Возникновение Древнерусской литературы. 9 страница

 

Приказ был отдан, и боевые абордажные шлюпки покинули свои гнезда на бортах крейсера. Словно рой рассерженных ос, они устремились вслед за транспортом.

 

Теперь все зависело от скорости. Уже не было никакой необходимости в маскировочном щите, и я его отключил, надеясь, что размеры и сам вид стальной громады нашего корабля, предназначенного для уничтожения, устрашат противника, вынудят его к капитуляции. Однако этого не произошло.

 

Телесканеры, установленные на шлюпках, доносили до меня все подробности схватки.

 

Когда до цели оставалось не более четверти парсека, со стороны транспорта навстречу атакующим вырвался поток пламени. Этот мирный грузовой звездоплан был вооружен, по меньшей мере, излучателем антиматерии. Оправдались мои худшие опасения.

 

Я приказал поставить перед нашими шлюпками упреждающую завесу из протонов.

 

Протонные излучатели на <Рендболле> с глухим рокотом выбросили вперед веерное излучение, состоящее из обычной материи. Столкнувшись с летящей навстречу шлюпкам стеной огня, возникшей на границе аннигиляции, наш залп остановил ее продвижение. Однако это резко замедлило скорость атаки. Шлюпки почти не продвигались. Но крейсер подошел уже достаточно близко, чтобы сказать свое веское слово в начавшемся сражении. Развернув узкий клин силовых полей, мы двинулись прямо сквозь огненную стену. Теперь шлюпки держались позади, под надежным прикрытием нашей защиты.

 

Вскоре мы сблизились с противником настолько, что смогли нанести удар на лазерных пушек, стараясь сбить его излучатели и антенны, - запоздалая мера. SOS давно послан, а мы тратим драгоценное время на то, чтобы пробиться через заградительный огонь. По плану операции, десять минут назад должна была начаться выгрузка топлива.

 

В конце концов, тщательно рассчитав заряд, я приказал выпустить энергетическую торпеду по носовой части транспорта, откуда били его излучатели. Выстрел получился удачным. Огонь сразу же прекратился. Корпус транспорта оказался разгерметизированным во многих местах, и уже через минуту на его борту вспыхнул желтый прожектор - символ капитуляции. Мы все еще могли успеть. Волна абордажных шлюпок, обогнав <Рендболл>, вцепилась в противника сразу с нескольких сторон. Я приказал подготовить к старту капитанский ракетный катер, чтобы самому осмотреть захваченный корабль.

 

Разрушения транспорта выглядели даже серьезней, чем я предполагал.

 

Носовая часть, с вывернутыми наружу рваными краями обшивки выглядела ужасно, команда <Хитака> вела себя мужественно и умело. Во всем чувствовалась военная дисциплина. За те несколько минут, что мне понадобились для швартовки, пробоину успели закрыть временным щитом. Несмотря на большую потерю воздуха и пониженное давление, внутри корабля можно было обходиться без маски. Я прошел по короткому коридору шлюза к шахтному лифту. Четверо сопровождавших меня матросов держали наготове лучеметы, каждую минуту ожидая нападения. Однако наши недавние противники вели себя тихо. Во всяком случае, нам не оказывали никакого видимого сопротивления.

 

Прежде всего, требовалось осмотреть машинное отделение, чтобы определить, чего мы, собственно, достигли захватом транспорта. Топлива оказалось в избытке, вот только его сорт не подходил для генераторов крейсера: Ловушка, скорее всего, была рассчитана на то, чтобы мы потеряли время. Внешне аккумуляторы энергана практически неотличимы. Они надеялись, что мы не обратим внимания на разницу марок и сразу же займемся погрузкой. Однако наш главный энергетик долгое время был рабостом, а эти люди научились выходить из труднейших положений и лучше всех знали особенности своего корабля.

 

Энергетик ручался, что придумает, как использовать это топливо, если нам удастся вовремя его перегрузить.

 

В конце концов, с помощью преобразователя самого транспорта нам удалось наладить перекачку энергана в свои контейнеры. Это упростило транспортировку и хоть немного помогло нам наверстать упущенное во время атаки время.

