М.В. Ломоносов(1711-1765)Народ российский от времен, глубокою древностию сокровенных, до нынешнего веку толь многие видел в счастии своем перемены, что ежели кто междоусобные и отвне нанесенные войны рассудит, в великое удивление придет, что по толь многих разделениях, утеснениях и нестроениях не токмо не расточился, но и на высочайший степень величества, могущества и славы достигнул. Извне угры, печенеги, половцы, татарские орды, поляки, шведы, турки, извнутрь домашние несогласия не могли так утомить России, чтобы сил своих не возобновила. Каждому несчастию последовало благополучие большее прежнего, каждому упадку высшее восстановление; и к ободрению утомленного народа некоторым Божественным Промыслом воздвигнуты были бодрые государи. Толикие перемены в деяниях российских: соединение разных племен под самодержавством первых князей варяжских, внутренние потом несогласия, ослабившие наше отечество, наконец, новое совокупление под единоначальство и приобщение сильных народов на востоке и на западе...Противу мнения и чаяния многих, толь довольно предки наши оставили на память, что, применяясь к летописаниям других нарордов, на своих жаловаться не найдем причины. Немало имеем свидетельств, что в России толь великой тьмы невежества небыло, какую представляют многие внешние писатели… Римское государство гражданским владением возвысилось, самодержавством пришло в упадок. Напротив того, разномысленною вольностию Россия едва не дошла до крайнего разрушения; самодержавством как сначала усилилась, так и после несчастливых времен умножилась, укрепилась, прославилась. Благонадежное имеем уверение о благосостоянии нашего отечества, видя в единоначальном владении залог нашего блаженства, доказанного толь многими и толь великими примерами. (Древняя российская история. 1758).
А.С. Пушкин (1799-1837) «Благодарю за брошюру, которую вы мне прислали. Я с удовольствием перечел ее, хотя очень удивился, что она переведена и напечатана. Я доволен переводом: в нем сохранена энергия и непринужденность подлинника. Что касается мыслей, то вы знаете, что я далеко не во всем согласен с вами. Нет сомнения, что схизма (разделение церквей) отъединила нас от остальной Европы и что мы не принимали участия ни в одном из великих событий, которые ее потрясали, но у нас было свое особое предназначение. Это Россия, это ее необъятные пространства поглотили монгольское нашествие. Татары не посмели перейти наши западные границы и оставить нас в тылу. Они отошли к своим пустыням, и христианская цивилизация была спасена. Для достижения этой цели мы должны были вести совершенно особое существование, которое, оставив нас христианами, сделало нас, однако, совершенно чуждыми христианскому миру, так что нашим мученичеством энергичное развитие католической Европы было избавлено от всяких помех. Вы говорите, что источник, откуда мы черпали христианство, был нечист, что Византия была достойна презрения и презираема …У греков мы взяли евангелие и предания, но не дух ребяческой мелочности и словопрений. Нравы Византии никогда не были нравами Киева. Наше духовенство, до Феофана, было достойно уважения, оно никогда не пятнало себя низостями папизма и, конечно, никогда не вызвало бы реформации в тот момент, когда человечество больше всего нуждалось в единстве. Согласен, что нынешнее наше духовенство отстало. Хотите знать причину? Оно носит бороду, вот и все. Оно не принадлежит к хорошему обществу. Что же касается нашей исторической ничтожности, то я решительно не могу с вами согласиться. Войны Олега и Святослава и даже удельные усобицы - разве это не та жизнь, полная кипучего брожения и пылкой и бесцельной деятельности, которой отличается юность всех народов? Татарское нашествие - печальное и великое зрелище. Пробуждение России, развитие ее могущества, ее движение к единству (к русскому единству, разумеется), оба Ивана, величественная драма, начавшаяся в Угличе и закончившаяся в Ипатьевском монастыре, - как, неужели все это не история, а лишь бледный и полузабытый сон? А Петр Великий, который один есть целая история! А Екатерина II, которая поставила Россию на пороге Европы? А Александр, который привел вас в Париж? и (положа руку на сердце) разве не находите вы чего-то значительного в теперешнем положении России, чего-то такого, что поразит будущего историка? Думаете ли вы, что он поставит нас вне Европы? Хотя лично я сердечно привязан к государю, я далеко не восторгаюсь всем, что вижу вокруг себя; как литератора - меня раздражают, как человека с предрассудками - я оскорблен, - но клянусь честью, что ни за что на свете я не хотел бы переменить отечество или иметь другую историю, кроме истории наших предков, такой, какой нам бог ее дал. Вышло предлинное письмо. Поспорив с вами, я должен вам сказать, что многое в вашем послании глубоко верно. Действительно, нужно сознаться, что наша общественная жизнь - грустная вещь. Что это отсутствие общественного мнения, это равнодушие ко всему, что является долгом, справедливостью н истиной, это циничное презрение к человеческой мысли и достоинству - поистине могут привести в отчаяние. Вы хорошо сделали, что сказали это громко. Но боюсь, как бы ваши религиозные исторические воззрения вам не повредили» (Письмо к П.