семантический. Каждый ярус подразделяется на три уровня. Единицей фо­нетического уровня является звукотип, лексико-грамматического — словоформа, се­мантического — семема. Все эти единицы состоят из более мелких компонентов (ну­левой уровень), сами единицы образуют второй уровень, а их сочетания — третий уровень. Каждую деталь этой сложной модели Васильев подробно характеризует (Васильев Л.М. Современная лингвистическая семантика. М., 1990).

Все ярусы модели Васильева относительно самостоятельны и иерархичны. Семан­тический ярус находится в плане содержания, фонетический — в плане выражения, а лексико-грамматический мыслится как посредник между двумя другими.

Все уровневые модели выполняют первоначальную разбивку системы языка на от­дельные блоки. Но набор этих блоков и отношения между ними создатели моделей определяют по-разному. Внутреннее устройство каждого уровня тоже остается непро­ясненным.

Вместе с тем уровневая модель языка имеет широкое хождение. Стало общепри­нятым выражение: рассматривать материал «на уровне фонем» или на «уровне мор­фем» и т.д. Эта модель находит применение для определения наиболее общих осно­ваний анализа и описания системы языка.

Полевая модель системы языка

Выясняя сильные и слабые стороны уровневой модели языка, Владимир Григорьевич Адмони отмечал, что в языке есть сферы, которые как бы прорезают уровни, т.е. включают средства разных уровней и образуют полевые структуры. Например, модальные значения могут быть выражены средствами синтаксиса, пре­дикативными единицами, средствами морфологии (формы наклонений глагола) и средствами лексики — модальными словами. Если фонетика, морфология и синтак­сис могут соотноситься по признаку «ниже-выше», то словообразование, порядок слов, лексика соотносятся с перечисленными сферами гораздо сложнее.

Изучение глубокого взаимодействия средств разных уровней на примере аспекту-альности и темпоральности привело известного грамматиста Александра Владимиро­вича Бондарко к построению модели функционально-семантического поля, куда вхо­дят и лексические, и грамматические средства языка, имеющие общие семантические функции. Функционально-семантическое поле имеет центр — группу форм, наиболее четко и однозначно выражающих значение данного поля. Вокруг центра, постепенно удаляясь от него, располагаются периферийные формы. Через периферию каждое поле вступает путем пересечений и постепенных переходов в пределы других полей, так что, в конечном счете, все поля образуют одну непрерывную структуру системы языка.

Теоретик полевой модели системы языка Георгий Семенович Щур определил поле как способ существования и группировки лингвистических элементов с общими ин­вариантными свойствами. Графически эта модель выглядит следующим образом:

По признанию многих лингвистов, психолингвистов и нейролингвистов, сеть от­ношений в языковой структуре является отображением сети нервных связей в моз­гу человека.

Вид полевой модели хорошо совмещается с изображениями расположения и связей нервных клеток в мозгу. Огромное число нервных клеток могут соеди­няться между собой с помощью нервных отростков-аксонов и дендритов, так

что количество возможных связей составляет 10¹¹¹² степени, что больше, чем число атомов в видимой вселенной.

Основным законом деятельности мозга является замыкание временных нервных связей, в которых объединяются непосредственные впечатления от предметов и яв­лений внешнего мира. Это целостные динамические структуры, возбуждение одного компонента которых передается всем остальным (иррадиирует на все остальные).

Каждому знакомы наплывы ассоциаций, вызываемые иногда какой-то незначи­тельной деталью. Очень выразительно о них написал Д. Клинджел в книге «Остров в океане» (М., 1963): «Из всех ощущений именно запах с наибольшей легкостью вы­зывает у нас ассоциации и воспоминания. Когда я чувствую запах дегтя, то все рав­но, где бы я ни был, мне уже кажется, что я нахожусь на верфи и рядом деловито стучит скобель, звонко рыдает ленточная пила. Своеобразный едкий запах йодофор­ма вызывает в моей памяти тревожный вечер в больнице, где лежала моя жена; я стоял в длинном уходящем в перспективу коридоре, по которому непрерывно снова­ли врачи и сестры, поглощенные своими, казалось, нескончаемыми делами. А вот запах клена — и перед моими глазами возникают вафли с коричневой корочкой и чашка дымящегося чая...».

Эти наплывы развертывают имеющуюся в мозгу человека динамическую струк­туру, один из компонентов которой, в данном случае запах, был возбужден. Движе­ние нервных процессов — избирательной иррадиации, концентрации и взаимной ин­дукции — является физиологической основой потока ассоциаций в форме нагляд­ных образов или понятий.

Биологическая активность ансамблей нервных клеток, биохимическая перестройка их работы в соответствующих структурах мозга — это реальный материальный ба­зис психических явлений, динамических структур комплексной природы и, в част­ности, разнообразных объединений элементов системы языка.

