Студопедия — ЖИЗНЕОПИСАНИЯ И МНЕНИЯ ЗНАМЕНИТЫХ ФИЛОСОФОВ 59 страница
Студопедия Главная Случайная страница Обратная связь

Разделы: Автомобили Астрономия Биология География Дом и сад Другие языки Другое Информатика История Культура Литература Логика Математика Медицина Металлургия Механика Образование Охрана труда Педагогика Политика Право Психология Религия Риторика Социология Спорт Строительство Технология Туризм Физика Философия Финансы Химия Черчение Экология Экономика Электроника

ЖИЗНЕОПИСАНИЯ И МНЕНИЯ ЗНАМЕНИТЫХ ФИЛОСОФОВ 59 страница






 

Далее, я полагаю, нам необходимо признать, что с самого начала существования культуры возникла необходимость в ее передаче посредством символически оформленных общих принципов. Знание, отчасти воплощенное в физических умениях и навыках, а также сформулированное и сконцентрированное в некоторых принципах и определениях, касающихся материальных технологических процессов, также возникло из прагматических, или инструментальных, причин; этот фактор не мог не присутствовать даже в самых древних проявлениях культуры. Магию и религию, на мой взгляд, можно функционально истолковать как незаменимое дополнение к чисто рациональным и эмпирическим системам мышления и тради-

 

К оглавлению

 

==700

 

 

Б. Малиновский. Функциональный анализ

 

ции. Использование языка для размышлений о прошлом, характерное для всякого систематического мышления, должно было на самых ранних этапах привлечь внимание людей к неопределенности их чисто интеллектуальных предсказаний. Заполнение брешей, имевшихся в человеческом знании, и восполнение лакун в понимании судьбы и своего предназначения привели людей к убеждению в существовании сверхъестественных сил. Жизнь после смерти — это, вероятно, одна из самых древних мистических гипотез, связанная, возможно, с какими-то глубочайшими устремлениями организма; однако очевидно, что она вносит вклад в стабильность социальных групп и укрепляет в человеке чувство того, что его порывы и дерзновения не столь ограниченны, как о том свидетельствует чисто рациональный опыт. Идеи, гласящие, с одной стороны, что человек может в определенной мере воздействовать на ход событий, а с другой стороны, что в самой природе существует некое благосклонное или мстительное начало, откликающееся на человеческие деяния, содержат в себе зерна таких более развитых понятий, как Провидение, моральный смысл творения и цель человеческого существования. Для функционального объяснения искусства, досуга и общественных церемоний необходимо, вероятно, обратиться к непосредственным физическим реакциям организма на ритм, звук, цвет, линию и форму, а также на складывающиеся из них сочетания. Что касается декоративных искусств, то их следует поставить в один ряд с мануальными умениями и совершенствованием технологии, а также связать их с религиозным и магическим мистицизмом.

 

IX. Выводы

 

Каждому должно быть ясно, что здесь он имеет дело с предварительным наброском. Тем не менее, необходимо дать более полный и конкретный ответ на вопрос, возможно ли изучение культурных феноменов, объединенных в естественные единицы организованной деятельности. Я полагаю, что понятие института, вкупе с общим очерком его структуры и полным перечнем его основных типов, дает лучший ответ на этот вопрос.

 

Теория первичных и производных потребностей дает нам более определенный функциональный анализ соотношения между биологическим, психологическим и культурным детерминизмом. Я не вполне уверен, что мое краткое определение функций каждого типа институтов останется чем-то окончательным и завершенным. В чем я более убежден, так это в

 

==701

 

 

Методы интерпретации культуры

 

том, что мне удалось функционально соотнести различные типы культурных реакций, в частности экономические, правовые, воспитательно-образовательные, научные, магические и религиозные, с системой потребностей — биологических, производных и интегративных.

