Курс лекций 5 страница

— Конечно, мэм. Все будет в лучшем виде.

— Брайан, отвали. — В голосе Ронана слышны угрожающие нотки.

— А ну прекратили оба. — Мимо нас проходит Джеки — сестра Ронана и молодая мама Олли. Она отвешивает каждому подзатыльник и, закатив глаза, бормочет: — Мальчишки… — Потом добавляет, уже обращаясь ко мне: — Блэр, если ты устала от избытка тестостерона в этой комнате, добро пожаловать ко мне на кухню. Можешь спрятаться там, пока не придет время выносить торт.

Я тяну с ответом, не решаясь принять ее приглашение. До сих пор все шло довольно гладко, потому что рядом был Ронан. Конечно, он не водил меня за ручку, но всегда держался поблизости. Его родные тоже делали все, чтобы мне было комфортно, обращаясь со мной как с членом семьи, но остаться с его сестрой наедине… это совсем другое. Придется разговаривать с ней, причем без буфера за спиной. А вдруг я ей не понравлюсь?

Когда я пришла и меня усадили за стол, поначалу было сложно уложить в голове то, что окружающие меня люди настолько дружны и так искреннее любят друг друга, ведь я выросла в совершенно другой обстановке. В нашем доме всегда было тихо и пусто, и во время дней рождений это чувствовалось особенно отчетливо. Подарки-то были… Но не было ни радости, ни объятий. Ничего.

Пока красивый и расслабленный Ронан с бутылкой пива в руке занимался грилем, я болтала с его дедушкой и его дядей, безобидным пошляком, который непрерывно подтрунивал надо мной. Смотрела, как Олли и его двоюродные братья и сестры с хохотом носятся вокруг стола, поливая друг друга из водяных пистолетов… а внутри обмирала от страха, боясь сделать или сказать что-то не то, отчего эти приятные люди разочаруются во мне, отвернутся от меня, как поступали до них очень многие. Впервые в жизни мне было не все равно, что обо мне подумают. Мне захотелось понравиться им, пусть даже я никогда больше их не увижу, и на один-единственный день узнать и прочувствовать, каково это — быть частью такой сплоченной любовью семьи, как семья Ронана.

И вот я стою перед его сестрой, смотрю в ее добрые глаза такого знакомого цвета и принимаю решение рискнуть.

— Конечно.

На кухне она предлагает мне сесть, а после начинает обмазывать ванильный торт потрясающим на вид кремом, явно занимаясь этим не в первый раз — настолько ловко и уверенно движутся ее руки.

— Хочу сказать тебе спасибо за то, что ты сделала в парке. Ронан рассказал мне, как Олли сбежал от Фрэнка, а ты за ним присмотрела. Ты даже не представляешь, как я тебе благодарна.

— О, не стоит. Я не сделала ничего особенного, просто поболтала с ним, вот и все. Мне даже не сразу показалось странным, что он гуляет без взрослых, а когда я собралась об этом спросить, нас уже нашел Ронан. Он жутко переволновался.

— Еще бы он не волновался. Слава богу, Олли не ушел слишком далеко. Как представлю, что могло случиться… мороз по коже. В общем, я рада, что ты пришла, Блэр. А мальчики так и вовсе счастливы. Оба.

Нервничая, я беру со стола салфетку с лицом Тора и начинаю обводить его пальцем.

— Я тоже рада, что пришла. — Собираюсь с духом и прибавляю: — У вас замечательная семья.

— Спасибо. А теперь расскажи-ка мне о себе. Ты учишься, работаешь? — Она бросает взгляд на мои дорогие туфли. — Красивые туфли, кстати.

Я откашливаюсь, пытаясь прочистить горло.

— Спасибо. Э-э… нет, не учусь. Работаю хостесс в Homme.

— Слышала об этом ресторане. Модное место.

— Ну да.

Она откладывает лопаточку, но сперва предлагает мне попробовать крем, я качаю головой, и тогда она пробует его сама.

