ЖИЗНЕОПИСАНИЯ И МНЕНИЯ ЗНАМЕНИТЫХ ФИЛОСОФОВ 46 страница

 

Естественно, эволюционистская формула не может предусматривать историю конкретных регионов и народов по одной простой причине: обобщение есть обобщение, а не конкретизация. И все же не далее как в 1955 г. Стюард сожалеет о том, что «универсальные законы [культурного обмена] не

 

18*

 

==547

 

 

Методы интерпретации культуры

 

могут объяснить отдельных культур... особенности этих форм [которые определяют эволюционную последовательность] могут быть поняты только посредством выявления истории каждой их составляющей^ 1955:18). Поскольку Стюард интересуется и историей, и эволюцией, как он понимает эти термины, он определяет эволюцию как разновидность истории. «Многолинейная эволюция, — пишет он, — неизбежно сочетается с исторической реконструкцией...Она занимается конкретными культурами»(1955:18-19). Иными словами, он ухитряется ехать на лошадке эволюционизма, не слезая с коня истории.

 

Смешение истории и эволюции привело к другому огреху в этнологической теории, а именно к убеждению в том, что существование диффузии отрицает теорию эволюции. Аргументы приводились примерно следующие: теория эволюционизма предполагалась некой разновидностью истории; предполагалось вычленить хронологическую серию событий в области культуры, неминуемую для всех «культурных» народов. Тогда, как только было продемонстрировано, что не все народы обязательно проходили через «обязательный» набор стадий в своем развитии, что они могли миновать какую-либо стадию и сразу перейти к следующей в результате диффузии, было сделано заключение о порочности теории эволюции. Любимым аргументом адептов тезиса «диффузия опровергает теорию эволюции» был, пожалуй, следующий: некоторые африканские племена миновали бронзовый век, и из каменного века сразу перешли в железный. Но были и многие другие примеры, достаточно просто привести сотни случаев, когда культурный опыт народа не соответствовал эволюционистской последовательности стадий. И столь убедителен был этот аргумент для многих этнологов — многие из которых, правда, и так резко отрицательно относились к теориям эволюции, — что они с радостью одобрили окончательный вывод, что весьма образно было выражено Лоуи: «Экстенсивное присутствие диффузии...подрубило под корень всякую теорию об исторических законах», под которыми он понимал эволюцию (Лоуи,1920а:434).

 

Подобный ход рассуждении ложен, что я показал более десяти лет назад (Уайт,1945а). Последовательность стадий развития эволюционизма имеет отношение к культуре, а не к народам и регионам («конкретная культура» определяется только в терминах народа или региона и, следовательно, является этническим или географическим концептом). Говорили, к примеру, что письмо должно пройти в своем развитии определенную последовательность стадий, но никто не говорил о том, что это обязательно для каждого конкретного племени или нации. Разумеется, Морган не предполагал, что ученики школы Сенеки должны

 

==548

 

 

Л. Уайт. Концепция эволюции в культурной антропологии_______

 

были продраться сквозь иероглифику, прежде чем приступить к изучению алфавита. Антиэволюционисты смешали эволюцию культуры и историю культуры народа,— фатальная ошибка для этнологической теории. И отчасти она была сделана из-за того, что эволюцию считали разновидностью истории. Эволюция воспринималась как, образно говоря, «вертикальная теория», т.е. линейная последовательность событий во времени. «Экстенсивное присутствие диффузии»(Лоуи), горизонтальная история, была смешана с вертикальной историей, опровергая тем самым теорию эволюции. Эволюция стала считаться «псевдоисторией», как ее называл Сепир (Сепир,1927:101), в то время как диффузия считалась «истинной историей». Тогда на вопрос «Как развивается культура, если эволюция — это иллюзия?» дается следующий ответ: «Культура развивается главным образом путем заимствований, возникающих благодаря случайным контактам», и именно такой ответ на этот вопрос дает Лоуи (Лоуи,1920а:441). Разумеется, справедливо, что народы могут пополнять свои культурные запасы посредством заимствований друг у друга. Но следует также помнить, что такие вещи, как поэзия или алфавит, не могут быть заимствованы до тех пор, пока они не развились, а их развитие проистекает отнюдь не только за счет диффузии.

