Девчонки укутывают газетами Малую. Постепенно плач прекращается, только шуршат газеты, да падают капли.

 

КРАШЕННАЯ (показывая Милке и Певице листья). Это они здесь кажутся серыми, а на солнце – зеленые.

РЫЖАЯ (орёт). Заткнись! Нет никакого солнца! И цвета зелёного нет!

СИПЛАЯ (дразня Рыжую). И рыжего цвета нет.

РЫЖАЯ. Да, и рыжего цвета нет! Есть только серый, один серый!

СИПЛАЯ. Заткнись, достала уже.

РЫЖАЯ. Я тебя достала? А уж как вы меня достали!

КРАШЕННАЯ. Перестаньте, девочки!

РЫЖАЯ (Крашенной). А ты не лезь не в своё дело!

МОЛЧУХА. Сколько можно, в конце-концов!

РЫЖАЯ (Молчухе). Молчуха? – Вот и молчи! Без тебя разберёмся. (Срывается на крик.) Нет рыжего цвета! Есть только серый, серый, серый!

ОЧКАРИК (Малому). Отдай мой сухарик.

СИПЛАЯ (Крашенной о Рыжей). Как мне хочется врезать ей чем-нибудь.

РЫЖАЯ (Сиплой). Врежь. Чего стесняешься?

ПЕВИЦА (ссорящимся). Вам всем лечиться надо.

МАЛОЙ (Очкарику). Это мне отдали.

РЫЖАЯ (Певице). Ага, одна ты у нас здоровая! Остальные – больные.

БЕЛЫЙ. Девки, завязывайте с этим базаром!

ОЧКАРИК (Малому). Я нашёл этот сухарик. Значит, он – мой.

ЧУЖОЙ (Очкарику). Здесь нет ничего личного. Всё – общее.

 

Начинается перепалка, в которую втягиваются все, кроме Гомера и Молчухи. Реплики выкрикиваются перекрёстно, одновременно, зачастую обрывочно и невнятно:

- Дайте же хоть минуту покоя.

- Черт бы вас всех подрал!

- Ну и дуры!

- Не спорьте по пустякам.

- Сосну ей жалко!

- Разбегитесь в разные стороны.

- Нет солнца! Нет!

- Убери лапы, я сказала!

- Холодно. Опять холодно.

- Я жрать хочу!

- Заткнись, тебя никто не спрашивает!

- Это какой-то дурдом!

 

Игнорируя общий балаган, Гомер садится к длинному столу, берёт в руки металлическую миску и начинает стучать ею по деревянной столешнице. Ссорящиеся постепенно стихают, подтягиваются к столу и берут в руки миски… Пространство заполняется нарастающим грохотом.

Раздаётся скрип ржавых петель. Дети замирают. Откуда-то сверху спускается лестница. По ней, кряхтя и кашляя, спускается Старик. Черты его лица скрыты полумраком. На плече – ворон.

Он ставит на стол миску с сухарями, кувшин с молоком, осторожно кладёт куриное яйцо. Обходит стол. Трогает рукой голову каждого ребёнка, целует в темя самых маленьких и медленно удаляется.

Ещё несколько минут после его ухода дети не шевелятся и смотрят на еду. Ярко белеет на столе яйцо. Малой протягивает к нему руку и тотчас одёргивает, получив подзатыльник. Длинный пускает по кругу миску с сухарями. Каждый берёт по сухарю. Слышно, как падают капли и хрустят сухари. Потом по кругу пускается кувшин с молоком. Через несколько минут всё съедено и выпито. Только яйцо белеет на столе…

По сигналу Длинного каждый «выбрасывает» пальцы. Длинный считает, кому достанется яйцо. Жребий благосклонен к Молчухе. Поразмыслив, та передаёт яйцо Малой. Девочка медленно чистит яйцо, откусывает кусочек-другой и передаёт Малому… Смущенный голодными взглядами окружающих, тот не может поднести яйцо ко рту и заливается слезами.

РЫЖАЯ (очень медленно). За – дол – ба – ло…

ЛЫСЫЙ (кричит куда-то наверх). За что? За что, я спрашиваю?

СИПЛАЯ. Почему мы вынуждены сносить такие мучения? – Голод, холод, страх! Когда всему этому придёт конец?

СУТУЛЫЙ. Почему меня лишили солнца? Почему меня здесь заперли?

ДЛИННЫЙ (Певице, пытающейся что-то запеть). Ты хоть заткнись.

МИЛКА (успокаивает Малого). Перестань… Не плачь… Никто тебя не ругает… Ешь своё яйцо… Никто тебя не ругает… Ешь…

БЕЛЫЙ. Будь проклята эта сырость! Будь проклята эта темень! Будь всё проклято!

ГОМЕР. Всё и проклято. И я проклят, и они прокляты, и ты проклят.

БЕЛЫЙ. За что?

ГОМЕР. Наверное, есть за что.

БЕЛЫЙ. Да ни в чём я не… Чёрт с ним, пусть я виноват, смертельно виноват пусть… Но за что прокляты эти? (Обводит рукой малышей.)

ГОМЕР. Не знаю.

БЕЛЫЙ. А кто знает?

ГОМЕР. Наверное, кто-то знает.

БЕЛЫЙ. Что ты мне голову дуришь? Знает – не знает…

МОЛЧУХА. Они сами должны знать.

БЕЛЫЙ (не расслышав). Что? Кто? Не понял?

МОЛЧУХА. Каждый знает, за что он проклят. И они знают.

БЕЛЫЙ. Да они же совсем малые.

МОЛЧУХА. Возможно, возраст проклятью не помеха.

ЛЫСЫЙ. Слушайте, философы доморощенные, хватит чушь нести. Мы – всего лишь дети: кто младше, кто старше, но мы – всего лишь дети.

СИПЛАЯ. Как девок лапать, так ты – взрослый…

ЛЫСЫЙ. Ну, если пощупать тебя – это смертельный грех, то…

БЕЛЫЙ. Лысый, угомонись. (Гомеру, указывая на плачущего Малого.) Зачем этот страдает? Что он натворил, чтобы так мучаться? Сто лет греховодил? Шестьсот?

ГОМЕР (раздражённо). Оставь меня. Я сам ничего не понимаю.

БЕЛЫЙ. Длинный, а ты чего молчишь?

ДЛИННЫЙ. А чего говорить?

БЕЛЫЙ. Ты тоже считаешь, что все вокруг виноваты?

ДЛИННЫЙ. Я считаю, что ты слишком много сегодня говоришь. Возьми себя в руки, не будь бабой.

БЕЛЫЙ. О, мужик нашёлся!

ДЛИННЫЙ. Во всяком случае, не бегаю и не ору.

БЕЛЫЙ (поостыв). Потому что понять не могу…

ДЛИННЫЙ. Никто ничего понять не может, тебе же сказали…