Лиловые лучиО фиолетовые грозди, Вы – тень алмазной белизны! Две аметистовые Розы Сияют с горной вышины. Дымится кровь огнём багровым, Рубины рдеют винных лоз, Но я молюсь лучам лиловым, Пронзившим сердце вечных Роз. И я склоняюсь на ступени, К лиловым пятнам тёмных плит, Дождём фиалок и сирени Во тьме сияющей облит. И храма древние колонны Горят фиалковым огнём, Как аметист, глаза бессонны И сожжены лиловым днём. Вечерние стёкла Гаснет день. В соборе всё поблекло. Дымный камень лиловат и сер.
И цветами отцветают стёкла В глубине готических пещер. Тёмным светом вытканные ткани, Страстных душ венчальная фата, В них рубин вина, возникший в Кане, Алость роз, расцветших у костра, Хризолит осенний и пьянящий, Мёд полудней – царственный янтарь, Аметист – молитвенный алтарь И сапфир испуганный и зрящий. В них горит вечерний океан, В них призыв далёкого набата, В них глухой, торжественный орган, В них душа стоцветная распята. Тем, чей путь таинственно суров, Чья душа тоскою осиянна, Вы – цветы осенних вечеров, Поздних зорь далёкая Осанна. Обзор поэзии Максимилиана Волошина начнем с двух стихотворений из цикла «Руанский собор», в котором отразились впечатления поэта от посещения им собора в июне 1905 года. Цикл посвящен Анне Рудольфовне Минцловой – главному носителю оккультно-мистических идей в русской культуре начала XX века. Духовное влияние и теософские идеи Минцловой, безусловно, нашли свое отражение в этом цикле [35]. Главным объектом второго стихотворения цикла «Лиловые лучи» являются два круглых окна собора – две аметистовые розы. Доминирующий цвет стихотворения – фиолетовый. «Право, кажется, что нельзя ни искусней, ни полней исчерпать седьмой полосы спектра, ласковее изназвать её, чем Волошин, воркуя, изназвал своих голубок-сестриц в лиловых туниках», – писал И. Анненский об этом стихотворении [36]. Вначале фиолетовый цвет поэт противопоставляет красному, но постепенно он заполняет всё пространство стихотворения. А в финале аметистовые глаза сожжены лиловым днём – фиолетовое поглощено фиолетовым. Фиолетовый аметист – один из любимых камней-самоцветов Волошина. Он активно использовал его в своем творчестве: «И были дни, как муть опала / И был один, как аметист» (стихотворение «Второе письмо»). Любима поэтом была и его аметистовая печатка. Третье стихотворение цикла «Вечерние стёкла» поражает ярким зрительным образом витражей окон готического собора. Цвет витражных стекол поэт передает посредством камней-самоцветов. Такой же прием применяет он и в стихотворении «Письмо»: «Vitraux – камней прозрачный слиток: / И аметисты и агат». В приведённом выше стихотворении цвета стёкол разнообразней, и их описание наполнено богатым символическим смыслом. Второй катрен выделяется символами красного цвета, среди которых есть и «рубин вина» (в Кане Галилейской, по преданию, Христос совершил свое первое чудо: претворение воды в вино). Третий катрен насыщен очень интересными перифразами четырёх цветов. Символизм жёлтого (мёд полуденный – царственный янтарь), фиолетового (аметист – молитвенный алтарь) и синего цветов (сапфир испуганный и зрящий) находится в полном соответствии со статьей «Чему учат иконы?». Желтовато-зелёный хризолит наделён эпитетами «осенний» и «пьянящий». Использование поэтом эпитета «осенний» можно объяснить, например, тем, что цвет хризолита удивительно точно передает цвет листвы ранней осенью. Если же обратиться к символике камней-самоцветов в основании стен Небесного Иерусалима (см. комментарий к стихотворению К. Бальмонта на с. 32–33), то окажется, что хризолит отвечает первому месяцу осени – сентябрю. Второму эпитету, данному Волошиным хризолиту, – «пьянящий» – также можно найти объяснение, если вспомнить, что на Руси в XVI–XVII веках хризолит называли «достокан», как и питейную посуду (это название позднее трансформировалось в «стакан»). Луна Бальмонту Седой кристалл магических заклятий, Хрустальный труп в покровах тишины, Алмаз ночей, владычица зачатий, Царица вод, любовница волны! С какой тоской из водной глубины К тебе растут, сквозь мглу моих распятий – К Диане бледной, к яростной Гекате, Змеиные, непрожитые сны! И сладостен и жутко безотраден Алмазный бред морщин твоих и впадин, Твоих морей блестящая слюда – Как страстный вопль в бесстрастности эфира... Ты крик тоски, застывший глыбой льда, Ты мёртвый лик отвергнутого мира! Lunaria Жемчужина небесной тишины, Лампада снов, владычица зачатий, Кристалл любви, алтарь ночных заклятий, Царица вод, любовница волны. С какой тоской из влажной глубины К тебе растут сквозь мглу моих распятий, К Диане бледной, к яростной Гекате Змеиные, непрожитые сны. И сладостен, и жутко-безотраден Алмазный бред морщин твоих и впадин, Твоих морей блестящая слюда – Лик Ужаса в бесстрастности эфира, Ты вопль тоски, застывший глыбой льда, Ты жадный труп отвергнутого мира! Образ Луны всегда привлекал поэтов, не раз обращался к нему и Максимилиан Волошин. «Царица вод» – Луна – выступает как символ женского начала. В стихотворении с одноименным названием Луну олицетворяют алмаз, хрусталь