 

Джулиан Стюард повторяет старый тезис о том, что «диффузия опровергает теорию эволюции» даже в 1956 г. «Открытие того, что обычаи...заимствовались одним народом у другого, — пишет он, — нанесло удар по теории эволюции» (с.70). Тем не менее, отрадно наблюдать признаки начала перемены мнений в этой области. Гёбель, к примеру, заметил: «Чего эволюция...не делает, так это не формулирует порядка особенных стадий развития, через которые...должны пройти все общества...история определенного общества не может быть реконструирована исходя из общих положений эволюции» (1949:488). А более недавно Билз и Хойджер писали: «Следует подчеркнуть, что эти построения [ранних эволюционистов] имеют целью не разгадать тайны истории отдельных культур или народов, но обобщить эволюцию культуры как таковой. Подытоживается эволюция культуры, а не история отдельной культуры или отдельного народа» (1953:606).

 

Однолинейная и многолинейная эволюция

 

Теперь мы обращаемся к теме однолинейности-многолинейности. Когда общественное мнение восстало против эволюционизма в области культуры, общим местом стало клеймить «классических» эволюционистов однолинейщиками, а потом

 

==549

 

 

Методы интерпретации культуры

 

доказывать, что однолинейная эволюция порочна С этой точки зрения эволюционизм мог быть полностью уничтожен. Боас, к примеру, постоянно повторял, что мысль о «единой линии развития культуры» характеризовала «антропологические труды» конца XIX в. (Боас, 1932.610; 1920:311) Сведение классического эволюционизма к апологетике однолинейности свойственно также Линтону (19366:382), Турнвальду (1932-XI) и др.

 

Однако важно отметить, что два великих первооткрывателя эволюционизма в области культуры, а именно Спенсер и Тайлор, подчеркивали его многолинейность. «Социальный прогресс, — писал Спенсер, — не линеен, но дивергентен и ре-дивергентен. Каждый отдельный продукт дает рождение новой группе различных продуктов» (Спенсер,1897:331). Тайлор говорит нам на первых страницах «Первобытной культуры», что «выполняя великую задачу рациональной этнографии... желательно выработать столь систематично, сколь возможно, схему эволюции этой культуры по многим линиям»(1871,1:20-21). Морган был единственным из троих, кто отстаивал идею однолинейности (1877:V-VII,18), но и он признавал «отклонения от единообразия в отдельных случаях, вызванные особыми обстоятельствами» (с. 18).

 

Если возникла нужда в однолинейном эволюционизме, то это следует по большей части отнести за счет того, что само его определение было дано таким образом, чтобы сделать его непригодным. Отметив, что «мы должны постараться более ясно понять, что именно подразумевает теория однолинейного развития культуры, — Боас продолжает, — она означает, что различные группы представителей человечества развивались повсеместно примерно по одним и тем же путям» (1938а:178, выделено Уайтом). Лоуи считает, что однолинейная эволюция является «природным законом, который обязывает все общества развивать одинаковые традиции в единой последовательности» (Лоуи,1920а:48, выделено Уайтом) Та же точка зрения повторяется Стюардом (1955:4). Как мы уже отмечали, нет ничего проще, чем показать, что всякое и каждое общество или народ не проходит через одинаковые стадии культурного развития, но никто из классиков эволюционизма и не говорил, что это так. Такие сторонники многолинейной эволюции, как Тайлор и Спенсер даже не говорили, что культура повсеместно должна пройти через серию одинаковых стадий развития. Тем не менее никто никогда не отрицал однолинейности последовательности: дикость (охота и собирательство), варварство (натуральное хозяйство), цивилизованность (письменная культура), которую признавали и Тайлор, и Морган.

