ЖИЗНЕОПИСАНИЯ И МНЕНИЯ ЗНАМЕНИТЫХ ФИЛОСОФОВ 41 страница

 

Однако неотвратимость смерти индивидуального организма никак не доказывает, что и культуры обладают способностью умирать. Мы можем лишь сказать, что такая возможность не исключена; и поскольку уж мы принимаем факт естественной смерти в органическом мире, не понимая факти-

 

==484

 

 

А. Крёбер. Конфигурации развития культуры

 

чески его природу, то необъяснимость процессов культурной смерти — еще не причина саму ее отрицать.

 

Противоположная точка зрения, согласно которой культуры не умирают, не стареют и не угасают сами по себе, а просто вытесняются другими, ведет к отрицанию процесса упадка и предполагает постоянный прогресс. Как только данная культура перестает развиваться и останавливается на месте, соседние культуры готовы распространиться на несущее ее общество и таким образом ее вытеснить, если этому не мешают отсутствие общения с данной культурой или ее изоляция. Судя по всему, принимая эту точку зрения, трудно удержаться от скрытого допущения, что культуры по природе своей тяготеют к прогрессу. Это допущение во многом определяет мышление нашего времени, но оно, разумеется, не проверено и по характеру эмоционально. Данных в его поддержку не больше, чем в пользу того мнения, что культуры естественным образом стареют и умирают.

 

Возможна и третья точка зрения, состоящая в том, что культуры не обязательно должны стареть или перманентно прогрессировать, а могут просто претерпевать определенные изменения — в своей силе, оригинальности и производимых ценностях. Культура, оказавшаяся в ситуации конкуренции с другими культурами, может подвергнуться частичной переработке, но может оказаться и в значительной мере вытесненной одной из них, если опустится в своей силе ниже оптимального уровня. Более сильная или оснащенная культура может преодолеть несколько внутренних кризисов, не подвергшись при этом серьезной опасности модификации и исчезновения, исходящей извне. Однако рано или поздно, просто-напросто в силу теории вероятности, она вступит в конкуренцию, находясь в состоянии ослабления, и одна из соседних культур, оказавшаяся в этот момент в фазе усиления и экспансии, начнет ее вытеснять; стоит такому повториться 2—3 раза, и данная культура исчезнет.

 

Это вовсе не означает, что культура внутренне обречена на смерть или прогресс; предполагается, что нормой будут флуктуации культурной энергии. Для такого аналитического исследования, какое представлено в этой книге, этого допущения вполне достаточно. Я несколько его расширил и дополнил следующей рабочей гипотезой: причина флуктуации в том, что любое заметное культурное достижение опирается на приверженность определенному комплексу паттернов; чтобы стать действенными, они должны исключать иные возможности развития, следовательно, быть ограниченными; по мере развития эти паттерны постепенно

 

==485

 

 

Динамика культуры

 

исчерпывают себя; и прежде чем культура сможет продолжать двигаться к новым высоким достижениям, они должны прийти в упадок или исчезнуть, уступив место новым формам. То, что формироваться, достигать кульминации, угасать и атрофироваться могут одновременно несколько разных паттернов, — это, я думаю, достаточно очевидно. Одна из основных задач данного исследования как раз и состояла в том, чтобы выяснить, насколько эта тенденция реально проявляется в действительности.

 

Насколько мало мы на самом деле об этом знаем, станет ясно на примере египетской цивилизации. Здесь нам придется порассуждать-гипотетически. Около 1400 г. до н.э. эта культура находилась в последней высшей фазе своего развития; возможно, это был кульминационный пик всей ее истории. Давайте предположим, что в этот год Египет вдруг оказался бы каким-то чудом отрезанным от всего остального мира и до сих пор оставался бы незатронутым коммуникациями, влияниями и конкуренцией. Каким образом повернулся бы ход событий в этом случае? Я, разумеется, не имею в виду конкретных событий, касающихся тех или иных элементов культуры; речь идет о возможных итоговых конфигурациях египетской культуры в целом и вероятных итоговых ценностях. Не имеет значения, что такого не могло случиться и что такой эксперимент крайне маловероятен. Если бы мы располагали хоть какими-то общими интерпретациями, почерпнутыми из знания истории, то они должны были бы дать нам указания относительно вероятного хода событий, на которые мы могли бы с определенной долей уверенности опереться.

