Личность индустриального и постиндустриального общества

В индустриальном обществе индивид больше не связан жесткой социальной системой, основанной на традициях. Индивид получил шанс преуспеть за счет собственных достоинств и усилий. Он учился полагаться на себя, принимать собственные решения, отбрасывать предрассудки – и утешающие, и устрашающие. Человек учился смотреть на себя объективно.

Развивалась и политическая свобода. Теперь средний класс мог завоевать политическую власть, иметь политические права и обязанности. Жизнь праздного класса эпохи абсолютизма, основанная на принципе “Lex regis voluntas” (высший закон – воля короля) постепенно идет на убыль. Эпоха абсолютизма, а в области нравов – галантного века для аристократии и высшей финансовой буржуазии [см. Э.Фукс. Галантный век] закончилась в Англии в 1649 г., во Франции – 1789 г., В Германии – 1848 г., а в России вместе с февральской революцией 1917 г. Вместе с этим ушел в прошлое и пышный стиль жизни барокко и рококо. Верноподданническая психика (менталитет), сервильность (раболепие), придворная галантность уступают место новым качествам личности, связанным с собственным достоинством: усердием, умом, бережливостью.

Капитализм освободил человека не только от традиционных средневековых связей и господства нравов времен абсолютизма, но и внес большой вклад в развитие позитивной свободы, в развитие активной, критически мыслящей и ответственной личности. Один из основных факторов капиталистической динамики – принцип частной инициативы – способствовал индивидуализации, т.е. выбору личности в профессиональном, духовном, политическом и других аспектах. Однако, способствуя развитию свободы от сословных и феодальных связей, он одновременно уничтожал связи между людьми, делал их деловыми, экономическими, формальными. Индивидуальное отношение к Богу было подготовкой индивидуальной личности в мирской жизни. Опорой в развитии индивидуальности были следующие факторы: собственность, которая становилась частью личности, а при помощи нее человек был кем-то; престиж и власть, произраставшие из собственности, давали опору и поддержку; этой поддержкой была и семья: семья и дети в буржуазном браке составляли единое целое; чувство национальной гордости, питаемое успехами капитала, способствовало идентификации личности.

Однако все исследователи личности индустриального общества, такие как К. Маркс, М. Вебер, Э. Фромм, К. Хорни, Л. Мамфорд, Э. Тоффлер, Г. Маркузе подчеркивали противоречивость приобретенной свободы, обнажали ее негативные стороны. Вместе с самоутверждением личности, индустриальное общество формировало в ней самоотрицание и конформизм. Если в традиционном обществе экономическая деятельность была средством (и, прежде всего, для удовлетворения потребностей), то теперь она стала целью, поскольку была направлена на получение прибыли. В новом индустриальном обществе, именуемом капитализмом, экономическая деятельность, успех и выгода становятся самоцелью. Личность постепенно превращается в деталь огромной экономической машины. Если у неe большой капитал, он – шестерня, если маленький или у него ничего нет, то онa винтик [см.5]. Э. Фромм отмечает, что если человек способен превратиться в средство для возвышения славы господней, то он подготовлен и к роли раба экономической машины, а со временем и какого-нибудь фюрера [5, с.100]. Конечно, развернув огромную экономическую деятельность, дающую прибыль, индустриализм сыграл положительную роль, прекратив непрерывную борьбу за удовлетворение самых насущных материальных потребностей, как было в Средневековье. Однако, субъективно он заставил человека работать ради внеличных целей, превратил его в слугу сооруженной им машины и государства. Тем самым, чувства личной ничтожности и бессилия увеличиваются. Это касается и крупного капиталиста, и мелкого, и среднего, и наемного работника. Зависимость от рынка, подъемов и спадов производства, от технологии распространялась на всех. Наиболее незащищенным из всех оказывался наемный рабочий.

