Горе от ума

Язык воспроизводит действительность. Это следует понимать буквально: действительность производится заново при посредничестве языка. Тот, кто говорит, своей речью воскрешает событие и свой связанный с ним опыт. Тот, кто слушает, воспринимает сначала речь, а через нее и воспроизводимое событие.[li] Сейчас опрометчиво считается, что заимствование слов из инородной речи в родной язык обогащает его. Однако так не считал М. В. Ломоносов, придумывая перевод к латинскому слову objectus (объект)— предмет.[lii]

Чтобы избавиться от чар ученого бреда, необходимо вернуться к источнику путаницы и прояснить некоторые частности из прошлого латинского и русского (словенского) языков.

Борьбу с несловенскими словами в русской речи начала еще Екатерина II.[41] В армии их изводили Г. А. Потемкин-Таврический и А. В. Суворов-Рымникский.[liii] Тот и другой знали древние и новые языки, это знание помогало им.[liv] Недостаточное знание русского языка не означает непонимания простых русских понятий. «Узнав об одном генерале, что тот не умеет писать по-русски, Александр Васильевич отозвался:

— Стыдно! Но пусть он пишет по-французски, лишь бы думал по-русски!» [lv]

Главным смотрящим за чистотой русского языка был русский император. Гонитель Суворова, сын Екатерины Павел, своим указом его императорского величества, государя и самодержца всероссийского об улучшении русского языка, отменил слово обозрение, взамен повелено было употреблять осмотрение. Вместо слова врач надлежало употреблять только лекарь. Стража менялась на караул, отряд на деташемент. Вместо граждане повелено было употреблять жители или обыватели. Вместо отечество — государство. И уж совсем безо всякой замены изымалось из употребления слово общество. «Этого слова совсем не писать»,— говорилось в высочайшем указе.[lvi] Играющему роль языкового Бога императору подчинялись особые оценщики[42], бывшие преподавателями императорских университетов. Среди цензоров прославился Ф. И. Тютчев, который в 1848 г. не разрешил распространять в России манифест[43] коммунистической партии на русском языке, заявив, что «кому надо, прочтут и на немецком». [lvii]В итоге этот Призыв на русский язык удовлетворительно не переведён и сегодня.

Богом русского языка перед крахом Российской Империи был полковник Н. А. Романов. «Царь не терпел употребления иностранных слов.По желанию государя князь Путятин принес список названий родни по-русски, даже весьма отдаленной, по которому тут же царь экзаменовал и нас. Никто не знал весьма многих, что очень радовало детей.

— Русский язык так богат, — сказал царь, — что позволяет во всех случаях заменить иностранные выражения русскими. Ни одно слово неславянского происхождения не должно было бы уродовать нашего языка.

Я тогда же сказал Его Величеству, что он, вероятно, заметил, как я их избегаю во всеподданнейших докладах.

— Верится мне, — ответил царь, — что и другим ведомствам удалось внушить эту привычку. Я подчеркиваю красным карандашом все иностранные слова в докладах. Только министерство иностранных дел совершенно не поддается воздействию и продолжает быть неисправимым.

Тут я назвал слово, не имеющее русского эквивалента [44]:

— Как же передать «принципиально»? [45]

— Действительно, — сказал царь, подумав, — не нахожу подходящего слова.

— Случайно, Ваше Величество, я знаю слово по-сербски, которое его заменяет, а именно «зачельно», что означает мысль за челом.

Государь заметил, что при первой возможности учредит при Академии наук комиссию для постепенной разработки русского словаря наподобие французского академического». [lviii] К сожалению, русские не получили такого словаря. Превратности судьбы: до сих пор самым надежным толковым словарем живого великорусского наречия является труд В. И. Даля, а общепризнанным этимологическим словарем русского языка — толковник М. Р. Фасмера. Даль и Фасмер — германцы по происхождению.

Началось очередное Смутное время,[46] сходное с Гражданской войной в Риме. «Язык — не только средство передачи мысли. Он прежде всего — орудие мышления». [lix] Русский язык получил тяжелейший удар иностранным языковым мусором,[lx] что исказило восприятие действительности русскими детьми и привело к потере молодежью и взрослыми чувства реальности[47] в мышлении.

