Языковые преступления и социальные конфликты

Золотарёва Ю.А. Языковые преступления в аспекте общенаучной, конкретно-научной и специальной методологии // Известия Российского государственного педагогического университета имени А.И.Герцена: Аспирантские тетради. − СПб., 2007. − N 19(45). С. 84-89.

В плане общенаучной методологии языковые преступления выступают как частная разновидность лжи в обществе, как частный случай социально-принятой (в данном социуме) лжи.

Не любая ложь являет собой языковое преступление. Языковое преступление – это ложь, а) носящая разрушительный характер; б) распространяемая политической системой социума (власти или оппозиции) и в) тиражируемая в средствах массовой информации данного социума. Данное определение позволяет установить хронологические рамки языковых преступлений. Они становятся возможными только тогда, когда появляются мощные информационные средства, способные передавать информацию на большие расстояния в кратчайшие сроки. По логике рассуждений, языковые преступления стали возможными с появлением СМИ (газет), и, соответственно, о них можно говорить, начиная с 1702 г., когда появились первые газеты.

Языковые преступления характеризуют высшие уровни бесструктурного управления (манипуляции) общественным сознанием. Причём если раньше эта была не скрытая манипуляция, а прямая открытая угроза, то сегодня всё большее распространение получает скрытая манипуляция общественным сознанием как средство управления государством. При этом многие средства воздействия на массы уходят в плоскость словесной манипуляции, что и порождает возможность появления языковых преступлений.

В общефилософском плане не вызывает сомнений, что языковые преступления прежде всего прерогатива властных структур. О языковых преступлениях, совершаемых оппозицией, можно говорить только тогда, когда в руках оппозиции находятся те или иные популярные СМИ.

В плане конкретно-научной методологии языковые преступления должны быть рассмотрены, прежде всего как явление языка. Объективный анализ данного языкового феномена представляется возможным только при всестороннем его рассмотрении. Такой анализ требует учёта тетрахотомии «мышление − язык – речь − коммуникация».

1. Находясь на уровне мышления, исследователь обязан помнить о необходимости различать уровни языкового и метаязыкового мышления. На уровне языкового мышления языковое преступление оказывается проявлением установки на сокрытие и искажение реальности для оправдания разрушительных действий, для представления действий власти в глазах населения как необходимых и правильных.

На уровне метаязыкового мышления исследователь обязан произвести обзор научной литературы, изучить различные точки зрения на языковые преступления и смежные с ними понятия (различного рода политические манипуляции).

О языковых преступлениях на уровне мышления следует говорить тогда, когда владелец СМИ (правительство или частное лицо) навязывает человеку саморазрушительный образ мыслей, когда посредством СМИ в социуме формируется неадекватная картина мира. Так, например, введение в политический обиход понятия «застой» можно отнести к разряду языковых преступлений потому, что фактически оно послужило распаду того государства, в рамках которого данный термин использовался.

К языковым преступлениям, а точнее к элементам языковых преступлений могут быть отнесены многие политические номинации, появившиеся в эпоху Великой французской революции. Например, septembrisade (букв. «сентябризация»). Данное понятие обозначает сентябрьские расправы 1792 г. над «врагами народа». В этот период избиение арестованных в парижских тюрьмах приняло массовый характер и прокатилось по всей Франции. Как видим, внутренняя форма данного существительного не содержит ни малейшего указания на кровавые расправы 1792 г. Данное существительное содержит все характеристики элемента языкового преступления: а) оно скрывает реальный смысл происходящего; б) оно распространяется властными структурами (в данном случае Франции) через посредство в) СМИ.

2. Языковые преступления на уровне языка – языковые модели и единицы типового характера, которые лежат в основе тех или иных языковых преступлений. На уровне языка языковые преступления функционируют в виде отдельных языковых элементов – чаще всего слов и словосочетаний. Таковыми могут быть следующие слова и словосочетания: передача особым порядком, диктатура пролетариата, выравнивание линии фронта, дружественный огонь, защитная реакция, построение правового государства и т.д.

Остановимся на таких словах и словосочетаниях, как защитная реакция и дружественный огонь. Под таким словосочетанием, как защитная реакция скрывается «бомбардировка»; дружественный огонь (букв. friendly fire) – это ошибочный обстрел своих или мирных объектов. Все вышеприведённые словосочетания распространяются системой власти при помощи СМИ и носят разрушительный характер, формируя ложную картину мира в социуме.

При совершении языковых преступлений могут быть активизированы различны языковые средства: 1) лексические, 2) семасиологические, 3) синтаксические, 4) морфологические.

К лексическим средствам языковых преступлений относятся: эвфемизмы, пресуппозиции, псевдособытия, повторение. Когда вместо слова капитализм в официальных документах эвфемистически употребляется словосочетание рыночная экономика, вместо беженцев – временно перемещённые лица, тем самым ретушируются факты подчинения одних людей другими (в случае рыночная эконмика), факты трагически сложившейся жизни конкретных людей (временно перемещённые лица).

Примером пресуппозиций может служить предвыборный лозунг Голосуй сердцем! – в нём имплицитно содержалась информация-рекомендация голосовать за определённого кандидата (а именно Б.Н.Ельцина).

