Великий Дух 7 страница

Мне хочется, чтобы вы выслушали одну историю:

 

Однажды атеист, прогуливаясь вдоль обрыва, поскользнулся и упал за кромку. Когда он летел вниз, то ухитрился схватить ветку маленького деревца, росшего из расщелины в скале. Повиснув здесь, раскачиваясь на ледяном ветру, он понял насколько безнадежным было его положение — внизу крупные валуны и не было пути взобраться. Его хватка на ветке слабела.

“Ладно”,— подумал он,— “только Бог может спасти меня теперь. Я никогда не верил в Бога, но вдруг я ошибался. Что я теряю?”

Поэтому он воззвал: “Боже! Если ты есть, спаси меня, и я поверю в тебя!” Ответа не было.

Он воззвал снова: “Пожалуйста, Боже. Я никогда не верил в тебя, но если ты спасешь меня сейчас, отныне я буду верить в тебя”.

Внезапный великий глас прогремел вниз с облаков: “О, нет, ты не будешь! Знаю я вашу натуру!”

Человек поразился настолько, что чуть было не выпустил ветку.

“Умоляю, Боже! Ты ошибаешься! Я действительно так считаю! Я буду верить!”

“О, нет, ты не будешь! Все вы так говорите!”

Человек умолял и доказывал.

В конце концов, Бог сказал: “Хорошо, я спасу тебя... Отпусти ветку”.

“Отпустить ветку?!” — воскликнул человек,— “Ты думаешь, я сумасшедший?”

 

Атеизм всегда труслив. По-настоящему храбрый человек непременно становится религиозным, а религиозный человек обязательно храбр. Так что, если вы обнаружили трусливого религиозного человека, тогда можете быть уверены, что-то не так. Трусливый человек не может быть религиозным. Его религия — это не что иное, как защита, броня. Его “да” не приходит из любви и отваги, его “да” приходит из страха. Если бы возможно было сказать “нет”, он сказал бы “нет”. Его “да” приходит, потому что есть смерть, есть болезнь, есть опасность. Поэтому он думает: “Что я теряю? Почему не поверить? Почему не помолиться?” Его молитва фиктивна, его молитва не что иное как выражение страха. Из страха он ходит в храм, в церковь и к священнику.

Если человек действительно отважен, он идет к Мастеру, не к священнику. Он не пойдет к мертвой церкви или мертвому храму. Он начинает пробовать и исследовать некий живой феномен. Он идет к Христу, Будде или Кришне, но он не пойдет в церковь. Он не пойдет к ортодоксам. Он не живет в прошлом, он движется в настоящем. И все, чем он занимается, исходит из отваги. Если он говорит: “Да!” — он говорит это из отваги, из любви к существованию, из глубокого понимания, что он часть этого целого, он не отделен. Говорить “нет”, это сказать “нет” своим собственным корням. Если дерево говорит “нет” земле, что станет судьбой дерева? — Оно покончит с собой. Если дерево говорит “нет” солнцу, что станет судьбой дерева? — Оно покончит с собой. Дерево не может говорить “нет” солнцу, дерево не может говорить “нет” земле. Дерево должно говорить “да” солнцу, земле, ветрам, облакам. Дерево должно оставаться в позиции “да” непрерывно — днем и ночью. Только так дерево может цвести, может оставаться зеленым и живым, и может расти.

Человек укоренен в существовании. Говорить “нет” — это отравлять свою собственную систему. Кому вы говорите “нет”? — вашей собственной земле, вашему собственному небу, вашему собственному солнцу. Вы начнете становиться парализованным. Действительно отважный человек обращен к окружающему, воспринимает, видит, что он является частью этой целостности. Видя это, он расслабляется в “да”, он остается в позволении. И он готов рискнуть чем угодно, что бы ни потребовалось, ради своего “да”. Сорен Киркегор написал притчу.

