Том Вулф 5 страница

...Нет, какова у меня дочурка! Утверждает, что стесняется меня. Говорит, всему свету известно, что у меня на уме одна пизда. В мои-то годы......Да, сэр, нам это известно. Ваша дочь - потаскушка, каких мало, однако я - король, я просто вынужден отрезать вам яйца......Да я вас, король... за них с престола сброшу....За яйца?...Именно! Что это за король такой с гвоздями?

...Именно! И в п р я м ь п о т р я с а ю щ е. Каждый из нас держит в руке шахматную фигуру и превращается в этого персонажа, все принимаются галдеть, обращаясь к тем, кого видят в этих фигурках, и начинают думать об одном и том же. И я т о ж е в и д е л з а б а в н ы е к р у ж о ч к и п о д р у к о й у э т о й ф и г у р к и, не больше шляпки крошечного гвоздика... Я д а ж е х о т е л о б э т о м с к а з а т ь...

С а м о е у д и в и т е л ь н о е о щ у щ е н и е в м о е й ж и з н и - интерсубъективность, словно раскрылось сознание каждого и все они слились, и теперь достаточно лишь взглянуть на шевеление губ. мерцание глаз или на шахматную фигуру, которую кто-нибудь, раскачивая, держит в руке...

...Вы ведь не стали бы верить девице с электрическими угрями вместо сисек, а, король?...Это те, что ионизировали меч короля Артура на дне болота?...Они самые. Вымя с тысячью мельчайших кровососных банок грудастая потаскушка. Боюсь, сто двадцать бытовых вольт тюремной наживки, если я видел ее......ну как, даже при самом невероятном стечении обстоятельств, могло всем сразу прийти в голову выражение типа сто двадцать бытовых вольт тюремной наживки...

Но ведь и болота тоже - для старой компании с Перри-лейн все это уже не только Сад Эдема и чудесное открытие. Более того, в волшебной лесистой лощине уже слышится ропот. Кизи начинает о р г а н и з о в ы в а т ь н а ш и п о л е т ы. Он выдает наркотики каждому персонально - вот тебе доза, а вот тебе... и только расслабишься и начнешь тащиться, как он уже входит "А ну-ка всем встать!" - и затевает утомительный поход в лес...

Когда все это подходит к концу, кое-кто просит Кизи дать им с собой в Пало-Альто немного кислоты и ИТ-290. "Не-е-е-е-е-ет",- говорит Кизи и многозначительно подмигивает, словно хочет сказать, что никак нельзя, ведь дело деликатное... Лучше примешь еще, когда вернешься...

Позже, на обратном пути, кто-то говорит: "Раньше мы все были равны. А теперь полет ведет Кизи. Мы приезжаем к нему домой. Мы принимаем его кислоту. Мы делаем то, что хочет он".

Но чего он хочет? Постепенно на ум приходит смутная догадка, что фантазия Кизи вновь продвинулась вперед, даже за пределы их собственных, возникших еще на старой Перри-лейн. Как бы там ни было, никто не испытывает желания следовать генеральному плану Кизи. согласно которому все должны переехать к нему, поставить палатки и так далее, короче - переселение Перрилейн в Ла-Хонду. Жилище Кизи стало представляться всем чем-то вроде Версаля среди холмов, а сам Кизи Королем-солнцем, с каждым днем приобретающим все более важный вид со своей огромной челюстью в профиль на фоне секвой и горных вершин. До окончательного разрыва и даже до освобождения от чар дело, однако, так и не доходит. Они чувствуют, что Кизи устремился вперед, еще дальше, к фантазии, изучать которую они могут и не захотеть.