В целом, характеризуя процесс индивидуализации в индустриальном обществе, необходимо подчеркнуть его обратную сторону: тотальное отчуждение от человека его человеческих качеств. Объясняется это тем, что человек, прежде всего, отчужден от продуктов своего труда; он больше не хозяин построенного им мира. Наоборот, индустриальный мир, созданный человеком, превратился в хозяина, которого человек пытается умилостивить или как-то перехитрить. Взаимоотношения людей утратили ясный человеческий смысл. Они приобрели характер манипуляций. Человек используется как средство. Во всех общественных и личных отношениях господствует закон рынка. Личные отношения скорректированы законами конкуренции. Человек должен быть безразличен к другому, иначе он будет парализован в выполнении своей экономической задачи. Он не должен останавливаться и перед уничтожением конкурента. Отношения между нанимателем и наемным работником – «employer» – использования. Один для другого лишь инструмент. Вне взаимной полезности они не заинтересованы друг в друге. Это отношения отчуждения. Средневековый ремесленник производил продукцию, индустриальный работник производит товар для рынка. Не только экономические, но и личные отношения приобрели характер отчуждения. Это безличные, вещные отношения.

Дух отчуждения пронизывает и отношение человека к себе. Человек продает не только товары, он продает себя и ощущает себя товаром. Рабочий продает свою физическую энергию, предприниматель, наемный служащий продает свою «личность». Личность должна быть привлекательной для рынка, инициативной, активной. Рынок решает, сколько стоят те или иные человеческие качества. Если качества, которые может предложить личность, как метко подмечает Э. Фромм, не пользуются спросом, то у нее вообще нет личностных качеств. Товар, который нельзя продать, ничего не стоит, несмотря на свою потребительскую стоимость. Таким образом, уверенность личности в себе, чувство собственного достоинства зависят от того, что о нем думают другие. Следовательно, у человека нет уверенности в собственной ценности – все решает популярность и рыночный успех. На этом строится самоуважение рыночной личности и преодоление комплекса неполноценности.

Индустриализм как «вторая волна» в цивилизационном развитии человечества (Э. Тоффлер) принес с собой стандартизацию, специализацию, синхронизацию, концентрацию, максимизацию, централизацию во всех областях жизни, вплоть до стандартных тестов определения интеллектуального уровня [21, с.95], а «высокоспециализированный повторяющийся труд дегуманизирует трудящегося» [там же, с.98]. «Для специализированного труда требуется не весь человек, но лишь его часть» [там же, с.99], а это и есть отчуждение человека от самого себя. Все стороны жизни личности вплоть до интимных вплетены в индустриальную ритмическую систему. Все подвержено тенденции концентрации, а также идее непрерывного возрастания. Принцип макрофилии становится ментальной чертой индустриализма, а централизация и обещанная полная демократия не совместимы. В этих условиях стала возможна атомарная концепция личности. Атомистический подход проявился и в политике, где элементарной частицей стал голос, а в супермаркете конкретный человек превращается в статистическую единицу, не более. Как абстрактный покупатель он важен, но как конкретный человек ничего не значит. Таков индустриальный менталитет.

В обществе современной индустриальной и постиндустриальной культуры (в информационную шагнуло чуть более 2% населения земного шара) чувство отчуждения почти не ощущается средним человеком, хотя живет он в атмосфере «страха и трепета» от угрозы безработицы, угрозы тоталитаризма, от угрозы не получить образование, от угрозы беспомощной старости, от угрозы терроризма, от угрозы быть раздавленной личностью коррумпированным бюрократизмом, корпоративным своекорыстным интересом, быть убитым в локальных войнах, умереть от стресса, быть раздавленной букашкой в макрофилическом обществе, как об этом поется у Вилли Токарева: «Небоскребы, небоскребы,

А я маленький такой,

То мне страшно, то мне грустно,

То теряю свой покой»

В условиях быстрой смены информации, непрерывной визуальной и акустической бомбардировки, разноречивой информации и откровенной лжи человеку трудно уловить, что же происходит на самом деле. В такой среде индивид чувствует себя песчинкой, ему остается только «идти в ногу». Такой человек обходится некоторыми облегченными формулами образа жизни: пообщаться, покататься, повеселиться и т.п., как об этом писал виднейший психоаналитик ХХ века Э. Фромм. Если личность лишается своей индивидуальной ориентации, если не умеет пользоваться позитивной свободой в реализации человеческих ценностей, то она сублимируется в различные формы тоталитаризма, если они обещают устойчивый порядок, успех, определенность и уверенность. Так случилось в нацистской Германии, так произошло с личностью социалистических пятилеток, вступившей в «защитную зону» идеологии. Искусственный партийный «коллективизм» и в том и другом случае не спасал личность от атомарности.