 

Функциональная теория, представленная здесь, претендует на то, чтобы служить в качестве предпосылки полевого исследования и сравнительного анализа феноменов различных культур. Она может стимулировать конкретный анализ культуры, направленный на институты и присущие им особенности. Если вообразить полевого этнографа, снабженного такими путеводными картами, то можно предположить, что они помогут ему выделить феномены и найти связи между ними. Прежде всего предполагалось снабдить полевого исследователя ясной перспективой и подробными инструкциями относительно того, что следует наблюдать и как надо описывать наблюдаемое.

 

Функционализм, что мне хотелось бы особенно подчеркнуть, не питает никакой враждебности ни к исследованию распределения культурных элементов, ни к реконструкции прошлого посредством изучения эволюции, истории и диффузии. Он всего лишь настаивает на том, что до тех пор, пока мы не определим культурные феномены через их функцию и форму, над нами висит опасность впасть либо в такие фантастические эволюционистские схемы, какие были созданы Морганом, Бахофеном и Энгельсом, либо в такие раздробленные истолкования отдельных элементов, какие были предложены Фрэзером, Бриффо и даже Вестермарком. Опять-таки, если исследователь распределения элементов будет выделять фиктивные и реально не существующие сходства, труды его будут напрасными. Таким образом, функционализм твердо настаивает на том, что основное его назначение есть предварительный анализ культуры, и только он может снабдить антрополога надежным критерием идентификации культурных явлений.

 

Перевод В. Г. Николаева

 

 

A A30(03)-96

© Издательский центр «ΤΈΡΡΑ», 1996

ISBN 5-300-00714-


В истории античной идеологии, пожалуй, нет иной фи­лософской школы, кроме кинической, которой бы так не повезло. Ученые нового времени не баловали ее внимани­ем, а если уж занимались ею, то относились с явным пре­небрежением и предубеждением, всячески принижая ее роль и значение, пытаясь выдать за нечто совсем непримет­ное, непритязательное и стороннее среди буйного цветения творческого эллинского духа (Д. Дадли, ф. Сейер, В. Тарн и др.). Историки философии часто рассматривают кинизм как «образ жизни, способ существования, линию поведе­ния» (way of life). А все дело в том, что эта философия, стихийно вобравшая в себя и отразившая протест социаль­ных низов (нофы, метэки, изгнанники, вольноотпущенни­ки, рабы, свободная трудящаяся беднота, неимущая интеллигенция, женщины) в эпоху кризиса античного по­лиса, выпадала из удобной схемы, в которой не было места для идеологии бесправных и угнетенных масс.

Кинизм — плод собственно греческих противоречий и неурядиц конца V и начала IV в. до н. э. — просущест­вовал почти тысячу лет, до самого конца античности. Та­кая живучесть кинизма объясняется тем, что социальная база его не суживалась, а постоянно росла по мере разо­рения среднего и мелкого собственника — основы поли­сной устойчивости. Другой же светской философии, близкой ей, беднота не знала — орфизм или появившееся значительно позднее христианство были чисто религиоз­ными формами сознания, уводящими страждущих людей от мучительных жизненных проблем в сферу идеального. В силу исторической ограниченности и пестроты социаль­ного состава, несмотря на процесс интеграции низов, уче­ние киников страдало рядом кричащих противоречий и на протяжении столетий меняло свой характер, то станови­лось ригористичным и радикальным, то смягчалось и включало в себя элементы примирительного отношения к


действительности (так называемый гедонизирующий ки-низм).