— М-м… Вкусно вышло. Блэр, ты зря отказалась. И — да. Семья у меня действительно замечательная. В этом плане мне повезло. Как ты, наверное, уже догадалась, я мать-одиночка. В восемнадцать я связалась с одним взрослым парнем, он учился в колледже, жил в городе, ну ты понимаешь. — Она сухо улыбается. — Внимание, которое мне уделяли, походы по ресторанам, признания в любви… все это вскружило мне голову, и я решила, что люблю его. Однако через несколько месяцев я оказалась одна — беременная. Когда я сказала, что жду ребенка, он бросил меня да еще со словами, что ребенок наверняка не от него. Я не знала, что делать. Наши родители погибли в автокатастрофе, когда мы были маленькими, так что совета у матери я попросить не могла. Пришлось открыться бабушке с дедушкой. В общем, если бы не их с Ронаном поддержка, не знаю, где бы мы с Олли были сейчас.

— Мне ужасно жаль, что оно так вышло, — говорю я, глубоко взволнованная ее историей.

Она пожимает плечами, голубая бретелька платья скользит вниз.

— Да не стоит. Я получила хороший урок. Ты, наверное, удивляешься, зачем я тебе все это рассказываю. Не знаю, может, во мне говорит мамочка-наседка, но, Блэр, и я вовсе не хочу обидеть тебя…

— Когда человек начинает речь с таких слов, значит, он готовится сказать нечто оскорбительное, тебе так не кажется? Это как бы извинение наперед. Такая пощечина в перчатке.

Она смеется.

— А ты бойкая, Блэр. Молодец.

— Просто люблю честность.

— Хорошо, но возвращаясь к нашему разговору… Блэр, ты мне нравишься. В тебе нет того, что напрягало меня в девушках, с которыми Ронан встречался раньше. — Она поднимает руку, предупреждая мои возражения. — Я знаю, вы не встречаетесь, но мой брат запал на тебя и, похоже, крепко. Уж я-то вижу. С тех пор, как ты пришла, у него улыбка с лица не сходит. Что я хочу сказать: если рядом с ним ты просто коротаешь время в ожидании очередного парня на «мерсе», то лучше положи этому конец прямо сейчас. Я знаю своего братика. Если он любит, то любит всем сердцем и отдает всего себя, целиком. Только взгляни, как он относится к Олли. Как не все отцы к родным сыновьям. Я понимаю, что лезу не в свое дело, но он многим пожертвовал ради нас, поэтому присматривать за ним и оберегать — моя святая обязанность. Пусть даже рискуя показаться тебе ненормальной или перепугать раньше времени.

Я опускаю глаза. Салфетка на коленях разорвана в клочья. И когда я успела?

— Ты переживаешь за брата, это естественно.

— Точно.

Я поднимаю голову и смотрю ей в глаза.

— Честно говоря, не знаю, что ты хочешь от меня услышать.

— Ничего. Не надо ничего говорить, просто прими к сведению.

***

Самую сильную неловкость за вечер я переживаю в момент, когда Олли подбегает ко мне и за руку уводит к столу, где собрались все его родственники.

— Можно сесть к вам на колени?

Я знаю, что сейчас произойдет. Брайан уже тянется к выключателю, из кухни вот-вот выплывет сияние зажженых свечей. Близится самая тяжелая для меня часть, главная причина, почему я не хожу на подобные праздники: вынос торта и дурацкая именинная песня, которую я не могу петь без комка в горле после первого же куплета, без обжигающих слез в глазах.

Нельзя — хочу я ответить Олли. Я хочу встать, развернуться и выскочить за дверь. Я хочу убежать от воспоминаний об одной одинокой девочке в ее шестой, седьмой, восьмой день рождения — список можно продолжить, — которой не досталось долбаного торта, потому что ее родители поленились его купить. Я хочу убежать от воспоминаний о детях, которые не приглашали меня на свои дни рождения, зато потом демонстративно болтали о них передо мной.

Но ничего этого я не делаю. Как всегда, я подавляю болезненные воспоминания.

— Конечно, Олли, — говорю на удивление ровно, несмотря на все свое внутреннее смятение.

Олли забирается ко мне на колени. Комната погружается в темноту, гости готовятся петь. Когда я обнимаю Олли за плечи, Ронан склоняется ко мне, и мою кожу опаляет его горячее дыхание.