Современный уровень демократии в условиях господства технократизма не спасает личность от отчуждения, покорительского рационализма, манипулируемости, отсутствия установок на реализацию и утверждение своей индивидуальности. В таких условиях формируется конформистская (от лат. сonformis – похожий, подобный, единообразный) личность. Современная система воспитания построена на конформизме, поскольку ориентирует на образ «нормального», т.е. усредненного человека, который должен быть «как все». Конформист при отсутствии собственного мнения принимает то, что сказано с апломбом. Отсутствие способности самостоятельно мыслить приводит конформиста к сочетанию в себе наивности и цинизма. Кроме того, происходит тривиализация (от лат. trivialis – обыкновенный, избитый, пошлый, неоригинальный, слишком обыденный) личности. Современные средства массовой информации часто прививают банальности (например, «приветы» по радио или «поле чудес» по телевидению). Конформист хочет того, что принято хотеть в соответствии с принятыми шаблонами. Когда у «Я» не остается собственной сущности, личность является лишь отражением того, что от нее ожидают другие. Сущность такой личности – это «что Вам будет угодно». На этом основывается конформизация. Личность приобретает в таком случае уверенность, но ценой отказа от своей спонтанности (от лат. spontaneus – самопроизвольный, вызванный не внешними воздействиями, а внутренними причинами), индивидуальности и свободы. Такая личность усваивает «Я», которое не составляет ее сущности. Современный человек изображает удовлетворение и оптимизм, но в глубине души он несчастен и почти на грани отчаяния, поскольку он робот и жизнь его не строится на собственных внутренних потребностях. Такое состояние, – говорит Фромм, – таит в себе опасность, которая угрожает культуре. Отчаяние людей-роботов – питательная среда фашизма, тоталитаризма, авторитаризма, терроризма.

«Homo sovetikus» общества так называемого «развитого социализма» представлял собой разновидность личности тоталитарно-конформистского типа, которая сублимировалась до требований официальной идеологии. В противном случае она десублимировалась в «лагерную пыль». Под лозунгом борьбы с буржуазным индивидуализмом подавлялась всякая индивидуальность, признавалась только личность тоталитарно-конформистского типа, официозного коллективизма с убийственным для некорумпированного человека принципом: «коллектив всегда прав». Инакомыслие стоило дорого, не менее дорого оно стоит и сейчас, где в бюрократическом обществе личность только функция, которая выражается в деловитости. «Быть означает быть в деле; там, где ощущалась бы личность, деловитость была бы нарушена» [22, с.309]. Высокого положения достигает только тот, кто пожертвовал своей сущностью, и он не хочет допустить, чтобы другой ее сохранил. «Создается впечатление, что мир попадает под власть посредственности, людей без судьбы, без различий и подлинной человеческой сущности», – писал К. Ясперс в Германии в 1931г., и его слова, сказанные в книге «Духовная ситуация времени» [там же, с.311], по-прежнему остаются истинными в начале XXI в. для людей всего мира. Анализируя кризис культуры как распад духовности личности, К. Ясперс характеризует его как кризис доверия, когда сегодня нельзя доверять ни вещи, ни должности, ни профессии, поскольку каждому сведущему человеку известно об обманах, притворстве, ненадежности и в сфере его деятельности. Все охвачено кризисом, необозримым и непостижимым, который нельзя устранить, а можно только принять как судьбу, терпеть и преодолевать [там же, с.335]. Этот кризис имеет планетарный характер и связан, прежде всего, с тем, что вялая гуманитарность личности, утрачивает гуманность. Тотально отчужденный человек [23] не стал спонтанной индивидуальностью, всесторонне и гармонически развитой личностью, которая планировалась разными, в том числе марксистскими проектами.