Я. Чаадаеву от 19 окт.1836) В.О. Ключевский (1841-1911) «России Византия передала из…культурных течений отложения, намывавшиеся к берегам: из религиозного – сухой и пустой обряд, из научного – испуганные апокалиптические или эсхатологические (предсказывающие конец света - прим. ред.) бредни…Обуянный замогильными ужасами под гнетом поповских и монашеских застращиваний народ понес свое достояние, свой заработок в церковь и особенно в монастырь как откуп от ада и расслабил свою трудовую энергию, не внося деятельной мысли в свою работу, погрязая в дедовской рутине, с фаталистическим бессилием опуская руки перед какой-то волей божией….В то же время правящие классы, боярство и дворянство, занятые придворным соперничеством и эксплуатацией народа под предлогом борьбы с его врагами, из рук плохо веденной, не умели усвоить себе ни одной политической идеи, не выработали ни одной гарантии политической свободы, кроме местнических дрязг…Во всем составе этого общества…не было класса, достаточно независимого и организованного, воспитанного в чувстве права и собственного достоинства и солидарного в интересах с народом, не нашлось ни одной общественной силы – ни духовной, вроде западноевропейских университетов, ни экономической, похожей на тамошние городские общины. Верховная власть, сперва рассыпанная среди княжьей мелюзги удельных веков, а потом скомканная всеми правдами и неправдами в длинных лапах кремлевского паука, государя московского и всея Руси, не встречая сдержки ни в рыхлой общественной среде, ни в собственном притупленном политическом сознании, все пухла и расширялась, как пустой пузырь, надуваемый воздухом…И вот в эту среду, вялую, духовно рассыпчатую и социально разрозненную…с XVII века подуло западное влияние. Западноевропейская культура несла к нам знание, опыт, энергию, предприимчивость, житейские удобства, легкие нравы, новые увеселения…Она навязывалась властью, правительством, была не общественной потребностью, а государственной необходимостью и потому пала на общество государственной повинностью, и не на все общество, а на один его класс, служивший подручным орудием власти, на дворянство. Из нее выбирались только прикладные элементы, которые могли служить средствами внешней обороны и казенного обогащения, а ее сущностное, образоватеольное содержание понадобилось лишь насколько могло служить пособием к выработке техника, солдата, инженера, артиллериста, навигатора. Такое утилитарное отношение к культуре легло в основу петровской реформы…Мы обманываем сами себя, когда с чужих солв уверяем, что поднимаем культуру как средство духовного самоусовершенствования, личного и общественного…Отдельные русские умы и таланты усвояли со стороны или создавали из себя самих немало прекрасных идей; но эти заимствования или самородные перлы прилипали к колесу русской телеги заносной золотой пылью, быстро стиравшейся от соприкосновения с родным глиноземом или черноземлм. Во-первых, реформа Петра вся пошла на пользу только государству в самом узком смысле правительства. Она создала регулярную армию и флот, которые своими военными успехами усилили в народе страх перед несокрушимостью власти, не подняв в нем чувства национального достоинства. Кулаком и палкой она вылепила из русского дворянства класс, который, питаясь крепостной народной кровью, являл некое подобие свободомыслящей европейской интеллигенции. Она расплодила комариный рой чиновничества, всех этих президентов, асессоров…которые облепили русского человека, заставили его со скрежетом зубов тереть свое тело, не позволяя ни двигаться, нт кричать. Наконец мотовскими ссудами из палочных сборов с полуголого и полуголодного плательщика она выкормила десятка полтора крупных капиталистов, фабрикантов и заводчиков, ставивших в казну по воровским подрядным ценам пушки, ружья, солдатское сукно, парусиновое полотно и образовавших первые кадры русской плутократии (власти богатых-прим. ред.). Петр заложил фундамент русского государственного устройства, начал новое и трудное дело создания основных законов русского государства, издав в 1722 году первый основной закон о престолонаследии, отменявший всякий порядок престолонаследия, уничтожавший самую возможность каких-либо законов, какого-либо государственного строительства…Во-вторых, реформа Петра ничего не дала народу, народной массе, никаких новых жизненных средств, никаких живительных возбуждений… До Петра Великого Московское государство было слабосильной полуазиатской державой, державшейся за слабосильный народ; после Петра оно стало могущественной европейской империей, покоившейся на обнищавшем, безгласном, порабощенном народе. (Значение Петра I. 1908) Ф. Хайек (1899-1993, английский экономист) «Чтобы быть полезным членом коллективистского общества, надо обладать совершенно определенными качествами, требующими постоянного упражнения. Мы называем эти качества «полезными привычками», а не моральными добродетелями», потому что ни при каких обстоятельствах они не должны становиться препятствием для достижения целей всего общества или исполнения указания руководящих инстанций.