Студопедия — Античность. еще что-нибудь, а сама по себе, через себя самое, всегда одинаковая; все же другие разновидности прекрасного причастны к ней таким образом
Студопедия Главная Случайная страница Обратная связь

Разделы: Автомобили Астрономия Биология География Дом и сад Другие языки Другое Информатика История Культура Литература Логика Математика Медицина Металлургия Механика Образование Охрана труда Педагогика Политика Право Психология Религия Риторика Социология Спорт Строительство Технология Туризм Физика Философия Финансы Химия Черчение Экология Экономика Электроника

Античность. еще что-нибудь, а сама по себе, через себя самое, всегда одинаковая; все же другие разновидности прекрасного причастны к ней таким образом






еще что-нибудь, а сама по себе, через себя самое, всегда одинаковая; все же другие разновидности прекрасного причастны к ней таким образом, что они возникают и гибнут, а ее не становится ни больше, ни меньше и никаких воздействий она не испытывает. И тот, кто благодаря правильной люб­ви к юношам поднялся над отдельными разновид­ностями прекрасного и начал постигать эту высшую красоту, тот, пожалуй, почти у цели (Пир, 210 Е —- 211В).

Л чк) мы скажем о многих прекрасных вещах, ну, допустим, о прекрасных людях, или плащах, или копях, что мы скажем о любых других вещах, ко­торые называют тождественными или прекрасными, короче говоря, обо всем, что одноименно вещам са­мим по себе? Они тоже неизменны или в полную про­тивоположность тем, первым, буквально ни на миг не остаются неизменными ни по отношению к самим себе, ни по отношению друг к другу?

— И снова ты прав, — ответил Кебет, — они все время меняются (Федон, 78Е).

— Тогда давай обратимся к тому, о чем мы говори­ли раньше. То бытие, существование которого мы вы-яс! 1яем в i laiimx вопросах и ответах, — что же, оно все­гда i ich:imci uю и оди! таково или в разное время иное? М(»кст л и puni к к1 са мо по себе, прекраа юе само по се­бе, нее и< и >бще сущсстнующес само по себе, то есть бы­тие, претерпеть какую бы то ни было перемену? Или же любая из этих вещей, единообразная и существую­щая сама по себе, всегда неизменна и одинакова и ни­когда, ни при каких условиях ни малейшей перемены не принимает?

— Они должны быть неизменны и одинаковы, Сократ, — отвечал Кебет (Федон, 78 D).

Мысль Бога питается разумом и чистым знанием, как и мысль всякой души, которая стремится воспри­нять то, что ей подобает; поэтому она, когда видит су­щее хотя бы время от времени, любуется им, питается созерцанием истины и блаженствует, пока небесный свод, описав круг, не перенесет ее опять на то же мес­то. В своем круговом движении она созерцает самое

Г

справедливость, созерцает рассудительность, созер­цает знание, не то знание, которому свойственно воз­никновение, и не то, которое меняется в зависимости от изменений того, что мы теперь называем бытием, но то настоящее знание, что заключается в подлин­ном бытии (Федр, 247 D—E).

Под красотою форм я пытаюсь теперь понимать не то, что хочет понимать под нею большинство, т. е. красоту живых существ или картин; нет, я имею в виду прямое и круглое, в том числе, значит, поверх­ности и тела, изготовляемые при помощи токарного резца, а также фигуры, построяемые с помощью от­весов и угломеров, — постарайся хорошенько по­нять меня. В самом деле, я называю это прекрасным не по отношению к чему-либо, как это можно ска­зать о других пещах, но вечно прекрасным само по себе, по сноси природе, и возбуждающим некоторые особенные, сиоЙстнсмпые только ему, наслаждения, не имеющие ничего оощего с удопольсгаисм от ще­котания. Есть и цвега, носящие тог же самый харак­тер (Филеб, 51 С —D).