Жил некогда король, который любил простую девушку. Этот король был настолько могуществен и влиятелен, что не смог бы жениться на ней без вынужденного отречения от престола. Король знал, что если бы он женился на ней, то сделал бы ее благодарной навсегда. Ему пришла в голову мысль, что все же чего-то недоставало бы для ее счастья: она бы всегда восхищалась им и благодарила его, но она не смогла бы полюбить его из-за неравенства между ними, которое было слишком велико, а она никогда не сумела бы забыть свое простое происхождение и свой долг благодарности.

Поэтому он решил по-другому: вместо того, чтобы делать ее королевой, он должен будет отречься от престола. Он должен будет стать человеком из народа, а потом предложить ей свою любовь. Делая это, он понимал, что идет на великий риск. Он совершал нечто, выглядевшее безрассудным в глазах большинства людей его королевства, быть может даже, в ее глазах. Он мог бы лишиться королевства, и мог к тому же быть отвергнут ею, особенно если бы она разочаровалась, что не стала королевой. Все же он решил пойти на риск. Лучше, верил он, рисковать всем, для того, чтобы сделать любовь возможной.

Исследуя, разыскивая Бога, истину, блаженство, этот миг приходит снова и снова — рисковать. Весь опыт бу. дет против этого. Весь ум будет против этого. Ум будет говорить: “Что ты собираешься делать? Тебя может” отвергнуть даже женщина, ради которой ты отрекаешься от королевства. Если она на самом деле заинтересована только стать королевой, она никогда не взглянет на тебя снова. И все королевство будет думать, что ты глуп; и кто знает, даже она может подумать, что ты глуп”. Но король решил рискнуть.

Лучше рисковать всем. Если речь о настоящем, возможность достичь любви очень слаба, даже после того, что человек должен рисковать всем. И человек должен рисковать всем снова и снова, и много раз, прежде чем он достигает окончательной любви, Бога.

Обычно, мы исследуем и разыскиваем Бога только в пределах: все, что угодно позволено нашими условиями, но без всякого риска. Вы зарабатываете деньги, у вас успех в жизни; вы можете сэкономить один час для храма или для медитации. Время от времени вы можете также помолиться. Или, по крайней мере ночью, прежде чем отправиться в кровать, вы можете повторять одну и ту же молитву минуты две и засыпать с очень хорошим ощущением, что вы “занимаетесь религией”.

Религия — это не занятие, это бытие. Либо это двадцать четыре часа в вашем бытии, распространяющееся повсюду, либо этого нет вообще. Просто ночная молитва, перед тем как отправляться в кровать, это разновидность обмана, которым вы забавляетесь сами с собой.

Этот сорт частичной религии не помогает. Человек должен быть в этом всецело, а трусливые не могут делать такого. Так что позвольте мне напомнить вам: религия только для храбрых, для энергичных, для сильных духом. Она не для слабых, она не для тех, кто всегда торгуется. Она не для делового ума, она для игроков, которые могут рисковать.

Теперь эта история. Она должна быть распробована, вкушена, усвоена постепенно.

Название истории: Человек с Необъяснимой Жизнью.

Жизнь всегда необъяснима, если она есть у вас. Если вы действительно живы, в этом есть нечто настолько таинственное, что его невозможно объяснить никоим образом. Этому нет объяснения. Если вы можете объяснить вашу жизнь, это просто означает, что вы мертвы и вы не живете. Если вы обнаруживаете человека, который может объяснить свою жизнь непрерывно от точки к точке, логически, будьте уверены, что он, возможно, компьютер, машина, но он не живой. Только мертвые вещи можно объяснять от начала и до конца. Жизнь есть тайна, поэтому всякий раз, когда кто-то живет, это таинственно. Когда бы вы ни приблизились к человеку, который живет, вы будете ощущать некую тайну, некий необъяснимый феномен. Вас коснется нечто, чего вы не в силах представить, которое повсюду. У вас не может быть никакой математической жизни; жизнь остается внутренне поэтичной. Это зримая красота, а не объясненный факт.