Они таким образом служат как бы для заполнения зазоров между этими целями или указаниями, но никогда не вступают с ними в противоречие…Было бы, однако в высшей степени несправедливо считать, что в тоталитарных государствах народные массы, оказывающие поддержку системе, которая нам представляется аморальной, начисто лишены всяких нравстенных побуждений.Для большинства людей дело обстоит как раз противоположным образом: моральные переживания, сопровождающие такие движения, как национал-социализм или коммунизм, сопоставимы по своему накалу, вероятно, лишь с переживаниями участников великих исторических религиозных движений. Но если мы допустим, что индивид – это только средство достижения целй некоторой высшей общности, будь то «общество» или «нация», все ужасы тоталитарного строя становятся неизбежными. Нетерпимость и грубое подавление вякого инакомыслия, полное пренебрежение к жизни и счастью отдельного человека – прямые следствия фундаментальных предпосылок коллективизма… Граждане тоталитарногого общества совершают аморальные действия из преданности идеалу. И идеал этот представляется нам отвраительным, тем не менее их действия являются вполне бескорыстными. Этого, однако, нельзя сказать о руководителях такого государства. Чтобы участвовать в управлении тоталитарной системой, недостаточно просто принимать на веру благовидные объяснения неблаговидных действий. Надо самому быть готовым преступать любые нравственные законы, если этого требуют высшие цели. И поскольку цели устанавливает лишь верховный вождь, то всякий функционер, будучи инструментом в его руках, не может иметь нравственных убеждений. Главное, что от него требуется, - это безоговорочная личная преданность вождю и готовность буквально на все. Функционер не должен иметь собственных сокровенных идеалов или представлений о добре и зле, которые могли бы исказить намерения вождя. Но из этого следует, что высокие должности вряд ли привлекут люде, имеющих моральные убеждения, направлявшие в прошлом поступки европейцев…И если людей, по нашим меркам достойных, не привлекут высокие посты в аппарате тоталитарной власти, это откроет широкие возможности перед людьми жестокими и неразборчивыми в средствах. Будет много работы, про которую станет известно, что она «грязная», но что она необходима для достижения высших целей, и ее надо выполнять четко и профессионально – как любую другую. И поскольку такой работы будет много, а люди, имеющие какие-то моральные убеждения, откажутся ее выполнять, готовность взяться за такую работу станет пропуском к карьере и власти. В тоталитарном обществе найдется много дел, требующих жестокости, запугивания, обмана, слежки. Вежь ни гестапо, ни администрация концлагеря, ни Миниастерство пропаганды, ни СД, ни СС (как и аналогичные службы в Италии или в Советском союзе) не являются подходящим местом для упражнений в гуманизме. Но в тоталитарном общества путь к высокому положению ведет именно через эти организации». (Дорога к рабству. 1944). Р.Пайпс (род. в 1923г., современный американский историк) «Монгольский хан сделался первым бесспорным личным сувереном страны. В русских документах после 1240 г. он обычно именуется " царем", или " цезарем", каковые титулы прежде того предназначались императору Византии. Ни один князь не мог вступить на власть, не заручившись предварительно его грамотой - " ярлыком". Чтобы получить ярлык, удельным князьям, приходилось ездить в Сарай, а иногда даже и в Каракумы, в Монголию. Там им нужно было совершить особый ритуал - пройти в монгольских одеждах меж двух костров - и коленопреклоненно просить о грамоте на свою вотчину. Иногда их подвергали чудовищным издевательствам, и иные князья расстались в Сарае с жизнью. Ярлыки распределялись буквальное аукциона, где выигрывал тот, кто обещал больше всего денег и людей и лучше других гарантировал, что сможет держать в руках беспокойное население. По сути дела, условием княжения сделалось поведение, противоречащее тому, что можно назвать народным интересом. Князья находились под бдительным взором ханских агентов, рассеянных по всей Руси (еще в конце XV в. у них было постоянное представительство в Москве), и им приходилось выжимать и выжимать дань и рекрутов из населения, не будучи в состоянии задуматься о том, что приносят ему такие меры. Любой ложный шаг, любые недоимки могли закончиться вызовом в Сарай, передачей ярлыка более угодливому сопернику, а, быть может, и казнью. Князья, под влиянием момента выступавшие на стороне