У Кизи стали появляться и новые люди, и это стало еще одной причиной для беспокойства. Кое-кто из перрилейнской компании с трудом представлял себе, кто такой этот Кэссади. Вот он перед нами, в Версале Кизи, подходит, подходит, без рубахи, размахивая руками, а его брюшные мышцы выступают по бокам, как у штангиста... Мы же люди с понятием, мы ценим святого первобытного человека. Один Кизи намекает, что у Кэссади следует у ч и т ь с я, что он с в а м и р а з г о в а р и в а е т. Что он и делал. Кэссади хотелось интеллектуального общения. Однако интеллектуалам хотелось одного чтобы он был святым первобытным человеком, денверским малым, к р е т и н о м среди нас. Временами Кэссади чувствовал, что в интеллектуальном смысле его не признают, и удалялся в угол, не прерывая своего маниакального монолога и бормоча: "Ладно, отправлюсь в собственный полет, пора в собственный полет, это мой собственный полет, вы же понимаете..."

Или Пейдж Браунинг. Труп Ковбоя тоже перебрался через гору. На Перри-лейн он был всего лишь неприметным типом, время от времени заворачивавшим туда по дороге. А теперь Кизи намекает, что у Пейджа Браунинга следует учиться. Кизи видит некую преданность, смелость и творческую, т в о р ч е с к у ю силу за этим мертвеннобледным лицом и адамовым яблоком, за черной мотоциклетной курткой, оставшейся, видимо, с тех времен, когда он разъезжал вместе с Ангелами Ада, - и за его хриплым голосом смотровой волчьей ямы... Вечные волчьи ямы... неужели, в конце концов, это он, презренный классовый страх в среде людей с понятием... людей благовоспитанных... интеллектуалов? Презренный Стуж, как называл его Артур Кёстлер, - Старинный Ужас, с самого детства: благовоспитанный провинциальный мальчик подъезжает на велосипеде к бензоколонке, а там, в смотровой яме, где смазывают машины, сидят на корточках крутые ребята и рассказывают анекдоты про пиздятину, время от времени бесстрастно упоминая медицинские подробности. касающиеся дефекации и хрустящих хрипов. И Боже мой. разве забыл ты их руки с базиликой вен, оплетающих их, как хирургические трубки, переполненных непостижимой крутой силой низших классов, готовой в любой момент заставить их поднять голову и безошибочно о п о з н а т ь нас... благовоспитанных трусоватых детишек. Но Кизи любил эту низкопробную шваль. Он с готовностью с ними тусовался. В свое время он еще потусуется со скотами из бездонных Стужасных глубин волчьих ям - с самими Ангелами Ада...

На самом-то деле, лишь немногие из новой свиты, съехавшейся в Ла-Хонду, были такого уж низкого происхождения, и все-таки жизнь там пошла куда более простая, чем на Перри-лейн.

Появился один из старых друзей Кизи Кеннет Бэббс, только что из Вьетнама, где он был офицером морской пехоты и летал на вертолетах. Бэббс с отличием окончил университет в Майами, где специализировался по английскому языку. К тому же он был прекрасным спортсменом. Он принимал участие в творческом писательском семинаре в Стэнфорде, где Кизи с ним и познакомился. Бэббс был высоким, мощным, раблезианского типа человеком. Вернувшись с войны, он набросился на всех, подобно огромному доброму медведю-гризли, оглашающему округу рыком космического хохота. Иногда он, независимо от того, где находился, целыми днями не снимал форму пилота - л е т и м с о м н о й. А Бэббс был способен на безрассудные полеты. Он много сделал для выработки нового стиля колонии Кизи... Да. Он выдвинул идею п р о к а з, грандиозных публичных пародийных представлений, которые они могли бы устраивать...

