ТРАКТАТ О ДУШЕ

Ни Аристотель, ни Платон, ни Декарт! ни Мальбранш не объяснят вам, что такое душа ваша. Напрасно вы будете му­читься в поисках познация ее природы: не в обиду будь ска­зано вашему тщеславию и упорству, вам придется подчиниться неведению и вере. Сущность души человека и животных есть и останется всегда столь же неизвестной, как и сущность ма­терии и тел. Более того, душу, освобожденную при помощи абстракции от тела, столь же невозможно себе представить, как и материю, не имеющую никакой формы. Душа и тело были созданы одновременно, словно одним взмахом кисти. [...] Тот, кто хочет познать свойства души, должен сперва открыть свой­ства, явно обнаруживающиеся в телах, активным началом ко­торых является душа.

Такого рода рассуждение логически приводит к мысли, что нет более надежных руководителей, чем наши чувства. Они являются моими философами. Сколько бы плохого о них ни говорили, одни только они могут просветить разум в поисках истины; именно к ним приходится всегда восходить, если всерьез стремиться ее познать.

Итак, рассмотрим добросовестно и беспристрастно, что мо­гут открыть нам наши чувства в отношении материи, сущности тел, в особенности организованных, но будем видеть только то, что есть в действительности, и не будем прибегать к вымыс­лам. [...]

Все философы, внимательно изучавшие природу материи, рассматриваемой, как таковая, независимо от всех форм, обра­зующих тела, открыли в ней различные свойства, вытекающие из абсолютно неизвестной сущности. Таковы, во-первых, спо­собность принимать различные формы, которые появляются в самой материи и благодаря которым материя может приобре­тать двигательную силу и способность чувствовать; во-вторых, существующую протяженность, принимаемую ими за атрибут, свойство, а не за сущность материи.

Впрочем, есть некоторые философы, и в их числе Декарт, которые хотели свести сущность материи к одной только про­тяженности, ограничивая все свойства материи свойствами про­тяженности. Но это понимание было отвергнуто всеми осталь­ными современными философами, более внимательными ко всем свойствам этой субстанции, и способность материи приобретать двигательную силу, как и способность чувствовать, всегда счи­талась ими существенным ее свойством, как и протяжен­ность. [...]

Хотя мы не имеем никакого представления о сущности материи, мы не можем отказать ей в признании свойств, от­крываемых нашими чувствами.

Открывая глаза, я вижу вокруг себя только материю или протяженность. Итак, протяженность — свойство, всегда при­надлежащее всякой материи, могущее принадлежать только ей одной и, следовательно, присущее своему предмету.

Это свойство предполагает в субстанции тел три измере­ния: длину, ширину и высоту. [...]

То, что обыкновенно называют формой, заключается в раз­личных состояних или различных модификациях, видоизмене­ниях, которым подвергается материя. Эти модификации полу­чают бытие или свое существование от самой материи, подобно тому как оттиск печати получается от воска, который он видо­изменяет. Они образуют все различные состояния этой субстан­ции: благодаря им она принимает различные формы тел и образует самые эти тела (стр. 45—49).

Если существует активное начало, оно должно иметь в не­известной нам сущности материи иной источник, чем протя­женность; это подтверждает то, что простая протяженность не дает полного представления о сущности или метафизической форме субстанции тел в силу того уже, что последняя исклю-

чает представление о какой бы то ни было активности материи. Поэтому если мы обнаружим это движущее начало, если мы докажем, что материя, не будучи, как это обыкновенно думают, столь безразлична по отношению к движению и покою, должна считаться в такой же мере активной, как и пассивной, субстан­цией, то какие доводы останутся у тех, кто видит ее сущность в протяженности? (стр. 51).

Декарт, этот гений, прокладывавший новые пути, в кото­рых сам заблудился, утверждал вместе с некоторыми другими философами, что бог — единственная действительная причина движения и что он постоянно передает его всем телам. Но это мнение не более чем гипотеза, которую Декарт пытался при­способить к данным веры, а это значит говорить не на языке философии и обращаться не.к философам, в особенности не к тем из них, которых можно убедить только силою очевид­ности. [...]

Можно было бы привести длинный ряд цитат из различ­ных авторитетов и сослаться на знаменитых учителей и их учения. Но и без нагромождения цитат достаточно очевидно, что материя содержит в себе оживляющую ее движущую силу,.которая является непосредственной причиной всех законов дви­жения. [...]

Мы говорили о двух важнейших. атрибутах материи, от которых зависит большинство ее свойств, а именно о протя­женности и движущей силе. Нам остается теперь доказать су­ществование третьего атрибута; я имею в виду способность чувствовать, которую философы всех веков признавали за этой субстанцией. Я говорю: все философы, хотя знаю о тщетных усилиях картезианцев опровергнуть это. Чтобы выйти из не­преодолимых затруднений, они бросились в лабиринт, из кото­рого думали найти выход посредством нелепой теории, что «животные — простые машины».

Это мнение настолько смехотворно, что философы всегда допускали его только как шутку или философское развлечение. [...] Опыт доказывает нам существование одинаковой способ­ности чувствовать как у животных, так и у людей. В самом деле, не сомневаясь в том, что я чувствую, я не имею иных доказательств чувств других людей, кроме тех знаков, которые они мне подают, Но условный язык — я имею в виду речь — вовсе не представляет собой наилучшего знака; существует другой знак, общий людям и животным, обнаруживающийся с наибольшей определенностью; я говорю о языке чувств, каким являются стоны, крики, ласки, бегство, вздохи, пение — одним словом, все выражения страдания, печали, отвращения, боязни, храбрости, покорности, гнева, удовольствия, радости, нежности и т. п. Этот энергичный язык обладает гораздо большею силой убедительности, чем все софизмы Декарта. [...]

Мы знаем в телах только материю и наблюдаем способ­ность чувствовать только в этих телах. На каком же фунда­менте может быть построено идеальное существо, отвергаемое всеми нашими знаниями?

пади, однако, с такой же откровенностью признать, что нам не известно, обляпает ли материя сама по себе непосред­ственной способностью чувствовать или же только способностью приобретать ее посредством модификаций или принимаемых ею форм, ибо несомненно, что эта способность обнаруживается только в организованных телах.

Итак, вот еще одна новая способность, находящаяся только в потенциальном состоянии в материи, как и все другие, о ко­торых мы раньше упоминали. Так думали древние, философия которых, полная глубины и проницательности, заслуживает вос­становления на обломках современной философии (стр. 53—55).