ПРИБАВЛЕНИЕ

Сказанное мною в этой части о правильном образе жизни расположено не в таком порядке, чтобы все мо­жно было обнять с одного взгляда; оно доказано мною разбросанно, сообразно с тем, как легче можно было вывести одно из другого. Поэтому я предположил здесь все это снова собрать и свести к главным пунктам. [...]

[...] Гл. IV. [...] Самое полезное в жизни — совершен­ствовать свое познание или разум, и в этом одном со­стоит высшее счастье или блаженство человека; ибо блаженство есть не что иное, как душевное удовлетво^ рение, возникающее вследствие созерцательного (ин­туитивного) познания бога. Совершенствовать же свое познание — значит не что иное, как познавать бога, его атрибуты и действия, вытекающие из необходимости

его природы. [...]

Гл. V. Поэтому нет разумной жизни без познания, и вещи хороши лишь постольку, поскольку они способ­ствуют человеку наслаждаться духовной жизнью, со­стоящей β познании. И наоборот, только то, что препят-

ствует человеку совершенствовать свой разум и нас­лаждаться разумной жизнью, мы называем злом. [...]

Гл. XII. Всего полезнее для людей — соединиться друг с другом в своем образе жизни и вступить в такие связи, которые удобнее всего могли бы сделать из всех одного, и вообще людям всего полезнее делать то, что способствует укреплению дружбы. [...]

Гл. XIV. Вследствие этого хотя люди во всем посту­пают большей частью под влиянием страсти, однако из их сообщества вытекает гораздо более удобств, чем вре­да. Поэтому лучше равнодушно переносить их обиды и прилагать свое старание к тому, что ведет к заключе­нию согласия и дружбы. [...]

Гл. XX. Что касается супружества, то оно, конечно, согласно с разумом, если только стремление к полово­му совокуплению порождается не одним только внеш­ним видом, но также и любовью к рождению детей и мудрому воспитанию их и, кроме того, если обоюдная любовь мужа и жены имеет своей причиной не одну только внешность, но в особенности свободу духа. [...]

Гл. XXVIII. [...] Для добывания [...] питательных средств едва ли было бы достаточно сил каждого отдель­ного человека, если бы люди не помогали друг другу. В сокращенном виде деньги представляют все вещи. Отсюда и произошло, что их образ обыкновенно всего более занимает душу черни, так как они едва ли могут вообразить себе какой-либо вид удовольствия без сопро­вождения идеи о деньгах как причины его. [...]

Гл. XXXII. [...] Человеческая способность весьма ог­раниченна, и ее бесконечно превосходит могущество внешних причин; а потому мы не имеем абсолютной возможности приспособлять внешние нам вещи к на­шей пользе. Однако мы будем равнодушно переносить все, что выпадает на нашу долю, вопреки требованиям нашей пользы, если сознаем, что мы исполнили свой долг, что наша способность не простирается до того, что­бы мы могли избегнуть этого, и что мы составляем часть целой природы, порядку которой и следуем. Если мы ясно и отчетливо познаем это, то та наша часть, кото­рая определяется как познавательная способность, т. е. лучшая наша часть, найдет в этом полное удовлетворе-

ние и будет стремиться пребывать в нем. Ибо, посколь­ку мы познаем, мы можем стремиться только к тому, что необходимо, и находить успокоение только в tqm, что истинно. А потому, поскольку мы познаем это пра­вильно, такое стремление лучшей части нашей согласу­ется с порядком всей природы (стр. 581—587).

ЧАСТЬ ПЯТАЯ

О МОГУЩЕСТВЕ РАЗУМА ИЛИ О ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ СВОБОДЕ

ПРЕДИСЛОВИЕ

Перехожу, наконец, к другой части этики, предмет которой составляет способ или путь, ведущий к свободе. Таким образом, я буду говорить в ней о могуществе разума (Ratio) и покажу, какова его сила над аффек­тами и затем в чем состоит свобода или блаженство ду­ши; мы увидим из этого, насколько мудрый могущест­веннее невежды. До того же, каким образом и каким путем должен быть разум (Intellectus) совершенствуем и затем какие заботы должно прилагать к телу, дабы оно могло правильно совершать свои отправления, здесь нет дела, ибо первое составляет предмет логики, вто­рое — медицины.