Приехал и Майк Хейджен. Это был парень, которого Кизи знал еще в Орегоне, красивый, воспитанный, обходительный, из хорошей семьи, довольно богатый,когда такие парни уводят на первое свидание юных дочерей, им улыбаются папаши: "Я ее чертовски здорово воспитал, Юп, скажешь не так? Подонков я к моей девочке близко не подпущу, ей подойдут только славные мальчики, примерные христиане, которые говорят "Да, сэр", "Да, мэм" и причесываются, намочив расческу". Минут через десять после того, как Хейджен появился у Кизи, позади домика была выстроена его Дрюч- Хибара сбитая из старых досок пристройка с односкатной крышей, убранная внутри остатками ковра, тюфяком с индийским ситцевым покрывалом, свечами, блестящими безделушками, высококлассным громкоговорителем все ради услады и уюта Девушек Хейджена. Господи, ох уж эти Девушки Хейджена и связанные с ними неприятности! - Совершенно Голая, Анонимная,- но все это будет позже. Хейджен был кротким, но вдохновенным мошенником с обезоруживающе приятными манерами. Он обладал особым талантом торговаться, обмениваться, стоять над душой, он имел обыкновение внезапно приезжать в машине, битком набитой сверкающими магнитофонами. киноаппаратурой, микрофонами, динамиками, усилителями, даже видеоаппаратурой, примерно тогда и начал повышаться аудиовизуальный уровень...

И еще, например, в один прекрасный день приехал на выходные из армейского лагеря Форт-Орда старый перри-лейнский приятель Кизи, писатель Гарни Норман, и привез с собой одного из своих армейских друзей двадцатичетырехлетнего старшего лейтенанта пехотных войск Рона Бевёрта. Поначалу Бевёрт ничего, кроме отвращения, у всех не вызывал, поскольку выглядел стопроцентным воякой. Был он толстым, с виду глуповатым. отличался чрезвычайно непристойной короткой армейской стрижкой и полнейшей наивностью. Они, однако, Бевёрту пришлись по душе, и он стал приезжать каждый уик-энд и привозить с собой кучу еды. которой с удовольствием делился со всеми, к тому же он непрерывно улыбался и хохотал, и народ просто не мог его не полюбить. Через некоторое время он демобилизовался и стал появляться чуть ли не каждый день. Он даже начал худеть и крепнуть, а волосы его отрастали до тех пор, пока не стали такими, как у принца Бэльянта из комиксов, и тогда оказалось, что он очень красивый малый и совершенно без ума от... кровяной колбасы. Мало-помалу к нему пристало прозвище "Зануда", и настоящее его имя было почти забыто...

Разумеется, вскоре обитателей Ла-Хонды, да и не только их, начал мучить вопрос... чем там эти лоботрясы з а н и м а ю т с я? Как об этом расскажешь? Ведь о в о сп р и я т и и рассказать невозможно. Словами этого не выразить. У обывателей всегда была одна и та же фантазия, известная как фантазия патологии. Эти л об о т р я с ы - п а т о л о г и ч е с к и е д у р а ч к и. Иногда она носила психологический оттенок - откуда взялись эти ребята, может, из неблагополучных семей? Иногда была социальной - может, эти детишки о т о р в а л и с ь о т о б щ е с т в а?.. неужели наше общество гниет на корню?.. неужели? Обывателям не дано было знать о восприятии ЛСД, поскольку ни разу не приоткрывалась для них та дверь. Оказаться на пороге того, что... Господи! да разве расскажешь им о здешней жизни! Молодежь всегда могла выбирать лишь одно из трех: ходить в школу, устроиться на работу или сидеть дома. И... как же все это было скучно! - по сравнению с ощущением... бесконечности... и жизнью, в которой человек - не ученый, не бюрократ, а... Я и Мы, гармоничные существа среди не чувствующей музыку толпы людей в начищенных до блеска черных туфлях, Я - с глазами, глядящими в почти невидимое отверстие там, в с-с-с-секвойном небе...

Как-то вечером Боб Стоун сидел у себя дома в Менлопарке - он еще посещал писательский семинар в Стэнфорде, - и зазвонил телефон: звонил Бэббс из Ла-Хонды. "Приезжай,- сказал он.- у нас тут кое-что затевается"."Да нет. пожалуй".- сказал Стоун, он не был настроен ехать, он немного устал, к тому же поездка по горной дороге займет не меньше часа, да час обратно, может, как-нибудь в другой раз...

- Давай, Боб, - говорит Бэббс. - Какой там час. Ты вполне доберешься за тридцать минут.