народа против сборщиков дани, немедленно навлекали на себя ханскую кару. В этих обстоятельствах начал действовать некий процесс естественного отбора, при котором выживали самые беспринципные и безжалостные, прочие же шли ко дну. Коллаборационизм сделался у русских вершиной политической добродетели. Вече, никогда не имевшее особой силы на Северо-Востоке, вслед за недолгой полосой подъема в XII в. переживало резкий упадок. Монголам, видевшим в нем хлопотное средоточие народного недовольства, вече пришлось совсем не по душе, и они толкали князей от него избавиться. К середине XIV в. за исключением Новгорода и Пскова от вече не осталось почти ничего. С ним исчез единственный институт, способный в какой-то мере обуздывать держателей политической власти. Ученые сильно расходятся в оценке воздействия монгольского господства на Русь; некоторые придают ему первостепенное значение, другие видят в нем лишь налет на внутренних процессах, проходивших в условиях удельного, или " феодального", строя. Вряд ли, однако, можно усомниться в том, что чужеземное засилье, в своей худшей форме тянувшееся полтора века, имело весьма пагубное действие на политический климат России. Оно усугубляло изоляцию князей от населения, к, которой они и так склонялись в силу механики удельного строя, оно мешало им осознать, свою политическую ответственность и побуждало их еще более рьяно употреблять силу для умножения своих личных богатств. Оно также приучало их к мысли, что власть по своей природе беззаконна. Князю, столкнувшемуся с народным недовольством, чтобы добиться повиновения, стоило только пригрозить позвать монголов, и такой подход с легкостью перешел в привычку. Русская жизнь неимоверно ожесточилась, о чем свидетельствует монгольское или тюркско-татарское происхождение столь великого числа русских слов, относящихся к подавлению, таких как " кандалы", они же " кайдалы", " нагайка" или " кабала". Смертная казнь, которой не знали законоуложения Киевской Руси, пришла вместе с монголами. В те годы основная масса населения впервые усвоила, что такое государство: что оно забирает все, до чего только может дотянуться, и ничего не дает взамен, и что ему надобно подчиняться, потому что за ним сила. Все это подготовило почву для политической власти весьма своеобразного сорта, соединяющей в себе туземные и монгольские элементы и появившейся в Москве, когда Золотая Орда начала отпускать узду, в которой она держала Россию».(Россия при старом режиме.1972)Д.С. Лихачев (1906-1999). «Европейская культура как определенный тип культуры, открыта для других культур, и именно это обстоятельство делает ее культурой будущего, а в какой-то мере и культурой нашего настоящего. Русская культура уже по одному тому, что она включает в свой состав культуры десятка других народов и издавна была связана с соседними культурами Скандинавии, Византии, южных и западных славян, Германии, Италии, народов Востока и Кавказа – культура ун6иверсальная и терпимая к культурам других народов…Русская культура еще и потому европейская, что всегда в своей глубочайшей основе была предана идее свободы личности...Большинство людей а Западе до сих пор убеждены, что русским свойственна не только терпимость, но и терпение, а вместе с тем – покорность, безличность, низкий уровень духовных запросов. Нет, нет и нет!..Кем бы ни управляло вече в русских городах, оно было большой школой общественного мнения С мнением киевлян и новгородцев должны были считаться князья. Новгородских князей даже не пускали жить в пределах города, чтобы избежать диктатуры..Люди свободно переходили из княжества в княжество, как и сами князья. А когда установились границы государства, началось бегство в казачество. Народ с трудом терпел произвол государства… Разве не свидетельствуют о неискоренимом стремлении к свободе личности постоянные бунты и такие вожди этих бунтов, как Разин, Булавин, Пугачев и многие другие? А свирепые «гари», в которых во имя во имя верности своим убеждениям сами себя сжигали сотни и тысячи людей! Какое еще восстание мы можем противопоставить Декабристскому, в котором вожди восстания действовали против своих имущественных, сословных и классовых интересов, но зато во имя социальной и политической справедливости?...» (О национальном характере русских. 1997) «Судьба нации принципиально не отличается от судьбы человека. Если человек приходит в мир со свободой воли, может выбирать сам свою судьбу, может стать на сторону добра или зла, … то и любая нация точно так же отвечает за свою судьбу… Нам самим надо отвечать за наше нынешнее положение, мы в ответе перед временем и не должны сваливать все на своих достойных всяческого уважения и почитания предков, но при этом, конечно, должны учитывать тяжелые последствия коммунистической диктатуры» (Об интеллигенции. 1997) Литература: Баранов А.П. Роль науки в культуре современности. М.: Инфра-М, 2007 Васильев А.П. Наука, техника, культура. М.: Инфра-М, 2006
|