Системность в нервных процессах определяет и системность в материальных фор­мах их выражения, в организации системы языка. Окрашивая отдельные нервные клетки, физиологи получают примерно такие изображения участков коры головно­го мозга:

Тело каждой клетки, принятое за ядро, выступает как центр по отношению ко всей сфере распространения ее нервных отростков, которая и составляет периферию. Участки переплетения и пересечения с отростками других нервных клеток, участки вхождения полей друг в друга полностью совмещаются с полевой моделью системы языка. Хорошее совмещение изображения структуры коры мозга с полевой моделью системы языка является для нас существенным аргументом в пользу истинности полевой модели.

Одно семантическое поле моделирует устройство отдельного участка системы язы­ка, на нескольких семантических полях можно показать пересечение и взаимодей­ствие нескольких участков системы языка. Однако так изобразить всю систему языка вряд ли когда-нибудь удастся: слишком большого пространства потребовало бы плос­костное изображение системы языка, компактно и объемно хранимой в коре голов­ного мозга в комплексе с образами объективной действительности.

Многослойная модель системы языка

Эта модель была получена в ходе изучения языкового поведения человека, испы­тывающего разные степени измененного состояния сознания. Такое состояние созна­ния возникает под воздействием стрессов, шока, алкоголя, наркотиков, некоторых

медикаментов, специально подобранных в целях эксперимента. Исследователь Дмит­рий Леонидович Спивак выяснил, что по мере углубления измененного состояния сознания уменьшается количество языковых средств, которыми в состоянии восполь­зоваться говорящий. Падает количество существительных, прилагательных, союзов, предлогов, сокращается длина слов и предложений. Дольше всего сохраняются гла­голы, местоимения, частицы, стереотипные выражения, эмоциональные компонен­ты, однословные высказывания.

На основе этих данных моделируется ядро языковой системы — это те ее компо­ненты, которые дольше всего сохраняются. Компоненты, которые послойно уходят из языковой деятельности человека по мере изменения состояния его сознания, ока­зываются на периферии языковой системы. Выстраивается многослойная модель системы языка, в которой ядерные слои лежат на самой глубине, а периферийные оказываются менее глубоко заложенными в языковую память и потому легче утра­чиваются (Спивак Д.Л. Язык в условиях измененого состояния сознания // Вопро­сы языкознания.1983, № 5, с.43-49).

Многослойная модель языка также требует ее объемного изображения.

Модель ассоциативно-вербальной сети Ю.Н. Караулова

Юрий Николаевич Караулов и его ученики провели серию экспериментов для вы­явления ассоциаций информантов на предъявляемые им разнообразные словесные стимулы. Среди полученных ассоциатов было немало словообразовательных и сло­воизменительных вариантов слов. Гипотеза Ю.Н. Караулова состоит в том, что вся грамматика языка лексикализована и привязана к отдельным лексемам. Лексика не существует вне грамматики. Она представлена в языковом сознании в виде слово­форм, которые типически в образцах отражают всю грамматику (Караулов Ю.Н. Ассоциативная грамматика русского языка. М., 1993).

Действительно, в словарных статьях, полученных в ассоциативных эксперимен­тах, слово-стимул вызывало в качестве слова-реакции обычно те словоформы, кото­рые сочетаются со словом-стимулом в речи. Так, к стимулу бежать получены ассо-циаты без оглядки, быстро, бегом, в кусты, в спортзал, вдогонку, вперед, впереди, дале­ко, из дома, кросс, куда глаза глядят, кругами, от возмездия, по дороге, по кругу, сломя голову и нек. др.

Анализ полученного материала позволил Ю.Н. Караулову предложить модель си­стемы языка в виде ассоциативно-вербальной сети, в которой лексика и грамматика не разделены. Слова в этой модели понимаются как конкретные словоформы, хра­нящиеся в памяти в составе привычных последовательностей наборов словоформ, каждая из которых одновременно входит во множество таких последовательностей. Ассоциативно-вербальная сеть хранится и работает в пульсирующем режиме, в каж­дый момент времени изменяется набор актуализованных связей между ее узлами, как будто бы мигает елочная гирлянда из десятков тысяч лампочек. ABC аналогич­на любой неравновесной неустойчивой (физической или социальной) системе. Сим­метрия в ABC — это «мертвая вода», которая ее собирает и скрепляет. Асимметрия — это «живая вода», придающая ей динамичность за счет неравномерности ее кон­центрации.

Эта модель снимает многие трудности уровневой модели и вполне совмещается с полевой и многослойной моделями, хотя сопоставление ассоциативно-вербальной сети с полями и слоями еще не продумывалось и не осуществлялось.

На основе изучения изложенных и ряда других индивидуально-авторских моде­лей системы языка мы разработали и принимаем за основу дальнейшего изложения вопроса о системности языка динамическую модель системы языка.

Динамическая модель системы языка

Динамическая модель системы языка выстраивается с учетом последовательнос­ти восприятия языка ребенком или иностранцем, знакомящимся с языком баз по-

мощи преподавателя в условиях иноязычной среды.