 

Выводы, которые мы действительно вправе сделать, более чем скромны. Нам известно, что после 1400 г. на протяжении целого столетия предпринимались попытки преобразования некоторых образцов египетской культуры — реформы Эхнатона — и что эти попытки в целом провалились, за исключением некоторого приближения письменного языка к разговорному. Египет подтвердил свою приверженность старым образцам. Тем самым его культура тяготела к тому, чтобы перейти на уровень простого воспроизведения, из чего мы можем заключить, что на протяжении нескольких столетий она находилась в невыгодном положении по сравнению с конкурирующими культурами и нациями и в конце концов — еще до того, как осознала это, — оказалась вытеснена ими, утратив шансы на возрождение. Итак, согласно нашим гипотетическим построениям, в XIV в. до н. э., несомненно, была предпринята попытка переработки паттернов, фактически

 

==486

 

 

А. Крёбер. Конфигурации развития культуры

 

неудавшаяся, вслед за чем последовало мощное, но поверхностное возрождение времен правления Рамессидов. Но что могло бы произойти дальше? Становилась бы эта культура в условиях гипотетической изоляции все более и более стереотипной и выхолощенной ad infinitum, принимая новые элементы, или субпаттерны, лишь в той мере, в какой они сочетались с традиционной великой моделью и способствовали их укреплению? Развивался бы такой новый культурный материал, — возможно, не всегда строго согласующийся с традиционными образцами, но открыто им не противоречащий, — постепенно вплоть до того момента, пока, накопив критическую массу, не разрушил бы старые паттерны и не создал новую идеологию? Или же в самой человеческой природе есть нечто такое, что заставляет людей упрямо цепляться за наследие прошлых поколений, пока опустошительный бунт не сметет полностью старую культуру и не поставит на ее место новую? И ежели это так, то каким образом шло бы обновление паттернов, если бы культура оказалась в полной изоляции от остального мира? Происходило ли бы хоть что-нибудь помимо простой перетасовки старого культурного материала, дающей скорее номинально, нежели по существу новые паттерны? С другой стороны, если бы реконструкции не происходило, то не выродились ли бы древние паттерны в экстравагантные причуды, оберегаемые от исчезновения лишь физической невозможностью такового? Или бы воспроизводство, превратившись в самоцель, привело к автоматизации, выхолащиванию и бесконечному прогрессивному вырождению культурного функционирования и развития; не впала ли бы в таком случае культура в состояние варварства и примитивности как в своего рода второе детство? Или же, в случае разрушения паттернов извне, не могло ли это расчитить дорогу второму и третьему возрождению?..

 

Легко давать субъективные ответы на эти вопросы, но если честно признаться, то предложить здесь что-то большее, нежели личное мнение, крайне трудно. Там, где суждения не поддаются экспериментальной проверке, разумеется, не следует ожидать какой-то предсказуемости. Но если бы мы обладали фундаментальными знаниями о природе культуры и механизмах ее существования, то можно было бы надеяться хотя бы на частичное вероятностное подтверждение каких-то из ответов на данные вопросы, имея в виду, что мы исходим не просто из определенной временной точки, а из конечной точки хорошо известного двухтысячелетнего пути развития. Из этого примера должно быть ясно, что даже на указанные вопросы вряд ли мож-

 

==487

 

 

Динамика кулыуры

 

но вразумительно ответить иначе, нежели обратившись к понятию «паттернов», и что ответы — будь то доказанные или частично доказанные — почти неминуемо будут основываться на понимании связи культурного материала с паттернами, а паттернов — с культурой в целом.

