Том Вулф 23 страницаВнезапно объявляется Сэнди Леманн-Хаупт, побывавший далеко за порогом, на мотоцикле. На этом мотоцикле он проделал весь путь из Нью-Йорка полпути через США и остаток пути через Крысиные земли, до самой юго-западной точки Мексики,- нелегкая задача даже для Нила Кэссади. Кизи смотрит на него и не верит своим глазам. Таким сильным, здоровым, спокойным и уверенным в себе он Сэнди еще не видел. Это вселяет в него смутное дурное предчувствие... Возникает даже Боб Стоун - Боб Стоун из давних перри-лейнских времен. Он приезжает на машине, арендованой в компании "Херц". Прилетев в Мехико, он взял напрокат машину. Он получил в "Эсквайре" задание написать статью о Кизи в эмиграции. Ага, значит, старый мир еще ждет. Стоун, с его всегдашней сверхвпечатлительностью, за каждой кокосовой пальмой видит агентов ФБР и Федералес - в крайнем случае скорпионов,но в то же самое мгновение, как и прежде, очертя голову пускается в каждую катастрофическую авантюру, которая взбредет в голову первому попавшемуся Проказнику, и при этом с криком "Стойте, мол, ребята, это очень опасно", ласточкой летит вниз с ближайшего обрыва. Наглотавшись декседрина, Стоун с Бэббсом садятся в машину Стоуна и, хорошенько растащившись под таблетками. направляются по дороге на Тепик в глубь Крысиной страны. Возвращаются, хихикая, и принимаются наперебой рассказывать о таинственном случае с Дорожным Зверем. Несколько дней они катили по навозной пыли, не смыкая глаз и летая под декседрином, катили сквозь поросшую кустарником и населенную осликами местность, и, когда темнело, все кругом и в самом деле становилось таинственным. Стоун видит маленькие мексиканские мостики, и те превращаются в чудовищных ящериц-ядозубов, их видит и Бэббс. Дорога становится самой настоящей проволокой, натянутой среди безлюдной страны чудовищ, а потом чудовища как-то вдруг начинают командовать дорогой! - прямо впереди - самое крупное дорожное чудовище, на какое когда-либо смотрели глаза человека, такое огромное, что оно оседлало дорогу, точно тарантул с десятифутовыми лапами по краям дороги, а его мерзкое гигантское тело с челюстями под брюхом дожидается п и щ и, и машина медленно движется в его сторону, не решаясь остановиться, не решаясь ехать дальше... - Нет! Не подъезжай близко! -- кричит Стоун. - Ну уж нет,- говорит Бэббс,- мы обязаны. Мы обязаны его проскочить. - П р о с к о ч и т ь! - Мы о б я з а н ы, - повторяет Бэббс.- Иначе мы никогда н е д в и н е м с я д а л ь ш е. Внезапно кажется, что от того, д в и н у т с я ли они д а л ь ш е, зависит весь ход мировой истории. - Я знаю! Но оно слишком... - Обязаны проскочить! - говорит Бэббс. Они мужественно движутся навстречу катастрофе, Армагеддону, концу всего... ...и проскакивают с к в о з ь чудовище!.. ...это какая-то едрючая дорожно-строительная громадина, она тащится по шоссе в темпе мексиканских гуарачей, а метисы в недоумении глядят сверху на машину, только что проскочившую под ними на скорости шестьдесят или семьдесят миль в час... Стоун и Кизи, растащившись как следует под винтом, едут в сторону Соноры. Стоуну, хотя он и ведет машину, кажется, что он сидит в такси за темным стеклом. Ну чем не такси! По дороге они сажают в машину парнишку, американца, голосующего-голосующего, добираясь обратно в Калифорнию. Они могут подвезти его только до Соноры. Мы едем в Калифорнию, говорит Стоун, и они дают полный газ. - Калифо-орни! - произносит Кизи на глупейший провинциальный манер. - Ага,- говорит Стоун.- Я везу туда этого малого,- имея в виду Кизи,везу его в Калифорнию показать, как восходит солнце. Он никогда не видал, как восходит солнце. - А-а-а, - говорит Кизи, - что ты мне голову морочишь! Не восходит нигде никакое солнце. - Стану я тебя дурачить! - говорит Стоун.