Настроение у Бэббса весьма приподнятое, а на заднем плане Боб слышит музыку и голоса - похоже, и впрямь они что-то затевают.

- Я знаю, сколько это занимает времени, - говорит Стоун. - Минут сорок пять или час, ночью-то уж точно час.

- Слушай! - Бэббс смеется и уже почти орет в трубку: - Отважный путешественник может добраться сюда и за тридцать минут! Отважный путешественник может добраться сюда со скоростью света!

Боб слышит, как на заднем плане несколько голосов скандируют: "Отважный путешественник! Отважный путешественник! "

- Отважный путешественник, - орет Бэббс. - Отважный путешественник встает, выходит из дома, и он уже здесь!

И так до тех пор, пока сопротивление Стоуна наконец не сломлено, - он садится в машину и едет. Он приезжает: разумеется, через час.

Как только он. подъехав к дому, выбирается из машины, изнутри и сверху, из леса, до него доносится Большой Галдеж - вроде бы бьют барабаны, трубят горны, а Проказники завывают и выкрикивают: "Отважный Путешественник!"

"Отважный Путешественник!" "Отважный Путешественник!" "Отважный Путешественник!" "Отважный Путешественник!"

Он входит в створчатые двери передней - безумный огненно-яркий свет, гонги, дудки, барабаны, гитары, по которым колотят, как по ударным инструментам...

"Отважный Путешественник!" "Отважный Путешественник - путешествует за миг!" "Отважный Путешественник..." "...выпрямляет кривизну!" "Отважный Путешественник..." "...искривляет прямизну!" "Отважный Путешественник..." "...луч света!" "Отважный Путешественник..." "...вспышка молнии!" "Отважный Путешественник..." "...накоротко замыкает цепь!" "Отважный Путешественник..." "...собирает коротковолновый оркестр!" "Отважный Путешественник..." "...и его оркестр Веселых Проказников!" "Отважный Путешественник!.."...и его оркестр Веселых Проказников отравляются в паломничество в Страну Востока.

VI. АВТОБУС

Точно не знаю. кому из Веселых Проказников пришла в голову идея насчет автобуса, но и здесь чувствуется почерк Бэббса. Во всяком случае, это была суперпроказа. Первоначальная фантазия, возникшая весной 1964 года, состояла в том, что Кизи и четыре-пять его спутников раздобудут многоместный автомобиль фургонного типа и отправятся в Нью-Йорк на Всемирную ярмарку. В дороге они смогут снять фильм, сделать коекакие магнитофонные записи, поприкалываться на ярмарке и посмотреть, что происходит вокруг. К тому же они окажутся в Нью-Йорке в начале июля, в момент выхода второго романа Кизи "Времена счастливых озарений". Такова была первоначальная фантазия.

Потом кто-то - Бэббс? - увидел в газете объявление о продаже школьного автобуса "Интернэшнл Харвестер" 1939 года. Автобус принадлежал какому-то человеку из Менло-парка. У него были большой дом с обширным участком земли, элегантный твидово-фланелевый комплект одежды и одиннадцать детей. Для детей он автобус и оборудовал. Там были койки, скамейки, холодильник, раковина для мытья посуды, шкафчики, полки и множество других чудесных приспособлений для жизни в дороге. Кизи купил его за полторы тысячи долларов - назвавшись представителем компании "Отважные полеты".