— Замри. Хочу сфотографировать тебя, — шепчет он и мягко целует за ухом, отчего мои чувства приходят в еще больший беспорядок.

Не успеваю я ответить или как-то отреагировать, как меня ослепляет вспышка камеры. А потом все происходит разом и одновременно. Люди вокруг начинают петь ту самую песню, Олли стискивает мою ладонь, его тельце напрягается в радостном предвкушении, а может, это я сама напрягаюсь — от страха. Ошеломленная, поднимаю глаза, смотрю на улыбки на лицах, на отражение любви в глазах, и тут перед нами ставят торт. В темноте пляшут огоньки свечей. Лицо Олли расцветает улыбкой, становится серьезным и важным. А я смотрю на все это и никак не могу уместить в голове. Сцена обычная только для тех, кто привык к такому, но не для меня.

До краев переполненная эмоциями, я сижу, не шевелясь от страха проснуться и понять, что все это мне приснилось. Я боюсь, что вот-вот открою глаза, и праздник исчезнет, а я вновь превращусь в ребенка, рыдающего в своей постели. Но по мере того, как мое тело — и душу — обволакивают целительные ощущения, я осознаю, что все происходящее реально. Что я не сплю. Но этот момент не мой. Это волшебное переживание не мое. Оно чужое, как абсолютно все в моей жизни.

Я гоню эту мысль, пока она не успела укорениться в сознании. Гоню прочь реальность и печальные истины, чтобы они не испортили один-единственный день, когда я позволила себе сбросить маску и перестать волноваться о том, что принесет с собой завтра. И я присоединяюсь к хору голосов, хотя глаза щиплет от слез, а горло сжимается так, что я едва могу петь. Впервые за долгое время я не одна, и меня окружает счастье.

После того, как Олли задувает свечи, а Брайан включает свет, мой взгляд тотчас падает на Ронана, словно все это время я знала, где он стоит. Окружающие звуки медленно гаснут, члены его семьи забыты… Мы смотрим друг другу в глаза.

Я улыбаюсь.

Он улыбается.

И все остальное в эту минуту неважно.

Глава 12.

Воздух искрится от напряжения; тело Ронана так близко, что я чувствую исходящий от него жар… мы возвращаемся в город, сидя рядом в вагоне метро. Наши ноги соприкасаются, моя рука лежит в колыбели его ладоней, голова покоится на его плече. Я абсолютно счастлива. Безмятежна. Меня ничего не тревожит, даже то, что на часах полночь, и мы в пустом вагоне одни.

— Ронан, спасибо тебе большое за то, что позвал меня к Олли на день рождения. Я уже не помню, когда в последний раз так чудесно проводила время. Это было… — у меня вдруг сжимается горло, — …нечто совершенно особенное.

— Это все Олли, ему и спасибо. Я тут совсем не при чем.

Кошусь на него, скептически приподняв бровь, а он только смеется в ответ.

— Ага, конечно. Можешь и дальше себе это повторять, приятель, если так тебе спокойнее спится. А если серьезно… это был замечательный праздник. И самый лучший его момент — когда Олли открывал подарки. У него было такое счастливое лицо.

Я перевожу взгляд за окно и смотрю вперед, на городские огни, освещающие горизонт. А потом — и я не знаю, кого в этом винить, очарование вечера или опьяняющее присутствие Ронана, — внезапно делюсь с ним одним болезненным воспоминанием, о котором я, как мне казалось, давно позабыла.

— Лет в семь или восемь я была одержима часами Hello Kitty, которые как-то раз увидела у одной девочки в парке. Она была там с родителями и выглядела невероятно счастливой. Помню, я долго стояла и смотрела, как они играют в прятки, слушала, как по воздуху плывет их смех… И поскольку была маленькая и глупая, то подумала: вдруг моя жизнь станет хоть немного похожа на ее, если у меня появятся такие часы? Вдруг я тоже стану счастливой? Как же я умоляла маму купить их… Как плакала. Я была ребенком, так что можешь представить масштабы трагедии. Но прошел мой день рождения, прошло Рождество, а часов мне так и не подарили. Мама сочла, что это глупость. Детская блажь. А я была раздавлена горем. Вот поэтому на меня произвело такое впечатление лицо Олли, когда ему дарили то, о чем он мечтал. У меня появилась надежда, понимаешь? Что этот мир не совсем дерьмо.