Кинизм представлял собой форму мировоззрения, систе­му взглядов и жизнеотношения, для которых прежде всего характерно отрицание, тотальное неприятие всего рабовла­дельческого строя, всех институтов рабовладельческого го­сударства, его законов, норм, стереотипов, морали, идеоло­гии. Киник не просто молчаливо отрицал, но, напротив, всем своим поведением и высказываниями эпатировал со­временное общество, открыто демонстрируя свою социаль­ную любовь и ненависть. Кинизм вырос не на голом мес­те — обычно он отталкивался от общепринятых взглядов и вырабатывал новые, прямо противоположные существую­щим, пользуясь своеобразным методом «негативной филиа­ции идей» (у киников это называлось «перечеканкой моне­ты»). Отдельные, характерные для кинизма этические идеи «носились в воздухе» и встречались в философии софистов, у Сократа, у Еврипида, но специфически новое звучание эти идеи (индивидуализма, внутренней свободы, естествен­ного равенства людей, опрощения и бедности, равноправия женщин, космополитизма и др.) приобрели лишь выстроен­ные в систему, образуя единый комплекс, ибо любое уче­ние начинается не с нулевой отметки, а впитывает, отби­рает и перерабатывает на свой лад уже имеющийся подходящий мыслительный материал. Элементы низовой идеологии можно обнаружить и у общепризнанных филосо­фов, и у великих писателей античности, но не в них за­ключается пафос их творений.

При всем своем нарочитом равнодушии к умозритель­ным концепциям и чистой теории кинизм поставил немало важнейших вопросов, впоследствии долго еще волновавших человечество: свобода мнимая и истинная, внешняя и внут­ренняя, моральная автономия и ответственность личности в обществе, исторический детерминизм и свобода выбора, культура и природа, человек и природа, роль науки, «им­манентная разумность природы», пределы самоограниче­ния, подчинение человека долгу, роль революционного отрицания, критика и переоценка конвенциональных цен­ностей, внешних благ, нравственный идеал бедняка, жизнь как деяние, проблема дефиниций, диалектика общего и единичного, слово и значение, «номинализм», «реализм» и пр. Это ли не свидетельство незаурядной исторической ро­ли кинизма? Но эта сторона деятельности киников обычно остается в тени, настолько форма вызова, брошенного ими


обществу, различные эксцентричные выходки и действия, эпатирующие античного мещанина, заслоняли теоретиче­ское содержание кинизма. К тому же сами киники питали иллюзии насчет эффективности проповеди действием, счи­тая, что она важнее словесной и литературной пропаганды, ибо «добродетель состоит не в словах, а в делах» (Диоген Лаэртский, VI, 11).

Кинизм отнюдь не является высшим достижением антич­ной философии, несмотря на весь его демократизм, и не нуж­дается в идеализации. В философии киников было немало ошибочного, примитивного и даже реакционного, что вовсе не противоречит его демократическим социальным корням, так как у народа встречаются не только «разум», но и «нера­зумие», предрассудки, отсталые взгляды, иллюзорные пред­ставления о путях к счастью и об окружающем мире. Материализм киников поражал своей недиалектичностыо, природа в своей нетронутости и первобытной дикости идеа­лизировалась, наука и культура вызывали протест, первич­ные материальные сущности объявлялись непознаваемыми и т. д. Словом, кинизм можно обвинить в тысячах грехов. Но основоположники марксизма не метали громы и молнии про­тив реакционной религиозной оболочки многих ранних рево­люционных движений, стараясь увидеть за ней реальные проблемы униженных и оскорбленных, взбунтовавшихся против унижений и оскорблений. С позиции сегодняшнего знания можно, конечно, сетовать по поводу примитивности кинической онтологии, гносеологии или логики, но прежде всего нужно увидеть в них крупицы большой исторической правды, мятущуюся душу брошенного на дно жизни челове­ка, который все же стремится к справедливости, пытается отыскать истину и сбросить с себя путы многовекового соци­ального и идеологического гнета. Киники не могли вырабо­тать передовой, с современной точки зрения, теории. Да и смешно было бы от них этого требовать, поэтому не будем судить их слишком строго и свысока. Будем благодарны им за то, что они приоткрыли завесу над думами и чаяниями народных низов, бесконечно далеких от сложной и нередко туманной, хоть и великой мысли Платона.