- Солнце восходит, и ты это скоро увидишь. - До чего же странно ехать вместе с Кизи в такси сквозь мексиканское ничто за темным стеклом. - А-а-а-а-а, - произносит Кизи. Парнишка тем временем сидит ни жив ни мертв. - Да не вру я! - говорит Стоун. - Посмотри вон туда. Вот оно, солнце! - Угу, угу, Б о ж е м о й, ты прав, вот оно, с о л н ц е! Ого... да оно заполня-а-а-а-ает все небо! Оно освеща-аа-а-ает долину! Оно озаря-а-а-а-ает океан! Через несколько миль парнишка заговаривает самым небрежным тоном, на какой только способен: - Слушайте, ребята, я, пожалуй, выйду не в Соноре, а в Тепике. Я как раз вспомнил, мне надо там кое-кого повидать. И он выходит. Н и к о г д а н е д о в е р я й П р о к а з н и к у! А Кэссади - мчится по крысиной прибрежной полосе в очередном Кэссади-автомобиле, газует газует газует с неизменной Кэссади-скоростью, с новым типичным Кэссади-Экскалибуром. При нем четырехфунтовая кувалда с обернутой цветной светящейся лентой ручкой, он без конца размахивает ею, как булавой, подбрасывает в воздух и ловит, подбрасывает с двойным вращением, тройным, четверным, с правильным вращением и эксцентричным, судорожно подергивая в рваном ритме локтями, коленями и ступнями. И Проказа, и Раскол, судя по всему, давно забыты. Если и есть хоть одна живая душа, способная покончить с этим едрючим красным приливом и очистить воздух от слизи, которая быстро растекается во всех направлениях, так это Кэссади. И вот они выкуривают травы, поднимаются на крышу ла каса гранде и садятся, а Кэссади принимается жонглировать кувалдой, шарнирно подергиваясь в сумерках в своем скоростном винтовом полете, всего в какой-нибудь одной тридцатой секунды от Данного Момента. Кэссади исполняет бешеный американский танец с кувалдой на берегу заводи, им видно отражение Кэссади в воде и отражение их самих, смотрящих вниз на Кэссади, но смотрящих в в е р х в воде, в точном асимметричном воспроизведении, мерцающих в сумерках светящимися красками, призывающих призраков прошлого, им видна лунная дверь в мир, погруженный в чудесный процесс самосозерцания, Domnu, одновременно с а т т в а и р а д ж а, fons et origo, мгновенный Фильм - Данный Момент. В о д я н о й! И Иллюзорное Мгновение вновь раскрывает пасть и начинает шевелить крыльями - так хлопает кожаными лопастями ярмарочный аттракцион "колесо фортуны" крылатая Крыса, но ей известен единственный просвет в небесах. Кизи - в ла каса гранде, дует сильный ветер, небо затянуто облаками. Мгновение расправляет крылья, а крысиная штукатурка заклеена страницами Чудо-комиксов, целыми эпизодами с участием Доктора Стрейнджа, Подводника, Удивительного Исполина, Фантастической Четверки, Человека-Факела - словом, Супергероев. Все торчки верят, что их рисуют метедриновые прикольщики в минуту фосфоресцирующей святости рук. Супергерои! Ubermenschen! До чего же странно, что именно Ницше, этот чудной маленький мизантроп в духе Питера Лорре, с бакенбардами и в мрачно-черном тюбингенском профессорском сюртуке, докопался до самой сути... ...и до Кизи доносятся слова Боба Стоуна: - Ницше говорит сейчас у себя на небесах: "Кен, то, что вы делаете, мне по душе - только не читайте моих книг..." ...и все-таки старушка Валькирия глубоко погрузилась в вещь. Мир - не цепь причин и следствий, навеки устремленная вперед, мир конечен и периодически повторяем, отчего все, что когда-либо было и когда-либо будет, втиснуто в д а н н ы й м о м е н т, в нескончаемую Повторяемость, и ждет лишь, когда на поверхности появятся Супергерои; после чего - полная всеобщая переоценка. А если объединить вдохновенную идею Ницше и его собственную, о том, что "л у ч ш е е - в н а с т о я щ е м", о том, что человек вечно смотрит собственный фильм и никогда не сможет попасть в рай, расположенный