 

Критикуя теорию однолинейной эволюции, Боас отмеча-

 

К оглавлению

 

==550

 

 

Л. Уайт. Концепция эволюции в культурной антропологии

 

ет, что «культуры различаются так же, как виды, возможно, роды животных, и их общий базис утерян навсегда»(Боас, 1932:610) Но именно этот пример из области биологии (роды и виды) приводят и Спенсер, и Тайлор, подчеркивая многолинейный характер культурного развития (Спенсер,1897:331; Тайлор,1871,1:8,14). Интересно отметить, что в начале своей карьеры Боас однозначно склонялся к однолинейности. В 1888 г. он замечал, что «сравнение социальной жизни различных народов доказывает, что основы их культурного развития удивительно идентичны (Боас, 1888:633-34). Спустя восемь лет он приветствовал «важнейшее открытие» того, что «человеческое общество росло и развивалось повсеместно таким образом, что его формы, взгляды, действия имели много общих основополагающих черт»(Боас, 1896:901).

 

Панорама истории культуры человечества поразила Боаса своим многообразием. «Вместо простой линии эволюции» он обнаруживает «множественность и разнообразие сходящихся и расходящихся линий» (Боас,1904:522). Множественность и дивергентность этих линий делает сложным, пишет Боас, сведение их в одну когерентную систему (там же). Лоуи также находит «так много отклонений от единообразия» [цитата из Моргана: «Обнаружено, что прогресс шел по приблизительно одному пути в различных племенах и нациях... с отклонениями от единообразия в отдельных случаях, вызванными особыми обстоятельствами» — Древнее общество, с. 18], что закон, если он работает, вряд ли может быть вскрыт человеческим сознанием» (Лоуи,1948а:53).

 

Отвергая однолинейный эволюционализм, некоторые антропологи очень хотели бы принять теорию многолинейной эволюции. Так, Линтон выявляет «ряд ясно различимых течений в развитии культуры» (1938:244). Тоццер также отмечает «эволюции в культуре... но не одну... линию развития» (1925:16). Разумеется, нет никакого противоречия между однолинейностью и многолинейностью эволюции. Одна дополняет другую, как позитивное и негативное, правое и левое,— они просто составляющие единого процесса эволюции. Культура, подобно человеку, может рассматриваться как нечто единичное и как нечто множественное. Так, мы можем объять всю культуру человечества в целом, примером чего служат предложенные Морганом и Тайлором стадии дикости, варварства и цивилизованности. Или мы можем рассматривать линии культурного развития в различных регионах мира, к примеру, в Новом Свете в сравнении со Старым, или обратиться к более мелким пространственно-временным единствам, таким как Египет, Месопотамия, Индия и Китай в пе-

 

==551

 

 

Методы интерпретации культуры

 

риод сельскохозяйственной революции бронзового века. Единство и различия не исключают друг друга, напротив, они характеризуют многие типы организации единого феномена, подобно симфонической композиции. То же и с культурой: она бесконечно разнообразна в своих конкретных проявлениях, но в то же время содержит единство и единообразие. Факт, отмеченный Тайлором почти столетие назад, хотя многие из его последователей не смогли уловить этого. «Мы имеем основания ожидать, — писал он, — что люди с одинаковым складом ума, помещенные в максимально различные обстоятельства... станут развивать весьма различные формы цивилизации, и у нас есть конкретные доказательства того, что так оно и происходит» (1865:371). Но есть и единообразие, продолжает он, и это настолько «поражает...что действительно тяжело найти среди списка из двадцати наименований искусства и знания, обычаев и предрассудков, взятых наугад из описания любого нецивилизованного народа, единственный, близкого аналога которому нельзя найти где бы то ни было среди других народов, несходных с этим по физическим характеристикам и живущих за тысячи миль» (там же:371-72).