Итак, я буду говорить здесь, как уже сказал, един­ственно о могуществе души или разума, и прежде всего покажу, какова и сколь велика его власть в ограниче­нии и обуздании аффектов. Мы показали уже, что эта власть не безусловна. Хотя стоики и думали, что аф­фекты абсолютно зависят от нашей воли и что мы мо­жем безгранично управлять ими, однако опыт, вопи­ющий против этого, заставил их сознаться вопреки сво­им принципам, что для ограничения и обуздания аф­фектов требуется немалый навык и старание (стр. 588). Итак, так как могущество души, как я выше пока­зал, определяется одной только ее познавательной спо­собностью, то только в одном познании найдем мы сред­ства против аффектов, которые, как я думаю, все знают по опыту, но не делают над ними тщательных наблю-

дений и не видят их отчетливо, и из этого познания мы выведем все, что относится к блаженству души. [...]

Теорема 1. Телесные состояния или образы ве­щей располагаются в теле точно в таком же порядке и связи, в каком в душе располагаются представления ' и идеи вещей. [...]

Теорема 3. Аффект, составляющий пассивное со­стояние, перестает быть им, как скоро мы образуем яс­ную и отчетливую идею его. [...]

Теорема 4. Нет ни одного телесного состояния, о котором мы не могли бы составить ясного и отчетливо­го представления. [...]

Схолия. [...] Всякий обладает способностью ясно и отчетливо познавать себя и свои аффекты если не аб­солютно, то по крайней мере отчасти, а следовательно, и достигать меньшего страдания от них. [...] Должно забо­титься о том, чтобы самый аффект был отделен от пред­ставления внешней причины и соединен с представле­ниями истинными. [...] Влечения или желания, обык­новенно возникающие из подобных аффектов, не будут чрезмерными. Ибо прежде всего должно заметить, что одно и то же влечение делает человека и активным и пассивным. [...]

Теорема 6. Поскольку душа познает вещи как не­обходимые, она имеет тем большую власть над аффек­тами, иными словами, тем менее страдает от них. [...]

Схолия. Чем больше это познание (именно, что все вещи необходимы) простирается на единичные вещи, которые мы воображаем отчетливее и живее, тем боль­ше бывает эта власть души над аффектами, что свиде­тельствует также и опыт. В самом деле, мы видим, что неудовольствие вследствие потери какого-либо блага утихает, как скоро человек, потерявший его, видит, что это благо никоим образом не могло быть сохранено (стр. 591-595).

Теорема 10. Пока мы не волнуемся аффектами, противными нашей природе, до тех пор мы сохраня­ем способность приводить состояния тела в порядок и связь сообразно с порядком разума (intellectus) (стр. 597).

ΤβορβΜβ·19. Кто любит бога, тот не может не стре­миться, чтобы и бог в свою очередь любил его. [...]

Теорема 20. [...] Схолия. [...] Эта любовь к богу есть из всех аффектов самый постоянный и, поскольку он относится к телу, может уничтожиться только вме­сте с самим телом. [...]

Таким образом, из сказанного мы легко можем себе представить, какую силу имеет над аффектами ясное и отчетливое познание, и в особенности тот третий род его (о котором см. сх. т. 47, ч. II), основание которого составляет самое познание бога. Это понятие если и не совершенно уничтожает аффекты, составляющие пас­сивные состояния (см. т. 3 со сх. т. 4), то по крайней мере достигает того, что они составляют наименьшую часть души (см. т. 14). Далее, оно рождает любовь к вещи неизменной и вечной (см. т. 15), которой мы в действительности обладаем (см. т. 45, ч. II), вследст­вие чего эта любовь не может быть запятнана никаки­ми пороками, присущими обыкновенной любви; но, на­оборот, может (по т. 15) возрастать все более и более, занять наибольшую часть души (по т. 16) и оказать на нее широкое воздействие. [...]

Теорема 21. Душа может воображать и вспоми­нать о вещах прошедших, только пока продолжает су­ществовать ее тело. [...]

Теорема 23. Человеческая душа не может совер­шенно уничтожиться вместе с телом, но от нее остается нечто вечное. [...]

Теорема 24. Чем больше познаем мы единичные вещи, тем больше мы познаем бога. [...]

Теорема 25. Высшее стремление души и высшая ее добродетель состоят в познании вещей по третьему роду познания. [...}

Теорема 28. Стремление или желание познавать вещи по третьему способу не может возникать из пер­вого рода познания, из второго же рода возникнуть мо­жет.

Доказательство. [...] Ясные и отчетливые идеи наши, или такие идеи, которые относятся к третьему роду по­знания (см. сх. 2 т. 40, ч. II), не могут вытекать из идей искаженных и смутных, относящихся (по той же

ex.) к первому роду познания, но только из идеи аде­кватных, иными словами (по той же ex.), из второго и третьего рода познания. [...]