Он крепко, сочувственно сжимает мою ладонь, и я поворачиваюсь к нему лицом.

— Не говори ничего. Я рассказала не затем, чтобы меня пожалели, просто… — Я пожимаю плечами. — Просто вспомнилось, вот и все. …Вы с Олли очень близки, да?

Мгновение Ронан молча глядит на меня. Кажется, хочет еще поговорить обо мне, но потом, видимо, догадавшись, что тема закрыта, уступает.

— Да. Он мой маленький верный товарищ, всегда помогает мне с девушками. — Тон шутливый, но гордость, сияющая в его глазах, говорит мне о том, что он любит Олли как родного сына.

— Ну тебя! — Я стукаю его по плечу, а он мягко целует меня в лоб.

— Эй, никто не виноват, что у него хорошо получается. Вчера, например, он устроил мне свидание с такой хорошенькой штучкой, каких свет не видывал.

— Да что ты говоришь.

— Да-да. У нее такой сексуальный рот, а тело… обалдеть можно. И когда она глядит на тебя этими своими синющими глазами, ты в какой-то момент понимаешь, что забыл, как дышать.

— О боже, ты совсем стыд потерял. — Качаю головой и тем не менее улыбаюсь.

Донельзя довольный собой, он ухмыляется, в уголках его глаз морщинки.

— И не собираюсь его находить — пока я с тобой.

Я знаю, что краснею, но ничего не могу с этим поделать. Моему телу понравился комплимент.

— Кстати, классная камера, Казанова. — Я киваю на черный футляр, который лежит на сиденье рядом, стараясь не замечать ползущее вверх по руке тепло, пока он легонько поглаживает мою ладонь большим пальцем. — Я еще на празднике обратила внимание.

— Спасибо. В свободное от работы время мне нравится называться фотографом.

В груди шевелится разочарование, когда до меня доходит, насколько он не соответствует тому, что я обычно ищу в мужчинах. Под натиском реальности волшебство этого дня начинает тускнеть.

— Ого. Круто.

— Ну, в основном это коммерческое — мелочи в глянец, книжные обложки, светская хроника. Это приносит кое-какие деньги, и в целом оно мне нравится, но моя мечта — когда-нибудь увидеть свои работы в музее или на выставке.

Убрав голову с его плеча, я смотрю на него. Когда он упоминает светскую хронику, мне хочется удивиться — мол, странно, не помню, чтобы видела тебя на подобных мероприятиях. Но я молчу. Я не хочу, чтобы этот прекрасный мыльный пузырь лопался раньше времени. Пусть Ронан и другая моя жизнь как можно дольше не пересекаются, и неважно, что последние минуты этого «дольше» истекут вскоре после того, как мы выйдем из вагона метро. Сейчас я притворяюсь другой Блэр, с другим прошлым — с другими ценностями.

— Она обязательно сбудется, твоя мечта.

Он смеется.

— Откуда ты знаешь? Ты же не видела мои работы.

— Ну и что. И без того видно, что ты очень талантливый. Взять, к примеру, то, как ловко ты жаришь бургеры — дух захватывает, когда они подлетают в воздух. И не будем забывать о твоем умении обращаться с дамами… это же просто умереть и не встать, — шучу я.

— Что есть, то есть. — Его глаза озорно поблескивают. — Талантов у меня и впрямь много.

— Ничуть не сомневаюсь, — отвечаю ему в тон.

Неожиданно он ловит меня за талию и привлекает к себе.

— Причем по большей части таких, о которых в резюме не напишешь, — шепчет мне на ухо, щекоча дыханием кожу.

Я нервно смеюсь — нетрудно догадаться, о чем он, — но когда наши глаза встречаются, улыбка на моем лице застывает. Мне становится неловко под его горящим, голодным взглядом, потому что все, что я вижу там, я хочу.

— Ронан, не думаю, что…

— Ш-ш… Я рехнусь, если не поцелую тебя прямо сейчас.

