Гражданская культура

Понятие «гражданская культура» было введено Гэбриэлом Ал-мондом и Сиднеем Вербой в одноименной книге, увидевшей свет в 1963 г. и с тех пор находящейся в эпицентре споров о политической культуре. Исследователи, работавшие в бихевиористской традиции, но в то же время находившиеся под сильным воздействием методо­логии М. Вебера, ставили своей целью выделить тип политической культуры, в наибольшей степени способствующий стабильному фун­кционированию и развитию либеральной демократии. Работа ос­новывалась на результатах широкого опроса общественного мне­ния, который в 1959-1960 гг. был проведен одновременно в пяти странах: США, Великобритании, ФРГ, Италии и Мексике.

Действуя вполне в веберовском духе, авторы начали с того, что выделили три чистых типа политической культуры: рагосЫа! '(при-

Гражданская куль тура 10 5

ходская; в российской литературе иногда переводят как «патриар­хальная» или «традиционная», но первое — неправильно, а второе — не совсем точно), 8иЬ]ес( (подданническая, переводят также «субъектная», «объектная», «культура зависимости» и т. д.) и раШараШ (культура участия, или партиципаторная). В приходской культуре знания о государстве, эмоции и суждения о связанных с ним ценностях близки к «нулю»; этому типу свойственны индиффе­рентность, отсутствие ожиданий, аполитичность основной массы населения. Она как бы не отдает себе отчета в существовании госу­дарства, целиком замыкаясь на своей приверженности родной де­ревне, городку, региону. Приходская культура может сразу стать господствующей в молодых государствах (Гана, Заир), но сохраня­ется и в индустриально развитых странах, когда кругозор граждан ограничивается приверженностью «корням». Подданническая куль­тура имеет место тогда, когда государство представляют в основ­ном как источник «спускаемых сверху» норм, которые нужно со­блюдать, и регламента, которому нужно подчиняться: люди либо боятся наказания, либо ожидают благ. Наконец, культура участия предполагает, что центральную власть рассматривают одновремен­но и в плане спускаемых сверху указаний, и в плане возможности идущего снизу участия заинтересованных лиц в процессе принятия решений. Люди уверены, что они могут играть активную роль в политике, хотя саму эту возможность (как и систему в целом) они могут оценивать по-разному.

Основной вывод Алмонда и Вербы состоял в том, что оптималь­ным для стабильной либеральной демократии (в общем подходе к которой они были близки к «плюралистической модели») является такой тип культуры, где превалирует культура участия, однако ее преобладание уравновешивается достаточно распространенными элементами двух других «чистых типов». Эта «смесь» и получила название гражданская культура. Человек — носитель гражданской культуры — активно участвует в политике, чтобы довести свои пред­почтения до сведения правительства, но не настолько втянут в про­цесс принятия решений, чтобы навязывать свою волю властвующей элите. Часто граждане сознательно отказываются от участия, что­бы предоставить руководству значительную свободу маневра.

Исследователями была разработана система показателей, позво­лявших зафиксировать наличие или отсутствие гражданской куль-

Политическая культура и участие

туры. Как «работали» эти показатели? Ограничусь лишь одним при­мером. В специально составленной анкете респонденту предлагалось отметить характеристики его страны, которыми он гордится. Допу­щение Алмонда и Вербы состояло в том, что наличие гражданской культуры предполагает высокий уровень гордости населения за свою страну, и в особенности за ее политическую систему (табл. 5). Этот, а также ряд других опросов позволили ученым прийти к заключе­нию, что наиболее явно гражданская культура была представлена в

Таблица 5

Отражение гордости населения за свою страну, %

 

Предмет гордости	США	Велико­британия	ФРГ	Италия	Мексика
Политические
институты
Социальные
гарантии
Экономическая
система
Национальный
характер
Духовные
ценности, религия
Вклад страны в
искусство
Вклад страны в
науку
Природа страны
Ничем не гордятся,
не знают и т. д.