по ту сторону экрана: жизнь идет по кругу, как верно заметил Ницше, и поэтому важно не столько попасть туда, сколько двигаться. Ж и в и в н а с т о я щ и й м о м е н т. Т а к г о в о р и л и м н о г и е с е р ь е з н ы е т о р ч к и. Я с т а р а л с я. Я о т д а л э т о м у н е м а л о в р е м е н и и с и л. И о к а з а л о с ь, ч т о в с е э т и с е р ь е з н ы е т о р ч к и о д у р а ч е н ы - в с я ш т у к а в т о м, ч т о н а с ч е т ж и з н и в н а с т о я щ и й м о м е н т я б ы л п р а в, н о м ы н и к о г д а н е с м о ж е м п о п а с т ь в н а с т о я щ и й м о м е н т! И все же Проказники и многие их ближайшие друзья верят: он знает, что сумел увидеть хлопающего крыльями зверя, знает, что находится уже не по эту сторону экрана и что докопался уже до вечной истины, до самой сути, и сейчас он на пороге того, что принято считать озарением... если вспомнить: Ночью, растащившись под травой, он вышел на берег и сел, а на другом берегу залива, в городе, светилась реклама - "кока-кола"? - и каждый лучик света исходил по прямой, первобытной линии, каменный век, линия травы, ПРЕРВАННАЯ ночью, на том же месте, растащившись под кислотой, а лучи исходят не прямо, но идеальными полуокружностями, кислотная линия, линия настоящего, идеальный круг, точно паукам впрыснули кислоту, и они сплели идеально круглую паутину - тонкая работа, ПРЕРВАННАЯ ночью, на том же месте, растащившись под опиумом, единственный раз, когда он принял наркотик, вызывающий привыкание, а лучи начинали исходит кругами, но заканчивались маленьким крючком, подобным крючку в воде на японской гравюре, подобным даже крючку на полосах странного газетного комикса "Дух", и это была линия будущего, которая завершает круг и не должна каждый раз проходить весь путь, - она попадает туда благодаря знанию о начале полета, ПРЕРВАННОГО ночью, в грозу, средь полыхающих мексиканских зарниц, растащившись под кислотой, сверкает молния - в о т о н а! - в о т о н а! - электричество течет сквозь него и вытекает наружу, вторая кожа, костюм из электричества, и если всегда было время, то сейчас настал Д а н н ы й М о м е н т! - и он вскидывает руку к небу, чтобы молния сверкнула там, куда он указывает,- в Д а н н ы й М о м е н т! - мы должны избавиться от запаздывания, уничтожить разрыв между вспышкой и глазом и войти туда, войти в Д а н н ы й М о м е н т... как Супергерои... открыть... в конце концов он падает на прибрежный песок, и, когда Горянка находит его, он лежит, задыхаясь и схватившись за горло, как будто разыгрывает на песке комический трюк... З а п р е д е л ы к и с л о т ы. Они уже совершили полет, замкнули круг, и теперь они либо выйдут из него Супергероями, захлопнув за собой дверь и воспарив ввысь сквозь просвет в молодеющем небе, либо простонапросто будут бездельничать в мертвой петле запаздывания. Это почти не вызывает сомнений! Presque vu! это понимали многие серьезные торчки Павел говорил первым христианам: вкушайте вино во имя Духа Святого - рано или поздно н а в е к и заструится в ваших жилах Кровь... Заратуштра говорил своим ученикам: нельзя постоянно употреблять напиток хаома, чтобы в и д е т ь пламя Boxy Маны,- надо самому с т а т ь пламенем, старина... А Доктор Стрейндж и Подводник, Удивительный Исполин, Фантастическая Четверка и ЧеловекФакел проказничают на крысиных стенах ла каса гранде, точно множество кувалдно-стробоскопических Кэссади, fons et origo::::: и вот теперь надо либо прочно удерживать эту вещь внутри себя, либо каждый раз просто-напросто, вымазавшись в грязи, карабкаться из боевой рубки наверх, чтобы хоть одним глазком увидать горизонт::::: XXIV. МЕКСИКАНСКИЙ АРЕСТ Хейджен тем временем становился все больше и больше похожим на... Хейджена. С его неотразимым обаянием... оказывается, когда