 

Следует ли истолковывать культуры как сущности, которым внутренне свойственно стареть и умирать, или же культуры гибнут в результате конкуренции; зависит ли их рост от благотворного оплодотворяющего влияния других культур или же культуры способны самостоятельно и до бесконечности омолаживаться, превращаясь в конце концов в совершенно иные сущности, — все эти вопросы я, стало быть, оставляю открытыми. При всем нашем знании истории мы слишком мало ее понимаем, чтобы дать на эти вопросы сколь-нибудь убедительные ответы. В этой работе меня прежде всего интересовали траектории развития некоторых ярко выраженных паттернов крупных цивилизаций; их взаимосвязи в рамках культурного целого стояли на втором плане.

 

§127. Выводы

 

Итак, для удобства, подытожим основные выводы, к которым мы пришли в этой книге.

 

Ясно, что эстетические и интеллектуальные усилия, увенчанные созданием высших ценностей, во всех рассмотренных нами высших цивилизациях проявляются в форме временных вспышек, или взлетов развития. Аналогичные вспышки, или взлеты, как правило, характерны и для национального развития, выражающегося в успешном формировании политической организации и в политической экспансии. Свойствен ли этот феномен также развитию благосостояния и росту народонаселения — особый вопрос, который я специально не рассматривал, ибо данные на сей счет весьма разнородны, и чрезвычайно трудно собрать их для достаточно больших промежутков времени. Вполне может быть, что рост благосостояния и рост народонаселения окажутся процессами иного рода, поскольку эти феномены естественным образом принимают количественное выражение, в то время как индикатор феноменов, рассмотренных в этой книге, является по природе своей качественным и сопряжен с гениальностью. Во всяком случае, гениальность представляет собой одно из проявлений степени эстетического и интеллектуального развития. Миру еще не довелось выявить строгую корреляцию между гениальностью и накоплением богатства; что касается чисто количе-

 

==488

 

 

А. Крёбер. Конфигурации развития культуры

 

ственного рассмотрения массы народонаселения, то и это вопрос явно иного порядка.

 

Вполне можно предположить, что существует связь между ростом населения и благосостояния и теми взлетами развития, которые анализировались в этой книге. И в самом деле, трудно представить себе высокие культурные достижения, которые бы достигли кульминации в народе, численность и благосостояние которого неуклонно падают. Однако никаких масштабных по охвату и сравнительных исследований по данной проблеме не проводилось, и было бы благоразумнее пока воздерживаться от суждений.

 

Степень, или качество, развития ценности отслеживалась исходя из посылки, что культурная ценность наиболее явно выражена в гении. В основу исследования развития ценностей, содержащегося в этой книге, были положены два факта: сосредоточение признанных гениев во времени и пространстве и наличие общего языка.

 

Это требует такого определения гения, которое дополнило бы обычное, или простонародное суждение, согласно которому гений — это индивид, неизмеримо превосходящий других своими умственными дарованиями. Можно также предложить и социальное определение гения. Гении — это индикаторы взлета культурной ценности паттерна.

 

Отсюда следует, что большинство рожденных потенциальных гениев не достигают самовыражения, что явственно видно из истории. С физиологической или психологической точки зрения, приток гениев в той или иной расе на протяжении не слишком продолжительного периода времени должен быть в принципе постоянным. Однако поскольку даже те народы, которые сформировали высокоразвитые цивилизации, производили высокозначимые культурные ценности лишь время от времени, на относительно небольших отрезках своего исторического развития, то из этого следует, что число индивидов, от рождения одаренных гениальностью. но не имевших возможности реализовать ее в текущей культурной ситуации, неизмеримо больше, нежели число индивидов, которым культурная ситуация позволила развить свои дарования.