и седой кристалл. А «сладостный» и одновременно «безотрадный» облик Луны поэт рисует с использованием алмаза и слюды. Базальтовые равнины на Луне, иначе лунные «моря», представляют собой низменности, на ровное дно которых падает тень от окружающих их возвышенностей, из-за такого контраста они выглядят более тёмными и отчетливо наблюдаются. Волошин находит очень удачный образ, сравнивая характер поверхности лунных «морей» со слюдой – минералом, отличающимся ровными и блестящими поверхностями, благодаря прекрасной спайности. Тёмный цвет лунных морей позволяет с большой вероятностью отнести слюду к биотиту. Светлые гористые области на Луне, условно называемые «материками», отличаются более изрезанным рельефом, пересечены горными хребтами и несут следы от многочисленных ударов метеоритов – лунные кратеры. Сложный характер рельефа и особенности цвета лунных «материков» у Волошина переданы одной строчкой: «Алмазный бред морщин твоих и впадин». О бразы Луны из этого стихотворения, отдельные строчки и катрены повторены поэтом в венке сонетов « Lunaria» – исключительным по полноте и насыщенности различными символами произведением, представляющим собой синтез христианских, мифологических, эзотерических, теософских и научных представлений о Луне, мировой душе, строении космоса, развитии мира и месте человека в мироздании. На с. 90 приведён магистральный сонет венка, являющийся его тематической и композиционной основой. В 15 сонетах венка Волошин перечисляет множество минералогических и петрографических лексем: жемчуг, бирюза, кристалл, хрусталь, глина, опал, коралл, агат, алмаз, базальт, гранит [37], сланец, шпат, рудная жила, лава, слюда. Венок сонетов «Lunaria» может служить прекрасной иллюстрацией при проведении занятий по общей геологии, петрографии, минералогии и геммологии. Среди камней-самоцветов есть жемчуг и опал – традиционные символы Луны, которая предстает у Волошина как «жемчужина небесной тишины» и «изгнанница в опаловой короне». В списке самоцветов, использованных поэтом, несколько неожиданным является упоминание бирюзы для создания образа Луны: « Твой влажный свет и матовые тени, / Ложась на стены, на пол, на ступени, / Дают камням оттенок бирюзы». Почему же Волошин приводит бирюзу, которая п о своим физическим и эзотерическим свойствам мало подходит к образу Луны? Ответом на этот вопрос может быть приведённое ниже стихотворение поэта, в котором он определяет бирюзу, как «кость сожжённых страстью». Ведь Луна – не только символ женского начала – «Небесный образ Иони», но и спутница смерти, отсюда, видимо, и «оттенок бирюзы» – смерти, исходящей от неё. *** Кость сожжённых страстью – бирюза – Тайная мечта… Многим я заглядывал в глаза: Та или не та? В тихой пляске свились в легкий круг – Тени ль? Нити ль мглы? Слишком тонки стебли детских рук, Пясти тяжелы… Пальцы гибки, как лоза с лозой, Заплелись, виясь… Отливает тусклой бирюзой Ожерелий вязь. Слишком бледны лица, профиль чист, Нежны ветви ног… В волосах у каждой аметист – Тёмный огонек. Мгла одежд туманит очерк плеч И прозрачит грудь; Их тела, как пламенники свеч, Может ветр задуть..
…И я сам, колеблемый, как дым Тлеющих костров, Восхожу к зелёно-золотым Далям вечеров. В этом стихотворении М. Волошин возрождает древнее предание о происхождении бирюзы из костей умерших влюблённых. Появление этого поверья связано, видимо, с условиями образования внешне сходного с бирюзой одонтолита. Одонтолит (от греч. «одонтос» – зуб и «литос»– камень) – это ископаемые кости и зубы, частично замещённые апатитом, вивианитом и другими минералами, придающими материалу различные оттенки синего и зелёного цвета. Синоним – бирюза костяная. Согласно М. И. Пыляеву [38], одонтолитом называли также искусственно прокрашенные под бирюзу кости и зубы животных. *** Священных стран Вечерние экстазы. Сверканье лат Поверженного Дня! В волнах шафран, Колышутся топазы, Разлит закат Озёрами огня. Как волоса, Волокна тонких дымов, Припав к земле, Синеют, лиловеют, И паруса, Что крылья серафимов,
В закатной мгле Над морем пламенеют. Излом волны Сияет аметистом, Струистыми Смарагдами огней... О, эти сны О небе золотистом! О, пристани Крылатых кораблей!.. Многие поэты представляют закат с помощью цвета камней. Волошин использует жёлтый топаз, фиолетовый аметист и зелёный смарагд. В настоящее время одним из самых распространённых в ювелирных украшениях цветным ювелирным камнем является голубой топаз. В русской же поэзии (см. стихи А. Антоновской, М. Кузмина, Н. Тэффи, Г.Шенгели) топаз – это камень жёлтого цвета. В стихотворении Волошина «Письмо» встречаем чарующий и завораживающий образ жёлтого топаза: «И в глубине печальных глаз – / Осенний цвет листвы – топаз». Отношение русских поэтов к топазу как жёлтому самоцвету восходит к Ветхому Завету. Топаз – это второй камень в наперснике первосвященника, древнееврейское название которого «питда» толкователи Танаха производят от санскритского «пита» – жёлтый или огонь, пламя. Следует отметить, что и аметист, и смарагд также являются библейскими камнями.
|