он отправился в Мексику, за ним увязалась некая красивая дебютантка из Калифорнии. "Дорогой папочка! Обо мне не беспокойся. Я в Мексике с чудесными людьми..." Разумеется, ее отец мгновенно учуял б и т н и к о в и н а р к о т и к и и пустил в ход все свои связи, чтобы разыскать ее и отправить домой. По крайней мере, впоследствии Проказники пришли к выводу, что именно это послужило причиной очередной катастрофы, происшедшей по дороге в Гвадалахару. Как-то вечером Хейджен, Кизи и Шомпол ехали на грузовичке в Гвадалахару и напоролись на засаду, устроенную мексиканскими Федералес. Что делать? Повернуть назад? прорываться? попытаться их одурачить? В то время никаких проблем с местными властями не возникало, и все были твердо уверены в своей безопасности, поэтому Кизи решил остановиться и попросту проделать старую испытанную вещь: затащить их в фильм. Бог свидетель, прежде Проказники справлялись не с одним копом. Однако - разумеется, они не говорили по-мексикански, и поэтому были не в состоянии даже запустить Фильм с этими Федералес. Федералес схватили всех троих, тут же обыскали грузовик на предмет травы и нашли ее, что и решило дело. Под дождем, в темноте, средь Крысиных земель. Мексиканцы не в такой степени, как американские копы, изводят людей насчет травы, но законы у них примерно такие же, и они отнюдь не приходят в восторг, когда в их стране гостят американские торчки, к тому же Кизи был, по их словам, "подогрет". Короче, гарантированная катастрофа. Трасса 15 проходила вдоль железнодорожного полотна, проложенного до самой гватемальской границы. Железную дорогу отделяли от шоссе темные кустистые заросли высокой остроконечной листвы, кустарник и прочее дерьмо, а также отдельные колючки и острые как бритва листья. Кизи грустно улыбается и разыгрывает продолжительную пантомиму: все, мол, ребята, по-честному, попались, значит, попались, ничего не поделаешь. Федералес отбирают у них туристскую карточку, которая на самом деле фальшивая. Да-да-ваша-взяла-ребята, кстати, можно мне на секундочку отлучиться в кустики, пока вы нас не увезли? Парнишке надо отлить; когда хочется ссать, все люди равны - будь то гринго, мексиканцы или кто угодно, верно-ребята? Федералес разрешают, и Кизи отходит в кусты... ...краешком глаза он видит, как, наполовину скрытый насыпью железной дороги, приближается поезд, медленно одолевающий поворот. ...Запустить Ротор! Поднять якорь! Кизи бросается в низкий кустарник, в сторону железной дороги, за ноги его цепляются колючки и острые листья, поезд отбрасывает на остроконечные кусты потусторонний бледно-коричневатый дрожащий свет, Кизи продирается сквозь все это дерьмо, карабкается вверх, к самому поезду, вскакивает на сцепку и хватается за лестницу, ведущую на крышу товарного вагона. Внезапно дождь начинает лить как из ведра, сверкает молния, освещая все место действия и его самого - разгневанные Федералес вприпрыжку несутся через кусты, как типичные мексиканцы из кинокомедии, оставляющие за собой овечьи "орешки" и вопящие: "hoy! pronto!" - а потом ТРРРААААААХХХХХХХХ Эти ублюдки с т р е л я ю т в него! Мама здесь траву курить не разрешает! Какие-то все вспыльчивые здесь, на краю открыто провозглашенной веры - полнейшая тьма - затем Космо вспышкой молнии на мгновение освещает ему всю картину - все те же разгневанные и запыхавшиеся ТРРРАААААХХХХХ комедийно-латиноамериканские копы - в конце концов поезд набирает скорость, и он ложится, прижавшись к дощатой крыше вагона, следующего неизвестно куда, в чей-то Город-Порог. Который, как выясняется, называется Гвадалахара. При себе у него нет ни денег, ни травы - вообще ничего. Он идет в неизменный музыкальный сквер, где днем играют марьячи, и опускается во тьме на корточки, мокрый и продрогший. Хотелось