 

Один из ведущих современных американских представителей эволюционизма в области культуры, Джулиан Х.Стюард, различает три концепции эволюции: однолинейную, универсальную и многолинейную. Однолинейная эволюция, согласно Стюарду, «постулирует, что все общества проходят одинаковые стадии развития»(1955:4). Универсальная эволюция, пишет он, является слегка видоизмененной версией однолинейной эволюции, но имеет дело скорее с культурой как целым, нежели с отдельными видами культур. Он считает В.Гордона Чайлда и меня главными адептами как однолинейной, так и универсальной эволюции, за исключением графического изображения Чайлдом процесса эволюции в виде «дерева с ветвями, растущими по всему стволу, а каждая ветвь ощетинивается прутиками» (1951:166). Многолинейная эволюция, пишет Стюард, «предполагает, что определенные базовые типы культуры могут развиваться одинаково при одинаковых обстоятельствах, но лишь немногие конкретные аспекты феномена будут проявляться среди всех групп человечества в регулярной последовательности»(1955:4). Стюард отвергает и однолинейную, и универсальную эволюцию, но признает многолинейную эволюцию. «Это тот новый фундамент, — говорит он нам, — на котором современные эволюционисты хотят построить здание понимания развития человеческих культур» (1956:73-74)

 

Главное основание для непризнания однолинейного и многолинейного эволюционизма, кроме того, что все обще-

 

==552

 

 

Л. Уайт. Концепция эволюции в культурной антропологии_______

 

ства не обязаны проходить одни и те же стадии культурного развития, — это то, что общества не могут предоставить реестр конкретных событий в конкретное время и конкретном месте: «...универсальные законы, — протестует Стюард, — не могут объяснить конкретные черты конкретных культур... закон Уайта об энергетических уровнях не говорит нам ничего об отдельных культурах» (1955:18). Но это неизбежно, поскольку обобщение, по определению, не может объяснять конкретности. Тем не менее, Стюарда интересуют именно конкретности: он хочет «узнать, как факторы в каждой конкретной ситуации определили особенности развития данного типа общества» (1956:74).

 

Стюард, разумеется, имеет полное право заниматься любым аспектом культуры по своему выбору и решать наиболее интересные ему проблемы. Тем не менее, термины, в которых он определяет свои интересы, вновь демонстрируют смешение истории и эволюции. Очевидно, что Стюарда интересуют и эволюция, и история, с особым упором на последнюю. Но, будучи не в силах различить исторические и эволюционные процессы, из которых первые конкретизируют, а вторые обобщают, он стремится определить эволюцию в терминах истории. Так, он пишет, что «эволюция в области культуры может быть рассмотрена...как особый тип исторической реконструкции»(1955:27). Обсуждая «Методы многолинейной эволюции», он утверждает, что «методология изучения культуры остается главным образом в сфере исторического конкретизирования, а не научного обобщения» (там же: 19-20). Стюард запутывает теорию эволюции и в другом пункте своих рассуждении. Он определяет «эволюцию в области культуры...как поиски культурных регулярностей или законов»(1955:14). Значит, когда он изыщет регулярности, он будет считать, что нашел примеры эволюции. Ошибка здесь скрыта в предположении о том, что если параллельные линии эволюции приводят к возникновению одинаковых регулярностей, то сходные события в области культуры, или регулярности, должны означать эволюцию. С таким же успехом можно утверждать, что, поскольку все коровы — млекопитающие, все млекопитающие — коровы.

 

Стюард приводит нам два примера кросс-культурных регулярностей, каждый из которых он называет «линией эволюции». Первый касается двух достаточно различных культур: овцеводческих алгонкинских племен Канады и занимающихся добыванием каучука племен мундуруку в Бразилии, которые одинаково отреагировали на влияние европейских торговцев. В каждом случае племя «утратило самостоятельность

 

==553

 

 

Методы интерпретации культуры

 

в сфере обеспечения средств к существованию» и попало в зависимость от торговцев, снабжавших их пищей, одеждой, мануфактурой в обмен на меха алгонкинов и каучук мундуручи (1956:75). Во втором случае Стюард считает, что индейцы, живущие на равнинах Северной Америки и в пампасах Южной Америки, одинаково отреагировали на вторжение белого человека: получив в свое распоряжение лошадей, они сформировали бродячие банды грабителей, которые оказывали сопротивление захватчикам.