Сократ. Как же не нелепо думать, что блага и кра­соты нет ни в телах, ни во многом другом и что оно заключено только в душе; да и здесь оно сводится к одному наслаждению, мужество же, благоразумие, ум и другие блага, выпадающие на долю души, не та­ковы. К тому же при этих условиях ненаслаждающий­ся, страдающий принужден был бы сказать, что он ду­рен, когда страдает, хотя бы он был самым лучшим из людей, а наслаждающийся, напротив, чем более он наслаждается, тем более преуспевал бы вдобродетели во время наслаждения (Фипеб,55Н)-

«Это, доставляющее истинность познаваемому и дающее силу познающему, называй идеею блага, причиною знания и истины, поскольку она позна­ется умом. Ведь сколь ни прекрасны оба этих пред­мета — знание и истина, ты, предполагая другое еще прекраснее их, будешь предполагать справедливо. Как там свет и зрение почитать солнцеобразными справедливо, а солнцем несправедливо, так и здесь оба этих предмета — знание и истину — признавать

благовидными справедливо, а благом которое-ни­будь из них несправедливо; но природу блага на­добно ставить еще выше». — «О чрезвычайной кра­соте говоришь ты, — сказал он, — если она достав­ляет знание и истину, а сама красотою выше их; ведь не удовольствие же, вероятно, разумеешь ты под нею?» — «Говори лучше, — примолвил я, — и скорее вот еще как созерцай ее образ». — «Как?» — «Солн­це, скажешь ты, доставляет видимым предметам не только, думаю, способность быть видимыми, но и рождение, и возрастание, и пищу, а само оно не рождается». — «Да как же!» — «Так и благо, надобно сказать, доставляет познаваемым предметам не толь­ко способность быть познаваемыми, но и сущест­вовать и получать от него сущность, тогда как благо не есть сущность, но по достоинству и силе стоит выше пределов сущности» (Государство,508Е — 509 Б).

Тогда как в природе вещей, друг мой, есть образ­цы (один божественный — образец счастия, другой безбожный — образец страдания), люди, не видя­щие, что это так, по глупости и крайнему безумию не замечают, что одному они несправедливыми дейст­виями уподобляются, а от другого отступают, и че-рс:«.что, проводя жизнь, соответствующую тому, ко­торому уподобляются, несут наказание (Теэтет, /76/0.

Объясним же, ради какой причины устроитель устроил происхождение вещей и это все. Он был добр; в добром же никакой ни к чему и никогда не бывает зависти. И вот, чуждый ее, он пожелал, чтобы все было по возможности подобно ему. Кто принял бы от мужей мудрых учение, что это именно было коренным началом происхождения вещей и космо­са, тот принял бы это весьма правильно. Пожелав, чтобы все было хорошо, а худого по возможности ничего не было, Бог таким-то образом все подлежа­щее зрению, чтб застал не в состоянии покоя, а в не­стройном и беспорядочном движении, из беспо­рядка привел в порядок, полагая, что последний всячески лучше первого. Но существу превосход-

нейшему как не было прежде, так не дано и теперь делать что иное, кроме одного прекрасного (Тимей, 29 Е-30 А).

И тело неба сделалось, конечно, видимо, но сама душа, участница мышления и гармонии, осталась не­зрима, как наилучшее из творений, рожденное наи­лучшим из доступных одному мышлению вечных су­ществ. Будучи смешана из природы тождества, при­роды иного и из сущности — из этих трех частей, — разделена и связана пропорционально и вращаясь около себя самой, душа при соприкосновении с чем-либо имеющим ту или другую сущность — разлагаю­щуюся или неделимую — действием всей своей при­роды открывает, чему что тождественно и от чего что отлично, к чему особенно, где, как и когда может что OTIK к him и, деятельно или страдательно, каждое к каждому, нес рлпю, принадлежит оно к природе рождающегося или иребынающсто всегда тождест­венным ('/'«Kt'/V.J 7 Л И).