Этого не заметил даже И. В. Сталин. В своей работе «Марксизм и вопросы языкознания», споря с Н. Я. Марром, он пишет: «Был ли прав Н. Я. Марр, причислив язык к разряду орудий производства? Нет, он был безусловно не прав. Между языком и орудиями производства существует коренная разница. Разница эта состоит в том, что орудия производства производят материальные блага, а язык ничего не производит или “производит” всего лишь слова. Точнее говоря, люди, имеющие орудия производства, могут производить материальные блага, но те же люди, имея язык, [48] но не имея орудий производства, не могут производить материальных благ. Нетрудно понять, что, если бы язык мог производить материальные блага, болтуны были бы самыми богатыми людьми в мире». [lxi] Судьба СССР и современное положение вещей в РФ показали ошибку тов. Сталина в оценке способности болтунов к обогащению.

Причину превращения болтовни в источник богатства выявил А. Р. Лурия: «По-видимому, вся дальнейшая история языка (и это надо принять как одно из самых основных положений) является историей эмансипации [49] слова от практики [50], выделения речи как самостоятельной деятельности, наполняющей язык и его элементы [51] — слова — как самостоятельной системы кодов [52], иначе говоря — историей формирования языка в таком виде, когда он стал заключать в себе все необходимые средства для обозначения предмета и выражения мысли. Этот путь эмансипации слова от симпрактического контекста[53] можно назвать переходом к языку как к синсемантической системе [54], т. е. системе знаков, связанных друг с другом по значению и образующих систему кодов, которые можно понимать, даже и не зная ситуации».[lxii]Мудрствования Лурия оказались ближе к истине[55] современности, чем сталинская правда. В жизни случившееся подорожание болтовни обрисовано в песне неизвестного автора:

Я был батальонный разведчик,

А он писаришка штабной.

Я был за Россию ответчик,

А он спал с моею женой.

Ах, Клава, любимая Клава,

Неужто судьбой суждено,

Чтоб ты променяла, шалава,

Меня на такое говно [56]. [lxiii]

Расщепление коренных языковых понятий, отмеченное Лурия, ощущал уже А. С. Пушкин:

Не дай мне бог сойти с ума.

Нет, легче посох и сума;

Нет, легче труд и глад.

В текстах и речах современных политиков и ученых РФ обычно засилье эмансипированных (оторванных от действительности) инородных слов, указывающее на плохое знание русского языка и родовых (национальных) понятий. Непростые слова трудны для восприятия, осмысления и понимания, например, «понятие связывающей (коммуникативной) науки возглавлять войско (стратегии) в современном языкознании определяется как осмыслительный замысел (когнитивный план) общения, посредством которого проверяется наилучшее решение связывающих задач говорящего в условиях недостатка данных о действиях собеседника». [lxiv] В армии о том же говорят проще: «Бой — вооруженное столкновение соединений, частей, подразделений воюющих сторон. Бой — единственное средство достижения победы». [lxv]

Как и создатель «Теории языка» К. Бюлер в 1938 г.,[lxvi]Сталин в1950 г. уподоблял язык орудию труда.Заимствование слов из языка в язык подобно покупке орудия. Иногда очень дорогой, —вроде приобретения мистраля (посудины),[57] ваучера (расписки)[58] или секса (писи)[59]. Нынешние ученые головы не очень утруждают себя переводами, необдуманно вводя в живой русский язык чужеродные слова. Речевая картина русского и вообще славянского мира сильно пострадала особенно после 1917 г.[lxvii]Языковые раны зияют в русской речи, ученые вместо того, чтобы лечить их, утяжеляют состояние раненого.Сложность расклада прочувствовал в 1919 г. Н. С. Гумилев:

Но забыли мы, что осиянно

Только слово средь земных тревог,

И в Евангельи от Иоанна

Сказано, что слово это Бог.

Мы ему поставили пределом

Скудные пределы естества,

И, как пчелы в улье опустелом,

Дурно пахнут мертвые слова.

Эмансипированная А. А. Ахматова поняла мертвого мужа в 1942 г.:

Мы знаем, что ныне лежит на весах

И что совершается ныне.

Час мужества пробил на наших часах,

И мужество нас не покинет.

Не страшно под пулями мертвыми лечь,

Не горько остаться без крова,-

И мы сохраним тебя, русская речь,

Великое русское слово.