Его ладонь уверенно, по-мужски властно ложится сзади на мою шею, и он притягивает меня к своему рту. Наше дыхание сливается. До поцелуя — один миг, и на этот миг время останавливается.

Замирают все звуки.

Все движения.

Даже биение наших сердец.

Абсолютно все.

Наступает момент, когда единственно важным становится желание ощутить, наконец, прикосновение его губ к моим губам. Момент, когда все застывает в хрупком равновесии. Момент, целиком состоящий из «если», но мне уже все равно, я хочу попробовать его вкус хотя бы один раз, пусть даже он будет первым и последним.

Его взгляд прожигает насквозь, сильные пальцы тянут меня ближе, и я отбрасываю сомнения. На несколько секунд поцелуя он станет моим, а все остальное неважно. И когда наши губы наконец-то соприкасаются, когда наши языки встречаются жарко и яростно, мой мир летит вверх тормашками. Я уничтожена, я рассыпалась на осколки, я знаю, назад возврата не будет. Во всяком случае, для меня.

Ронан смог сломать меня одним-единственным поцелуем.

К тому времени, когда мы отрываемся друг от друга, я в таком состоянии, что едва могу разлепить веки, мысли спутаны, а он уже погружается в мои волосы пальцами и снова касается моего рта.

— Мы с тобой способны на большее, — хрипло шепчет в мои раскрытые губы.

— Думаешь? — выдыхаю. Неужели такое возможно?

— Уверен.

— Но…

— Блэр… — Ронан притискивает меня к себе.

— А?

— Заткнись и поцелуй меня.

Этот поцелуй другой. До крайности непримиримый и такой же неистово-страстный. Он воплощение плотского блаженства. От него кружится голова. От него бросает в дрожь. Он будит во мне желание почувствовать Ронана всем телом, от головы до пят и каждой клеточкой между.

Наконец мы медленно отрываемся друг от друга. Он смотрит на меня, я на него, мы тяжело дышим, пространство меж нами как магнитное поле, куда меня, как в водоворот, затягивает сила его взгляда, прервать зрительный контакт невозможно.

— Фак, — выдыхает он. — Вот это поцелуй.

— Вау, — только и получается вымолвить у меня. Внутри словно взорвался фейерверк.

Долго-долго он смотрит на меня, потирая большим пальцем мою чувствительную нижнюю губу.

— Как же я хочу поцеловать тебя еще раз... ты не представляешь.

Я улыбаюсь. Оглядываюсь по сторонам, проверяя, одни мы еще или нет. Потом встаю и сажусь верхом к нему на колени. Когда наши тела интимно соприкасаются, мои щеки обжигает горячим, как адское пламя, огнем; распространившись дальше по телу, он сосредотачивается в центре моего естества. Я — живой костер вожделения, ярко полыхающий для него. Глаза Ронана прикованы к моим, он кладет на мои обнаженные бедра ладони, но вопреки моим ожиданиям не двигается туда, где смыкаются ноги, а делает нечто удивительное. Одергивает мое платье и надежно укрывает меня от посторонних взглядов. Мое сердце начинает таять, тронутое этим заботливым, рыцарским жестом.

Благодарная, возбужденная, я обнимаю его за шею и подтягиваюсь, скользя по его бедрам, вверх, пока не упираюсь коленями в спинку сиденья. Сквозь тонкий слой хлопка чувствую очертания его очень твердого члена, он толкается в меня, подо мной, и, боже… как же это заводит.

— Кстати, о том поцелуе… — Улыбаюсь ему вызывающе смело. — Чего ты ждешь?

Усмешка уголком рта превращается на его лице в полноценную, широкую, будоражащую улыбку.

— Господи боже. С удовольствием, красавица.

И он целует меня. Целует так, что на время в целом мире для меня остается существовать только он. Мы — два тела, дрейфующие в океане страстного, головокружительного желания, у которого нет ни конца, ни края. Я забываю о том, кто я и как меня зовут, я забываю, что всего этого нельзя допускать, и самое важное…

Я забываю, что со мной этого быть не может.

***

Мы прощаемся у двери моей квартиры. Одна рука Ронана по-хозяйски лежит на моем бедре, другая ласкает мою припухшую нижнюю губу, большой палец легонько задевает маленькую царапину, оставшуюся от одного из его поцелуев.