В «гигантской битве за понятие бытия» (Платон, Со­фист, 246А), которую вели основатели кинизма Антисфен и Диоген с творцом теории идей, отразилась борьба двух основных философских направлений, в которой киники вы­ступили на стороне материализма. Борьба киников против Платона, несмотря на все заслуги великого идеалиста в


области диалектики понятий и несмотря на примитивность аргументации киников, наносила чувствительный удар по идеализму. Эта борьба смыкается с кинической критикой традиционных религиозных представлений, антропомор­физма и официального культа олимпийских богов (жерт­воприношений, молитв, оракулов, жречества и т. п.). В противовес господствующей доктрине киники выдвигают идею единого бога «по природе», которая представляет со­бой модификацию материальной первосущности в духе «единого» элеатов. Что касается кинического неприятия на­уки, то здесь на передний план выдвигается его классовая сущность, ибо эксплуатируемыми низами на ранних стади­ях сознания научно-культурный комплекс, вся «мудрость века» воспринимаются лишь как атрибут и привилегия гос­подствующего класса. Данный тезис подтверждается как лозунгами «руссоистского» толка в истории христианства и различных революционных ересей средних веков, так и данными современной этнографии. Из настороженного, ес­ли не враждебного, отношения к науке и материальным благам вырастают киническая идеализация первобытного «естественного человека», моралистическое восприятие жи­вотного мира, лозунг «назад к природе», «антипрометеизм» и пессимистическая концепция исторического развития как отхода от блаженства «золотого века», находившегося в не­запамятном прошлом.

Этика, составляющая «душу» кинизма, связана с его сенсуалистическим материализмом, не оставляющим места для религиозной морали, а также с логическим сингуляриз-мом и номинализмом, противоречащими замкнутому кол­лективизму господствующей полисной морали. Киническая этика исходит из принципиального фронтального отрица­ния и неприятия всего морального кодекса среднего рабо­владельца со стороны социальных низов, представленных в кинизме. Поэтому она прежде всего негативная, «перечека­нивающая» общепринятые ценности и требующая «отуче-ния от зла», то есть разрыва со всеми старыми нравственными нормами, освящавшими социальное зло, причем дело не обходилось без «цинических» эксцессов.

Враждебность ко всему существующему строю исходила от порабощенных и обездоленных трудящихся, поэтому ки­ническая этика носит отчетливо низовой, демократический характер, прославляя честную бедность и трудолюбие (philoponia), объявляя самый труд благом (Диог.. Лаэрт., VI, 2) и делая его таким образом впервые в истории мери-


лом человеческой ценности. Киническая пропаганда обла­гораживала и поэтизировала труд, подчеркивая его нравст­венную и даже эстетическую ценность. Доказывая, что нормальная человеческая природа основана на свободном труде, киники тем самым утверждали человеческую цен­ность угнетенных и порабощенных, объективно размывали существующие социальные, психологические, этнические, этические и прочие границы, разделяющие рабов и свобод­ных. Признание труда благом объективно возвышало всех людей труда, включая рабов, и, следовательно, содейство­вало гуманизации общества, основанного на рабстве.

Провозглашение необходимости добровольного труда оз­начало его космическую (в античном смысле слова) право­мерность и снимало с него печать векового проклятия и рабской обязанности; сведение его до рамок необходимого создавало химерическое убеждение о работе на себя, иначе говоря, якобы возвращало человеку его отчужденную сущ­ность, так как «отчужденный труд отчуждает от человека его собственное тело, как и природу вне его, как и его духовную сущность, его человеческую сущность»1. В своих ведущих тенденциях киническая этика направлена против морали господ, против их нравственного идеала «калокага-тии», объективно имевшего прогрессивное значение.

Этика киников эгалитарная, ибо ставит перед всеми классами, слоями и сословиями одну и ту же нравственную задачу — служение добродетели, перед которой все равны. Добродетель у киников — принцип универсальный. Этика киников практическая, утилитарная, признает доброде­тель лишь в делах, конкретных поступках своих «мудре­цов», достойных подражания, а не в хитросплетениях слов и теорий. Киники понимали, что нравственность «должна быть не в словах, а в деле» (Белинский), чтобы служить примером и увлекать. Этот практицизм, несмотря на харак­терную для киников недооценку теории, имел свои преиму­щества, ибо давал выход энергии протеста, и к тому же нельзя забывать, что практика «выше (теоретического) познания, ибо она имеет не только достоинство всеобщно­сти, но и непосредственной действительности»2. Практиче­ский уклон всей кинической философии продиктован реальным положением низов: «Поскольку классовое обще­ство основывается на разделении между умственным и фи-

Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 42, с. 94. Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 29, с. 195.