Бог, по древнему сказанию, держит начало, конец и середину всего сущего. По прямому пути Гюг при­водит все в исполнение, хотя по природе своей он вечно обращается в круговом движении. За ним все­гда следует правосудие, мстящее отстающим от бо­жественного закона. Кто хочет быть счастлив, дол­жен держаться его и следовать за ним смиренно и в строгом порядке. Если же кто вследствие надмен­ности превозносится богатством, почестями, теле­сным благообразием; если кто юностью, неразумием и наглостью распаляет свою душу, так что считает, будто ему уже не нужен ни правитель, ни руководи­тель, но будто он сам годится и руководители дру­гим, — такой человек остается позади, будучи лишен Бога. Оставшись позади и подобрав еще других, себе подобных, он мечется, приводя все в смятение (Зако­ны, 716А-В).

Сократ. Удел блага необходимо ли совершенен или же нет?

Протарх. Надо полагать, Сократ, что он — наисо­вершеннейший.

Сократ. Что же? Довлеет ли себе благо?

Протарх. Как же иначе? В этом его отличие от iicci'о сущего.

(.'он/к mi. Значит, полагаю я, совершенно необходи-мс > угиерждать о нем, что все познающее охотится за ним, стремится к нему, желая схватить его и завладеть им, и не заботится ни о чем, кроме того, что может быть достигнуто вместе с благом (Филеб, 20 D).

Сократ. Итак, если мы не в состоянии уловить благо одною идеею, то поймаем его тремя — красо­тою, соразмерностью и истиной; сложивши их как бы воедино, мы скажем, что это и есть действитель­ная причина того, что содержится в смеси, и благо­даря ее благости самая смесь становится благом (Филеб, 65 А).

Сократ. Будем же судить об отношении трех назпанных начал к наслаждению и уму, беря их порознь. Ибо нужно посмотреть, к наслаждению или к уму мы отнесем каждое из них как более сродное.

Протарх. Ты имеешь в виду красоту, истину и меру?

Сократ. Да. I 1режде нечто возьми, I Iporapx, исти­ну. Шип ее и присмо'греипшсь к этим трем началам: уму, истине и наслаждению, ныжди продолжитель­ное вргмм и патем отмечай самому себе, что более српдно истине — наслаждение или ум?

llfxitHrtfiX. К чему туг нреми! Думаю, они очень раз­нятся, Недь, согласно общераспространенному мне­нию, ничему так не присуща хвастливость, как на­слаждению, а в любовных наслаждениях, которые ка­жутся самыми сильными, даже клятвопреступление получает прощение со стороны богов, так как на-слаждс! 1ия подобно детям лишены всяких признаков ума Ум же или тождествен с истиною, или всего бо­лее i к >д(>f)ci i и близок ей.

(.«ь/ннп, Ислсд за этим рассмотри таким же обра­зом меру i i;u лаждение ли обладает ею в большей сте­пени, чем рассудительность, или же рассудительность в большей crenei ш, чем наслаждение?

Протарх. И эту предложенную тобою задачу ре­шить нетрудно. Я думаю, что в целом мире нельзя

найти ничего столь неумеренного по природе, как наслаждение и буйная радость, и ничего столь про­никнутого мерою, как ум и знание.

Сократ. Хорошо сказано. Но скажи еще и о треть­ем. Ум ли наш более причастен красоте, чем наслаж­дение, так что он прекраснее наслаждения, или же наоборот?

Протарх. Что касается рассудительности и ума, Сократ, то никто никогда ни наяву, ни во сне не видел и не думал ни в каком отношении и никоим образом, что ум был, есть или будет безобразным.

Сократ. Правильно.

Протарх. Что же касается наслаждений, и при­том, пожалуй, величайших, то, когда мы видим кого-либо предающегося наслаждениям и подмечаем в них или нечто смешное, или крайне безобразное, мы и сами стыли мен и заботливо скрываем их, пре­доставляя такие дела ночи, как если бы свету не над­лежало видеть их.