 

Во избежание столкновений, по договоренности с капитаном <Хитака>, команда транспортника была заперта в грузовых трюмах, где должна была оставаться до прибытия патрулей. Ждать ей придется недолго:

 

Мы очень спешили, но нас задержала находка в трюмах <Хитака> большого количества консервов и кристаллизированной воды. Можно было считать, что нам сказочно повезло. Пожалуй, даже слишком, и потому сомнения не оставляли меня.

 

Что-то было не так с этим, в буквальном смысле слова, небесным посланцем. И понимая весь риск, на который идем, мы все же продолжали перегрузку захваченных богатств. Без этих первейших средств жизнеобеспечения нечего было и думать соваться в неисследованные области космоса.

 

Оставив охрану внизу, я один поднялся в верхние отсеки транспорта, где размещались управляющая рубка и каюты старших офицеров. Их двери были заперты.

 

Офицеры не пожелали остаться с командой, и мы согласились на их изоляцию в собственных каютах.

 

<Хитаку> дьявольски повезло, потому что основной удар нашей торпеды пришелся на его транспортный и боевой отсеки. Метра на два выше, и была бы разгерметизирована рубка, а с нею и все жилые палубы.

 

Продвигаясь по узкому, тускло освещенному аварийными лампочками коридору, я испытывал невольную жалость к невинно погибшим людям, выполнившим свой долг до конца: Одно дело видеть неприятельский корабль в перекрестии прицелов и совсем другое - побывать на его борту, где на полу еще не высохли пятна крови.

 

<Мы в этом не виноваты. Мы всего лишь боремся за свою жизнь. Ну да, и спасаем ее за счет других жизней>, - тут же поправил я сам себя. Где-то в глубине меня не оставляла уверенность, что за эти жертвы в недалеком будущем нам предстоит расплата:

 

Я вошел в рубку, все еще надеясь разобраться с загадкой <Хитака>. В том, что это специально подосланная ловушка, я уже не сомневался. Нужно было понять замысел наших противников и, хотя бы частично, его нейтрализовать.

 

Короткий допрос пленных не дал почти никаких новых сведений. Возиться с ними всерьез у нас не было времени, и не хотелось брать их с собой - лишняя обуза.

 

Оставался бортовой журнал, но в нем, если судить по беглому осмотру, такая проверка предусматривалась. Обычный транспорт, с обычным грузом: Я чувствовал, что дело здесь не только в том, что нас старались задержать и подставить под удар флота. Была еще какая-то неизвестная опасность. А мы до сих пор не заметили ее.

 

В рубке пахло пластиком и горелой изоляцией - обычные запахи аварии.

 

Ходовые генераторы заглушены. Обесточены все управляющие линии. Тем не менее резервные мониторы позволили мне удостовериться, что загрузка нашего последнего бота все еще не закончена. Времени до вероятного появления боевых кораблей Комора оставалось совсем немного. Пора было убираться отсюда.

 

Я отдал команду прекратить погрузку и решительно направился к шахтному лифту.

 

Я прошел почти весь коридор, все пятнадцать метров, отделявшие меня от кабины лифта, когда внезапно подумал, что этот корабль, возможно, последний кусочек родного мира, который мне суждено видеть. Если мои планы осуществятся - дальше будет Темная зона.

 

Не знаю, что на меня нашло. Накатила тоска по привычному укладу жизни, по тысячам знакомых мелочей, по почти забытой, родной планете.

 

Одним словом, я сам себя старался разжалобить и скрыть за всем этим каскадом трескучих слов простую и очевидную истину: я навсегда прощался с одним-единственным человеком, который был мне дорог в этом мире.

 

Так прощаются на вокзалах, когда поезд еще стоит на перроне, и осталось несколько минут до свистка кондуктора, и вы знаете, что отойдет поезд, а совсем не вокзал.

 

Вы еще можете остаться, но этого никогда не случится, потому что билет уже взят - путь выбран. Человека, стоящего рядом с вами, уже как бы и нет, он остается в прошлом навсегда: Навсегда: Навсегда:

 

Я хорошо знал эту старую песню колес. Воспоминания студенческих лет унесли меня в земной и теперь уже нереальный город. Кажется, он назывался Кишиневом:

 

Прошлое иногда повторяется - только на этот раз все было намного серьезной. Я вновь увидел ее лицо, когда она закрывала дверь моего номера в гостинице Лимы, ее презрительную усмешку одной стороной губ: И так, с гордо вскинутой головой, она навсегда ушла из моей жизни.