зическим трудом, идеи эксплуатируемого класса, активного в сфере физического, но пассивного в духовной сфере, носят скорее практический, конкретный и субъективный, нежели теоретический, абстрактный и объективный характер»3. Именно поэтому у киников более значительное место зани­мают действия в их неповторимой индивидуальности, чем общие понятия и теоретизирование. С этим же связана вы­сокая оценка силы личного примера, на которой постоянно настаивают корифеи школы. «Я считаю важным приносить человеческому роду пользу больше других людей не только тем, что у меня есть, но и самой своей личностью», — говорил Диоген (Письма, XLVI). «Всякая жизнь, прожитая в воздержании, заставляет и тебя жить достойно и справед­ливо, не позволяет совершать дурные и позорные поступки, но, напротив, побуждает говорить и поступать справедли­во», — полагал Кратет (Письма, X, 2; ср.: XX).

Этика киников субъективная и волюнтаристская, ибо основана на «свободе воли», на силе духа, характера, на незаурядной способности к независимому существованию и самоограничению (автаркия), самоотречению и способности к перенесению трудностей (аскеза), к освобождению от пут религии, государства, семьи и т. п. Всем этим достигается внутренняя свобода, иллюзорная, фиктивная, но изменяю­щая в сфере духа всю существующую структуру общества, вплоть до разложения самой идеи государства. Слабость ее в том, что острие борьбы она переносит из области внешней, политической в область внутреннюю, этическую, отражая бессилие угнетенных изменить что-либо реально.

Киническая этика натуральная, ибо исходит из приори­тета природы, но не из природы-максимума, а из природы-минимума, узаконивающей низший уровень потребностей и лишь экономно-необходимую норму потребления. Идеал счастливой жизни «по природе» киники видели в мире жи­вотных, в быте первобытных, «варварских» народов или в примитивном «коммунизме» золотого века Кроноса. Поиски идеалов в прошлом, антикультурнический пафос киников объясняется тем, что цивилизация ассоциировалась у них только с неравенством и угнетением. То же касается и морали.

В оценке условно-природной нормы главную роль играл разум, здравый смысл, народная трезвость, поэтому киниче-ская этика рационалистическая, ставящая интеллект, рас-

Томсон Дж. Первые философы. М., 1959, с. 223.


судок впереди эмоций, рассчитывающая только на ум и на­ходчивость, полученные людьми от природы, а не на богат­ство или знатность, полученные от людей или через людей.

Киническая этика эвдемонистическая, ставящая перед собой задачу — дать человеку спасение и счастье, но это сча­стье бедности, умеренности, которыми должен довольство­ваться добродетельный и разумный человек, презирающий роскошь и удовольствия. В центре кинической философии стоял человек с его невыдуманными заботами, потому в це­лом она отличается гуманным характером. Киник ищет нор­му в своей природе, в человеке и не ждет божественных указаний. Религиозное свободомыслие киника, смеющегося над всем внешним, показным благочестием, вступало в кон­фликт с ходячей моралью, так как в обществе, где он жил, «безбожный», «нечестивый», «неверующий» и подобные эпи­теты воспринимались как обозначение аморальности и нрав­ственной испорченности человека, ибо любое доброе дело считалось исполнением долга перед небожителями.