— Кажется, нас слегка занесло. — Он лениво улыбается.

Я тоже улыбаюсь, чувствуя, как мою разгоряченную кожу покалывает от его прикосновений — и от воспоминаний о том, что случилось в поезде.

— Кажется, да.

Он наклоняется и нежно целует меня в нос.

— Что это было? — спрашиваю.

Усмехнувшись, он ерошит волосы.

— Просто захотелось поцеловать тебя в нос.

— Ненормальный, — шучу я.

Наступает тишина. Мы неотрывно глядим друг на друга, и улыбка медленно исчезает с его красивого лица. Он подходит ко мне вплотную, задевая торсом мою грудь, кладет ладони на дверь, и я оказываюсь в ловушке.

— Блэр, я хочу увидеться с тобой снова, — шепчет он в мои губы. — Давай сходим куда-нибудь завтра вечером.

Я трясу головой.

— Ронан… не надо, пожалуйста. Я никуда не пойду. Сегодня был такой чудесный день. Вечеринка… обратная дорога… все было просто… — Делаю глубокий вдох и медленно выдыхаю. — Не стоило мне целовать тебя, но я не смогла удержаться. Давай закончим этот день на высокой ноте. Не надо приглашать меня на свидания, не надо искать со мной встреч. Я не та, кто тебе нужен. Совсем не та. Правда.

Он хмурится.

— Может, ты разрешишь мне судить самому?

Хочется топнуть ногой, настолько я раздосадована тем, что он все усложняет. Он не должен спорить. Он должен молча, не задавая лишних вопросов, смириться с моим ответом. Он должен уйти.

— Ронан, у меня только что закончились отношения, и к новым я не готова. — В сознании вспыхивают зеленые глаза Лоренса. С глубоким вздохом я заталкиваю мысли о нем в темные закоулки памяти — не хочу, чтобы многообещающие воспоминания о нем искушали меня — и сосредотачиваюсь на Ронане.

— Блэр, я вовсе не предлагаю тебе сию секунду начать встречаться. — Он ласково берет меня за подбородок. — Я всего лишь прошу дать мне шанс увидеть тебя снова.

— Я не знаю…

— Не бойся меня.

— Я боюсь не тебя. Я боюсь себя и тех вещей, которые начинаю хотеть, когда ты…

Он закрывает мне рот пробирающим до самого нутра поцелуем, а когда отпускает, я вижу на его лице до неприличия довольное выражение. Этот бессовестный тип отлично знает, какую власть имеют надо мной его поцелуи, и ничуть не стесняется использовать ее в своих целях.

— Вот ведь… с каждым разом оно нравится мне все больше и больше.

— Что?.. Что тебе нравится? — Я кое-как разлепляю ресницы.

Наклонившись, он начинает покрывать легкими поцелуями мою шею, и всякий раз, когда его губы касаются кожи, по моему телу мелкой рябью прокатывается ударная волна наслаждения.

— Целовать тебя, Блэр. С каждым разом оно все приятнее.

Я с трудом сглатываю, колени становятся ватными.

— Ты должен прекратить это делать.

— Что именно? Вот это? — шепчет он, а потом снова меня целует.

— Ох… — выдыхаю я в его рот. Ох, он снова это сделал! Шлепаю его ладонью по твердой груди. — Ты опять! Перестань, Ронан, я совершенно серьезно. Я не могу думать, когда ты так делаешь.

— И хорошо, — усмехается он. — И не надо ни о чем думать. Давай завтра встретимся, Блэр.

Борясь с желанием улыбнуться, я качаю головой.

— Я наверняка пожалею об этом.

— Может быть… но разреши себе хоть немного пожить.

— Я люблю, когда все просто и строго по плану.

— Лучше прожить жизнь, полную сожалений, чем не жить вообще. — Он понижает голос и прибавляет хрипло: — Позволь показать тебе, как это делается.

— С чего ты решил, что сможешь?

Он окидывает мое лицо голодным, горящим страстью взглядом, потом наклоняется и шепчет на ухо, опаляя мою кожу своим дыханием:

— Смогу. Уж поверь.