 

Причины недолговечности существования культурных образцов, обладающих высокой ценностью, не вполне ясны. Очевидно, что они должны быть отобраны из числа других образцов, каким-то образом от них дифференцироваться и специализироваться. Это, в свою очередь, с необходимостью предполагает, что такого рода образец с самого начала приобретает определенную направленность. Он

 

==489

 

 

Динамика культуры

 

постепенно движется в принятом направлении и упирается в свои границы. Это могут быть ограничения, накладываемые физическим миром. Но не обязательно. Сам отбор, на начальной стадии необходимый для вычленения паттерна, со временем почти неотвратимо превращается в его ограничение. Часто оказывается слишком поздно возвращаться назад, чтобы расширить паттерн, не сведя при этом к нулю все, что было им до тех пор достигнуто. С исторической точки зрения, фундаментальная модификация паттерна с целью расширения возможностей его развития — дело, видимо, не менее трудное, чем инициация его развития на раннем этапе. Когда он реализуется, достигает зрелости и ограничения становятся ощутимыми, нередко делаются попытки изменить или расширить его. Если эти попытки проявляются в форме паузы в развитии, они могут служить восстановлению энергии и корректировке его направленности, благодаря чему после передышки его рост возобновляется, принимая несколько обновленный и более широкий спектр направлений. Пауза в развитии европейской науки в начале XVIII в. — пример такого рода явления.

 

Между тем гораздо чаще при достижении паттерном пика своего развития такое ослабление, или отступление, не происходит. Усиливаются попытки разрушить паттерн. Побуждения к изменению и развитию сохраняются, но облекаются в форму экстравагантности, напыщенности и изменений ради новизны как таковой. В некоторых случаях эти попытки подавляются, и тогда, в атмосфере нетерпимого отношения к изменениям — во всяком случае, к тем изменениям, которые обладают значительной ценностью, — вся деятельность замыкается на воспроизведении старого паттерна, что неотвратимо влечет за собой падение качества культурной продукции. Этот феномен известен как византийство. Однако это явление не обязательно перманентно и не обязательно охватывает всю цивилизацию. Если оно продолжается достаточно недолго, то походит на одно из современных застоев, вслед за которым может последовать период возобновления активности, оперирующий уже более или менее обновленными паттернами. Если интервал затишья не слишком затягивается, а возобновившееся развитие ведет к достижению более высоких ценностей, нежели первоначальное, то это особый тип передышки — передышка, сменяющаяся второй фазой великого роста. Если же, напротив, период затишья слишком долог, и в особенности если второму толчку не удается поднять развитие на ту высоту, которая была достигнута первым, то повторную

 

К оглавлению

 

==490

 

 

А. Кребер. Конфигурации развития культуры

 

попытку можно отнести к такому типу, как эпизод слабого ренессанса на фоне византийского упадка.

 

Особое внимание мы уделили паузам и импульсам (или фазам) развития, которые они разделяют. Примером служит латинская литература, испытавшая три или четыре импульса развития, отделенных друг от друга во времени Таким же образом, но на гораздо большем временном отрезке, развивалось египетское искусство.

 

В единых и четко ограниченных цивилизациях конфигурация роста и упадка обычно имеет ясные очертания, хотя и может иметь несколько гребней развития. В такой многонациональной цивилизации, как, например, европейская, каждая нация демонстрирует свои собственные взлеты развития, и в одно и то же время несколько кульминаций сменяют друг друга, словно инструменты в оркестре, в результате чего складывается более крупная полифоничная конфигурация этой сверхнациональной цивилизации в целом.

 

Существует много конфигураций с несколькими гребнями развития, из которых средний явно достигает наивысшей точки. В таких конфигурациях первый и последний толчки развития принимают характер пролога и эпилога; но, вероятно, лучше будет назвать их предвестиями и отголосками. Вся культурная история Испании, а также древней Греции, может быть отнесена к этой форме.