 

А может, я чего-то не понимал? Может, за всеми этими агентурными играми, психологическими тестами, проверками и переодеваниями скрывались самые обыкновенные беспомощность, одиночество, желание ответного чувства? Так легко себя убедить, если хочется верить:

 

Если бы я чуть поспешил, если бы меня не оглушил неожиданный каскад воспоминаний, не замедлил моих движений - все бы тогда сложилось иначе. Но из темноты словно невидимая ладонь протянулась и придержала меня на несколько мгновений, чтобы я мог услышать женский крик:

 

 

Глава 16

 

 

Полчаса назад, когда Крайнов еще только направлялся к управляющей рубке <Хитака>, в одной из запертых пассажирских кают четыре человека приступили к выполнению хитроумного плана Шифта.

 

Из всей команды <Хитака> только трое знали, что под нарочито мешковатой мужской формой четвертого пассажира скрывается женщина.

 

- Дар очень болен. У него слабые легкие: Врач прописал ему постоянную дозу кислорода, - так объясняли они странное поведение своего товарища в ресторане кают-компании, забирая с собой его порцию. И поскольку эти пассажиры неплохо оплатили свои места, никто не задавал им лишних вопросов. К тому же, у капитана имелись специальные указания по поводу этой четверки. Их никто не беспокоил и не удивлялся тому, что в одной из комнат двухместной каюты жил один человек, а в смежной ютились остальные. Впрочем, рейс продлился всего неделю. И завершился для многих членов экипажа самым неожиданным образом.

 

Для многих, но только не для этих четверых, ожидавших захвата <Хитака>.

 

Сейчас наступило время последней части операции, долгожданное для мужчин и мучительное для женщины.

 

На экране скрытого сканера они увидели, как Крайнов неторопливо прошел по коридору к рубке управления.

 

- Вам пора раздеваться, - произнес старший из этой команды, жадными глазами ощупывая скрытую под мешковатой одеждой фигуру женщины.

 

- Успеете! Он еще только вошел в коридор. - Казалось, женщина испытывает мучительные колебания и не может решить, как ей следует поступить.

 

- У нас остается мало времени. Все должно выглядеть естественно.

 

Наконец женщина встала со стула. Медленно и нерешительно, двигаясь словно в тумане, начала расстегивать пуговицы своей форменной куртки.

 

- Помочь? - спросил второй, низкорослый, с большими залысинами на лбу, стараясь, как бы ненароком, дотронуться до нее.

 

- Обойдусь. Убери свои грязные лапы! - Гнев помог женщине преодолеть смущение, и, сорвав с себя куртку, она отшвырнула ее в сторону. Вслед за ней полетела блузка. Потянувшись к застежке лифчика, она вдруг остановилась, случайно встретившись взглядом с самым младшим из их команды. Он заерзал и смущенно отвел глаза, словно уже уличенный в чем-то постыдном.

 

- Пусть Джон выйдет.

 

- Нет, - ответил старший, - все будет по инструкции.

 

- Грязные свиньи! - произнесла женщина, еще раз увернувшись от протянутых к ней нетерпеливых мужских рук. Она постепенно пятилась и, наконец, уперлась спиной в угол комнаты. Затравленно озираясь, женщина с отчаянием поняла, что дальнейшее промедление лишь спровоцирует ее компаньонов на прямое насилие.

 

Тогда, сорвав лифчик, она бросила его им в лицо. Так псам бросают иногда часть одежды, чтобы отвлечь их внимание.

 

Низкорослый подобрал с полу блузку и медленно, с блуждающей улыбкой разорвал ее на несколько частей. Затем, не отрывая глаз от груди женщины, методично стал срывать пуговицы с ее куртки.

 

- Пусть Джон выйдет, - опять попросила женщина.

 

- Чего ты ко мне привязалась? - фальцетом спросил Джон, облизывая пересохшие губы. - Что я, хуже их?