Кизи отдал необходимые распоряжения, и в один прекрасный день Проказники принялись за дело. Они начали тщательно разрисовывать и расписывать автобус, вырезать в крыше дыру и оборудовать крышу так, чтобы там можно было сидеть на свежем воздухе и либо музицировать - хоть на барабанах, хоть на электрогитарах и прочих инструментах, - либо просто ехать. Сэнди поколдовал с проводами и соорудил систему, с помощью которой можно было вести радиопередачу из автобуса с пленок или через микрофоны - с тем, чтобы она гремела на всю округу через мощные динамики на крыше. Кроме того, были установлены наружные микрофоны, чтобы ловить звуки во время езды и слушать их в автобусе. Был озвучен и салон автобуса, что давало возможность вести радиоразговор друг с другом, не обращая внимания на рев мотора и шум дорожного движения. Был еще и некий магнитофонный механизм, устроенный так, что, если что-нибудь сказать, можно было через секунду услышать собственный голос с запаздыванием и при желании вновь выкрикнуть то же самое. Или еще: можно было надеть наушники и одновременно выкрикивать звуки вовне, и они входили в одно ухо, а звуки изнутри, то есть твои собственные звуки, входили в другое. На протяжении всего путешествия не должно было оставаться ни единого треклятого звука - ни вне автобуса, ни в автобусе, ни внутри твоей собственной прикольной гортани,- который нельзя было бы поймать и прокричать потом, ему подражая.

Тем временем автобус был общими усилиями с энтузиазмом расписан, что вылилось в неистовство спектральных цветов - желтого, оранжевого, синего, красного, причем чертовски неряшливое, за исключением тех мест. которые Рой Себёрн расписал чудесными маниакальными мандалами. Да, роспись вышла неряшливая, однако в одном ей никак нельзя было отказать: она пылала, как прикольный пожар. А манифест - спереди, где обозначается конечный пункт,гласил: "Далше", без мягкого знака.

Они предприняли короткую испытательную поездку в северную Калифорнию, и их безумная с виду вещь. набитая безумными с виду людьми, с первых же километров оказалась способной заставить обывателей цепенеть от ужаса и вызывать у них смутное, неосознанное чувство негодования. Проказники выбрались наконец в вотчину обывателей, что возбуждало и кружило голову только посмотрите, как уставились на нас эти мамаши! а страну уже охватывал священный ужас. Однако в любом городке должны были попадаться и трудяги, которые в состоянии позабыть на минуту о своей никчемной жизни какой-нибудь славный малый, чья-нибудь стенографистка - и, увидев автобус, прийти в... восторг или хотя бы попросту разинуть рот от изумления. Так или иначе, Отважные Путешественники считали, что у таких людей еще есть надежда. Что они еще не окончательно потеряны. Кроме того, автобус обладал большими возможностями для изменения обычного порядка вещей. Существовали, например, полицейские.

Как-то днем Проказники совершали испытательную поездку, автобус ехал на север через лес, и вдруг начался лесной пожар. Из леса уже повалил дым все как положено. Все, кто был в автобусе, уже приняли кислоту и были чумовые. Кэссади сидел за рулем, несся через горящий лес и выворачивал рулевое колесо то туда. то обратно, повинуясь своему внутреннему барабанному ритму, а сквозь этот ритм с воем проплывала сирена.

