Материал к семинару. Содержание понятия «постмодернизм» в значительной степени разнится в зависимости от контекста, однако

Содержание понятия «постмодернизм» в значительной степени разнится в зависимости от контекста, однако, в самых общих чертах постмодернистское мышление можно рассматривать как незавершенный и непостоянный набор положений, который складывался постепенно под влиянием множества разнообразнейших интеллектуальных и культурных течений: от прагматизма, экзистенциализма и психоанализа до герменевтики и постэмпирической философии науки. Из этого водоворота зачастую несовместимых тенденций на поверхность выплыло несколько принципов, получивших широкое хождение. Начинают особенно цениться пластичность и постоянное изменение действительности и знания, отдается предпочтение конкретному опыту перед застывшими отвлеченными принципами. С постмодернистской точки зрения действительность не представляет собой нечто прочное и самодостаточное, данное раз и навсегда: скорее это текучий саморазворачивающийся процесс, «открытая вселенная», непрерывно формирующаяся под воздействием человеческих поступков и, что особенно примечательно, верований. Присущая человеку способность мыслить в понятиях и символах признается основополагающим и необходимым элементом человеческого понимания, предвосхищения и творения действительности. В некотором смысле действительность не только воспринимается разумом, но и конструируется им, причем этих конструкций может быть сколько угодно много, и вовсе не обязательно, что одна из них должна оказаться окончательно верной. В постмодернистском понимании мир в принципе не обладает никакими чертами и особенностями, первичными по отношению к интерпретациям (по книге Р. Тарнаса «История западного мышления»).

 

Задание 1. Проанализируйте приведенные модернистские и постмодернистские тексты Г. Гадамера, Р. Барта и У. Эко.

«В жизни языка без конца происходят едва заметные изменения: меняется его употребление, возникают и отмирают модные слова и языковые клише, и лучший способ отобразить крушение общества в кризисную эпоху – это наблюдать за изменениями его языка, как это сделал, между прочим, Фукидид в своем знаменитом описании последствий чумы в осажденных Афинах. Но сегодня мы, похоже, сталкиваемся с чем-то совершенно новым, качественно иным, прежним временам неизвестным. Я имею в виду сознательное установление языковых правил, являющееся, по всей видимости, изобретением технической цивилизации. То, что мы называем установлением языковых правил, не имеет отношения ни к бесхитростной деятельности школьного учителя, ни к выражению общественного мнения, а представляет собой хорошо отлаженный механизм политического манипулирования. С помощью централизованной системы коммуникации политики могут укреплять сложившийся порядок, внушая, что языковые правила устанавливаются в нем, так сказать, механически. Свежий пример того, как мы в очередной раз оказались вовлеченными в водоворот изменений языка, – наименование второй части Германии как ГДР. Это наименование на протяжении десятилетий было табуировано официальным словоупотреблением, и ни для кого не секрет, что рекомендованный сверху термин «средняя Германия» имел четко выраженный политический оттенок. При рассмотрении таких случаев необходимо отвлекаться от всех содержательных моментов и принимать во внимание лишь языковые процессы как таковые» (Г.-Г. Гадамер. Язык и понимание // Актуальность прекрасного. – М., 1991. – С. 50–51.).

 

«Наиболее простое разделение языков в современных обществах обусловлено их отношением к власти. Одни языки высказываются, развиваются, получают свои характерные черты в свете или под сенью власти, ее многочисленных государственных, социальных и идеологических механизмов; я буду называть их энкратическими языками или энкратическими видами дискурса. Другие же языки вырабатываются, обретаются, вооружаются вне власти или против нее; я буду называть их акратическими языками или акратическими видами дискурса […]. Характер этих двух основных форм дискурса неодинаков. Энкратический язык нечеток, расплывчат, выглядит как «природный» и потому трудноуловим; это язык массовой культуры..., а в некотором смысле также и язык быта, расхожих мнений (доксы).