 

В обоих случаях перед нами одинаковые события, случившиеся в весьма далеко друг от друга расположенных регионах. Согласно Стюарду, это и есть «кросскультурные регулярности». Но что позволяет назвать их «линиями эволюции»? Мы наблюдаем всего лишь одинаковые причины, породившие одинаковые последствия. Если появление виски возымело определенный эффект на социальную жизнь эскимосов и апачей, можно ли это назвать «линией эволюции»? Следуя рассуждениям и доводам Стюарда, ответ должен быть положительным. Важно, однако, отметить, что, когда Стюард говорит о книге Редфилда, он отказывается приравнивать регулярности к эволюции. «Не все параллели обязательно базируются на сходстве развития, — пишет он. — Так, изменения в жизни сельского общества под воздействием урбанизации вряд ли можно назвать «эволюцией», как то утверждает Редфилд» (1955:27) Однако, очевидно, что регулярности Стюарда, под которые подпадают и трапперы, и трактирщики, в корне отличаются от тех процессов, которые он описывает, говоря о таких регионах, как Египет, Месопотамия и северный берег Перу (1956:75). В этом случае он вскрывает сходство в развитии, которое подразделяет на три стадии. Первая стадия: земледелие, оседлая жизнь в деревнях. Распространение земледелия в связи с ирригацией обозначает начало второй стадии, когда увеличивается население, происходит профессиональная дифференциация в обществе, появляется правящий класс, достигается значительный технологичекий прогресс. На третьей стадии национальные государства, достигнув пределов возможного водоснабжения, начинают войны с соседями, «государства вырастают в империи» и т.д. Здесь перед нами действительно эволюционный процесс, направленный характер перемен, хронологическая последовательность форм культуры, одна из которых вырастает из другой. Это нечто большее, чем простое сходство, как в случае с трапперами и трактирщиками. Таким образом, он все-таки описывает некоторые, по крайней мере, одну, «линию эволюции» (1956), и она действительно является настоящим эволюционным процессом, остальные же никакого отношения к эволюции не имеют.

 

==554

 

 

Л. Уайт. Концепция эволюции в культурной антропологии_____

 

Полевые исследования и теория эволюции

 

Убежденность в том, что полевые исследования подорвали и практически опровергли теорию эволюции культуры, достаточно распространена среди антропологов. «Как только социологи оторвались от книг и теорий и обратились к живым людям, чтобы собрать нужные им сведения, — заметил Кимбелл Янг, — вся однолинейная теория обрушилась под собственным весом»(1942:99). Стюард замечает, что «полевые исследования... антропологов XX в. проверили и подвергли сомнению значимость... особых эволюционных формулировок таких авторов как Морган и Тайлор» (1949:1, он повторяет это замечание в 1955:15). Эта точка зрения поддерживается также Херсковицем (1933:67,72;1937:259), Сепиром (1920а:377), Гёбелем(1949:485) и др.

 

Тезис о том, что «полевые исследования подорвали и опровергли теорию эволюции культуры», прекрасно служил антиэволюционистам в течение десятилетий. Для людей некритичных он был не только правдоподобным, но и убедительным: эволюционисты были «книжными червями», по выражению Сепира (1920а:377); культурный эволюционизм стал «охотничьим угодьем для натаски образного мышления» (Голденвейзер,1921:55); Радклиф-Браун отнес реконструкции эволюционистов к категории «предположительной истории», а Малиновский назвал их «ломбардом вольных построений». Таким образом, теория эволюции была представлена в виде чистой спекуляции, граничащей с фантазией. А затем пришла полевая работа, эмпирика, и факты, факты, факты...

 

Как ни правдоподобен на первый взгляд этот тезис, он, тем не менее, необоснован и способен ввести в заблуждение. В первую очередь он предполагает наличие непреодолимой пропасти между теорией и фактами, что есть бессмыслица. Кроме того, он разделывается с теорией эволюции как следствием первоначальной аксиомы.