Что и говорить, условия благоденствия и «преуспеяния» в жизни, поставленные киниками перед людьми, были не всем по плечу. Максималистская мораль киников подчас предъявляла непомерные требования к человеку, требовала повседневного героизма от тех, кто хотел ей следовать. Осо­бенно это касалось учителей кинизма. Неспроста Диоген говорил, что подражает хормейстерам, дающим участникам хора более высокую ноту, чтобы они придерживались нуж­ного тона (Диог. Лаэрт., VI, 35).

Наконец, этика киников индивидуалистическая, ибо все поведение человека в обществе ориентируется на дости­жение независимости от общества, налагающего на него чуждые ему и враждебные обязанности. Но, являясь реак­цией на всепроникающее давление государственного пресса, индивидуалистический протест киников не выродился в рав­нодушие к чужим страданиям, в эгоизм, готовый удовлетво­рять желания одного за счет других людей. В нем нет ничего сознательно антиобщественного и есть нечто от «разумного эгоизма», по существу подчиненного своеобразно понятому общественному служению, претендующему на свободу вы­бора своего предназначения, миссии учителя и целителя человечества. Противоречия кинического индивидуализма привели к принципу «внутренней свободы», а такая свобода добывается прежде всего путем борьбы с самим собой, а не с социальным злом. Этот принцип отражал не только сла­бость кинизма как учения, но и слабость, незрелость осво-


бодительных движений в античности, не имеющих ни перс­пектив, ни ясных целей. Только всепоглощающая ненависть к существующему строю и инстинктивно-революционные поступки с предельной очевидностью говорят о классовых корнях кинической морали. Популярность ее принципов за­ставила в дальнейшем стоиков взять их на вооружение, но основательно перетряхнуть и приспособить к интересам пра­вящих верхов. Этические идеи киников сказались на их эстетическом идеале, на выработке принципов художествен­ного познания действительности, на всем характере их ли­тературного творчества и особенно в жанре нравственной проповеди — диатрибы.

В античном обществе, несмотря на всяческое давление сверху, литература далеко не всегда воспевала действитель­ность, и даже в эпоху расцвета, когда она изображала лю­дей «такими, какими они должны быть»; уже в самом этом принципе таился элемент критицизма, а в кризисные пери­оды все громче и громче слышались насмешливые или от­чаявшиеся голоса недовольных. В лагере последних оказались киники. Формальные открытия их словесности (cynicos tropos) приглянулись всем, кто, не разделяя кини-ческих догм, чувствовал человеческую и гражданскую от­ветственность, кто пытался хотя бы нравственно исправить общество адресованными ему сатирами и моральными про­поведями. Именно среди кинических подражателей мы встречаем имена многих выдающихся философов-морали­стов и поэтов-сатириков (Зенон, Эпиктет, Сенека, Мусоний Руф, Дион Хрисостом, Филон, Варрон, Луцилий, Персии, Ювенал, Гораций, Петроний, Плутарх, Лукиан, Юлиан и др.), проповедников раннего «бунтарского» христианства.

Эстетические идеи, высказанные киниками порой в кос­венной и даже анекдотической форме, оказались не менее продуктивными. Их афоризмы и хрии, с которыми в исто­рии древней философии вообще нередко приходится иметь дело, наряду с известными теоретическими высказывания­ми позволяют сделать некоторые выводы.

1. Неприятие всех социальных, политических и мораль­ных установок рабовладельческого общества, враждебного киникам и построенного на крайнем, абсолютном «отчужде­нии» угнетенной личности, конституировало весь их идей­но-эмоциональный мир и привело к отрицанию классиче­ского этико-эстетического идеала калокагатии, носившего отчетливо выраженный аристократический характер. Прин­цип «перечеканки ценностей» (paracharattein to nomisma)


коснулся и эстетической области, всей сферы искусства и литературы. Искусство, с точки зрения киников пассивное, созерцательное или несущее чуждые им идеи, отвергалось и заменялось искусством наступательным, активным, дина­мичным, доходчиво несущим в массы нужные им мысли и чувства. Правильные слова, не подтверждаемые делами, уподоблялись кифаре, способной издавать приятные звуки, но лишенной чувств и слуха (Диог. Лаэрт., VI, 64). Старые эстетические нормы сменялись новыми, не только подчас чуждыми классической эстетике, но иногда начисто враж­дебными ей. Вместе с тем нельзя полностью отрывать кини-ческую эстетику от искусства поздней классики и эллиниз­ма, для которого характерны интерес к личности с ее духовным миром, к быту и частной жизни (мелкая пласти­ка), экспрессивность и динамизм, патетика.