бы знать, терпят ля здесь нищих бродяг из гринго? На рассвете в парке появляется мексиканец, он подходит и заводит разговор по-английски. Стройный, лет двадцати с небольшим, красивый, как Валентине, почти женственный. ПЕДРИЛА! он предлагает Кизи отдохнуть в его гостиничном номере, ПЕДРИЛА! а тот так устал и продрог, что покорно следует за ним. Гостиница мало чем отличается от ночлежки, зато чистая. У этого Марио прибранная комнатка, уютное прибежище. "Ложись, поспи немного". Кизи пытается отогнать фантазию сна, ПРИСТАНЕТ, ПЕДРИЛА! но все-таки надолго засыпает и просыпается абсолютно нетронутый. У Марио нет ни гроша, но он отправляет в Мансанильо телеграмму с оплатой при доставке, используя очередное вымышленное имя Кизи, Сол Альманде. С а л а м а н д р а, вы же понимаете, - зверь, живущий в огне. Весь этот день и весь следующий - в ожидании, Марио, оказывается, просто на редкость симпатичный малый. КАКОВА ЕГО ИГРА? К святому Телеграфе - возносить молитвы. Гуарачистые работники Телеграфе сидят под кружащей в воздухе листвой телеграмм, постоянно прибывающих. А й т ь е м п о. Нужно знать, с какого боку к ним подступиться, говорит Марио. Поднимается на второй этаж Телеграфе. Через минуту Гуарачистый Заведующий уже роется в целой кипе телеграмм в поисках весточки для горящего нетерпением Альманде. Однако - ничего. На следующее утро Кизи решает рискнуть и направляется в американское консульство в качестве несчастного, седого и лысеющего американского рыбака, оказавшегося на берегу без гроша и обязанного вернуться в Мансанильо. Тамошняя девица, некая мисс Хичкок, дает ему двадцать семь песо на оплату автобусной поездки третьим классом до Мансанильо, он садится в автобус, а симпатяга Марио машет на прощанье рукой. Что за бредятина, Кизи, как же ты не понял, что Марио принадлежит к чисто мексиканской породе скромных симпатяг что он всего-навсего муй симпатико. Автобусная поездка была ужасной, восемнадцать часов тряски через Крысиные земли, по дорогам и бездорожью - Крысиные земли, и все же множество открытых лиц. Люди смотрят на тебя, как настоящие торчки, совершенно открыто, хотят скорее до чего-то доискаться, чем что-то утаить. Частые остановки по нужде, и Кизи остается лишь скрепя сердце ждать, когда автобус тронется дальше. Кизи голоден и вконец измучен. Часов через десять они останавливаются, водитель проходит в глубь салона, бросает на Кизи внимательный и открытый симпатико-взгляд и вручает ему шесть песо - именно так, не говоря ни слова, в переводе это около семнадцати центов, но на такое или нечто подобное вполне хватает,- а потом возвращается на свое водительское место. До чего же она удивительна, эта Крысиная страна! Временами они з н а ю т. Значит, есть надежда! - не только для немногих избранных, для Суперпосвященных, но и для никому не известных широких масс, которые раскрываются и смотрят. Они ждут - здесь, в Крысиной стране. Снова в Мансанильо, и вновь начал вырабатываться адреналин. Хейджена и Шомпола упекли за решетку. Как и всё в Мексике, тюремный режим был одновременно и суровым, и мягким. Тюрьма была грязная и кишмя кишела клещами, вшами, скорпионами. Однако, если было чем расплатиться, в камеру переправлялось все, чего только могло пожелать изголодавшееся брюхо, от приправленных ароматным перцем блюд до травы, винта и кислоты. Хейджен и Шомпол сидели до изумления уторченные и нечастные. Как бы там ни было, Кизи начало казаться, что взятие его в кольцо лишь вопрос времени. И меньше всего его волновали мексиканцы. С мексиканцами всегда можно было поладить. Опасаться следовало изуверов из Метрополии. Его волновали похитители трупов из ФБР. Он слыхал о Мортоне Собеле, атомном шпионе, который объявился в один прекрасный день в пограничном городке под охраной