Примечание. Каждый респондент мог отметить несколько пунктов.

Гражданская куль тура 107

США и Великобритании, причем в последней «подданнические» ориентации играли несколько более важную роль. В остальных изу­ченных странах наблюдалась та или иная степень отклонения от гражданской культуры. Впрочем, Алмонд и Верба прогнозирова­ли, что со временем разрыв между политическими культурами от­дельных стран «свободного мира» будет сокращаться. Замечу, что этот прогноз в целом оправдался.

Однако по прошествии времени стали ясны и серьезные ошибки Алмонда и Вербы. Исследователи предполагали, что высокий уровень оптимизма по поводу перспектив либеральной демократии, свойственный послевоенным США и Великобритании, сохранится и впредь. Однако уже во второй половине 60-х гг. в этих странах началось заметное снижение гордости за политические институты. Если говорить о США, то здесь сыграли свою роль и неудачная война в Юго-Восточной Азии, и уотергейтский скандал. Исследование 1978 г. показало, что лишь 9 % американцев оценивали способность партий, Конгресса, президента и федеральной бюрократии управлять стра­ной на «хорошо». Примерно тогда же почти 60 % опрошенных вы­разили согласие с утверждением: «люди, стоящие у власти, сами не знают, что творят», а почти 40 % согласились с еще более сильным тезисом: «люди, стоящие у власти, — немного чокнутые» (исследо­вания, проведенные университетом штата Мичиган). Значение этих данных, собственно, не в том, что они доказали отчужденность граж­дан от политических институтов, так как недоверие к носителям го­сударственной власти может легко уживаться с глубоким уважени­ем к ее принципам и конституции; к тому же в 80-х гг.большинство американцев вновь стало относиться к своему государству лучше. Однако развитие США и Великобритании в 60—70-х гг. продемон­стрировало несостоятельность одного из главных тезисов Алмонда и Вербы — о прямой детерминации стабильной либеральной демок­ратии гражданской культурой. Политическая культура оказалась более динамичной, а ее воздействие на форму правления — менее прямым, чем ожидали исследователи.

Не избежала критики и разработанная Алмондом и Вербой мето­дика изучения политической культуры. Например, по поводу приве­денного выше примера с «гордостью за свою страну» неутомимый борец против сравнительного метода А. Макинтайр писал: «Алмонд и Верба не задаются вопросом, действительно ли понятие «гордость»

108 Политическая культура и участие

имеет одно и то же значение в разных странах, т. е. действительно ли они спрашивают респондентов об одном и том же... В итальянской культуре — особенно на юге страны, но также и на севере — понятие «гордости» неразрывно связано с понятием «чести». Человек гордит­ся тем, что может затронуть его честь. Если предложить итальянцам ранжировать объекты, затрагивающие их гордость, многие, не заду­мываясь, поставят на первое место честь близкой женщины — ассо­циация, которая едва ли придет в голову многим англичанам». Есте­ственно, Макинтайр весьма скептически оценивает полученные американскими исследователями результаты. Возразить на это мож­но лишь то, что в данном случае критик выбрал для удара одно из наиболее уязвимых мест методики Алмонда и Вербы. В конце кон­цов, далеко не все понятия так многозначны, как «гордость». Вопро­сы о том, часто ли респондент посещает митинги или читает ли он колонки политических комментаторов в газетах, будут звучать оди­наково и для итальянца, и для англичанина.