Сократ. Стало быть, ты, I Iporapx, будешь всячески утверждать — и через вестников, и лично обращаясь к присутствующим, — что наслаждение не есть ни первое достояние, ни даже второе, но что на первом месте стоит некоторым образом все относящееся к мере, измеримости и благовремению и все подоб­ное, что надлежит считать принимающим вечную природу.

Протарх. Из сказанного сейчас это кажется оче­видным.

Сократ. Второе место занимает соразмерное, прекрасное, совершенное и достаточное и все то, что относится к этому ролу.

Протарх. 11охоже на то.

Сократ. Поставив же i ia третье место, согласно моей догадке, ум и рассудительность, ты, я думаю, не очень уклонишься от исшны.

Протарх. Пожалуй.

Сократ. Ты не ошибешься также, отведя четвер­тое место, сверх только что названных трех, тому, что было признано нами свойствами самой души, то есть знаниям, искусствам и так называемым пра-

вильным мнениям, коль скоро все это более родст­венно благу, чем наслаждение. Не правда ли?

Протарх. Может быть.

Сократ. Не поставить ли на пятом месте те на­слаждения, которые мы определили как беспечаль­ные и назвали чистыми наслаждениями самой души, сопровождающими в одних случаях знания, а в дру­гих — ощущения?

Протарх. Пожалуй (Фипеб, 65 В —66 С).

учение об «идеях» в «пармениде»

11арменид сказал: «Сократ! твоя ревность к иссле­дованиям достойна удивления. Но скажи мне: сам ли а ты так различил, как говоришь, особо — некоторые V виды сами в себе и особо — то, что им причастно? И кажется ли тебе само подобие чем-нибудь отдельным от того, которое есть у нас, равно как одно, многое и все, про что теперь слышал ты от Зенона?» — «Ка­жется», — отмечал Сократ. «И ты принимаешь, — спросил 11:фмепид, — особый некоторый вид для та­ких Яши-пни, как справе/ушное, прекрасное, доброе и нес такч>с?».Да», — ска:ил с>i i. «Что же, и вид чело­века, особый от пас и от всего такого, каковы мы, то есть некоторый самобытный вид человека или огня или воды?» — «Касательно этих предметов, Парменид, — отвечал Сократ, — часто был я в недо­умении, должно ли полагать о них то же, что о дру­гих, или иное». — «Не недоумеваешь ли ты и в отно­шении таких вещей, Сократ, — для них оно было бы и смешно, — каковы, например, волос, грязь, нечис­тота или что-либо иное, самое презренное и ни­чтожное; дблжно ли и для каждой из них полагать особый вид, отличный оттого, что берем мы руками, или не дблжно?» — «Никак, отвечал — Сократ, — в этих-то, чтб мы видим, то одно и есть: представлять еще некоторый вид таких вещей — как бы не было

слишком странно. Меня, впрочем, уже беспокоит иногда мысль, не вышло бы того же и со всем дру­гим; но если остановлюсь на этом, я готов потом бежать из страха, как бы не провалиться и не по­гибнуть в какой-то бездонной болтовне. И вот, при-шедши мышлением сюда — к тем видам, о которых теперь только говорили, — я рассуждаю о них испы­тательно». — «Потому что ты еще молод, Сократ, — сказал Парменид, — и философия пока не охватила тебя, как охватит, по моему мнению, когда не будешь пренебрегать ничем этим. Теперь ты, по своему воз­расту, смотришь еще на человеческие мнения. Ска­жи-ка мне вот что: тебе кажется, говоришь, что есть некоторые виды, от которых прочие вещи по учас­тию и них получают спои названия; причастная, на­пример, подобию становится подобною, величи­не нсликою, красоте и справедливости — спра-ведлииою и прекрасною». — «Конечно», — сказал Сократ. «Но каждая, воспринимающая вид, весь ли его воспринимает или часть? Или воснрипятие воз­можно еще иное, помимо этого?» — «Но какое же?» — сказал он. «Так думаешь ли, что весь вид, со­ставляя одно, содержится в каждой из многих вещей, или как?» — «Да что же препятствует, Парменид, со­держаться ему?» — отвечал Сократ. «Следовательно, будучи одним и тем же самым во многих вещах, су­ществующих особо, он будет содержаться во всех всецело и таким образом обособится сам от себя». — «Не обособится, — возразил Сократ, — как, напри­мер, день, будучи одним и тем же, в одно и то же вре­мя находится но многих местах и оттого нисколько не отделяется сам от себя, так, может быть, и каждый из видов содержится во всем, как один и тот же». — «Куда любезен ты, Сократ, — сказал Парменид, — что одно и то же полагаешь во многих местах, все равно как если бы, закрыв завесою многих людей, говорил, что одно находится на многих всецело. Или не это, думаешь, выражают твои слова?» — «Может быть», — отвечал он. «Так вся ли завеса была бы на каждом или части ее — по одной?» — «Части». — «Стало быть, и самые виды делимы, Сократ, — сказал Парменид, —