 

- Да уж, не лучше:

 

- Снимай брюки и ложись на диван! - приказал старший.

 

- Нет! - сказала женщина. - Об этом мы не договаривались!

 

- Ты знаешь инструкцию. Придется немного потерпеть. У них не должно возникнуть ни малейшего подозрения. Если будешь кочевряжиться, мы в самом деле применим силу. Мне это разрешено, - соврал старший. Казалось, он один из всей троицы сохранял видимое хладнокровие.

 

- Они могут подвергнуть тебя медицинским исследованиям. Шеф рисковать не любит, все должно быть естественно, - повторил почти дословно довод старшего тот, что был пониже, с залысинами.

 

Только теперь женщина по-настоящему испугалась, впервые догадавшись, чем на самом деле может закончиться вся эта инсценировка.

 

- Убирайтесь отсюда! Я все сделаю сама!

 

- В одиночку это не получится, - засмеявшись, сказал тот, что с залысинами.

 

Оттолкнув тянущиеся к ней жадные, но пока еще нерешительные мужские руки, женщина затравленно огляделась. Малейший повод с ее стороны мог подтолкнуть к насилию этих трех, теряющих над собой контроль самцов. Но и отступать было некуда. Она хорошо понимала, что любые ее просьбы, мольбы, угрозы лишь распалят их еще больше.

 

Она медленно сняла пояс, инстинктивно стараясь хотя бы потянуть время. Но тут силы оставили ее; прижавшись спиной к стене, она задрожала, и руки бессильно упали, так и не справившись с застежкой брюк.

 

- Он скоро вернется, Карл, - и тогда мы уж точно не успеем позабавиться с этой крошкой, - проговорил низкорослый, тяжело дыша. В его бессмысленном взгляде, похотливо скользящем по телу женщины, казалось, не было уже ничего человеческого.

 

- Хорошо. Держи ее крепче.

 

Почувствовав на себе грубые мужские руки, женщина закричала в первый раз.

 

- Заткни ей пасть!

 

Поняв, что шутки кончились, она сопротивлялась отчаянно, как дикий зверь, но было уже поздно. Воспаленные видом ее обнаженного тела, мужчины набросились на нее все втроем, швырнули на пол. Кто-то засунул ей в рот мокрое полотенце, кто-то сильно ударил по лицу. Двое прижали руки к полу. Джон, которого она так просила выйти, сжав ей голову обеими руками, чтобы лишить возможности вытолкнуть кляп, начал жадно целовать ее грудь.

 

Она чувствовала только слюни на его мокрых губах и невыносимое отвращение.

 

Старший, которому инструкция предписывала <завершить операцию самым естественным образом>, сорвал с женщины последнюю тряпку. В этот момент, вырвавшись на секунду из рук Джона, и вытолкнув языком неумело засунутый кляп, она вновь отчаянно закричала. Ее тут же снова швырнули на пол, мокрая тряпка вновь очутилась у нее во рту. Теперь даже дышать она могла лишь с трудом.

 

Женщину распинали на грязном ковре, растянув в стороны руки. Но когда старший на мгновение отвлекся и ее ноги оказались свободными, она изо всех сил ударила его в живот.

 

Почти в ту же секунду входная дверь, вздрогнув от удара, начала плавиться, и почти сразу же, выгнувшись внутрь размягченным белым пузырем, со стоном лопнула.

 

Стараясь не смотреть на приподнявшуюся с пола женщину, я на ходу бросил ей плед и рванулся к двери, за которой только что скрылись трое мужчин. Запор здесь оказался самый обычный, и дверь уступила после первого выстрела. Но они все же успели выскочить, я лишь мельком увидел их фигуры в конце коридора. У меня не было времени обыскивать корабль. Возможно, женщина нуждалась в помощи:

 

Ее лицо, почти полностью скрытое разметавшимися волосами, показалось мне, тем не менее, смутно знакомым.

 

Когда я вернулся, она сидела на кушетке, закутавшись в плед и отвернувшись.

 

- Что здесь произошло? Вам нужен врач?

 

- Все обошлось. Спасибо: Вы успели вовремя, врач не нужен.

 

От звука этого голоса я почувствовал, как кровь бросилась мне в лицо.