Э. Фромм определяет спонтанную индивидуальность как независимую личность, соединенную с миром, другими людьми и природой. Она должна обладать спонтанной активностью, т.е. не навязанной человеку извне. Это не активность робота, обусловленная некритическим восприятием шаблонов, а личность, обладающая самостоятельностью мышления. Спонтанная активность – это свободное самовыражение личности, т.е. по собственному побуждению. Активность эта является творческой, проявляющейся в эмоциональной жизни и интеллектуальной деятельности, а также в собственном волеизъявлении. Предпосылкой спонтанности является целостность личности. Под целостностью понимается та объективная система связей, которая образуется преломлением сущностных сфер человеческой деятельности, которые и обеспечивают единство его бытия. Творческие новации, нравственность общения, гармония с природой, эстетическое взаимодействие с искусством и природой и составляют содержание этой целостности, они слиты в личности в неразрывное целое. Однако, когда дело доходит до реальной целостности, которая создает спонтанную индивидуальность, то ее общественные объективации пока очень незначительны. Так, Э. Фромм называет всего три сферы проявления спонтанной личности: это художники, т.е. творцы искусства в разных его видах, революционеры в широком смысле слова как люди, способные к реализации смелых новаций. Но они могут свою спонтанную активность выражать конструктивно и деструктивно. Преуспевающие революционеры – это, прежде всего, видные политические деятели. Деструктивные активно волеизъявляющие личности находятся, как правило, в категории преступников. И третья сфера – это маленькие дети, не испорченные еще воспитанием, способные думать и поступать искренне и оригинально.

Проявление спонтанности является равнозначным ощущению счастья. Другим важнейшим ощущением спонтанности творческой личности является любовь. При этом любовь понимается не как растворение своего «Я» в другом человеке и не обладание другим как своей собственностью. Она является добровольным союзом двух людей на основе сохранения собственной индивидуальности. Важнейшей составной частью спонтанности является труд, но не как вынужденная деятельность, не как средство избавиться от одиночества, не как выражение своего господства над природой, а деятельность, соединяющая человека с людьми и природой в акте творчества. Только качества, которые вытекают из творческой активности, придают личности силу и делают ее полноценной. Пока в мире и в нашем обществе открытость и спонтанность личности не востребована.

Ростки и тенденции развития спонтанной творческой индивидуальности такие исследователи, как Э. Тоффлер, В.Л. Иноземцев связывают с развитием информационного общества, в котором труд принципиально меняет свою природу. Он становится творческой открытой поисковой деятельностью создания не готового знания, а информации, которую надо синтезировать и использовать благодаря многогранной активности личности, проистекающей из спонтанного и высококвалифицированного поиска нового знания. Пока во всем мире на это способен особый класс меритократии (от англ. merit – заслуга) [см. 24], интеллектуальной элиты, существующей в развитых информационных обществах. В этих обществах «состоятельные и технически оснащенные люди имеют возможность получать информацию быстро и дешево. В других же – бедные и лишенные доступа к элементарной инфраструктуре получают информацию за большие деньги, причем информацию зачастую уже устаревшую. Ясно, что у бедной части населения не остается никаких шансов догнать состоятельную. Малоимущим остается только ненавидеть богатых» [Генрих Юшкявичюс. Цивилизация – это гонка между образованием и катастрофой. // www.telenevs.ru, с.18]. Выход из создавшегося положения кроется, в первую очередь, во введении всеобщего образования, которое должно стать приоритетной сферой общественного развития, бесплатным, непрерывным и глобальным, т.е. выйти в мировое образовательное пространство [см.25]. Тогда и возникнет личность нового информационного общества, способная создавать и использовать информационные технологии. А пока этого нет, личность приобрела еще одну форму социального отчуждения. В большом проекте преодоления этой формы отчуждения у Тоффлера в «Третьей волне» содержатся некоторые рецепты его преодоления, на главный из которых – образование уже указывали и другие исследователи [26].