Вы ошиблись, господин фельдмаршал

 

Генерала Кребса — начальника штаба сухопутных войск — с утра одолевало растущее чувство раздражения, в причинах которого он, впрочем, побоялся бы признаться и самому себе.

Ночью он вернулся в Берлин из новой ставки в Гессене, около города Цигенберга, где вместе со всем составом генерального штаба вермахта принимал участие в совещании.

В подземном зале вокруг большого стола собрались фельдмаршалы и генералы. До начала совещания шли негромкие разговоры. Внезапно вес стихло. Из потайной двери вошел фюрер. Минуту его взгляд блуждал по залу, он словно нюхал воздух. Затем, слегка волоча правую ногу, подошел к единственному креслу и сел, сильно сутулясь. Кребс отметил, что левая рука фюрера стала подергиваться еще сильнее со времени прошлого совещания.

Сразу же после того, как генерал-полковник Йодль доложил о приближении Советской Армии к границам рейха, Гитлер, следивший за его докладом по карте, резко выпрямился, с силой бросив на стол толстый цветной карандаш. Глаза его вспыхнули знакомым всем угольным блеском.

— Высшие силы, — медленно начал он, — придут на помощь великой Германии. Русская армия погубит себя с первых шагов по нашей земле! Тогда пробудятся все силы нации! Только тогда мир узнает тотальную войну! — Голос его достиг верхней точки. Гитлер, казалось, старался перекричать самого себя. Бледное лицо стало зеленоватым. — Я снова поведу свою армию на Восток!

В подземном бункере стало тихо. Было слышно, как где-то рядом капает вода. «Должно быть, умывальник», — подумал Кребс. Он оглядел генералов, которые стояли, захваченные порывом фюрера. Фельдмаршал Кейтель снял старомодное пенсне и, близоруко щурясь, немного испуганно смотрел на Гитлера.

После глубокой паузы фюрер продолжал: — Мировую историю можно делать только в том случае, если на деле станешь по ту сторону трезвого рассудка и вечной осторожности, все это нужно заменить фанатичным упорством. Только враги и трусы, — он снова начал с низкой ноты, — могут сомневаться в нашей победе. Военный и промышленный потенциал империи использован далеко не полностью… Моя армия несокрушима, мы получим… — Голос его снова оборвался. — Я отдал приказ о новых мерах, — тихо закончил он и повернулся.

Кребс заметил, как фюрер быстрым движением забросил за спину дрожавшую руку. Затем он вышел из бункера. Речь фюрера произвела на Кребса тягостное впечатление. «Видимо, это правда, — подумал он, — что доктор Морелль, личный врач фюрера, увеличил число возбуждающих уколов до шести в день. Гитлер, кажется, действительно тяжело болен».

Минуту царило молчание.

— Господа, — сказал Кейтель, надевая пенсне. — Исходя из данных о перегруппировке сил противника, а также из общего военного и политического положения…

«До чего же мерзкий голос и манера говорить», — подумал Кребс.

— …надо считать, — продолжал Кейтель, — что русские, вероятно, сконцентрируют свои главные силы на южных участках фронта. Удара следует ожидать прежде всего в Галиции…

После Кейтеля слова попросил генерал из группы «Центр». Он утверждал, что русское наступление развернется на севере, именно — в направлении границ Восточной Пруссии.

Кейтель устало улыбнулся и сделал плавный жест рукой, словно бы отодвигая от себя какую-то невидимую преграду.

— Я предварительно консультировался с фюрером, господа. Русские будут наступать именно на юге. И потому все контрмеры, предусмотренные нами, надлежит предпринять в первую очередь на южных направлениях фронта.

Совещание вскоре закончилось. И вот после бессонной ночи, качки в самолете генерал Кребс, наконец, в Берлине, в главном штабе сухопутных сил.

Раздражение все еще одолевало его. События развивались с неотвратимостью падения авиабомбы, уже вылетевшей из открытого люка.

«Ожидать удара на юге… — вспомнил Кребс — Ну нет, мой дорогой фельдмаршал. „Фанатичное упорство“, о котором говорил Гитлер, требует не ожидания, а активных действий. Вы рано записали себя в спасители отечества. Фюрер отказался уже от многих подобных полководцев. Если мы не можем наступать на фронте, то это еще ровно ничего не значит!»

Кребс взял со стола свежий номер газеты «Фелькишер беобахтер».

В глаза ему бросились строки, выделенные в передовой жирным шрифтом: «Фюрер не смог бы сохранять железное спокойствие, если бы не знал, что он может бросить на чашу весов в решающий момент».

Доктор Геббельс имеет в виду «секретное оружие» — ракеты «Фау». Да, характер войны изменится. Старые фельдмаршалы не умеют вести тотальную войну, им придется уступить свое место таким, как он, Кребс.

Следуя духу времени, генерал подготовил свое секретное оружие. Это был план «Циклон».

Кребс встал из-за стола и отодвинул штору у огромной карты Восточного фронта. Ломаная красная линия начиналась у Баренцева моря. На юге она выступала крутой подковой.