С и р е н а? Дорожный полицейский, который тотчас же начинает казаться самой большой несуразицей в мировой истории. Из леса валит дым. они плывут сквозь вспыхивающую в небе листву, а коп прицепился к их прикольному автобусу. Коп загоняет автобус на обочину и принимается проводить нечто вроде техосмотра этой неуклюжей громадины на предмет безопасности движения, а дыма над лесом все больше и больше. Так-так, номерной знак закреплен неправильно, к тому же над ним нет освещения, и сигнал поворота мне что-то не нравится, а что там с тормозами, посмотрим-ка на ручной тормоз. Кэссади, водитель, уже исполняет специально для этого малого длинный монолог, испещренный всевозможными "сэрами": "Да-да, сэр, это двухклапанный зубчатый тормоз "Хаммонд", вы же понимаете, сэр, проверен на ро-де-о грузовиков в Спрингфилде, штат Орегон, задним ходом по слаломной трассе с воротами из бутылочек для грудных детишек и желтых пеленок, в экзистенциальном апогее Орегона, там ведь полно приколыциков сортирного уровня, вы же понимаете, сэр, якобы аккуратнейший штат, сэр, да, сэр, останавливает до 28 000 фунтов до 28000 фунтов, только взгляните сюда, сэр, проверен первосортным механиком со станции обслуживания компании "Шелл" в Спрингфилде, штат Орегон, зимой 62-го, а у него даже в кедах ноги не мерзли, вы же понимаете, сэр, тормозит 28 000 фунтов, смотрите..." - После чего он дергает на себя ручной тормоз с таким видом, словно тот к чему-нибудь прикреплен - а это вовсе не так, тормоз болтается сам по себе,- а ногой жмет на нормальный тормоз, и автобус начинает трясти так, словно ручной тормоз обладает чертовски мощным сцеплением, однако коп уже и без того совершенно сбит с толку, прежде всего потому, что вконец запутался в монологе Кэссади, да и вообще, какого черта!.. чем эти... люди занимаются. К этому моменту все уже вышли из автобуса и валяются в бурой траве у обочины, гогочут, хихикают, торжествующе вопят, совершенно одурев от кислоты, а как же иначе, старина, ведь горит лес, весь мир объят пламенем, и монолог Кэссади, посвященный безопасной езде, валит у него из глотки, как дым от копченых сосисок, точно во внутренностях у него поджаривается всемогущий бог Скорости, а коп, типичный представитель населения Калифорнии, попавший в эту прикольнейшую ситуацию, окончательно зациклился на ручном тормозе, которого и в природе-то не существует. Что же до копа, то все, что он в состоянии увидеть,- это сборище полоумных в кричащих оранжево-зеленых одеждах и масках - мальчишек и девчонок, мужчин и женщин, человек двенадцать-четырнадцать, лежащих на травке и издающих отвратно безумные звуки - Господи Боже мой!.. да какого черта он станет спорить с... Короче, он оборачивается и говорит;

- Вы что, э-э... бродячие артисты?

- Вот именно, командир, - говорит Кизи. - Мы бродячие артисты. Скажу по секрету, пришлось как следует потрудиться и еще п р е д с т о и т как следует потрудиться, но работа есть работа.

- Ладно,- говорит коп,- вы почините то, что я вам сказал, и... Бросив последний взгляд на полоумных, он направляется к машине. -...И смотрите у меня в следующий раз...

И он дает полный газ и мчится прочь.

А как же иначе! Попробуй оштрафуй людей, если они валяются на бурой траве, напялив светящиеся маски ни дать ни взять маски древнегреческого театра, только с буйством фосфоресцирующих красок,- хихикают и голосят в своих костюмах, в своем отдельном мире, пока бог Скорости шипит, точно картошка на сковороде, в брюхе парня, который говорит не переводя дыхания. Какой там штраф! Никогда еще Проказники не чувствовали себя такими защищенными. Раз уж они отделались от взглядов выпученных глаз обитателей Ла-Хонды, не было больше причин жить в изоляции. Теперь они могли отправиться в путь, смело глядя в лицо Америке и сбивая с толку народ, но прекрасный этот миг преходящ - и автобус исчезнет, и все, что невероятным образом пенится сейчас у них в головах, вновь осядет и спрячется в глубине мозга.

И вот от обиталища Кизи отчалил босховский автобус с табличкой конечного пункта спереди, гласящей: "Далше", с табличкой сзади, предупреждающей: "Осторожно: Потусторонний Груз". Груз был потусторонний, какие сомнения?... однако в автобусе царила эйфория, ведь он был в дороге и стремительно мчался, купаясь в теплых лучах июльского калифорнийского солнца. К тому же все, с чем они прежде имели дело у Кизи, было теперь на борту автобуса, держащего курс Далше. Вдобавок по кругу ходили косяки и было чудесно и радостно пуститься в путь по Америке. Когда они отъезжали, за рулем сидел Кэссади, а в салоне находились Кизи, Бэббс, Пейдж Браунинг, Джордж Уокер, Сэнди, Джейн Бёртон, Майк Хейджен, Зануда, брат Кизи Чак с кузеном Дейлом, парень по прозвищу Братец Джон и три новичка, которые просто хотели то ли покататься, то ли попасть в НьюЙорк.