Лишь после смерти И. В. Сталина вольными или невольными стараниями именно части советских ученых и так называемых философов живое великоросское наречие (словенское) было изменено так, что совесть-сознание его носителей оказались расщепленными. На жаргоне психологов, психиатров, психотерапевтов и психолингвистов это расщепление получило кличку шизофрения (от греч. σχίζω — раскалываю и φρήν — ум, рассудок). Шизофрению ошибочно путают со слабо(без)умием (лат. dementia). К сожалению, от безумия не застрахованы и ученые, особенно если они дорожат своим положением в обществе. Впрочем, такие случаи слабоумия вернее назвать бес(з)совестностью или бездушием, то есть болезнью души, душевной болезнью. Выдающуюся роль в поедании мертвой речью живого языка сыграли разнообразные СМИ.[lxviii]

С отражения раскола в рассудке, вызванного смешением речи и языка, начинается§1 первой главы «Теории речевой деятельности» «первого массового издания по психолингвистике», входящего в «джентльменский [60] набор, который необходимо упоминать в библиографическом списке в конце любой диссертации, посвященной языку, речи, овладению родным и неродным языком»: [lxix]

«В последние годы как за рубежом, так и в нашей стране появилось множество работ, посвященных так называемой логике науки, т. е. логической структуре научной теории и процесса научного исследования. [lxx] Однако целый ряд важнейших проблем этой области знания не получил пока достаточного освещения, и на этих проблемах целесообразно остановиться в нашей книге.

Речь идет прежде всего о самом понятии объекта науки, понятии, выносимом обычно за рамки логики как науки или сводимом к «индивидуальным [61] объектам», как это сделано в сборнике «Логика научного исследования». Лишь в единичных работах проводится последовательное различение между этим понятием и понятием предмета науки. Поясним это различие.

Часто говорят, что ряд наук (языкознание, физиология [62] и психология речи, патология [63] речи и мышления, логика [64] и поэтика [65]) имеет один и тот же объект. Это означает, что все они оперируют одними и теми же индивидуальными событиями или индивидуальными объектами. Однако процесс научной абстракции [66] протекает во всех этих науках по-разному, в результате чего мы строим внутри теоретической системы различные абстрактные объекты… [67]

Что такое эти абстрактные объекты? Это средства для характеристики объективно-реальных индивидуальных процессов (событий, явлений) описываемой области», [lxxi] а более строго абстрактная система объектов понимается как «все множество возможных (моделирующих) интерпретаций [68]», [lxxii] объединяющее логические модели, вернее, конкретные логические модели (не логические исчисления). Таким образом, наряду с индивидуальными процессами или объектами мы получаем построенные под определенным углом зрения модели [69], обобщенные понятием абстрактной системы объектов…

Совокупность конкретных объектов научного исследования — это и есть объект данной науки. Абстрактная система объектов или совокупность (система) абстрактных объектов образует предмет данной науки» [lxxiii]. [lxxiv]

Пустословиеи нелепость написанного («ряд наук имеет один объект, объекты — это средства, совокупность есть объект, система образует предмет») становятся ясными при простом разборе его по составу с одновременным обращением к словарям греческого, латинского и русского языков.[70]В словаре В. И. Даляимя действия «бредить» кроме значения «бессвязно говорить» имеет еще несколько смыслов: грезить (в горячке), молоть вздор по доброй воле, городить чепуху, врать.

Показательно также употребление бредящим местоимения «мы». До февральского переворота 1917 г. в русской речи от первого лица это местоимение было прилично в писанине хозяина, например, природного русского императора. Израильский славист М. Вайскопф приписывает такую же привычку[71]тов. Сталину,[lxxv]что подтверждают свидетели, как и то, что вождь любил говорить и от третьего лица (например, «ЦК считает, что…»)[lxxvi].Сталин учился в семинарии, имел хорошее представление о древнегреческом языке. Уроженец Вятки В. М. Молотов отметил, что «Сталин знал очень хорошо античный мир и мифологию. Эта сторона у него очень сильная». [lxxvii]Сталина вполне можно назвать классическим филологом.

Употребление местоимения «мы» вместо «я» указывает на готовность писателя отвечать за свои слова не только лично, но и в составе группы лиц, действующих по предварительному сговору или без оного.[lxxviii]Для речи классического филолога все отмеченные особенности языка психолингвиста просто немыслимы.

Опыт не раз сидевшего в узилище М. В. Ломоносова не был учтен создателями психолингвистики. Они пошли по опасному пути, втягивая в живой великорусский язык слова из мертвой литературной латинской речи. Несчастья живого латинского языка италиков в восстановленной Августом республике (Res publica restituta) повторились с русским языком в СССР и странах соцлагеря.[lxxix]