 

- Илен?!

 

Она молчала целую вечность.

 

- Да, Крайнев. Это я.

 

- Как ты здесь очутилась? Что ты здесь делаешь? И что, черт побери, здесь произошло?!

 

- А ты не догадываешься? Все вы, мужчины, одинаковы:

 

- Но правила запрещают одиноким женщинам пользоваться каботажными линиями, только в сопровождении:

 

- Я ехала по чужим документам. И к тому же <в сопровождении>. Они были здесь, мои <сопровождающие>. Ты их догнал?

 

- Нет. Наш корабль срочно уходит. Весь флот Комора вот-вот явится в этот район.

 

- А что будет с нами?

 

- Вас подберет патруль.

 

Я еле сдерживался. Противоречивые чувства переполняли меня. Жгучая ревность, сожаление и отчаяние одновременно. Я понимал, что наша подстроенная кем-то встреча - всего лишь прощанье перед окончательной разлукой, и надо было найти в себе силы, чтобы отбросить все лишнее в эти минуты, чтобы сказать только то, что нужно было сказать, или не говорить ничего. Она держалась удивительно мужественно, несмотря на случившееся. Понимая, как ей трудно, я изо всех сил старался делать вид, что ничего особенного не произошло.

 

- Я не могу здесь остаться, неужели ты не понимаешь?

 

- Патруль прибудет, самое большее, через час. За это время ничего с тобой не случится.

 

- Конечно. Кто я такая, чтобы просить тебя о сочувствии? Случайная женщина в отеле: - Она заплакала. Я не переношу женских слез. Тем более я не мог вынести ее слез. Однако я все еще не потерял способности здраво рассуждать, но тут она чуть слышно прошептала:

 

- Возьми меня с собой, Игорь:

 

- Понимаешь, Илен: Мы собираемся навсегда уйти из этого мира.

 

- Какая мне разница! Хуже, чем здесь, не будет нигде! Ведь они обязательно вернутся!

 

Она была на грани нервного срыва, я хорошо понимал ее страх и все, что будет, если соглашусь, если поддамся искушению, воспользуюсь обстоятельствами и действительно возьму ее с собой:

 

- У нас такой же корабль, изоляция, долгие месяцы пути: Женщинам не зря запрещают находиться в подобных местах.

 

- Там будешь ты. Ты мне поможешь: К тому же я могу снова стать мужчиной, у меня это получалось, есть и одежда и документы: - Она попыталась улыбнуться сквозь слезы, но это плохо ей удалось. - Если здесь меня застанет патруль - меня арестуют. Корпорация развернула настоящую охоту за нашими людьми, и мне пришлось бежать с Лимы.

 

Не очень я в это верил, но то, что она испытывала настоящий страх - не вызывало сомнений. Только причина была иная. Я уже исчерпал все доводы в борьбе с самим собой. Я представил, как долгие месяцы пути, в закрытой железной коробке корабля, рядом со мной будет эта женщина. И останется со мной потом, когда мы уйдем в неведомый чужой мир. Разве это не было счастьем, о котором недавно я не смел и мечтать? Конечно: Вот только Илен: Сейчас, под влиянием минуты, она согласна на все, не понимая всей серьезности такого решения.

 

- Там, на Лиме, я помогла тебе, Игорь. По крайней мере, пыталась.

 

Может, это и правда, может, действительно пыталась, так хотелось поверить ей и так легко верилось. И так ли уж важно, почему она снова оказалась на моем пути?

 

Кто я такой, чтобы судить ее слишком строго? Сам воспользовался обстоятельствами в гостинице: Вряд ли она виновата в том, что произошло здесь. Я пытался успокоить свое уязвленное самолюбие, распутать клубок противоречивых чувств - но увязал все глубже в трясине собственного эгоизма. Все было бы гораздо проще, если бы в нашем решении не ощущался привкус необратимой горечи. В жизни почти не бывает поступков, которые впоследствии так или иначе нельзя переиграть обратно - но этот казался именно таким.

 

Вдруг я представил, что через несколько минут, если я соглашусь, ее губы могут слиться с моими, мои руки коснутся ее обнаженного тела, которого незадолго до этого касались руки других мужчин. Эта мысль обожгла меня, словно раскаленный кусок металла, выжигая все сомнения.