2. Краеугольным камнем эстетики киников был прин­цип «естественности», критерий «природы» (cata physin), из которого следовал простой и очевидный вывод, переклика­ющийся с классическими взглядами: все естественное, при­родное, простое прекрасно, все искусственное, украшатель­ское, лакировочное и вычурное безобразно, ибо оно искажает «природу». Природа вдохновляла киников и объ­являлась ими единственной учительницей и критерием жизни и искусства.

3. Киники отстаивали искусство, открыто поставленное на службу их философии, обращенной к личности из народ­ных низов, искусство содержательное, публицистическое, тенденциозное, «учительское», пропагандирующее опреде­ленную оценку действительности. Киническая эстетика за­менила физическую красоту космоса духовной красотой «естественного» человека, которой внешнее безобразие не только не мешает, но иногда и помогает проявиться. Эта черта чужда классической эстетике. У киников духовное доминирует, их философия ищет «красоту духа» (Диог. Ла­эрт., VI, 53), они провозглашают примат содержания (ta legomena) над формой (Письма Анахарсиса, I, 20). Чем на­стойчивее общество, в котором он жил, доказывало бедня­ку-работяге и особенно рабу, что он «служебное тело» (söma oiceticon), «одушевленное орудие» (organon empsychon) (Аристотель), то есть стремилось к его деперсонализации, тем энергичнее он старался утвердить себя как личность, заявить о своем духовном превосходстве над «столпами об­щества», противопоставить богатство истинное, духовное бо­гатству вещному, ложному.


 

 

 


4. Эта гуманистическая и антропологическая эстетика придерживается классовых оценок прекрасного. Прекрас­ное, с точки зрения господ, у киников оказывалось непрек­расным. Прекрасное и безобразное менялись местами: прославленный красавец-атлет, воспеваемый поэтами — объект кинической насмешки и всяческих издевательств, а внешне уродливые Сократ или Кратет и гонимый раб Эзоп возводились в идеал и служили образцом истинно прекрас­ного. Во многом эстетика киников определялась требовани­ями их морали. Связывая эстетическое с этическим, киники отнюдь не делали красоту символом нравственности. Этим символом могло вполне послужить и внешнее безобразие.

5. Метафизическая логика киников (А равно А и не равно В) на уровне этики и эстетики оборачивалась при­знанием определенности и устойчивости критериев, объек­тивно противостояла разгулу случайности и волюнтаризму, вела к признанию естественных, «неписаных» законов и норм, выработанных многими поколениями в толще народ­ной. Поэтому, отрицая официальную культуру, культуру господ, киники признавали прекрасным то, что всегда по­читал и ценил народ, — эпос Гомера и мифы, народную поэзию, фольклор и великих поэтов прошлого, здоровую красоту, восхищались «большим и прекрасным». Здесь они иной раз впадали в противоречие со своим лозунгом всеоб­щей «переоценки ценностей».

Отрицание киников не было пустым и бессодер­жательным. В глубине его бил живой родник народного здравомыслия, враждебного пустопорожнему нигилизму. Отсюда — кажущиеся и действительные противоречия между экстремизмом их теоретических постулатов, отрица­ющих всех и вся, даже возможность науки и искусства, и практической деятельностью, немыслимой вне современной им науки, литературы, искусства.