 

Был некогда человек по имени Моджуд...

 

Это слово “моджуд” прекрасно; оно подразумевает две вещи. Буквально, оно означает того, кто присутствует. Моджуд означает того, у кого есть внутреннее присутствие, кто осознает, кто бдителен, кто сознателен. И второе значение, которое исходит от первого: тот, кто живет в настоящем, кто присутствует в настоящем. Эти две вещи являются двумя аспектами одного и того же феномена. Если вы присутствуете внутри, если в вас присутствует сознание, вторая вещь случится автоматически — вы будете присутствовать в настоящем. У вас не будет никакого будущего, у вас будет только этот миг. А этот миг безбрежен, этот миг огромен, в том миге заключена вечность. Только те, кто живут в настоящем, только те, кто присутствуют в настоящем, знают, что такое вечность, знают, что такое бессмертная жизнь, знают тайну, необъяснимую тайну.

Но даже зная, вы не в силах объяснить это кому-нибудь еще. Вы можете указывать, вы можете говорить как достичь этого, но вы не можете рассказать, что это такое. И вы не можете рассказать, почему это так. Не существует “почему”, это просто есть. Безо всякого объяснения жизнь существует. Для нее нет “почему”. Философы про. должают размышлять: “Почему? Почему? Почему?” И они продолжают фабриковать системы для ответа “почему”, но ни единый ответ не правилен и никогда не будет правильным, потому что вы задали неверный вопрос с самого начала. Раз вы задаете неверный вопрос, вы никогда не придете к правильному ответу. Неправильный вопрос будет приводить вас к неправильным ответам. “Почему?” — это неправильный вопрос.

Наука не спрашивает “почему”. Религия тоже не спрашивает “почему”. Религия — это наука внутреннего; наука — это религия внешнего. Между этими двумя есть философия, она как раз находится между этими двумя. Она спрашивает “почему” и приводит к настоящей путанице, вносит уйму беспорядка. “Почему” не может быть задано, не должно быть задано. Даже если вы находите какое-то объсянение для “почему”, вопрос приходится задавать снова. “Почему существует этот мир?” Кто-нибудь говорит: “Бог создал его”. Тогда возникает вопрос: “Почему Бог создал его?” А потом кто-нибудь может ответить: “Он создавал для того или иного”. Тогда действительно вопрос продолжает быть уместным снова и снова. Каждый ответ просто подталкивает вопрос немного глубже, но вопрос не растворен.

“Почему?” — это неуместный вопрос. С “почему” вы движетесь в философию. Религия не спрашивает “почему”. Она даже не спрашивает “что”. Она спрашивает только одну вещь: “как”. Наука тоже спрашивает “как”, поэтому наука становится технологией, а религия становится Йогой, Тантрой, Суфизмом, Дзеном. Это технологии внутреннего мира.

 

Был некогда человек по имени Моджуд. Он жил в городе, где добился поста мелкого служащего и, наверное, окончил бы свои дни как Инспектор Мер и Весов.

 

Вот как миллионы людей оканчивают свои жизни,— Инспекторами Мер и Весов. Кто-то окончит главным клерком где-нибудь в гнилом заведении, кто-то окончит начальником станции, кто-то окончит бизнесменом, кто-то окончит профессором; а все эти вещи совсем бесполез. ны. И я не говорю не становиться начальником станции, но не оканчивать на этом. Даже, если вы стали Инспектором Мер и Весов, чего вы достигли? Что вы получили от жизни? Что вы осуществили? Вы живете не настоящей жизнью. У вас может быть образцовая жезнь безо всякой жизни при этом. Поэтому люди обычно и полагали, что Моджуд окончил бы как Инспектор Мер и Весов. Но Моджуд был человеком иного сорта, ибо у него было присутствие. Он присутствовал. В глубине, скрытно ото всех, он, очевидно, медитировал. Его внешняя жизнь была одной вещью, его внутренняя жизнь была другой. Он, должно быть, проникал глубже и глубже в безмолвие; он, должно быть, становился более и более безмысленным — только тогда вы присутствуете.