агента ФБР и вместе с прочими фэбээровцами перешел границу. Если ФБР удастся физически схватить тебя в Мексике, в дело вмешаются и мексиканцы. Как и усердные твердолобые копы округа Сан-Матео. По слухам, копы из Сан-Матео решили провести отпуск в Мексике по той причине, что намеревались устроить охоту на Кизи и вновь сделаться героями сенсационных статей с жирными заголовками. С каждым днем все опаснее было оставаться в ла каса гранде и Крысиной Лачуге, куда сначала наведался один торчок, потом другой, с дружеской ухмылкой во весь рот - ребята из Калифорнии, даже из Нью-Йорка, которые каким-то образом разузнали, г д е н а х о д и т с я К и з и. Они всегда заявлялись с таким видом, как будто Проказники должны были встречать их, сияя от восторга - м ы в е д ь и з б р а н н ы е с в я т ы е, о с н о в а т е л и к и с л о т н о г о м и р а, не в силах сдержать радостную ухмылку. Очевидно, важнейшим делом всего кислотного мира Штатов считалось разузнать, где находится Кизи. Это был показатель прямой причастности к вещи. А г а я п о в и д а л т а м К и з и. Кроме того, некоторые Проказники привезли с собой друзей. В том числе, разумеется, и девушек. А Пейдж сошелся с высокой блондинкой, похожей на датчанку, которую все стали звать Дорис Копуша. Все это превращалось в Ла-Хонду, в ее тропический финал, Ла-Хонду в Тропике Рака. Народ все прибывал и прибывал, разбредаясь по всем владениям Проказников, устраиваясь в доме, в Крысиной Лачуге, в автобусе. Как-то ночью девушку по имени Джинни укусил скорпион. Все проснулись - что делать? Поразмыслив, они решили плыть по течению и вновь улеглись спать. Она выжила. Кизи относился к происходящему весьма терпимо. Ни одного человека не выставили вон. Э т о Т е с т д л я м о и х о т к р ы т о п р о в о з г л а ш е н н ы х у б е ж д е н и й. Во всяком случае, было уже невозможно поверить в то, что в фильме о Беглеце сохранялось хоть какое-то подобие тайны. Все было лишь вопросом времени и апатиитиитиитии... Временами создавшаяся обстановка начинала действовать Кизи на нервы, и тогда он садился в машину, ехал на высокий обрывистый берег, курил траву и смотрел в океанскую даль... подумать только, совсем как Черная Мария. Черная Мария испытывала адские душевные муки. Точнее, она была дьявольски одинока. О д и н о к а? И действительно, разве может истинно открытый человек чувствовать себя одиноким в компании стольких истинно открытых людей, которые делают совместно столько вещей и постоянно совместно тащатся? Разве Г о р я н к а чувствовала себя когда-нибудь одинокой? Разве Г о р я н к у охватывало когда-нибудь отчаяние? Такое казалось немыслимым; Горянка была синхронно погружена в вещь. Что же до Черной Марии, то она была, вероятно, единственным человеком за всю историю вещи, умудрившимся остаться одиноким... в иерархии Проказников. И е р а р х и я П р о к а з н и к о в? Но ведь предполагалось, что никакой иерархии Проказников н е с у щ е с т в у е т. Кизи считался ненавигатором и неучителем. Безусловно, все остальные члены братства были равными среди равных, ведь в нем отсутствовало соперничество, не велось никаких игр. Все это они оставили в добропорядочном мире... однако... хоть игрой это назовите, хоть чем угодно: первой, ближайшей к Кизи женщиной была в тот момент Горянка, второй - Фэй, а может, и наоборот, Черная Мария же считалась, вероятно, третьей, но так была от всего далека, что это не имело никакого значения. У мужчин был Бэббс, всегдашний фаворит... и н и к а к и х и г р... однако временами все это весьма напоминало старую как мир игру в с и л ь н у ю л и ч н о с т ь... наружность и все то же привычное а г р е с с и в н о е обаяние компанейского парня - вот что было там гарантией победы, как, впрочем, и везде... И все же со