К морфологическим средствам языковых преступлений можно отнести замену местоимений во времена Великой французской революции. Так местоимение «вы» при обращении к одному лицу было заменено местоимением «ты». Подобные предложения делались ещё в 1790 − 1791 гг. в знак свидетельства «об уничтожении социальных предрассудков и о чувстве братства, которым воодушевлены французские патриоты», но обязательное «тыканье» вошло в обычай лишь после установления якобинской диктатуры.

Языковое преступление в данном случае носит сложный, многоканальный, комплексный характер.

3. Переходя на уровень речи, речевой реальности, исследователь переходит на уровень требований специальной методологии, или методологии частного характера. В рамках соблюдения требований специальной методологии прежде всего должна быть решена проблема общеречевых параметров языковых преступлений. Необходимо соблюдение требований следующего характера:

1) высказывание должно содержать ложную информацию не индивидуального, а политического характера. Следует оговориться, что ложная информация о той или иной личности, которая занимала (в своё время) самое высокое положение в политическое иерархии, признаётся информацией не личностного, а общественно-политического характера (всё зависит от масштаба конкретной исторической личности);

2) высокая частотность на уровне речи употребления в СМИ информации ложного характера. Тиражируемые в СМИ высказывания (содержащие словосочетания, понятия, отмеченные манипуляцией политического характера) на уровне речи должны рассматриваться безотносительно плана восприятия того или иного выражения каким-либо индивидом, поскольку на уровне речи исследователь имеет дело с объективно выраженным значением, а не личностно-ориентированным смыслом. Отправителю языкового преступления необходимо добиться высокой частотности употребления его в СМИ, а соответственно, и привыкания человека к нему.

Таким образом, языковое преступление предполагает создание своего рода конситуации, в рамках которой и становится возможной подмена референтных отношений, допускающая амбивалентное толкование и служащая для эвфемизации «неудобных» для говорящего явлений.

4. Языковые преступления на уровне коммуникации предстают в виде растиражированной в СМИ одной и той же информации/ситуации с точки зрения её восприятия конкретным носителем языка. Было осуществлено исследование пропедевтического характера относительно того, как, например, обычные носители языка воспринимают словосочетание «выравнивание линии фронта», часто использовавшееся в период нацисткой Германии для обозначения отступления в ходе Второй мировой войны.

Данное выражение обычно толковалось как «переход на новые, менее уязвимые позиции», «рассредоточение боевых блоков по строго определённой позиции» и даже «наступление». И никто не воспринял это выражение как собственно отступление, т.е. как тот факт, который, собственно, и обозначился. Несоответствие значения слова его референту является одним из самых ярких параметров языковых преступлений.

Таким образом, в качестве основных характеристик языковых преступлений можно назвать следующие:

1) навязывание ложной картины мира, поскольку языковые преступления:

а) дают возможность бесструктурного управления обществом по внедрению в его умы «естественного» и «нормального» видения ситуации;

б) служат политическим орудием, т.е. некто в своих интересах искажает историю народа (вместо реальных фактов и суждений даёт ложную информацию, изменяя представление общества о самом себе так, что последнее и начинает думать необходимым для манипулятора образом, а не иначе);

в) содержат такие знания, которые не позволяют людям самостоятельно разобраться в происходящих событиях;

2) аппеляция к общественному (а не конкретно-индивидуальному) сознанию;

3) тиражируемость в СМИ.

Одной из факультативных характеристик языковых преступлений является их преднамеренность, т.е. сознательная манипуляция общественным сознанием с целью извлечения выгоды для системы власти и имеющая разрушительные последствия для социума.

Как указывает Д.В.Алексеев, есть все основания полагать, что любое государство манипулирует сознанием своих граждан, навязывая им необходимое видение событий: «Больше того, неспособность власти и её уполномоченных структур к действиям манипулятивного типа есть признак failed state – «провалившегося государства»… Если государство способно навязывать своё ранжирование текущих событий и медиасюжетов по уровню их значимости, значит, ситуация под контролем.

Социальные конфликты

Анцупов А. Я., ШипиловА.И. Конфликтология. − М.: ЮНИТИ. 1999. − 234 с.

Причины, функции и субъекты социальных конфликтов

Социальная неоднородность общества, различие в уровне доходов, власти, престиже и т.д. нередко приводят к конфликтам. Конфликты являются неотъемлемой частью общественной жизни. Особенно богата на конфликты современная жизнь российского общества. Все это обуславливает пристальное внимание социологов к исследованию конфликтов.

В нашей стране сложилась традиция объяснения социальных конфликтов через объективное противоречие интересов больших социальных групп, которые диктуют сторонам логику, продолжительность, степень напряжённости борьбы за удовлетворение насущных потребностей. Но не следует объективные противоречия социальных групп отождествлять с конфликтами. Конфликт всегда связан с субъективным осознанием людьми противоречивости своих интересов как членов тех или иных социальных групп. Обостренные противоречия порождают открытые или закрытые конфликты только тогда, когда они глубоко переживаются людьми, осознаются как несовместимость интересов, целей.