 

Разумеется, между теорией и практикой нет никакой несовместимости; без теории факт мертв и бессмыслен; теория есть дыхание жизни науки. Что же касается непосредственно теории эволюции, то сложно назвать какие бы то ни было результаты полевых исследований с 1881 г., когда была опубликована «Антропология» Тайлора, которые бы не состыковывались с общей теорией эволюции культуры. И, что характерно, ни один из адептов тезиса о полевых работах и теории эволюции, насколько нам известно, не указал ни единого примера того, как именно полевые исследования опровергли теорию эволюции; они использовались лишь как предлог.

 

==555

 

 

Методы интерпретации культуры

 

Справедливо, что Морган, когда в 1864 г. писал «Системы кровно родственные и взаимно склонные», не знал, что большинство примитивных народов в XIX в. были преимущественно моногамными — факт, который противоречил его теории о об эволюции семьи от промискуитета к моногамии. Но его теория была частной теорией эволюции, а не общей, и её поддерживали далеко не все эволюционисты; Тайлор, к примеру, считал, что человек имел семью с самого начала. Во-вторых, теория первобытного промискуитета Моргана была вовсе не плодом его «богатого воображения», она вытекала из большого количества фактов и базировалась на них — на родословных, которые он сам составил в процессе полевых исследований.

 

Полевые исследования могут показать, по какой линии происходит наследование у данного народа: по материнской или по отцовской, но они не скажут вам, какая из них предшествовала другой в процессе социальной эволюции. Полевые исследования могут прояснить, есть у народа кланы или нет, но они не скажут вам, как образовалась клановая структура. Факты, интерпретированные в «Происхождении видов», были известны за два столетия до Дарвина. Полевые исследования снабжают ученого фактами, человеческий ум — его «образное воображение» — должен выработать теорию. Утверждение о том, что полевые работы опровергли теорию эволюции — хороший пример отношения членов группы Боаса к «классическим» эволюционистам и к самим себе: они представляют в ложном свете предшественников, они превращают в достоинства собственные недостатки. Остановимся вкратце на этих двух пунктах.

 

Если этнология Моргана была ложна, то отнюдь не из-за отсутствия полевых исследований. Сам Морган был усердным и неутомимым полевым исследователем. Он проводил месяцы и годы с ирокезами. Он совершил четыре экспедиции в районы Канзаса и Небраски, в Канаду, в верховья Миссури в 1859-1862 гг. (Уайт, 1951). А в 1878 г. он совершил археологическую и этнологическую поездку на Юго-Запад США (Уайт,1942а). Согласно Кларку Уисслеру, Морган был «пионером, если не основателем полевых исследований феноменов культуры» (1929'340) И Лоуи, один из самых ярых критиков Моргана, отдает ему дань как полевому исследователю (19366:169). О Тайлоре Лоуи пишет, что он «хотя и не был полевым исследователем, был весьма далек от кабинетного антрополога» (1937:69, выделеноУайтом). Молодым человеком он в изобилии наблюдал примитивные общества и останки доисторических культур в Мексике, а в 1884 г. он предпринял путешествие к индейцам хопи, живущим в пуэбло. И никто из антропологов не был более скрупулезен и осторожен в использовании фактов, чем Тайлор. Так что совер-

 

==556

 

 

Л. Уайт. Концепция эволюции в культурной антропологии_____

 

шенно очевидно, что мысль о том, что классические эволюционисты были кабинетными учеными, что их теории были ложными из-за отсутствия фактического материала и результатов полевых исследований, абсолютно неверна.

 