 

- Так ты действительно этого хочешь? Ты готова остаться со мной, что бы нам ни предстояло?

 

И когда она кивнула, почему-то мучительно покраснев при этом, я велел ей собрать вещи, надеть свою мужскую одежду и взять с собой самое необходимое.

 

До сих пор не знаю, какую роль в моем решении сыграло чувство мести за грубо разрушенный реальной жизнью поэтический образ, который я так старательно вылепил из осколков случайной гостиничной встречи и, словно блестящей рождественской игрушкой, любовался им все те долгие месяцы, пока Илен не было со мной.

 

 

Глава 17

 

 

Едва мы отошли от <Хитака> и начали разгон, как нас атаковали.

 

<Рендболлу> не хватило ста пятидесяти единиц скорости, чтобы уйти в оверсайд. Корабли Комора вываливались из над-пространства и сразу же бросались в погоню.

 

Они появились слишком быстро. Их крейсера вошли в оверсайд раньше, чем это заметили наши рир-локаторы; судя по всему, у нас на борту оказалась глушилка рир-волн. Такой аппарат занимал совсем немного места. Его могли подложить в грузы на борту <Хитака>, замаскировав под контейнер с топливом или ящик с продовольствием:

 

Мы знали, на какой риск идем, когда решились захватить <Хитак>. Ставки были сделаны, и колесо фортуны повернулось в другую сторону. Какие еще сюрпризы подготовил развороченный нашей торпедой транспорт?

 

Единственное первоначальное преимущество <Рендболла> в скорости уменьшалось с каждой минутой. Первую атаку противника удалось отбить только потому, что его флот выходил из оверсайда с большим разбросом. Кораблям требовалось время для подхода к району боевых действий, но как только они это сделают, нашему положению не позавидуешь.

 

В командной рубке собралось человек пять, и все время появлялись новые люди.

 

Ларсон отдавал распоряжения, даже не посоветовавшись со мной. Он сделал все, чтобы оттеснить меня от фактического управления кораблем. По-настоящему я почувствовал, как много ему удалось добиться, лишь сейчас, в напряженной горячке боя. Любые мои приказы выполнялись только после его одобрения.

 

Внешне все выглядело по-прежнему, и только замедленная реакция многих постов говорила о том, что мои команды доходят до них с задержкой. Недостаточно быстрые ответы <Рендболла> на действия противника осложняли и без того катастрофическую ситуацию.

 

Я не имел серьезного опыта космических боев, так же как и большинство наших вновь испеченных офицеров. Это еще больше ухудшило наше положение.

 

Шесть кораблей, те, что первыми вышли из оверсайда, сильно опережали основную группу и подошли уже на дистанцию прямого огня. Начинать огневой контакт они не спешили, поскольку суммарная мощь их генераторов не превосходила нашу.

 

Главная их задача состояла в том, чтобы задержать нас, не дать уйти до подхода основной группы. Если не удастся от них оторваться, <Рендболл> не успеет достигнуть скорости перехода, подоспеют остальные - и это конец.

 

Я приказал включить форсаж генераторов на предельную мощность, но Ларсон с видом знатока отрицательно покачал головой.

 

- Машины слишком старые, они не выдержат такой нагрузки.

 

- Если мы этого не сделаем, у нас вообще не останется никаких машин!

 

Как бы подтверждая мои слова, корабль содрогнулся от первого залпа, отраженного нашими защитными экранами. Индикаторы на панелях рванулись к красным отметкам и почти сразу вернулись в нормальное положение.

 

- Это ваша вина! Вы задержали погрузку! - Ларсон постепенно терял контроль над собой. Похоже, он испытывал самый обыкновенный страх, столь естественный для гражданского человека, впервые попавшего в атмосферу космического боя, когда все решали доли секунды, и каждый, кто непосредственно не стоял у пультов управления и не был занят конкретным делом, казался себе слишком уязвимым.