Напротив того, акратический язык резко обособлен, отдален от доксы (то есть парадоксален); присущая ему энергия разрыва порождена его систематичностью... Ближайшими примерами акратического языка могут быть названы сегодня дискурс марксистский, психоаналитический, а также, я бы добавил, и структуралистский» (Р. Барт. Война языков // Избранные работы. Семиотика. Поэтика. – М., 1989. – С. 536–537.)

 

«Смех – это слабость, гнилость, распущенность нашей плоти. Это отдых для крестьянина, свобода для винопийца. Даже церковь в своей бесконечной мудрости отводит верующим время для смеха – время праздников, карнавалов, ярмарок. Установлены дни осквернения, когда человек освобождается от лишних гуморов, от лишних желаний и замыслов... Самое главное – что при этом смех остается низким занятием, отдушиной для простецов, поруганием таинства для плебеев. Это говорил и апостол: чем разжигаться, лучше вступайте в брак. Чем сопротивляться порядку, заведенному Господом, смейтесь и развлекайтесь своими жалкими пародиями на порядок, смейтесь после вкушения пищи, после опустошения кувшинов и фляг. Выбирайте царя дураков, дурачьте себя ослиными и поросячьими литургиями, играйте и представляйте ваши сатурналии вверх тормашками... Но тут, – и Хорхе упорно долбил пальцем по столу рядом с книгой, лежавшей перед Вильгельмом, – тут пересматривается функция смеха, смех возводится на уровень искусства, смеху распахиваются двери в мир ученых, он становится предметом философии и вероломного богословия. Ты видел вчера, насколько легко простецами перенимаются и проводятся в жизнь самые смутные ереси. Это от незнания законов Бога и законов природы. Но для церкви не опасна ересь простецов, они сами себя обрекают на гибель, их подтачивает необразованность.

[…] Смех освобождает простолюдина от страха перед дьяволом, потому что на празднике дураков дьявол тоже выглядит бедным и дураковатым, а значит, управляемым. Однако эта книга могла бы посеять в мире мысль, что освобождение от страха перед дьяволом – наука. Надсаживаясь с хохоту и полоща вином глотку, мужик ощущает себя хозяином, потому что он перевернул отношения власти; но эта книга могла бы показать ученым особые уловки остроумия и тем узаконить переворот. Тогда среди умственных процессов стали бы числиться те, которые до сих пор в неосмысленном обиходе простолюдинов оставались, слава Богу, процессами утробными. Что смех присущ человеку, означает лишь одно: всем нам, увы, присуща греховность. Однако из этой книжки многие распущенные умы, такие как твой, могли бы вывести конечный силлогизм, а именно что смех – цель человека! Смех одновременно отрешает мужика от страха. Однако закон может быть утверждаем только с помощью страха, коего полное титулирование – страх Божий» (У. Эко. Имя розы. – М.: Кн. палата, 1989. – С. 404–405.)

 

Задание 2. Следуя традиционному для человечества бинарному осмыслению сложных явлений культуры, постмодернизм в таблице определяется через противопоставление модернизму. Раскройте сущность приведенных И. Хассаном понятий и ответьте на следующие вопросы:

1. Возможен ли бинарный анализ культуры постмодернизма, если принять во внимание постмодернистское стремление к сингулярности?

2. Охарактеризуйте закат какой-либо культурно-исторической эпохи, используя приведенные в таблице параметры постмодернизма.

3. Не является ли ситуация постмодернизма естественным состоянием русской культуры?

 

Модернизм: Постмодернизм:

 

Романтизм Дадаизм

Цель, намерение Игра

План Случай

Мастерство/логос Исчерпанность, молчание

Иерархия Анархия

Произведение искусства

Процесс/перформанс/хэппенинг

Дистанция Участие

Созидание

Разрушение/деконструкция

Синтез Антисинтез

Присутствие Отсутствие

Центрирование Дисперсия

Интерпретация/прочитывание Текст/интертекст

Семантика Риторика/вербализация

Метафора Метонимия

Корни/глубина Ризома/поверхность

Обозначаемое Обозначающий

Симптом Желание

Тип Мутация

Паранойя Шизофрения