Мы предполагаем, что группа Боаса отвергала теорию эволюции не потому, что она противоречила результатам полевых исследований, но потому, что ее члены были против теории в целом С легкой руки Боаса среди его учеников, пишет Радин, установилось отношение «резкого отторжения каких бы то ни было теорий вообще»(1933:253). Бертольд Лофер в рецензии, восхваляющей одну из книг Лоуи, провозгласил, что «никому не даст и гроша ломаного за новую теорию» (1930:162). Отвращение к теориям среди боасианцев было настолько велико, что Клакхон заметил: «Сказать о чем-то «теоретический» равносильно обвинению в некоторой непристойности» (1939:333). Как это часто отмечалось, для Боаса факт был чем-то высшим: «С Боасом антропология стала на фундамент эмпиризма» (Гёбель, 1949:485). «Боаса прежде всего следует воспринимать как полевого исследователя» (Лоуи,1937:131). «Суть метода [Боаса], — пишет Радин (1939:301), — заключается в том, чтобы... собрать факты, и еще больше фактов... и дать им говорить самим за себя». Но факты не говорят и не могут говорить сами за себя; необходим творческий ум, чтобы сделать их доступными и осмысленными. Многие почитатели Боаса восхищались им за его отвращение к теории, философским системам, склонному к размышлениям уму в принципе. Иначе говоря, ошибки и недостатки этнологии Боаса, его антинаучность — поскольку без теории и философских систем нет науки — были обращены в достоинства (см. Уайт,1947в:406-08 и 19466:91).

 

Заключение

 

Таковы основные события в истории эволюционной теории в культурной антропологии с тех пор, как 100 лет назад вышла в свет книга «Происхождение видов». Вряд ли кто ныне осмелится отрицать фундаментальную значимость теории эволюции в биологических науках. Эволюционная теория все шире и шире используется в астрофизике и космогонии. Было время, когда теория эволюции в науках о культуре также была общепризнанной и приносила свои плоды. Образованному и мыслящему биологу, астроному, философу будет непросто объяснить, почему целая школа культурантропологов отвергла одну из наиболее фундаментальных и плодотворных концепций в истории науки. Мы постарались объяснить некоторые причины этого и указать на

 

==557

 

 

Методы интерпретации культуры

 

методы, которые она использовала в своих попытках выполоть эту концепцию со своих полей и изгнать ее из своих рядов.

 

В настоящее время существуют некоторые признаки того, что эпоха антиэволюционизма в культурной антропологии завершается. Это подобно выходу из темного тоннеля или пробуждению после кошмарного сна. Драгоценное время было потеряно в противостоянии этой плодотворной научной концепции, но теория эволюции вновь займёт свое место и докажет свою значимость в культурной антропологии, как это уже произошло в других областях науки. Древняя дихотомия история/наука не может более отрицать ее или затуманивать. И здание эволюционизма не будет более искусственно расчленено по живому на однолинейность и многолинейность. Мы снова вернемся к старой и простой мысли, так прекрасно выраженной Тайлором: «...основной принцип, который твердо должен себе усвоить каждый ученый, если он имеет желание познать или мир, в котором он живет, или историю прошлого» (1881:20).

 

Перевод М.В. Тростникова

 

Библиография: см. стр. 586-590

 

==558

 

 

00.htm - glava27

Лесли А. Уайт

 

История, эволюционизм и функционализм как три типа интерпретации культуры'

 

Введение

 

Идея написать эту статью родилась так: меня пригласили выступить на семинаре перед студентами Чикагского университета. В ходе нашей дискуссии я ощущал, что никак не мог определить, откуда взялось это затруднение. Когда семинар закончился, мы переместились в тихое и непринужденное местечко — закусить и продолжить наш разговор. Перед этим меня осенило, что мешало мне вести дисуссию со студентами: они предполагали, или считали само собой разумеющимся, что если бы я был эволюционистом, то должен был бы противопоставлять себя функционалистам. Судя по всему, они также пребывали в уверенности, что человек, занимающийся историей культуры, обязательно резко отрицательно относится к функционализму. Вкратце их воззрения сводились к следующему: если человек поддерживает один из трех типов анализа культуры, он обязательно отрицает остальные два. Возможно, подобные воззрения будут казаться невероятными в 1975 г., но в 30-е годы они преобладали, поскольку узы, соединяющие учителей и учеников различных «школ», были весьма крепки.

 

Для таких воззрений у студентов были все основания. Между функционализмом (особенно Радклифа-Брауна) и этнологией Франца Боаса и его учеников существовал весьма сильный антагонизм. А культурный эволюционизм отвергался и подвергался поношениям со стороны большего числа американских антропологов. Для студентов было ясно, как день, что, если ты принадлежишь к одной школе, ты обязан отвергать остальные две.