Мысли отвлекают вас от настоящего. Мысли становятся облаками на вашей сущности, и вы утрачиваете контакт, вы становитесь разъединенным с настоящим Мысли никогда не из настоящего, они не могут быть из настоящего; они либо из прошлого, либо из будущего.

Если этот человек был действительно человеком присутствия, это просто означало, что в глубине, темной ночью, когда каждый крепко спал, он, должно быть, медитировал, не рассказывая никому. Он, должно быть, бодрствовал. Он двигался в обыденном мире, но был, очевидно, свидетелем, бодрствующим, наблюдателем. Этот наблюдатель вскоре создал присутствие в нем. Он стал сияющим присутствием, поэтому его и назвали Моджуд.

 

Однажды, когда он проходил через сады с древними постройками возле своего дома, Хидр, таинственный проводник Суфиев, появился перед ним...

 

Теперь вы должны понять это: Хидр — просто имя, имя для вашей сокровенной сути. Когда ваш центр начинает нашептывать нечто самое важное вашей периферии, это и есть Хидр. Когда ваша основная сущность начинает разговаривать с вашим не основным существом, когда сущность души говорит с несущественным, значит это Хидр говорит с вами. Это просто метафора: Хидр это не кто-то внешний. Когда вы становитесь безмолвным, когда вы становитесь присутствующим, когда вы становитесь моджудом, приходит мгновение, когда внутренний проводник начинает говорить с вами. Этот внутренний проводник известен как Хидр.

 

...Хидр появился перед ним, окутанный мерцающим зеленым сиянием.

 

Зеленый — это цвет Суфиев. Он олицетворяет жизнь: зеленые деревья, растительность. Он олицетворяет свежесть, живость; он олицетворяет тишину, спокойствие. Суфии выбрали зеленый своим символическим цветом. Просто взглянув на зеленое, вы почувствуете качество спокойствия, окружающее вас. Вот почему это настолько захватывающе, отправиться в горы. Просто посидеть на опушке леса в окружении таинственных деревьев чрезвычайно важно. Это делает вас снова простым, первобытным. Это напоминает вам первобытную тишину джунглей. Это напоминает вам, что когда-то и вы тоже были деревьями,— такими же безмолвными, как деревья и такими же укорененными, как деревья. Окутанный зеленым мерцанием,появился Хидр.

 

Хидр сказал: “Человек блестящих перспектив!”

 

И помните, всякий раз, когда ваша сокровенная суть будет говорить с вами, она всегда говорит таким образом: “Человек блестящих перспектив”,— потому что никогда не бывало человека, у которого нет блестящих перспектив. Вы можете не достичь этого — это дело другое — но то ваша судьба. Вы могли достичь этого. Если вы упускаете, ответственность целиком на вас. Семя было, вы не помогли ему вырасти. Иначе оно превратилось бы в огромное дерево, и тысячи птиц свили бы на нем свои гнезда, и тысячи путников отдыхали бы в его тени и цвели бы цветы, и существование праздновало бы через вас.

Если вы не стали деревом,— ответственны только вы. Природа обеспечила всем, что необходимо: каждый человек— это человек блестящих перспектив, потому что у каждого человека есть Бог как его окончательный расцвет.

 

Хидр сказал: “Человек блестящих перспектив! Оставь свою работу и встречай меня на берегу реки через три дня”.

Потом он исчез.

