Эволюция эроса и русское возрождение. В последнее время в западной науке большую актуальности преобретают различные гендерные исследованияТема люви в раннем соцреализме зачастую превосходила тему революции, более того, через неё чаще всего и раскрывалась лучше всего тема револции. Вспомним хотя бы повесть по сути революционного писателя Маяковского «Мещане». Не спроста за раннесоветским искусством закрепилось название «серебряный век». Серебряный век обладает меньшим трагизмом чем век золтой, поскольку золотой век выражает помимо всего прочего и кризис уходяще эпохи, он больше устремлён в прошлое, а вот серебрянный век всецело устремлён в будущее. У буревестника революции Горького в его произведении «Старуха Изергиль» тема любви по сути совпадает с темой революции и именно единый в себе эрос становится источником революионного пафоса. Эрос у Горького в этом произведении проходит три стадии свеого становления последовательно в трёх частях произведения. В первой части речь идёт о диониссийском эросе, затем говорится о апполонийском эросе, воплощённом в герое Данко, а в третьей части односторонность обоих этих эросов рушится в образе главной героини, которая престаёт в образе этой самой старухи. А чего стоит революционная эпопея Шолохова «Тихий Дон», в которой темы любви и революции переплетаются теснейшим образом. И всё это только литература. Я же сейчас хочу поговрить о скульптуре. Здесь символом советского искусства на протяжении всего его существования становится пара «рабочий и колхозница». Рабочий, как тружеик городской и преимущественно мужчина и женщина трудящаяся в деревне вместе как нельзя лучше олицетворяют собой именно единый в себе эрос. Символ «Рабочий и колхозница» заключает в себе гораздо более глубокий смысл, чем мы можем себе представить. Этот смысл уходит корнями в советское понимание коммунизма, несколько отличающееся от марксистского. Маркс как ученик Гегеля сознательно делает крен в сторону апполоизма, и это не случайно. Маркс горожанин, революцию он видит как осуществление диктатуры пролетариата, то есть преимущественно городских тружеников. И действительно, всё растущие города в значительно степени говорили о том, что за ними будушее. Конечно, если бы Маркс увидел бы современные мегаполисы, он бы скорее всего ужаснулся бы. Но, тем не менее, комунизм по Марксу - это больше городской уклад, нежели деревенский. Собственно, это выглядит впоне логично, ведь как я говорил выше, именно с появлением городов появилась политика и цивилизация. Однако то, во что превратил города модерн показывает только одно, деревня необходима городу хотя бы как обширный пригород, в противном случае модернизированный полис превращается в экологически загрязнённое техническое чудовище. Поздний Маркс правда, пытается преодолеть эту однобокость, но антиподом ему выступает другой ученик Гегеля — Кьеркегор. Когда в эпоху промышленных революций деревня приходит в упадок, именно в деревнском укладе Кьеркегор и видит сохранение подлинного человеческого духа, который для него тождественнен духу подлинного христианства. Он предлагает несколько иной путь преодоления отчуждения, нежели Маркс. Кьркегор, очевидно понимая, что деревня и деревенская община исторически была источником отчуждения, видит в этом отчуждении нечто позитивное, поскольку считает, что это есть минимальное отчуждение, нежели в какой-либо другой среде, и такое отчуждение видится ему полезным, особенно преодоление этого отчуждения. Но преодоление частное, а не всеобщее. То есть человек с рождения не, как говорится, «только родился и в дело годился», он отчужден, но условия жизни должны быть таковыми, чтобы это отчуждение с годами исчезало. Тут видимых противоречий Марксу, конечно нет, просто Маркс больше уделяет внимания именно преодолению отчуждению на глобальном уровне, то есть классовых антогонизмов, которые будучи основным проявлением дивергенции сильнее всего стали проявляться при капитализме. Частное преодоление отчуждения Кьеркегора и всеобщее проедоление отчуждения — революция Маркса — это две стороны одной медали. С годами оба мыслителя намечали некотрые пути по сближению, но при жизни их теории так и не встретились. Встречу эту уже на практике осуществил Ленин. Я не знаю, читал ли Ленин Кьеркегора, но последний в начале прошлого века благодаря русскому философу Шестову и другим мыслителям был достаточно популярен в России. Именно Ленин предлагает концепцию, которая повергает тогдашних марксистов в шок — теория о построении социализма, минуя стадию капитализма. Никто тогда не понимает, как можно строить коммунизм в аграрной стране, опираясь не только на пролетариат, но и на трудовое крестьянство. Это было уже креном в сторону эсеров, который потом вслед за Лениным сделали и многие другие партийцы, назвавшие себя большевиками. Позже уже после революции Ленин напишет ряд ценных работ о необходимости усиливать смычку между городом и деревней(а не подавлять последнюю, как предлагал тот же Троцкий), по коллективизации и организации социалистического соревнования. Сама по себе система колхозов, разработанная Лениным и осуществлённая Сталиным в виде коллективизации была мощным шагом к преодалению отчуждения, а значит к обретению диалектического единства эроса. Это единство сохранится в совесткой деревне вплоть до крушения СССР и даже некоторое время после, в отличие от единого эроса в советском городе.
Итак, «Рабочий и колхозница» - это понимание любви в её истиной, исторической сути, п
|