временем Черная Мария сделалась Проказницей. И то, что она уже Проказница, было воспринято как нечто само собой разумеющееся. Она сумела изменить течение, отнюдь при этом с ним не смирившись. Те же муки испытывала и девушка Пейджа, Дорис Копуша. Ей хотелось задать кому-нибудь один вопрос, но она никак не решалась. Наконец она подошла к Сэнди Леманн-Хаупту и спросила: - Что это значит - "Н и к о г д а н е д о в е р я й П р о к а з н и к у"? XXV. ТАЙНЫЙ АГЕНТ НОМЕР ОДИН После полудня Пейдж врывается в ла каса гранде с криком: - Эй! Какой-то тип фотографирует нас с той стороны дороги! Так оно и есть. Из окна стоящего по ту сторону прибрежной дороги недостроенного коттеджа, еще одного шлакоблочного крысиного чуда, выглядывает какой-то малый. Объектив его фотоаппарата играет яркими солнечными бликами. Организм Кизи вырабатывает адреналин для очередного побега, однако Пейдж бросается через дорогу к коттеджу, причем с видом, не оставляющим сомнений в том, что владелец коттеджа - именно он, и вскоре следом за ним туда направляется Бэббс. В коттедже они обнаруживают мексиканца с виду лет тридцати с небольшим, одетого как типичный коммерсант - металлического цвета костюм, белая рубашка и галстук. - Интересно знать, какого дьявола ты тут торчишь? - говорит Пейдж. - Привет, амиго, - отвечает парень, ничуть не смутившись. Говорит он по-английски. - Я думать, может, купить этот дом. Вы любите здешний пляж? - Да! Да! Именно! Именно! Именно! - говорит Бэббс. Напускная дружелюбная ухмылка Бэббса достигает такой силы воздействия, что парень на миг теряет самообладание, но тут же вновь собирается с духом. - Да? - Да! Да! Именно! Именно! Именно! - Да. Я рад. В таких вещах я любить мнение других людей. Ну ладно... пока, амигос! - и он направляется к выходу. - Пришли нам снимки, если они выйдут нормально,- говорит Бэббс. - Снимки? - Да! Да! Именно! Именно! Именно! - Какие снимки? - Наши. Мы любим фотографироваться. У нас уже целый альбом. Мы любим снимать с к р ы т о й к а м е р о й, понимаешь? Готов спорить, что и у тебя такие снимки найдутся. - Да. - Выражение лица у мексиканца весьма задумчивое. - Вот что, друзья, наверно, вы можете мне помочь. - Да! Да! Именно! Именно! Именно! - Я из мексиканской Военно-морской разведки, и, наверно, вы можете помочь... нам. У нас есть сведения, что в здешних водах действовать русские подводные лодки. - Под-вод-ные лод-ки! - произносит Бэббс в полнейшем напускном изумлении. Некоторые из Проказников собрались перед ла каса гранде понаблюдать, как Бэббс, Пейдж и мексиканец выходят из крысиного коттеджа. - Да, - говорит мексиканец. - У нас есть сведения, что эти подводные лодки ночью плавать у самого берега, в этих самых водах. Вы ничего такого не замечать? - З а м е ч а т ь! - говорит Бэббс. - Клянусь Богом, з а м е ч а т ь! Приезжай как-нибудь ночью! По ночам их тут просто адское количество, уснуть невозможно от сигнальных огней. Они светят прямо в окна и страшно мигают, это явно зашифрованные ш п и о н с к и е с и г н а л ы. Ш п и о н с к и е. Но мы с этим покончим. Над этим у нас серьезно торчит не одна светлая голова. Хотя бы вот этот парень, - он показывает на Пейджа, продолжая без умолку рассказывать о неслыханно беззастенчивых действиях русских подводных лодок в здешних водах, а в это время через дорогу к ним направляется Кэссади, он подбрасывает на ходу свою кувалду с одним оборотом, с двумя и тремя, заставляя ее выписывать в воздухе восьмерки, ловя ее за спиной и тому подобное, но ни разу при этом на них не взглянув. Кэссади берет кирпич, устанавливает его на заборе, футах в пятнадцати от мексиканца, не произнеся при этом ни слова и даже не повернувшись в их сторону, непрерывно подергивая руками и дрыгая ногами в ритме своего внутреннего Джо Кьюбы. Затем он вновь удаляется на ту сторону дороги. - Да,- говорит мексиканец.