и причастное им должно быть причастно частей, и в каждой вещи будет уже не целый вид, а всегда часть». — «Представляется, конечно, так». — «Что же? захочешь ли утверждать, Сократ, что вид, как одно, у нас действительно делится и, делясь, все-таки будет одно?» — «Отнюдь нет», — отвечал он. «Смотри-ка, — продолжал Парменид — если ты будешь делить са­мую великость и каждый из mi югих больших предме­тов окажется велик ее частью, которая меньше самой великости, - не иредстаиитсн ли это несообраз­ным?» — «Конечно*, — сказал он. «Что же, каждая вещь, получип какую-нибудь часть равного, — кото­рая меньше в сравнении с самым paw ii>im, — будет ли заключать в себе нечто, чем сравняется с какою-ли­бо вещью?» — «Невозможно». — «Но положим, кто-либо из нас примет часть малости: сама малость бу­дет больше ее, так как это ее часть. И тогда как сама малость окажется больше, то, к чему приложится от­нятое, станет, напротив, меньше, а не больше, чем прежде». — «И этого-то быть не должно», — сказал Сократ. «Каким же образом, Сократ, — спросил Пар­менид, — все прочее будет причастие у тебя видов, когда не может прш шмать их ни по частям, ни целы­ми?» — «Клянусь Леисчш!» — отвечал Сократ. «Такое дел< I, мне кажется, иопсс не легко решить». — «Что же теперь? Как ты думаешь пот о чем?» — «О чем?» — «Я полагаю, что ты каждым иид почитаешь одним по следующем причине. Когда покажется тебе много каких-нибудь величин, ты, смотря на все их, пред­ставляешь, может быть, одну какую-то идею и отсюда великое почитаешь одним». — «Это правда», — ска­зал он. «А что само великое с прочими величинами? Нел и таким же образом взглянешь душою на все, не представится ли опять одно великое, через кото­рое но необходимости все это является великим?» — «Вероятно». — «Стало быть, тут представится иной вид великости, происшедший независимо от самой великости и от того, что причастно ей, а над этими всеми — опять другой, по которому выйдут велико­сти эти, — и каждый из видов уже не будет у тебя один, но откроется их бесконечное множество». —

«Но каждый из видов, Парменид, — заметил Со­крат, — не есть ли мысль? А мысли негде больше быть, как в душах: так-то каждый остался бы, конеч­но, одним, и не подвергался бы уже тому, о чем сей­час было говорено». — «Так что же?» — спросил Пар­менид. «Каждая мысль будет одно, но мысль — ни о чем?» — «Но это невозможно», — отвечал он. «Зна­чит, о чем-нибудь?» — «Да». — «Существующем или не существующем?» — «Существующем». — «Не об одном ли чем, что мыслится как присущее всему и представляет одну некоторую идею?» — «Да». — «Так не вид ли будет это мыслимое одно, всегда тож­дественное во всем?» — «Необходимо». — «Что же те­перь? — спросил Парменид. — Если все прочие вещи причастны, говоришь, видов, то не необходимо ли тебе думать, что либо каждая вещь относится к мыс­лям и псе мыслит, либо относящееся к мыслям не-мыслсипо?» — «11с> и:-»то не имело бы смысла, — от­вечал он. — Впрочем, мне-то, Пармепид, скорее все­го представляется так: эти виды стоят в природе как бы образцы, а прочие вещи подходят к ним и стано­вятся подобиями; так что самая причастность их ви­дам есть не иное что, как уподобление им» (Парме­нид, 130 В-132 D).