 

Когда вы движетесь глубоко в медитацию, это будет происходить снова и снова. Придет момент, когда ваша периферия и центр очень близки и между ними нет преграды — нет даже занавеси — и вы будете слышать центр громко, ясно. И снова вы будете омрачены, снова прежние привычки, мысли будут входить, загромождая вашу внутреннюю сферу, а центр и периферия будут разделены. Это же будет происходить много раз и с вами. Это произойдет с теми, кто вокруг меня, много раз. Много раз вы подойдете так близко к центру, что почувствуете себя почти просветленными. Вы будете чувствовать, что вы прибыли, и снова это утрачено. Это естественно. Прежде, чем обосноваться навсегда, это случается много раз.

Прежде, чем достигнуто окончательное самадхи, слу. чаются тысячи сатори: небольшие проблески,— открывание окна и закрывание снова. Внезапно дверь открывается, и вы обозреваете, а переживание молниеносно, и снова оно ушло и темнота восстанавливается.

 

Моджуд пришел к своему начальнику в смятении и сказал, что он должен уходить.

 

И всякий раз, когда центр впервые говорит с периферией, вы будете в постоянном трепете. Вы почувствуете себя будто при смерти, вы будете чувствовать: “Что происходит со мной? Я схожу с ума или безумен?” Когда центр говорит в первый раз, вы не в силах понять, что это такое. Вы еще никогда не слыхали этого голоса прежде, никогда не думали, что кто-то жил внутри вас. Вы никогда и не помышляли, что любой внутренний голос собирался прийти к вам. Вы стали настолько увлечены внешним,— голосами, которые приходят извне,— голосами родителей, учеников, священников.

Один человек здесь, кажется, очень одержим матерью. Он снова и снова продолжает спрашивать — тот же самый человек, который задал вопрос об Эклавья. Теперь он тоже задает вопрос: “Кто более велик, мать или Мастер?” Сейчас он спрашивает: “Если мать говорит убить Мастера, тогда должен ли я последовать распоряжению моей матери? Или, если Мастер говорит убить мою мать, тогда кому я должен повиноваться?”

Он, по-видимому, одержим матерью. Он вынужден будет убить свою мать. Это и есть то, что подразумевает Иисус, когда говорит: “Если вы не возненавидите своих отца и мать, и своих братьев, вы не сможете следовать мне”. И случай этот зафиксирован человеком даже не знакомым с глубинами.

Ученик Будды покидал его. Он отправлялся в далекое паломничество нести слово Будды, Он коснулся стоп Будды в ожидании его благословения. Будда благословил его и сказал собранию: “Посмотрите, братья! Этот необычный ученик! Но в чем его необычность? Он убил своих мать и отца!”

Он еще никогда не говорил такого. Никто даже и не помышлял, что этот человек мог убить своих отца и мать. Он был одним из самых молчаливых, умиротворенных, любящих людей, когда-либо виданных ими. Он был воплощением сострадания.

Кто-то спросил: “Мы не понимаем. Что ты имеешь в виду, говоря, что он убил своих отца и мать?”

И Будда сказал: “В точности следующее: он убил голос своих отца и матери внутри себя,— родительский голос”. Это очень глубоко коренится в вас.

Этот человек продолжает спрашивать о матери и Мастере... у меня впечатление, что он боится. Он стал санньясином, и теперь боится вернуться домой, а боится он своей матери. Сейчас он в большом напряжении.

Раз вы избрали Мастера, все другое больше к делу не относится. Мать, отец — ничто к делу не относится. Если вы не выбрали Мастера, тогда они уместны. Мастер обязан сказать вам: “Убей своих отца и мать!” — не буквально, но психологически. И однажды Мастер должен будет сказать вам: “Теперь убей меня тоже!”

Это и есть то, что говорит Будда. Однажды он оценивает этого человека: “Здесь необычный санньясин, необычный бхикшу, который убил своих отца и мать полностью”. А в какой-то другой день он говорит: “Если вы встречаете меня на пути, убейте меня! Если когда-нибудь я стану между вами и окончательным, убейте меня, раз-рушьте меня!”