Один из них был молодой, довольно красивый парень. слегка напоминавший раннего, еще худого Майкла Кейна в "Зулусе", - его звали Стив Ламбрехт. Он был шурином адвоката Кизи Пола Робертсона и в Нью-Йорк ехал к знакомой девушке по имени Кэти. Новенькой была и девушка по имени Пола Сандстен. Она была молоденькой, пухленькой, полной энтузиазма и весьма привлекательной. Кизи был знаком с ней еще в Орегоне. И в-третьих, была некая девица, которую подцепил в Норт-Биче в Сан-Франциско Хейджен из Дрюч-Хибары. Она была прямой противоположностью Полы Сандстен. Худая, с длинными черными волосами, она могла минуту побыть угрюмой и молчаливой, а еще через минуту внезапно разволноваться и начать беситься. Красоты в ней было примерно столько же, сколько в какой-нибудь телевизионной колдунье.

К тому моменту, как они попали в Сан-Хосе, до которого едва ли наберется тридцать миль пути, уже в немалой степени была создана атмосфера всего путешествия. Была ночь, большинство путешественников уже одурели, а автобус сломался. Они въехали на станцию техобслуживания, и вот один из механиков уже скрылся с головой под капотом и изучает мотор, Кэссади не дает двигателю заглохнуть, а фонари дневного света на окружающих станцию столбах отбрасывают на автобус причудливые фосфоресцирующие блики, по шоссе движется поток автомобильных фар, Кэссади еще раз запускает мотор, и из автобуса доносится непрерывный таинственный вой - то ли через громкоговорители, то ли просто из окон. Пола Сандстен схватила микрофон от устройства переменного запаздывания, обнаружила, что может извлекать из него потусторонние звуки, напоминающие страшный хохот некоего радиоупыря, и принимается издавать леденящие душу стоны и крики: "Как вам живется-ца-ца-ца в Сан-Хосе-се-се-се-се",- а аппарат переменного запаздывания подхватывает эти "ца-ца-ца" и "се-се-се", удваивает их, учетверяет и увосьмеряет. Бесконечное, бьющее рикошетом эхо, и все это время потусторонний, отчасти истерический смех, а сквозь все это вместе едва заметно выплывает звон мандолины, извлекаемый из инструмента подругой Хейджена, которая в автобусе перебирает струны, откинувшись на спинку скамейки, и смеется - вот таким манером...

К автобусу подошел какой-то тип, явно местный, однако вся беда в том, что сам автобус на него никакого впечатления не производит, он попросту обязан совершить поступок Типичного Американца: если сломалась чья-то машина, ты должен подойти и поставить диагноз.

И он говорит, обращаясь к Кизи и Кэссади:

- Знаете, что вам, по-моему, нужно? По-моему, вам нужен хороший механик. Ну, я не то чтобы хороший механик, но я...- И, как и следовало ожидать, он приступает к установлению диагноза, а в это время Пола завывает, превращая автобус в дом с привидениями, и Красотка Колдунья бесится и голосит... и...

-...я говорю, по-моему, вам нужен хороший механик, а я не то чтобы хороший механик, но...

И - ну, конечно же! - Нелюди. Весь этот прикольный мир был населен людьми, в любую минуту готовыми заявить, что они совершенно некомпетентны в том или ином деле, и все-таки полными решимости несмотря ни на что немедленно этим делом заняться. Кизи решил, что он - Ненавигатор. Бэббс был Недоктор. Автобусное путешествие уже становилось аллегорией жизни.

Прежде чем направиться через всю страну на восток, они остановились у Бэббса в Сан-Хуан-Капистрано под Лос-Анджелесом. Там у Бэббса и его жены Аниты был дом. Они загнали автобус в гараж Бэббса и расселись на последний большой инструктаж перед тем, как взять курс на восток.

Кизи начинает разговор, растягивая слова на старый орегонский манер, а все остальные хранят молчание.