Линия фронта. Вряд ли кто-нибудь в ту осень 1944 года мог бы подсчитать, на скольких картах в мире она была отмечена. Но все они в ту осень рассказывали об одном. Если бы могли ожить условные обозначения на этих картах, то можно было бы увидеть, как в Баренцевом море, скалывая намерзший за ночь на палубе лед, шли в атаку на своих кораблях матросы советского Северного Флота и как сквозь болота Полесья, протаскивая на плечах тяжелые орудия, двигались с боями советские солдаты белорусских фронтов. Как под солнцем южных степей город за городом отбивали у врага советские танкисты. Извиваясь под ударами красных стрел, линия фронта отползала на запад. Советская Армия освобождала от врага последние десятки километров родной земли.

Но был еще и другой фронт, о котором не писали в газетах. Его линию невозможно было увидеть. Бои на этом фронте не гремели взрывами бомб и залпами артиллерии. Сражения шли в едва уловимом треске и шорохе ночного радиоэфира, в приглушенном гуле одиноких самолетов, на большой высоте обходивших стороной военные объекты и большие города. Выстрелы и взрывы иногда звучали и здесь, но не они были решающими. Очень часто небольшой клочок бумаги со столбиком цифр оказывался сильнее атаки танковой дивизии, а два слова, брошенных вполголоса, решали судьбу армий. Генерал Кребс делал теперь ставку именно на этот фронт.

Циклон — так называют метеорологи зону низкого атмосферного давления. Бесшумно скользя над землей, циклоны несут грозы и бури. Это слово было избрано для того, чтобы обозначить секретный план диверсионных операций в тылу советских войск.

Еще в начале лета 1944 года генерал Кребс обсуждал план «Циклон» вместе с его авторами — генералом Рейнхардом Геленом и звездой гитлеровского шпионажа и диверсий Отто Скорцени. Элегантный, похожий на модного адвоката Гелен и двухметровый, с лицом, иссеченным шрамами, громила Скорцени развернули тогда перед Кребсом заманчивую картину: аккуратно запланированные убийства, поджоги, взрывы мостов и железнодорожных узлов, распространение провокационных слухов. Все это было слито воедино.

Отборные диверсионные отряды абвера должны проникнуть в тыл советских войск на всем протяжении фронта. Они нанесут удар по коммуникациям, посеют в тылу террор и панику.

С тех пор над детальной разработкой этого плана тщательно работали и генеральный штаб сухопутных сил (ОКХ), и военная разведка абвер, и служба безопасности «СД». Теперь наступило время действовать.

Подойдя вплотную к карте, Кребс вглядывался в район, лежащий глубоко за линией фронта, на его южном участке. Предгорья Карпат. Здесь «Циклон» нанесет свой первый удар. Вот у этой точки с неимоверно трудным славянским названием уже собрана первая боевая группа абвера. Сейчас особенно важно, чтобы первые диверсии произошли именно на юге.

«Посмотрим, что вы скажете, господин фельдмаршал, — подумал Кребс, — когда „Циклон“ пройдется для начала по южным тылам русских. Они не смогут наступать. И все ваши прогнозы не оправдаются. А там осенняя распутица, зима. Главное — выиграть время для переговоров с американцами. Союзники сами не испытывают большого восторга от русских побед на фронте».

Генерал припомнил все, что ему было известно о группе «Циклон-Юг». В нее, судя по докладам Мельтцера, вошли отличные разведчики, имеющие большой опыт тайной войны в России. Руководителя ее рекомендовал лично генерал Гелен. Сейчас группа ждет только командира и приказа действовать. Да, время наступило, пора начинать операцию!

Кребс резким рывком задернул штору на карте. Фюрер, наконец, оценит его преданность и изобретательность, тогда недалеко и до фельдмаршальского звания. Сняв телефонную трубку, он набрал номер отдела «Заграница» абвера. К телефону подошел вездесущий Клетц.

— Слушаю вас, господин генерал, — ответил он. — Подполковника Мельтцера сейчас нет, но я тоже в курсе всех дел.

— Доложите, как идет подготовка плана «Циклон-Юг», — внутренняя связь позволяла генералу говорить, не опасаясь, что его подслушают. — Необходимо ускорить начало операции именно на южном участке.

— Мне, как представителю службы безопасности, известно, господин генерал, что командир группы «Циклон-Юг» капитан Шварцбрук час тому назад уже прибыл в Берлин. Послезавтра, как это предусмотрено планом, он будет направлен за линию фронта. Мне известно также, господин генерал, что эта операция проводится совместно. Точнее — абвером под руководством службы безопасности.

— Это не имеет особого значения, важен результат, — сказал Кребс, поморщившись от многословия уполномоченного.

— Разумеется, господин генерал, но я получил некоторые указания от обергруппенфюрера Кальтенбруннера…

Неуместное упоминание о начальнике полиции и службы безопасности, которого побаивались даже генералы, прозвучало как вызов. Однако Кребс сдержался. У него было правило — не портить отношений с людьми, причастными к «СД», в каком бы ранге они ни состояли.

— Постарайтесь выполнить его указания как можно лучше, — ответил Кребс. — Что же касается капитана Шварцбрука, то он должен вылететь немедленно. Пусть подполковник доложит мне, когда все будет готово. Я приеду на аэродром проводить их.

Кребс повесил трубку. Похоже на то, что могущественная служба безопасности «СД» пытается взять в свои руки инициативу и руководство этой операцией. Ну нет, такой номер не пройдет. Абвер пока еще официально подчинен генеральному штабу. Несмотря на неприятный осадок от этого разговора, Кребс чувствовал некоторое удовлетворение. Итак, офицер, посланный Геленом, прибыл. Как его фамилия? В настольном календаре Кребс записал: «Капитан Шварцбрук».