Мастер должен научить двум вещам: во-первых, он должен научить убийству -- убить ваших мать и отца, убить ваших учителей, убить ваших священников — и однажды он должен научить вас убить его самого, так, чтобы вы могли двигаться в абсолютной свободе, так, чтобы Мастер тоже больше не был преградой.

Когда центр говорит с вами в первый раз, обязательно бывает великое смятение, хаос, ибо то, что было устроенным, должно стать неопределенным, все, что было незыблемым, должно быть отделено, все то, где вы находили безопасность, больше не безопасно и все, что для вас было исполненным смысла, больше не значит ничего. Все станет вверх дном, потому что у центра совсем другой подход к реальности, чем у периферии. Когда глубина говорит с поверхностью, обязательно бывает великая сумятица.

 

Моджуд пришел к своему начальнику в смятении и сказал, что он должен уходить.

 

Но пути нет. Если вы человек присутствия, если вы медитативная личность, и центр говорит с вами, и Хидр появляется — Хидр значит ваш внутренний проводник — когда Хидр появляется и говорит вам: “Теперь делай это!” — если вы человек присутствия, вам придется делать это даже вопреки себе, даже против самого себя. И вам известно, многие из моих санньясинов здесь вопреки самим себе.

Сейчас здесь Ашока. Он борется со мной годами, чтобы не становиться санньясином. Он стал санньясином, пришлось стать, но борьба все еще есть! Прежнее не ушло полностью. Бывают моменты, когда прежнее вскакивает и пытается завладеть. Он — санньясин, вопреки самому себе! А таких много и это естественно, ведь вы настолько отождествлены с периферией, что когда начинаете слышать голос из центра, есть проблема: кого выбирать, мать или Мастера? Учителя или Мастера? Прошлое или настоящее? Кого выбрать? Когда нет голоса из центра, нет и вопроса выбора. Тут есть вещи, но все на поверхности: какую одежду одевать сегодня, а какую нет; на какое кино сходить, а на какое нет; какую книгу прочесть, а какую книгу приобрести — вещи, подобные этому выбирать бессмысленно. Пойдете ли вы на это кино или на то, в конце концов значения не имеет. Оденете ли вы эту одежду или ту, не имеет значения. Влюбитесь ли вы в эту женщину или в ту, либо этого мужчину или того, не составит большого различия.

Но, когда голос из центра услышан, то вы разделены в двух мирах, двух несоединимых мирах. Пропасть велика. Вы разорваны на части. Вы будете в великом хаосе. Но если вы — человек медитации, только тогда вы будете в состоянии поглотить этот хаос и навести порядок, справившись с беспорядком.

Отсюда мое настаивание на медитации, ибо если вы не находитесь глубоко в медитации, вы не будете способны понять меня, и вы не сможете идти со мной.

Есть люди — особенно индийцы,— которые приходят сюда и говорят: “Сатсанга достаточно. Мы просто хотим быть в твоем присутствии. Почему мы должны заниматься медитацией?”Они не понимают. Они не могут быть в моем присутствии, ведь они даже не присутствуют! Они это не “моджуд”. Просто сидеть около меня это не настоящий сатсанг, потому что вы можете передумать тысячу и одну мысль, сидя рядом со мной. Вы можете быть физически здесь, но психологически вас может не быть здесь вообще. Вы можете быть где угодно в мире. Вы можете находиться на какой-то другой планете. Это не сатсанг.

Если вы присутствуете здесь — не только физически, но и психологически тоже — если все ваше присутствие окружает меня, если вы действительно здесь, в этом мгновении,— соединенные, спрессованные,— только тогда есть сансанг. Но чтобы это случилось, вам придется идти через медитации. А люди ленивы: они хотели бы Бога как дар, даже не пытаясь стать достойными получить Его.

Он сказал, что должен был уйти.

 

Каждый в городе скоро услыхал об этом, и все говорили: “Несчастный Моджуд! Он сошел с ума”.