 

Я ничего не ответил. Вместо этого, на секунду выключив защитные экраны левого борта, где пока не было противника, я направил всю мощность излучателей <Рендболла> на флагмана преследовавшей нас группы, и как только его силуэт появился в перекрестии электронного прицела, моя рука осторожно коснулась спусковой кнопки и замерла, не смея выполнить посланный мозгом приказ.

 

Что со мной произошло? Может быть, я вспомнил развороченный нос <Хитака> и кровавую лужу в коридоре? Как бы там ни было, решающая секунда ушла. Когда наконец гашетка сдвинулась с места и узкий луч, сжатый до ширины лезвия, на мгновение соединил наши корабли, было уже слишком поздно. Выстрел лишь скользнул по кокону защиты вражеского флагмана. Его поле вспыхнуло фиолетовым светом, но выдержало и отразило удар.

 

Все сразу же пошло вкривь и вкось. Так бывает, если пропустить предоставленный судьбой единственный шанс.

 

Буквально через несколько минут прямо по нашему курсу появилась вторая эскадра противника. Нам пришлось резко снижать скорость, отворачивать. Но теперь они получили возможность вести заградительный огонь по траектории нашего полета.

 

Осколки, дым, облака разреженного газа от их ракет - все представляло для нас смертельную опасность на той скорости, на которой шел <Рендболл>. Защита едва справлялась с нагрузками. Нам пришлось еще больше тормозить, и это уже было началом конца. Мы проигрывали схватку.

 

Я поднялся из-за своего пульта.

 

- Мы сделали все, что было возможно. Во избежание ненужного кровопролития предлагаю сдаться.

 

Лицо Ларсона исказилось от бешенства.

 

- Вы завлекли нас в эту мясорубку, а теперь хотите сдать в лапы Комора? Это предательство!

 

- Бой еще не окончен. Попробуйте командовать в одиночку. Возможно, у вас это получится лучше. На военном корабле не может быть двух капитанов.

 

Я не чувствовал ни раскаяния, ни сожаления, только безмерную усталость и опустошение. Я сделал все, что мог. Дальнейшее участие ничего не меняло.

 

Нас окружили, сжали силовыми полями. Сейчас объединенная мощность коморских кораблей намного превосходила нашу. Мы лишились свободы маневра. Им осталось лишь выслать группу захвата.

 

Я вышел из рубки, на секунду задержавшись у двери и молча попрощавшись взглядом со своими недавними боевыми соратниками. Меня не покидало чувство, что и вижу их в последний раз. Бойня, которую они наверняка позволят устроить здесь Ларсону, меня уже не касалась.

 

Лифт застрял на четвертом ярусе. Он всегда застревал здесь, и дальше нужно было спускаться по захламленной искореженной лестнице. Для того чтобы осмотреть такой огромный и запущенный корабль, как <Рендболл>, даже специальным поисковым роботам потребуется несколько дней. До прибытия на коморскую базу в эти отсеки никто не войдет, и я заранее позаботился о том, чтобы из центральной рубки нельзя было перекрыть подачу сюда воздуха и энергии. Здесь все было автономным.

 

Маленький, изолированный от остального корабля мирок. Некий тайный уголок, пещера на железном необитаемом острове, несущем в себе одну смерть.

 

Я нашел и оборудовал это место еще до начала восстания, в те дни, когда поправлялся после болезни. Даже Стриму я о нем не сказал. Возможно, из-за своего извечного недоверия, из-за привычки оставлять за спиной какой-то резерв.

 

Теперь это мне пригодилось.

 

Стрим не захотел раскалывать команду на два лагеря, поддержал Ларсона, хотя вначале я был уверен, что он ни за что не согласится с передачей корабля Тетрасоюзу. Сейчас все наши внутренние интриги потеряли всякое значение.

 

Зато хорошо оборудованная потайная каюта сослужила для меня свою службу.

 

За те несколько часов, пока я отсутствовал, здесь ничего не изменилось.

 

Илен даже свой саквояж не открыла и сидела, сжавшись в комочек, в огромном холодном кресле. Рядом на столе лежал портативный излучатель, который я оставил, убедившись предварительно, что это оружие ей знакомо. Сразу после старта <Рендболлу> навязали бой. Мы и поговорить как следует не успели. Теперь оба чувствовали себя скованно, но ей, конечно, было намного трудней.