 

Профили развития иногда бывают симметричными, приближаясь к нормальной кривой изменчивости, а иногда — смещенными, т. е. высшая точка смещается от середины временного отрезка либо к его началу, либо к концу. Смещенные профили чаще всего характерны для отдельных сфер деятельности. Профили развития культур в целом сильно тяготеют в сторону симметрии, и это, вероятно, связано с тем, что они собирают в себе профили нескольких областей деятельности. Между тем изменчивость достаточно велика и не позволяет нам с уверенностью утверждать, является ли нормальная симметричная кривая типичной моделью роста или нет.

 

Продолжительность роста также крайне изменчива: от 30 — 40 лет до 500 или даже 1000 лет. В целом можно утверждать, что рост бывает, как правило, более продолжительным, если создает культурные результаты, признаваемые впоследствии как обладающие высокой ценностью. Однако, несмотря на это, в продолжительности развития наблюдаются большие различия. Так, например, развитие и упадок санскритской драмы занял в 7 раз больше времени, чем развитие и упадок елизаветинской, даже если включить в

 

==491

 

 

последнюю драму времен Реставрации. Судя по всему, национальные различия также велики. Независимо от того, какой бы род деятельности мы ни изучали, в Индии развитие протекало медленнее.

 

Нет никаких явных свидетельств в пользу того, чтобы по мере продвижения от древних времен к современности наблюдалась хоть какая-то тенденция к ускорению развития. В этой связи, разумеется, было бы неправомерно сравнивать, например, французскую культуру, представляющую собой лишь одну из ветвей более широкой европейской культуры, с культурами Индии или Китая, которые-,-строре говоря, являются скорее континентальными, нежели национальными. Западная культура в целом по продолжительности развития уже не уступает древним и азиатским цивилизациям.

 

Я не устанавливаю нормы продолжительности роста крупных цивилизаций, хотя обычная оценка — от тысячи до полутора тысяч лет — в среднем, вероятно, правильна. Представляется сомнительным, чтобы какая-то абсолютная цифра могла иметь хоть какое-нибудь значение: она неизбежно будет не более чем статистической средней, выведенной из небольшого числа случаев и обладающей сомнительной ценностью. Иначе говоря, неясно, является ли продолжительность существования per se чем-то внутренне закономерным для культуры. Резонно полагать, что условия географической среды, численность населения и сформировавшаяся культура, отличающиеся чрезвычайной изменчивостью, могут оказывать достаточно большое влияние на продолжительность существования культуры и не допускать в ней никаких количественных стандартов. Между отдельными случаями больше сходства скорее не во временных параметрах, а в конфигурации; а это означает, что реальные константы следует искать в самих процессах роста.

 

Существует явная тенденция к совпадению во времени расцвета различных областей деятельности, однако нет никаких явных свидетельств в пользу того, что успех в одном виде деятельности должен непременно сопровождаться взлетом в других областях деятельности. Другими словами, успеха могут достигать немногочисленные или вообще отдельные типы деятельности; многим цивилизациям так и не удалось преуспеть в тех или иных сферах деятельности. Тенденцию различных сфер культуры совмещаться по времени в своем развитии можно объяснить тем, что особый успех в той или иной деятельности предполагает высокий уровень культурной энергии, и коль скоро энергия достигла такого уровня, то малове-

 

==492

 

 

роятно, чтобы она ограничилась единственной областью приложения. Между тем, опять-таки нет никаких оснований считать, что если культурная энергия возросла, то она непременно должна распространиться на все возможные области деятельности, ибо цивилизации заметно отличаются друг от друга основными интересами и точками приложения сил. Наиболее яркий пример плотного сосредоточения во времени кульминаций развития в разных областях деятельности — греческая цивилизация. Причиной его могла быть необычно малая численность населения; небольшим по численности было не только население отдельных городов-государств, но и все население Греции в целом. Наше знакомство с греческой историей позволяет придать этому случаю статус отдельного типа. В плане одновременности развития разных сфер культуры он почти уникален.