 

Это и есть то, что всегда говорили о медитирующем. Запомните это, так будет сказано и о вас тоже. Так, наверное, уже говорили. “Несчастный Моджуд!” — сказали они. “Он сошел с ума!” — ведь каждый в этом мире считает себя нормальным. Они не могут и представить, зачем он должен медитировать. Чего ради? Они постоянно продолжают спрашивать человека, который медитирует, молится: “Почему? Во что вы вырядились? Для чего? Зачем вы тратите свое время, сидя безмолвно и созерцая свой пуп? Не тратьте времени! Время — деньги! Вы можете заняться многими вещами. Вы можете иметь больше, вы можете завладеть большим. Не тратьте времени! Ушедшее время никогда не наверстать. А чем вы занимаетесь, сидя безмолвно с закрытыми глазами? Откройте свои глаза и состязайтесь в мире! Мир — это борьба за выживание; те, кто сидят безмолвно и медитируют, будут упускать. Единственный путь чего-нибудь добиться— это сражаться, быть агрессивным! Не будьте пассивны”.

Помните, есть два способа жизни: способ деяния и способ не-деяния. Способ деяния верит в действие, способ не-деяния верит в восприимчивость. Медитация -это способ не-деяния,— то, что китайцы называют “Вей-Ву-Вей”,— действие без действия, действие через бездействие, делание без делания чего-либо вообще. Медитация — это способ бездействия, а мир полон людей, которые живут только одним способом, способом деяния. И человек, живущий способом деяния, не может понять, что происходит с человеком, который вышел в способ недеяния.

Сейчас Моджуд входит в способ не-деяния. Это революция. Это санньяса. Он повидал мир, он действовал множеством путей, он делал многие вещи, и теперь он знает, что если продолжит заниматься всем этим, он окончит как Инспектор Мер и Весов. Это больше нисколько не привлекает его. Он хочет видеть, он хочет быть, он хочет знать то, что есть. Прежде чем смерть свалит его, он хочет узнать нечто бессмертное. Он рискует.

Люди обязательно подумают: “Несчастный Моджуд! Он сошел с ума!”

 

Но так как на его место было много кандидатов, все скоро забыли о нем.

 

И вот как это происходит. Если вы стали санньяси-ном, несколько дней люди будут думать, что вы сумасшедший, а потом они забывают о вас. Для размышления у них есть тысяча и одна вещь, они не могут продолжать думать о вас. Для них само собой разумеется, что вы сумасшедший. Итак, вы — сумасшедший: какой теперь смысл думать об этом снова и снова?

Если вы отрекаетесь, если вы избавляетесь, если вы начинаете движение в способ не-деяния, на несколько дней они задумаются о вас, а потом все исчезнет, так как всегда слишком много кандидатов на ваше место. Когда вы умираете, тотчас же ваше место будет занято. Все, чем вы обладаете в мире, у вас от других. Они просто ожидают вашей смерти. Вы умираете — ваш дом будет занят кем-то другим, вашу должность займет кто-то дру. гой, ваш банковский счет будет на чьем-то другом имени. Они просто ждут. Фактически, они обеспокоены: “Почему вы задерживаетесь так долго? Почему вы не уходите?” Здесь каждый заинтересован в чьей-то еще смерти, ведь жизнь — это такая конкуренция не на жизнь, а на смерть. Это убийственная конкуренция!

Поэтому, скоро все они забыли о нем.

 

В назначенный день Моджуд повстречал Хидра, который сказал ему: “Сорви свою одежду и бросайся в поток. Возможно, кто-нибудь спасет тебя”.

 

Слова огромной важности.

Хидр говорит: “Сорви свою одежду и бросайся в поток”.

Это и есть то, что я продолжаю говорить вам. Многим говорится, да немногие слышат, Многих зовут, да немногие приходят.

Теперь, безо всякого смысла вообще, этот несчастный Моджуд приходит, а Хидр просто говорит это: “Сорви свою одежду и бросайся в поток”.