- Вот что, как я надеюсь, произойдет во время путешествия,- говорит он. - Точнее, как я надеюсь, будет продолжаться, потому что это уже начинается. Все мы начинаем делать общую вещь. и мы будем продолжать ее делать, совершенно открыто, причем ни один из нас не станет отвергать того, что делают другие.

- Чушь собачья, - говорит Джейн Бёртон. Эти слова заставляют Кизи на мгновение умолкнуть, однако он попросту проглатывает обиду.

- Вот такова Джейн.- говорит он.- Она делает свою вещь. Чушь собачья. Такова ее вещь, и она ее делает. Ни один из нас не станет отвергать того, что делают другие. Если чья-то вещь - говорить "чушь собачья", он говорит "чушь собачья". Если кому-то нравится давать пинка под зад, этим он во время путешествия и будет заниматься - давать пинка всем подряд. Он будет делать это совершенно открыто, и никто не станет по этому поводу кипятиться. Он просто может сказать: "Сожалею, что дал тебе пинка, но ничуть не сожалею, что мне нравится это делать. Это мое занятие, я даю людям пинка под зад". Каждый будет тем, кто он есть на самом деле, кем бы он ни был, не должно быть поступков, за которые пришлось бы извиняться. Во время всего путешествия мы будем мириться с тем, какие мы есть.

Отрываем задницы от стульев, и, какие мы есть,вперед, через весь Юго-Запад, и все снимаем на пленку и пишем на магнитофон. Холодильник, плита, раковина, откидные койки, одеяла, кислота, винт, трава - при всем при этом Хейджен заведует кинокамерой, все орут в микрофоны, а рев мотора перекрывает оглушительная музыка - рок-н-ролл, Джимми Смит. Кэссади возбужден как никогда, он без рубахи, с соломенным вариантом ковбойской шляпы на голове, подпрыгивает на сиденье водителя, переключает передачи трах-тарарахбум-трах, колотит по рулевому колесу и коробке передач, орет, словно одержимый экскурсовод, в микрофон, установленный возле его сиденья, отпуская комментарии по поводу каждой проезжающей машины;

-...а вот катит по шоссе парикмахер, сам себя стрижет на скорости пятьсот миль в час, вы же понимаете...

- И запомните эти слова: жертвенный, прекрасный и тщетный! произносит Бэббс.

- Пища! Пища! Пища! - орет Хейджен.

- Уберите свою мазь против затяжек, сержант,кричит Бэббс, обращаясь к Стиву Ламбрехту. - Это же единственное лекарство от затяжки травой, вырывает косяк изо рта в моментальной Антизатяжке...

...и так далее, ведь Стив не выпускает косяк изо рта и вообще тащится как никто из живущих на земле, поглощая все, что попадется под руку, и на время путешествия получает прозвище Чума.

-.., Антизатяжку для Чумы!..

...А потом Бэббс пародирует Кэссади...

-...а вот "кадиллак" с Марией-Антуанеттой......и завывают динамики, завывает ветер, завывает мандолина, завывает потусторонний смех, завывает-ваетвает-вает переменное запаздывание и еще кто-то кто? - да все, черт возьми, завывают...

-...Наконец-то мы тронулись с места - после этих трех ебучих дней!

На второй день они добрались до Уикиапа - древнего оазиса Дикого Запада посреди пустыни Аризона у Дороги 60. Кругом была только серо-бурая пустыня и солнце, да еще озеро, больше похожее на огромный илистый, заросший водорослями пруд, но воздух был потрясающий. Сэнди чувствовал себя великолепно. Там Кизи устроил следующий инструктаж. Было решено именно там впервые за это путешествие принять кислоту и организовать серьезные киносъемки. Кизи с Бэббсом и блистательной сексуальной Полой Сандстен намеревались принять кислоту - П р и в а л! - а остальные должны были запечатлеть то, что произойдет. Хэйджен и Уокер должны были снять все это на пленку. Сэнди отвечал за звукозапись, а Рону Бевёрту предстояло заняться фотографированием.