 

Не обнаруживается никаких явных свидетельств существования строгой последовательности, в которой бы следовали друг за другом процессы роста в разных сферах культуры. Что касается опережения развития живописи развитием скульптуры, то в данном случае причина кроется не в логике развития, а в том, что скульптура —физически более простое искусство. Если такая тенденция и в самом деле существует, то она коренится скорее в законах природы, нежели в законах культуры. Наука связана тесными узами с философией, философия, в свою очередь, — с религией, а религия — с искусством. Но эти связи по-разному проявлялись в культуре. Наука, философия и религия психологически стыкуются друг с другом, но их проявления в культурном развитии могут быть многосторонне взаимосвязанными или не иметь почти никаких связей.

 

Между тем, религия, как правило, предшествует эстетическому и интеллектуальному развитию, и история искусств часто являет собою историю все большего освобождения от религии, по мере которого они продвигаются к своей кульминации. Связь между религией и искусствами зависит от того, как мы определим эти понятия. Мы вряд ли сумеем вычленить философию и науку как таковые до тех пор, пока они не достигнут определенного уровня развития и организации. Ниже этого порога — который мы точно определить не можем, но тем не менее признаем, — данные области деятельности рассматриваются нами как отсутствующие. Примерно то же можно сказать и об искусствах, хотя здесь порогом является определенная степень качества художественной продукции. Религия же, напротив, более или менее вездесуща. Во всяком случае, мы изучаем ее так, если бы у нее не существо-

 

==493

 

 

Динамика культуры

 

вало соответствующего порога. Таким образом, когда мы приступаем к исследованию развития искусства, науки или философии, мы изучаем их на фоне уже существовавшей до них религии, неразрывным образом связанной с первоначальными, или допороговыми стадиями развития других типов деятельности. Тем не менее, критерий освобождения данных областей деятельности от религиозного влияния обладает эмпирической ценностью для определения степени их развития.

 

Обращаясь к вопросу о том, может ли национальный расцвет не сопровождаться культурным расцветом, и наоборот, мы должны дать утвердительный ответ, хотя такие события для истории — редкость. Очевидно, что этническая (или национальная) энергия и культурная энергия связаны друг с другом, однако это не одно и то же. Этническую энергию можно рассматривать как потенциальную культурную энергию, или как культурную энергию, выражающуюся в простых и непосредственных формах, т. е. направленную главным образом на социальные, а не на культурные цели.

 

Важен также вопрос об отношении между культурным содержанием, которое легче всего выразить описательным перечнем, и культурными образцами (или паттернами), которые мы воспринимаем в качественном выражении и количественно можем выразить, видимо, лишь при помощи косвенного метода оценки уровня проявления гениальности. Трудности изучения этого взаимоотношения сопряжены с тем, что культурное содержание и культурная форма неразрывно связаны друг с другом и не могут быть выделены в чистом виде. Это фундаментальная проблема антропологии, все еще ждущая своего разрешения. Вероятно, окажется, что более высокое развитие ценности достигается при большем объеме культурного содержания, или материала. Содержание растет кумулятивно, в то время как формы более или менее предопределены с момента своего возникновения. Таким образом, в то время как содержание культуры может все еще развиваться, определенный набор форм может уже реализоваться и исчерпать себя. В таком случае происходит частичное разложение форм с последующим их восстановлением, после чего развитие паттернов может получить повторный толчок. Трансальпийская Европа XIV — XV вв. дает нам пример такого рода интервала между вспышками развития паттерна, сопровождавшимися быстрым ростом культурного содержания.

 

Островным культурам — таким, как японская и английская, — видимо, свойственно несколько замедленное развитие, которое, вместе с тем, обладает большей постепенностью и меньшей прерывностью, нежели развитие континентальных

 

==494

 

 

А. Крёбер. Конфигурации развития культуры

 

культур, находящихся в условиях более многочисленных контактов с другими культурами и острой конкуренции с ними.

