Стих сто пятьдесят девятый

«Виждъ, яко заповеди Твоя возлюбих. Господи, по милости Твоей живи мя».

Подумаешь: живет пророк так исправно, что совесть ни в чем его не зазирает; когда другие теснят его за верность закону, не уклоняется от него; когда видит других не хранящими его, снедается скорбию,— какое ж еще нужно дока­зательство любви к закону? И, однако ж, он го­ворит: «виждъ, яко заповеди Твоя возлюбих», — и гово­рит Тому, о Ком знает, что пред Ним все откры­то. Что же он хочет выразить этим? — То, что он не внешний только законник, а сердечный. «Не просто говорит, поясняет блаженный Феодорит, соблюдал я заповеди, но возлюбил их, хотя ничто не принуждало меня к исполнению их». Запове­ди лежат в глубине сердца моего, в самых исходищах жизни, и заправляют всеми проявлени­ями ее. Люблю не одни дела по заповедям, а самую чистоту нравственную, требуемую ими, самое совершенство жизни, изображаемой ими,— люблю не одни дела смирения, но и самое сми­рение,— не одно воздержание от порывов гнева и нечистоты, но и самую кротость и целомуд­рие,— не одни дела милосердия, а самую милостивость, и прочее. А что Богу говорит пророк — «виждъ»,то этим хочет выразить лишь то, что гово­рит так не легкомысленно, не по самомнению присвояя себе то, чего нет, а по освидетельствованию себя, при свете всевидения Божия; сходя с ним в сердце, он видит не в самопрельщении, а на самом деле, что вседушно любит заповеди Божий. Такое расположение и есть начало, из которого должна исходить добрая нравствен­ность: любовь к заповедям ради любви к тем добродетелям, которые они внушают.

Эта любовь не вынуждена, а сама собою вне­дряется или, точнее, возгорается, как скоро кто вкусит добродетели. Это оттого, что добродетели не чужды нам, но составляют первообразный наш духовный строй. Созданные по образу Божию, мы носим в себе семена всех доброт Божиих. Они бы одни и воссиявали в сердце нашем, если бы чрез падение не привились к нам омрачаю­щие, закрывающие и искажающие их страсти. Страсти бывают причиною того, что в нас явля­ется холодность к добродетелям, противление и, наконец, отвращение от них. Не будь заповедей Божиих, может быть, страсти довели бы нас до того, что мы совсем согнали бы с лица земли всякую добродетель. Но заповеди, быв услыша­ны, чрез слух входят внутрь и возбуждают там воспоминание о добродетелях и о той светлости состояния, в какое они поставляют человека, в противоположность мрачности страстей. Это вос­поминание располагает покориться заповедям, ра­ди сокрытой в них силы возвратить нам потерян­ное, но вожделенно-светлое состояние духовное,— и мы покорствуем. На первый раз эта покорность как вызывается, так и поддерживается одним чаянием духовного добра от заповедей и произ­водится напряжением воли. Но постоянство в исполнении их, убивая страсти, оживляет заглу­шённые ими в сердце добродетели, оживленные возращает и дает вкусить сладость возращенных. Вкушенная сладость добродетели прилепляет к ней сердце и делает ее неотъемлемою, потому что не совне она привходит, а воссиявает извнутри и объемлет сердце. Отсюда — любовь. Так доб­родетели, одна за другою, объемлют сердце и ста­новятся предметом его любви. Не все вдруг, а постепенно; всему свое время. Когда же воссияет в сердце вся полнота добродетелей, тогда в ра­дости духовной можно воззвать с пророком: «виждъ, яко заповеди Твоя возлюбих»,— не их только, но и добродетели, сокрытые в них. Вот и рай духовный! Любовь эта есть наслаждение всеми блаженствами от вкушения сладости добродете­лей. Вот как Царствие Божие бывает внутрь нас! Тогда и Бог бывает здесь не как временный гость, а как всегдашний обитатель.

Потому-то, когда вслед за сим пророк мо­лится: «Господи, по милости Твоей живи мя», то выра­жает этим не иное какое желание, как то, чтобы Господь продолжал жить в нем и, живя в нем, оживлял его. Господь — источник жизни, и куда Он пойдет, там разверзаются обильные потоки жизни сладостной и всеблаженной. Испытавший это, когда молится: «живи мя»,то выражает этим: не отходи от меня,— веруя, что лишь бы не ото­шел Господь, то и живительность от Него будет источаться сама собою. Господь охотно пребыва­ет в сердце, полном добротолюбия и самих доб­рот, но не связан тем, а свободно присещает. Присещает и отходит, когда и как Ему угодно. Но когда отходит — мрак и холод в сердце. По­тому и нельзя не молиться: не лишай меня, Гос­поди, милости пребывания Твоего во мне, но не­прерывно живи мя, по милости Твоей.