Как раз несколько дней назад замечательная женщина Шарда стала санньяси. На следующий день она написала послание: “Это было быстро и эффективно”,— она не была готовой стать санньяси, это я соблазнил ее в санньясу. Естественно, позднее она конечно почувствовала, что была соблазнена на это. Она не пришла с сознательным желанием. Бессознательное желание было, иначе я не толкнул бы ее. Но позже она, очевидно, подумала: “Что произошло?” — она стала санньяси. А она повидала мир, она денежный эксперт, так что, естественно, она — человек искушенный. Она конечно подумала, что это было быстро и эффективно, что она даже не собиралась становиться санньяси и она теперь санньяси. Но она действительно разумна: скоро она поняла, что это не я толкал ее в санньясу. Я просто отобразил ее внутреннего проводника. Это и есть то, чем я продолжаю заниматься. Мастер снаружи ничто иное, как отражение Хидра.

Вы не можете понять своего собственного внутреннего проводника, выходит Мастер снаружи необходим- И вы не можете понять своего собственного внутреннего проводника, потому что вам неизвестен этот язык. Вы совершенно не осознаете как внутренний проводник передает метафорами, тем шептанием, теми звуками. Вы совершенно не осознаете как внутренний проводник передает вам свое послание. Внешний Мастер — это просто экран, на который вы проецируете своего Хидра. И внешний Мастер помогает вам понять вашего внутреннего Мастера. Когда вы совершенно поняли внутреннего Мастера, тогда внешний Мастер говорит: “Если ты встречаешь меня на пути, убей меня”.

Теперь Хидр говорит ему это, даже не объясняя, что же собирается произойти даже не мотивируя, для чего это собирается происходить, зачем, чего ради ему нужно срывать свою одежду и бросаться в поток? Почему?

Не бывает “почему”. Если вы живете с Мастером, нет “почему”. Только тогда вы с Мастером.

 

“Сорви свою одежду и бросайся в поток”.

 

И не только это, он говорит: “Возможно, кто-нибудь спасет тебя”.

 

И гарантии тоже нет.

 

Мастер всегда разговаривает на таком языке, возможного, ведь если Мастер скажет, что это гарантировано, то вам не понадобится доверие. Тогда гарантия будет функционировать, как ваше доверие. Вы будете доверять гарантии, вы не будете доверять таинству жизни и ее таинственным процессам. Мастер всегда говорит: “Возможно”.

Люди приходят ко мне и спрашивают: “Если мы стали санньясинами, сможем ли мы стать просветленными?”

Я говорю: “Возможно. Возможно, нет. Кто знает?” Я должен пользоваться этим “возможно”. Я должен дать вам ощущение возможности, ведь только так вы будете способны на риск. Если это гарантировано, гарантировано на сто процентов, тогда где же риск? И где необходимость в доверии? Ничего не может быть гарантировано, все остается открытым. Вот почему только те, кто могут отважиться, кто обладают мужеством отважиться, входят в санньясу, входят в медитацию, входят на духовный путь.

 

Моджуд так и сделал, хотя даже он удивился, не было ли это безумием.

 

Не удивлялись ли вы много раз самим себе: “Что я делаю здесь?” Это приходит снова и снова в ваш ум, я знаю: “Что я делаю здесь? Что я наделал? Для чего? Почему я в оранжевом? Зачем я ношу эту малу у себя на шее? Чем я занимаюсь здесь с этим безумцем? А кто знает, может быть он просто сумасшедший? И где гарантия, что он просветленный?”

Это естественно. Но тот, кто доверяет, тот, кто любит, идет, несмотря на все это. Ум будет продолжать идти за вами, и преследовать вас, подобно лающим бродячим псам, но мало помалу, если вы не уделяете ему много внимания, а продолжаете идти, те псы остаются позади. Их лай становится все дальше и дальше, и однажды вдруг — вы одни; ума нет больше. Этот день — день великой радости.