 

С географической точки зрения, круговое распространение культурного роста обычно происходит из какого-то первоначального центра, или фокуса, и охватывает все большую территорию. Это согласуется с тем, что антропологи прежде говорили о диффузии. Они исследовали главным образом распространение элементов культурного содержания; однако тот же самый процесс распространения, видимо, в той или иной степени свойствен культурным паттернам и ценностям. Распространение чаще всего происходит из центра вовне; однако первоначальный фокус может располагаться на географической периферии, и в данном случае распространение будет происходить не в форме расходящихся концентрических кругов, а в веерообразной форме. В этом случае фокус обычно располагается где-то на границе, где культура сталкивается с иностранными влияниями. Если первоначальное развитие охватывает значительную часть периферии, то распространение паттерна может происходить в центростремительной форме.

 

В период упадка крупной цивилизации можно наблюдать иной тип центростремительного изменения, при котором она начинает сжиматься. Например, Средиземноморская, или Классическая цивилизация, распространившись поначалу из эллинского региона на римский Запад, позже сжалась до первоначальных греческих границ, в результате чего Запад погрузился в варварство.

 

Культурная смерть в этой книге интерпретировалась лишь как смерть отдельных культур или форм культуры, т. е. как вытеснение отдельных паттернов — возможно, обладающих высокой ценностью, — другими паттернами. Вопрос о том, может ли культура умереть сама собой, в силу внутренних причин или одряхления, остался без ответа.

 

Заключительный обзор, в котором перечислены обособленные случаи проявления гениальности, показывает, что гений редко проявляется в изоляции и что такие случаи следует рассматривать как исключительные. Таким образом, методологическую посылку, на которой основана эта книга, можно считать доказанной, как минимум в общих чертах. И из нее следует, что мы, люди, по меньшей мере в наших делах и достижениях, являемся продуктами наших культур в гораздо большей степени, нежели обычно это признаем.

 

Что же касается универсальных обобщений, которые могли бы лечь в основу общей социологии человеческой истории, то данное исследование дало лишь определенные ориентиры, хотя некоторые из них могут стимулировать дальнейшие исследова-

 

==495

 

 

Динамика культуры

 

 

ння Лично я считаю, что подход с точки зрения конфигураций ^звитиГпрежде всего, дает множество специфически историSx^T'Kpb тТй Иногда это что-то совершенно новое, но чаще

 

^иГра^вития iSrrepnoB как в пространственно-временных, так и в ценностных их взаимосвязях.

 

Примечания

 

' Четыре раза, если считать расцветом деятельность, достигшую

 

Перевод В. Г Николаева

 

Методы

 

интерпретации

 

культуры

 

==496

 

==497

 

==498

 

 

00.htm - glava22

Франц Боас Некоторые проблемы методологии общественных наук*

 

Желая высказаться по поводу некоторых проблем методологии общественных наук, позволю себе ограничиться теми их аспектами, с которыми я имею дело как антрополог.

 

Как заметил недавно Зиммель, развитие социальных наук многим обязано общей тенденции нашего времени подчеркивать взаимосвязь естественных феноменов, а также социальному напряжению, нарастающему в условиях нашей цивилизации. Мы признали, что индивида можно понять лишь как часть общества, к которому он принадлежит, а общество — лишь через взаимоотношения составляющих его индивидов. Прежняя экспериментальная психология исходила из допущения, что индивид существует как бы в вакууме, что умственно-психическая деятельность зиждется в значительной мере на органически обусловленном функционировании структуры индивида. Эти взгляды разительно отличаются от новых, сторонники которых рассматривают индивида (даже самого юного), исходя из его реакций на общее, особенно социальное, окружение. Такой подход позволяет легко обозначить проблемы социальных наук. Эти проблемы затрагивают типы реакций индивидов (изучаемых индивидуально или как членов социальных групп) на внешние стимулы, взаимодействие такого рода реакций и социальные формы, возникающие в этих процессах.