Наконец, стоит отметить, что неудачной оказалась и попытка применить разработанную Алмондом и Вербой методологию к изу­чению эгалитарно-авторитарных режимов. С появлением на Западе в начале 70-х гг. значительного числа выходцев из СССР такие по­пытки предпринимались не один раз, ибо считалось (и, видимо, спра­ведливо), что эмиграция не может полностью «перекроить» челове­ка. Однако выявить политическую культуру, способствующую стабильному функционированию и развитию коммунистического режима (т. е. своего рода аналог гражданской культуры), так и не удалось. Более того, выяснилась парадоксальная вещь. Крупнейший исследователь советской политической культуры Стивен Уайт писал о ней: «Это — смесь конформизма и несогласия, подлинной преданно­сти советской системе, гордости за ее достижения и острого скепти­цизма по поводу лиц, несущих ответственность за текущее управле­ние». Вскоре после того как это заявление Уайта было опубликовано, один политолог заметил, что в нем можно, не погрешив против ис­тины, заменить слово «советский» на «британский». Иными слова­ми, лучше всего советская политическая культура описывалась как гражданская культура—она тоже была преимущественно культурой участия с вкраплением подданических и приходских элементов.

Как видим, значительная часть критики в адрес Алмонда и Вер­бы была связана с эмпирической неадекватностью работы в целом

Гражданская куль тура 109

или их отдельных интерпретаций. Можно ли связать эти частные недостатки с более фундаментальными, теоретическими просчета­ми? В новейшей литературе предпринимались такие попытки, и их надо признать убедительными. Как отмечают критики, Алмонд и Верба с самого начала оставили без должного обоснования такой важный элемент своей концепции политической культуры, как пред­ставление о ее устойчивости. И действительно, сама постановка про­блемы о каузальной взаимосвязи политической культуры и полити­ческого режима была бы бессмысленной, если бы политическая культура рассматривалась как нечто текучее и нестабильное. Тогда она просто не могла бы выступать в качестве независимой перемен­ной. Недоработка Алмонда и Вербы, с точки зрения критиков, со­стояла именно в том, что устойчивость политической культуры была ими просто постулирована, но не осмыслена теоретически, в резуль­тате чего концепция гражданской культуры оказалась «глухой» к динамике реального мира. Надо констатировать, что за десятиле­тия, прошедшие после выхода в свет «Гражданской культуры», эта проблема так и не получила разрешения. Рост влияния теории ра­ционального выбора сделал изучение политической культуры не очень модной специализацией. И действительно, основные посыл­ки «политико-культурного» и «рационально-выборного» подходов диаметрально противоположны. С точки зрения Алмонда и Вербы, культура важнее институтов. Она не только способна устоять перед лицом институциональной динамики, но и определяет эту динами­ку. С точки зрения теории рационального выбора, институты важ­нее индивидуальных установок, обобщением которых и является культура. То или иное ее состояние прямо обусловлено институцио­нальным строем. В последние годы предпринимались попытки уст­ранить фундаментальную противоположность этих подходов путем изучения так называемой культурной рациональности (Руфь Лэйн), однако о позитивных результатах этих попыток говорить покарано. Не удивительно, что приведенный в начале главы афоризм (а вмес­те с ним и пренебрежительная оценка политической культуры как «остаточной категории») звучит все чаще.

Таким образом, многое из сказанного Алмондом и Вербой не выдержало испытания временем. Тем не менее (как это часто быва­ет в истории науки) их книга продолжает удерживать чрезвычайно высокий индекс цитирования. Даже те ученые, которые ни в чем не

110 Политическая куль тура и участие

согласны с Алмондом и Вербой, вынуждены отталкиваться от их концепций, использовать введенную ими терминологию. Само по­нятие гражданской культуры ныне шагнуло за рамки политической науки: его можно услышать в речах политиков, увидеть на страни­цах газет и т. д. Трудно избежать тавтологии — гражданская куль­тура сама стала достоянием культуры. К этому надо добавить, что на стороне данного исследовательского направления — интуитив­ная достоверность самого понятия политической культуры. Здра­вый смысл заставляет нас согласиться с тем, что, оказавшись в сход­ных условиях, англичане, немцы и русские будут вести себя в чем-то по-разному. А ведь это «что-то» — и есть политическая культура. Поэтому можно прогнозировать, что сколь бы острой ни была кри­тика в адрес «политико-культурного подхода», у него всегда будет свое место в научном сообществе.