«Однако ж это, Сократ, — продолжал Парме­нид, — и весьма многое иное кроме этого необходи­мо связано с видами, если они суть идеи существен-ностей и если будем каждый из них определять как что-то само по себе, так что слушатель станет недо­умевать и сомневаться: есть ли в самом деле такие виды, а когда они непременно есть, то ведь крайне необходимо быть им для природы человеческой не­познаваемыми. И кто так творит, тому не только ка­жется, что он судит здраво, но даже, как мы сейчас сказали, удивительно было бы, если бы говорящего это можно было переуверить. Надо быть человеком очень даровитым, чтобы уразуметь, что есть некото­рый род каждой вещи и сущность сама по себе; но еще более удивительным, чтоб и открыть самому, и суметь наставить другого, разобрав все это доста­точно». — «Я уступаю тебе, Парменид, — сказал Со-

крат, — потому что слова твои мне очень по мыс­ли». — «Между тем, Сократ, — продолжал Парменид, — если уже кто, смотря на все, что было теперь говоре­но, и на другое подобное, не допустит, чтоб были ви­ды существенностей, и не будет определять вида для каждой вещи, то, не допуская идеи каждой из суще­ственностей как идеи всегда тождественной, он и не '. найдется, к чему направить свою мысль, — и таким образом совершенно упразднит возможность собе­седования» (Парменид, 135A—Q.







Дата добавления: 2015-10-19; просмотров: 534. Нарушение авторских прав; Мы поможем в написании вашей работы!



Практические расчеты на срез и смятие При изучении темы обратите внимание на основные расчетные предпосылки и условности расчета...

Функция спроса населения на данный товар Функция спроса населения на данный товар: Qd=7-Р. Функция предложения: Qs= -5+2Р,где...

Аальтернативная стоимость. Кривая производственных возможностей В экономике Буридании есть 100 ед. труда с производительностью 4 м ткани или 2 кг мяса...

Вычисление основной дактилоскопической формулы Вычислением основной дактоформулы обычно занимается следователь. Для этого все десять пальцев разбиваются на пять пар...

Огоньки» в основной период В основной период смены могут проводиться три вида «огоньков»: «огонек-анализ», тематический «огонек» и «конфликтный» огонек...

Упражнение Джеффа. Это список вопросов или утверждений, отвечая на которые участник может раскрыть свой внутренний мир перед другими участниками и узнать о других участниках больше...

Влияние первой русской революции 1905-1907 гг. на Казахстан. Революция в России (1905-1907 гг.), дала первый толчок политическому пробуждению трудящихся Казахстана, развитию национально-освободительного рабочего движения против гнета. В Казахстане, находившемся далеко от политических центров Российской империи...

Тактика действий нарядов полиции по предупреждению и пресечению правонарушений при проведении массовых мероприятий К особенностям проведения массовых мероприятий и факторам, влияющим на охрану общественного порядка и обеспечение общественной безопасности, можно отнести значительное количество субъектов, принимающих участие в их подготовке и проведении...

Тактические действия нарядов полиции по предупреждению и пресечению групповых нарушений общественного порядка и массовых беспорядков В целях предупреждения разрастания групповых нарушений общественного порядка (далееГНОП) в массовые беспорядки подразделения (наряды) полиции осуществляют следующие мероприятия...

Механизм действия гормонов а) Цитозольный механизм действия гормонов. По цитозольному механизму действуют гормоны 1 группы...

Studopedia.info - Студопедия - 2014-2024 год . (0.012 сек.) русская версия | украинская версия