Занятость женщин в учреждениях социальной защиты

Рынок труда в России поделен на два сектора – женский и мужской; данные многих индустриальных стран указывают на сходные модели сегрегации. Число женщин преобладает в социальной защите, образовании, здравоохранении и секторе услуг, а мужчин – в сфере управления, техники, национальной безопасности, квалифицированных рабочих профессиях. При этом женская занятость сконцентрирована в более ограниченном числе отраслей, нежели мужская, например, среди женщин, не занятых в промышленности, до 90 % попадают в связь, торговлю, банковское дело и социальную сферу – образование, социальное обеспечение, здравоохранение[47]. Традиционная женская роль матери и хранительницы очага в случае политического участия женщин или их занятости в экономике воспроизводится в форме «социального материнства», и проблема заключается в том, что именно эти сферы ответственности оцениваются российским обществом и государством как второстепенные с вытекающими отсюда последствиями – низким престижем и невыгодными условиями оплаты труда. В этой связи говорят не только о концентрации женщин в том или ином секторе экономики, но и об их геттоизации, так как «на фоне увеличения доли женщин в данной сфере занятости происходит их концентрация на определенных работах и должностных уровнях, например, низкооплачиваемых или наименее престижных» [48]. Такая ситуация не является универсальной. В ряде стран, например Скандинавии, маргинализация женщин уже считается мифом, так как здесь уже изменилось положение женщины и отношение к ней общества, государства. И хотя проблема «стеклянного потолка» для шведок и датчанок отнюдь не полностью изжита, вопросы здравоохранения, социального обеспечения, экологии, образования, став сферой их политической и экономической деятельности, выдвигаются на первый план. В постиндустриальном обществе возникают и осознаются новые риски, пересматриваются системы ценностей, в этом новом контексте оказывается, что женщина отвечает не за вторичные, а важнейшие по значимости сферы, а возможности социальной защиты ассоциируются не с институтом семьи, а с государством [49].

«Стеклянный потолок» – метафора невидимого барьера, препятствующего женщинам подниматься выше определенного должностного уровня в больших частных корпорациях и на государственной службе.

Отметим, что разделение труда по признаку пола следует рассматривать в связи с особенностями выбора мужчинами и женщинами профессии и образования. Подобный выбор оформляется не только волей или желанием самих женщин. Скорее, вся система социально-экономических отношений, вся политика в государстве способствуют гендерно-дифференцированному образовательному и профессиональному выбору.

Наряду с формированием сектора занятости, предполагающего личностно-ориентированную работу, параллельно происходит закрепление стереотипных представлений о том, что такое «мужские» и «женские» качества, которые представляются неизменными и «естественными». Британские феминистские исследования труда и занятости в конце 1980-х – начале 1990-х годов продемонстрировали, как в трудовом процессе переплетаются гендерные и капиталистические отношения. Это проявляется в том, что статус работы и ранг сотрудника имеет гендерную идентификацию.

Если не принимать в расчет различия между мужчинами и женщинами в практиках найма, трудовых отношениях, характере занятости и размерах вознаграждения, то можно объяснить феминизацию социальной работы «естественным предназначением» женщины. Именно на таком предубеждении и основан так называемый гендерный контракт в отношениях между государством и женщиной. Государство, определив низкие оклады работникам социальных служб, фактически основывается на негласно действующем в обществе установлении о дешевизне женского труда, с одной стороны, и на основании гендерной сегрегации рынка труда – с другой.

Эти основания исторически связаны друг с другом еще со времен индустриальной революции, когда владельцы фабрик определили работницам задачи, подобные тем, что выполнялись женщинами дома, тем самым создали феномен «женской работы», а затем рационализировали обесценивание этой работы на основании законов и стереотипных представлений о роли женщины в обществе.

Негласное оправдание дешевизны женского труда в бюджетной, в том числе социальной сфере, следует из устаревшей патриархатной логики, позволяющей удерживать зарплаты (как и пособия) женщин на низком уровне. Считается, что заботиться и ухаживать за детьми, престарелыми и инвалидами – это естественное, традиционное занятие для женщин, не требующее особой подготовки. Потому все необходимые навыки социальные работники получают по месту работы и дополнительно – на краткосрочных курсах повышения квалификации.

В противовес этому отметим, что в ряде стран в дошкольных и школьных учреждениях, а также семьях стараются приобщать в равной мере девочек и мальчиков к «инструментальным» и «экспрессивным» функциям, обучая их не только творчеству и рациональности, но ответственному и эмоциональному отношению к миру, обращению с маленькими детьми и оказанию первой помощи. В России же гендерно-сбалансированное обучение практически нигде не осуществляется. В большинстве школ и училищ программы труда, факультативы и спецкурсы являются гендерно-специализированными по старинке. Это также является одним из факторов гендерной сегрегации рынка труда и причиной феминизации социальной сферы.

Еще одним гендерно-специфическим аргументом, оправдывающим низкую оплату труда социальных работников, является так называемая «идеология семейной оплаты», в соответствии с которой мужчина – это кормилец семьи, главный «добытчик», а женщины предоставляют лишь временный и второстепенный источник семейного дохода. По данным исследований, специалисты по социальной работе или социальной педагогике получают за свой труд символическое, а не утилитарное вознаграждение, которое и позволяет им реализовать свои «основные» женские обязанности по воспитанию собственных детей, уходу за больными родственниками и соответствие социальным ожиданиям «женского предназначения».

К сожалению, на сегодняшний день государство, устанавливая неадекватную политику заработной платы в социальной сфере, в частности для квалифицированных специалистов по социальной работе, фактически воспроизводит и закрепляет социальные предрассудки о дешевизне женского труда. Феминизация социальной работы означает низкий уровень оплаты труда и делает акцент не на формальных профессиональных знаниях и навыках, а на личностных качествах работника и эмоциональных аспектах должностных обязанностей, что, в свою очередь, усугубляет стереотип социальной работы как «женского занятия». Наряду с предоставляемыми здесь возможностями женской карьеры, социальная сфера оказывается наименее престижной областью приложения сил молодых специалистов и людей, способных к творческому инициативному труду. Современная система социального обслуживания не только и не всегда способна справляться с бедностью и дискриминацией, выступая за права своих клиентов. Следует признать, что фактически здесь порождаются новые формы социального исключения, основанные на маргинализации важнейших профессиональных групп – социальных работников и специалистов по социальной работе. Только повышение престижа социальной работы в обществе и адекватное экономическое поощрение труда занятых здесь специалистов позволит поднять качество обслуживания и кадрового потенциала социальной службы на уровень реального профессионализма, а не «квалификации доброй женской души», которая пока что преобладает в общественном мнении и среди чиновников.