- Пожалуйста, можно попросить вас вот о чем? У нас есть донесение о том, что один из этих русских мог высадиться с подводной лодки на берег. Рост примерно пять футов одиннадцать дюймов... мускулистый... на вид около тридцати лет... у него... светлые волосы, волосы виться, на макушке иметь маленькая лысина... Вы не видеть похожий человек? - О д и н из этих русских! - восклицает Бэббс. Ты бывал в Съестном Ряду? - В Съестном Ряду? - Да! Да! Именно! Именно! Именно! На рыночной площади. На рыночной площади только и слышишь, что русскую речь. Русских там пруд пруди. Это уже д а в н о всем известно, старина! Мексиканец наклоняет голову и сквозь темные очки пристально смотрит на Бэббса, точно пытаясь поместить его в фокусе... ...и именно в этот момент... ФИИУУФИИУУФИИУУФИИУУФИИУУФИИУУ ...Кэссади, стоя в двадцати футах от них на той стороне прибрежной дороги, запустил, хорошенько раскрутив, свою четырехфунтовую кувалду, и та, вращаясь, как кривой мексиканский нож, превратила в ничто установленный на заборе кирпич - в пятнадцати футах от мексиканца. - Да, - говорит мексиканец. - Спасибо, друзья. После чего он поворачивается, торопливым шагом удаляется по дороге в сторону своего седана, садится в него и убирается восвояси. На следующий день, однако, этот типчик вновь вприпрыжку прохаживается вдоль прибрежной дороги, и Бэббс выходит ему навстречу. - Амиго! - говорит мексиканец. - Ну как, видеть сегодня русских?! сияя при этом широченной ухмылкой, точно желая сказать: мы-то с тобой в курсе, приятель, что это просто удачная шутка. Тогда Бэббс взвешивает все за и против и говорит, пойдем, мол, в полинезийский ресторан, там все и обсудим. Как мужчина с мужчиной. Мексиканец не возражает, и они направляются в город, в полинезийский ресторан. Что ж, по крайней мере, удалось увести этого типа подальше от ла каса гранде. Кизи учитывал такой вариант и готов был уносить ноги в одной из машин. Он мог бы скрыться и в джунглях, но джунгли - сплошная бредятина. С другой стороны, дорога из города тоже не подарок. Если кольцо вокруг него и вправду сжимается, то Трасса 15 наверняка перекрыта, и ему ни за что не выбраться. Ну ладно, в любом случае из ла каса гранде надо валить. И они со Стоуном садятся в машину Стоуна и едут на обрывистый берег, а по дороге для более глубокой оценки ситуации делают по паре затяжек. Остановившись на берегу, они смотрят вниз на гниющий красный прилив. Едрючий красный прилив. Они со всех сторон обмозговывают ситуацию, и Кизи принимает решение: нет смысла ни бежать в джунгли, ни прорываться сквозь дорожный заслон. Это и х игра, игра в "полицейских и воров". Это и х фильм, а свой фильм они знают вдоль и поперек, о н и знают, чем он кончается, знаем, чем он кончается, и м ы. После развеселой погони торжествует справедливость, и в последней части Беглец, в ужасе от своей наркоманской жизни, жрет навозную пыль. Единственный выход - превратить этот фильм в фильм Проказников и вообразить, что в фильм Проказников попал этот металлический типчик. Некому ведь прибежать жаловаться - мол, фильм, мамочка, стал неитересный, слишком он стал, мамочка, ж и з н е н н ы й. Надо верить в провозглашенные принципы, майор, надо верить!.. иначе сядешь в лужу, и никто тебя не услышит... Они заговаривают о виденных ими фильмах про Беглецов, где Беглецам удается взять верх, и в памяти у них всплывает "Касабланка", картина с Хамфри Богартом. Богарт во время второй мировой войны скрывался в Касабланке, в марокканской пустыне, где держал ресторан и оказывал пособничество борцам Сопротивления из Европы, а фэбээровец вроде нациста или французского вишиста, короче, коп-злодей, заявляется к нему и устраивает допрос.
|