Большинство социологов немарксистской ориентации склоняются к мнению, что существование общества без конфликтов невозможно. Они поддерживают давнюю философскую традицию, согласно которой конфликт является неотъемлемой частью бытия, главным двигателем общественного развития. А это значит, что конфликт это не дисфункция, не аномалия, а норма отношений между людьми, необходимый элемент социальной жизни, который дает выход социальной напряжённости, энергии деятельности, порождая социальные изменения различного масштаба.

Л.Козер в своей классической работе «Функции социальных конфликтов» подчеркивал, что конфликт несёт в себе не только деструктивную (разрушительную) функцию, в нем заложен большой позитивный потенциал. Л.Козер вычленяет основные функции конфликта, которые, по его мнению, благотворно сказываются на актуальном состоянии общества и способствуют его развитию:

а) образование групп, установление и поддержание нормативных и физических границ групп;

б) установление и поддержание относительно стабильной структуры внутригрупповых и межгрупповых отношений;

в) социализация и адаптация, как индивидов, так и социальных групп;

г) создание и поддержание баланса сил и, в частности, власти;

д) получение информации об окружающей среде (сигнализирует о тех или иных проблемах и недостатках);

е) стимулирование нормотворчества и социального контроля;

ж) способствование созданию новых социальных институтов.

Одна из важнейших проблем состоит в уяснении вопроса о природе и основных участниках социального конфликта. И здесь также имеют место различные подходы.

Марксистская концепция конфликта исходит из учения об общественном противоречии как главной движущей силе социальных изменений, которые в условиях классово-антагонистических формаций в социально-экономической и политических сферах реализуются в формах классовой борьбы. Классы же в марксистском учении − это, прежде всего экономическая реальность, поскольку классообразующим признаком выступают отношения собственности. Следовательно, основу социальных конфликтов, согласно марксизму, составляет борьба за собственность. В марксистской литературе различаются два вида борьбы, возникающие на основе противоречия экономических интересов.

Первый тип − социальное противоборство за изменение принципов распределения материальных благ, второй – за изменение критериев их распределения в рамках сложившейся общественной системы. Борьба за изменение принципов требует преобразования основ социального порядка и может найти свое разрешение лишь в результате социальной революции. Изменение критериев распределения – это реформистский путь совершенствования общественных отношений.

Выдвигая на передний план экономические факторы социальных конфликтов, марксистская социология полагает, что политические факторы являются их следствием и проявлением. Но один из создателей современной конфликтологии, западногерманский социолог Р.Дарендорф, в основу социальных конфликтов положил именно политические факторы: борьбу за власть, престиж, авторитет. Конфликт, по Дарендорфу, может возникнуть в любом сообществе, в любой социальной группе, где есть господствующие и подчиненные. Причиной конфликта, по мнению Р. Дарендорфа и его последователей, является стремление к доминированию. Обычно даётся такое истолкование этому положению: человеческие существа от природы склонны формировать иерархии социального доминирования и бороться за приобретённые позиции в группе, общности и т.д. Иерархия социального доминирования, включая в себя определённую степень достижения социального доминирования, при определённых предпосылках могут привести к конфликту. Непосредственными причинами возникновения конфликтов могут послужить дефицит ресурсов, идеологические различия и т. д. Однако склонность к доминированию, социальные притязания людей не следует трактовать как их естественные, вечные инстинкты. Они формируются на основе сопоставления положения одних людей с положением других.

Следовательно, социальный конфликт – это всегда следствие социального неравенства. Неравенство социальных позиций означает неодинаковый доступ к ресурсам развития индивидов, социальных групп или сообщества людей. Поэтому в учении о конфликтах Р.Дарендорфа и его последователей значительное место отводится и проблемам собственности, обладания и распределения ресурсов. Однако центральный вопрос конфликта: кто и каким образом распоряжается ресурсами? Ответ же на этот вопрос вновь отсылает нас к вопросу о власти, которая, по Р.Дарендорфу, представляет собой совокупность социальных позиций, позволяющих одной группе распоряжаться результатами деятельности других групп людей.

Основными субъектами конфликта являются крупные социальные группы. Поскольку их потребности, интересы, цели, притязания могут реализоваться только через использование власти, постольку в конфликтах непосредственное участие принимают такие политические организации, как государственный аппарат, партии, парламентские фракции, «группы давления» и т.д. Именно они являются выразителями воли больших социальных групп и основными носителями социальных интересов. В конечном счёте, социальный конфликт обычно принимает форму не конфликта больших социальных групп (массы выходят на улицу лишь в редкие моменты наивысшего обострения ситуации), а конфликты политических, этнических и других лидеров, которые действуют на основе сформировавшихся в том или ином обществе механизмов.

Вместе с тем, следует отметить, что социальный конфликт – это всегда борьба, порождённая конфронтацией общественных и групповых, но не индивидуальных интересов.

В целом же языковые преступления позволяют смикшировать социальные противоречия, вывести их, эти противоречия, из зоны массового сознания, тем самым повысить управляемость общества в интересах узкой группы лиц.