Иначе говоря, модель строится на предположениях о порядке закладывания эле­ментов системы языка в мозгу человека. Провести эти предположения строго и не­противоречиво не удастся, слишком многое еще не понято и не разъяснено как в учении о восприятии речи, так и в учении об усвоении системы языка.

Следует также учитывать бесспорное для нас положение о том, что систефа язы­ка неиерархична и имеет разрывы и пустые клетки. Тем не менее, контуры такой системы просматриваются.

Первоначальное знакомство с неизвестным языком начинается с восприятия зву­чащей речи, с восприятия фраз. Многократное восприятие звучащих фраз позволя­ет усвоить их мелодические рисунки, научиться расчленять фразы на интонацион­ные единства от паузы до паузы. Именно по мелодическим рисункам угадываются коммуникативные намерения говорящего (утверждение, приказ, вопрос, урезонива­ние и т.п.). Наименьшие звуковые отрезки от паузы до паузы, объединенные одним ударением, так называемые фонетические слова, как правило, являются словофор­мами, лежащими в основе системы языка.

Научившись вычленять словоформы из потока звучащей речи, обучающийся и сам начинает их воспроизводить, пытаясь вступить в контакт с окружающими. Произ­нося отдельные словоформы, человек обнаруживает их членение на слоги — самые минимальные отрезки произношения. В рамках слога реализуются и наименьшие компоненты интонации — просодемы. Умение распознавать слоги и их последова­тельности необходимо для того, чтобы различать и воспроизводить фонетические слова. Позднее, обычно уже в школьном возрасте и чаще всего при обучении письму говорящий, сопоставляя слоги друг с другом, приходит к пониманию отдельных звуков, по которым слоги отличаются друг от друга.

Описанную часть модели, которую мы называем ФОНЕТИЧЕСКИЙ БЛОК или фо­нетическая подсистема, можно изобразить в виде следующей схемы.

 

Фраза

и ее мелодические рисунки (просодия)

синтагмы

и их мелодические рисунки

фонетические слова

 

слоги ---- звуки

и их просодемы

Все составляющие фонетического блока имеют звуковую, то есть материально вы­раженную физическую реализацию и находятся в плане выражения системы язы­ка, хотя их звуковые образы (подобно музыкальным мотивам) хранятся в памяти носителя языка.

Выделение фонетических слов из фраз, несомненно, сопровождается их ассоции­рованием с некоторыми мыслительными образами (концептами).

Те фонетические слова, которые оказываются знаками вещей, действий, призна­ков и других образов реальной действительности, выделяются наиболее активно и закрепляются в памяти носителя языка.

Словоформы по мере их накопления вступают друг с другом в разнообразные от­ношения по звучанию и по значению, в результате чего в мозгу происходит их груп­пировка. Именно такими группировками являются СЛОВА (словоформы с одинако­вым лексическим значением), СЛОВООБРАЗОВАТЕЛЬНЫЕ ГНЕЗДА, РЯДЫ и ПОЛЯ (по сходству морфем, составляющих словоформы) и словоизменительные парадигмы (по сходству основ и при различных их окончаниях-флексиях). Слова группируют­ся далее в лексико-семантические поля, а с учетом их грамматических особенностей — в ЧАСТИ РЕЧИ.

Переплетение словоформ по всем этим параметрам образует второй блок системы языка — ЛЕКСИКОН. Этот блок можно представить следующей схемой.

СЛОВОФОРМЫ

если в языке есть морфемы

 

слова

 

для словообразования

 

для словоизменения

словообразовательные гнезда, ряды

словоизменительные лексико-грамматические разряды, грамматические категории

лексико-семантические поля деривационные поля

части речи

Каждая единица лексикона (лексема) одновременно входит в несколько объеди­нений — в лексико-семантическое, в словообразовательное, в словоизменительное поля, которые переплетаются и пересекаются друг с другом.

Одновременно, как мы полагаем, с формированием лексикона у человека, изуча­ющего естественный язык, происходит и формирование блока структурных схем. Это вытекает, в частности, из модели ABC Караулова, показавшей, что каждая слово­форма в памяти человека существует в сочетании с другой или с другими, обычно встречающимися вместе с ней в речи, словоформами. Простейшие высказывания, с восприятия которых начинается и понимание, и воспроизведение речи, обычно офор­мляют суждение, минимальный акт человеческого мышления. Для его выражения должны быть известны как минимум две словоформы — одна для обозначения субъек­та суждения (субъектив), а другая для обозначения предиката мысли (предикатив). В развитых языках существует несколько последовательностей словоформ субъек-тивов и предикативов, различающих так называемые структурные схемы простого предложения. Распространение основных словоформ, составляющих структурную схему простого предложения, с помощью разного рода определителей способствует образованию структурных схем непредикативных словосочетаний.

Компоненты структурной схемы и их распространители в конкретных высказы­ваниях обычно обозначают наиболее обобщенные компоненты человеческой мысли, такие как деятель, действие, орудие действия, объект действия, время и