6. Бели в первый период становления школы киники больше занимались теорией и выработкой основных поло­жений, излагая их в традиционных трактатах и диалогах, то в последующие эллинистический и эллинистическо-рим-ский периоды они, приспосабливая эти положения к изме­нившейся действительности и социальной среде, но не изменяя их духу, обращались к массе в новых формах художественно-публицистической литературы. В своей ли­тературной практике на первых порах воспринимая и паро­дируя старые виды и жанры, киники выступили затем с прямым отрицанием установившихся канонов, смело соеди-


няли различные стилистические пласты, не боясь разру­шить «единство» стиля, вводили в литературный язык про­сторечия и вульгаризмы, в прозу — приемы поэтической речи и стихи; утверждали принцип «серьезно-смешного» (spoudaiogeloion), преподнося читателю под видом развле­кательности горькую правду жизни; смешение разнородно­го — один из коренных эстетических принципов кинизма. Все эти черты составляли особенности кинического стиля, свидетельствовавшего о кризисе классической античной эс­тетики. Выше всего ценя «свободу слова» (parrhesia), кини­ки не могли не писать сатир. Принцип «естественности» в литературе приводил их нередко к физиологическому нату­рализму, парадоксально связанному с неосознанным стрем­лением утвердить свое человеческое достоинство. В мифологии, художественной и народной словесности кини­ки всегда искали поучение, аллегорию, «скрытый смысл» (hyponoia), видя в раскрытии последнего главную задачу интерпретации.

7. Все кинические жанры (диатриба, мениппова сатира, апофтегма, хрия, письма и др.) полны «примеров» (paradeigma). Это свойство кинической литературы глубоко связано с сущностью кинизма, предпочитавшего практику, конкретное дело отвлеченным спекуляциям и дедукции. Воспитательную силу живого примера они ставили выше самых красноречивых слов. Поэтому у них не пользовался большой популярностью жанр философского трактата. Да­же систему своих взглядов они выводили из поступков и линии поведения (ее ton ergon) своих героев (Геракл, Со­крат, Диоген) (см.: Юлиан, VI, 189Ь), а не наоборот, что дает нам основание не считать кинизм таким уж бедным источниками. На этом основании киники создали целую плеяду своих героев и «антигероев» (Крез, Сарданапал, Александр, Ксеркс и др.). Такой методологией пользовалось и раннее христианство, строя свою философию на «житиях» и «деяниях» (praxeis) Христа и апостолов.







Дата добавления: 2015-10-19; просмотров: 423. Нарушение авторских прав; Мы поможем в написании вашей работы!



Шрифт зодчего Шрифт зодчего состоит из прописных (заглавных), строчных букв и цифр...

Картограммы и картодиаграммы Картограммы и картодиаграммы применяются для изображения географической характеристики изучаемых явлений...

Практические расчеты на срез и смятие При изучении темы обратите внимание на основные расчетные предпосылки и условности расчета...

Функция спроса населения на данный товар Функция спроса населения на данный товар: Qd=7-Р. Функция предложения: Qs= -5+2Р,где...

В теории государства и права выделяют два пути возникновения государства: восточный и западный Восточный путь возникновения государства представляет собой плавный переход, перерастание первобытного общества в государство...

Закон Гука при растяжении и сжатии   Напряжения и деформации при растяжении и сжатии связаны между собой зависимостью, которая называется законом Гука, по имени установившего этот закон английского физика Роберта Гука в 1678 году...

Характерные черты официально-делового стиля Наиболее характерными чертами официально-делового стиля являются: • лаконичность...

Вопрос 1. Коллективные средства защиты: вентиляция, освещение, защита от шума и вибрации Коллективные средства защиты: вентиляция, освещение, защита от шума и вибрации К коллективным средствам защиты относятся: вентиляция, отопление, освещение, защита от шума и вибрации...

Задержки и неисправности пистолета Макарова 1.Что может произойти при стрельбе из пистолета, если загрязнятся пазы на рамке...

Вопрос. Отличие деятельности человека от поведения животных главные отличия деятельности человека от активности животных сводятся к следующему: 1...

Studopedia.info - Студопедия - 2014-2024 год . (0.012 сек.) русская версия | украинская версия