Те о p e м а 29. [...] Схолия. Мы представляем вещи как действительные (актуальные) двумя способами: или представляя их существование с отношением к извест­ному времени и месту, или представляя их содержащи­мися в боге и вытекающими из необходимости божест­венной природы. Вещи, которые мы представляем ис­тинными или реальными по этому второму способу, мы представляем под формой вечности, и их идеи обнима­ют вечную и бесконечную сущность бога, как мы пока­зали это в т. 45, ч. II (см. также ее схолию).

Теорема 30. Душа наша, поскольку она познает себя и свое тело под формой вечности, необходимо об­ладает познанием бога и знает, что она существует в боге и через бога представляется. [...]

Теорема 32. Все, что мы познаем по третьему ро­ду познания, доставляет нам удовольствие, и притом сопровождаемое идеей о боге как его причиной. [...]

Королларий. Из третьего рода познания возникает необходимо познавательная любовь к богу (amor Dei intellectualis). [...]

Теорема 34. Душа подвержена аффектам,относя­щимся к пассивным состояниям, только пока продол­жает существовать тело. [...]

Королларий. Отсюда следует, что, кроме познава­тельной любви, никакая другая любовь не вечна.

Схолия. Если мы обратим внимание на обычное мне­ние людей, то найдем, что хотя они и сознают вечность своей души, однако смешивают ее с временным про­должением и приписывают ее воображению или па­мяти, которые, как они думают, остаются и после смерти. [...]

Теорема 36. Познавательная любовь души к богу есть самая любовь бога, которой бог любит самого себя не поскольку он бесконечен, но поскольку он может выражаться в сущности' человеческой души, рассмат­риваемой под формой вечности, т. е. познавательная любовь души к богу составляет часть бесконечной люб­ви, которой бог любит самого себя. [...]

Теорема 38. Чем больше вещей познает душа по второму и третьему роду познания, тем менее она стра­дает от дурных аффектов и тем менее боится смерти. [...] Теорема 39. Имеющий тело, способное к весьма многим действиям, имеет душу, наибольшая часть ко­торой вечна. [...]

Теорема 40. [...] Королларий. [...] Та часть души, которая остается, какова бы ни была она по своей вели­чине, совершеннее другой части. Ибо вечная часть души (по т. 23 и т. 29) есть разум, в силу одного кото­рого мы называемся действующими (по т. 3, ч. III); та же часть, которая, как мы показали, погибает, есть во­ображение (по т. 21), благодаря которому мы назы­ваемся страдательными (по т. 3, ч. III, и общ. опр. аффектов). [...]

Теорема 41. Хотя бы мы и не знали, что душа наша вечна, однако уважение к общему благу, благо­честие и вообще все, относящееся, как мы показали в четвертой части, к мужеству и великодушию, мы все-таки считали бы за главное. [...]

Схолия. Обыкновенно, по-видимому, существует иное убеждение. Большей частью люди думают, ка­жется, что они свободны лишь постольку, поскольку им позволено повиноваться своим страстям, а будучи при­нуждены жить по предписанию божественного закона, они думают, что поступаются своим правом. Таким образом, уважение к общему благу, благочестие и во­обще все, что относится к твердости духа, они считают бременем, от которого после смерти они надеются из­бавиться и получить награду за свое рабство, именно — за свое уважение к общему благу и благочестие. Впро­чем, жить по предписанию божественного закона, по­скольку это позволяют им их немощь и душевное бес­силие, их заставляет не одна только эта надежда, но также и главным образом страх подвергнуться после смерти тяжким наказаниям. И если бы в людях не жили эта надежда и страх, если бы, наоборот, они ве­рили, что души погибают вместе с телом и что для несчастных, сокрушенных бременем уважения к об­щему благу, нет другой жизни, они стали бы жить по своему нраву и предпочли действовать во всем под

влиянием страсти и повиноваться скорее счастью, чем самим себе. [...]

Теорема 42. Блаженство не есть награда за добродетель, но сама добродетель; и мы наслаждаемся им не потому, что обуздываем свои страсти, но, наобо­рот, вследствие того что мы наслаждаемся им, мы в со­стоянии обуздывать свои страсти. [...]

Схолия. [...] Из сказанного становится ясно, на­сколько мудрый сильнее и могущественнее невежды, действующего единственно под влиянием страсти. [...] Мудрый, как таковой, едва ли подвергается какому-ли­бо душевному волнению; познавая с некоторой вечной необходимостью себя.самого, бога и вещи, он никогда не прекращает своего существования, но всегда обла­дает истинным душевным удовлетворением. Если же путь, который, как я показал, ведет к этому, и кажется весьма трудным, однако все же его можно найти. Да он и должен быть трудным, ибо его так редко находят. В самом деле, если бы спасение было у всех под руками и могло бы быть найдено без особенного труда, то как же могли бы почти все пренебрегать им? Но все пре­красное так же трудно, как и редко (стр. 602—618).