— Это просто безумие… Но… хорошо. Ты победил.

Он усмехается, он фантастически сексуален сейчас, каждая его пора источает обаяние.

— Только лучшие вещи в жизни превращает нас в безрассудных безумцев, разве нет?

Закусив губу, я размышляю над его вопросом. А что, если он прав?

— Я не знаю…

— Значит, нам придется узнать это вместе, верно? — Он отстраняется, и мое тело сразу начинает скучать по его теплу. Не отводя взгляда, он медленно шагает спиной назад к лифту. — До завтра сиди дома и на улицу не выходи.

— Почему?

— Да потому что ты ходячий сердечный приступ, красавица.

Я закрываю лицо ладонями и хохочу, глядя на него сквозь растопыренные пальцы.

— О боже мой, что за глупости ты говоришь!

Он улыбается, эта обаятельная улыбка подчеркивает, насколько он красив, но не она заставляет мое сердце подскочить к горлу, а то, как он на меня смотрит. То, что я вижу в его глазах.

— Может и глупости, зато они тебя рассмешили.

— Да, но…

— Никаких «но». Я хотел рассмешить тебя, и у меня получилось.

Я закатываю глаза и снова смеюсь, больше не сдерживаясь, свободным и легким смехом.

Ох, Ронан… как же легко будет в тебя влюбиться.

Глава 13.

Я делаю глубокий вдох, плюхаюсь на живот и, подложив под щеку мягкую, уютную подушку, смотрю перед собой. Близится утро; солнечные лучи постепенно прогоняют ночные тени и озаряют комнату золотистым сиянием. После расставания с Ронаном я так и не смогла заснуть. Стоит мне закрыть глаза — и в голове заново прокручивается весь проведенный с ним день. Внутри все звенит от распирающей тело энергии, головокружительное волнение гонит от меня сон.

Я наблюдаю за тем, как утренний ветерок играет занавесками. Легкая белая ткань плавно колышется в проеме распахнутого окна — как же отличается эта умиротворяющая картина от бушующей во мне бури. Ни лихорадочный трепет в животе, ни медленный жар, растекающийся между ног при воспоминании о его ласках, не помогают сдержать поток мыслей. Он не подходит тебе! будь осторожна! — кричат в моей голове сердитые голоса, а я пытаюсь утихомирить их, хотя бы на время. Мне хочется еще немного попритворяться, что я нормальная; что правда нравлюсь кому-то — такой, какая я есть, — и даже могу стать кому-то небезразлична.

С часто бьющимся сердцем я вспоминаю, что чувствовала, когда Ронан целовал меня. Когда обнимал так крепко, словно не хотел отпускать. Когда улыбался мне. Мне одной. Что же переполняет меня после встречи с ним?

Счастье?

Восхищение?

Радость?

Надежда?

Страсть?

Страх?

Наверное, есть всего понемногу. Невозможно подобрать точное название тому чувству, что поселилось во мне после лучшего дня и лучшей ночи моей жизни. У меня кружится голова. Мои мысли в беспорядке. Мне страшно. Но я бесконечно счастлива.

Ронан показал мне разницу между настоящей жизнью и ее видимостью. Мы не делали ничего безрассудного или предосудительного… вовсе нет, но рядом с ним я каким-то непостижимым образом остро чувствовала каждое мгновение времени. Мы смеялись, и наш смех был искренним; разговаривали, и все наши слова имели значение и вес. Все его прикосновения, все поцелуи оставляли отпечаток в моей душе. С ним не было ни одного пустого или банального момента.

Каждая минута была на счету.

Каждая секунда вдыхала в меня новую жизнь.

Я глубоко дышу, пытаясь успокоить нервы, и вдруг слышу телефонный звонок. Мгновенно — шестым чувством? — я понимаю, что это он. Взбудораженная, соскакиваю с кровати и, едва мои ступни касаются ковра, мчусь со скоростью бегуна на старте к лежащему на комоде телефону.

На экране светится его имя. Я смотрю на него неподвижно, и на моем лице расцветает улыбка, такая широкая, что щекам становится больно. Чувствую, как по венам несется что-то очень похожее на восторг, сердце грохочет в груди, я уже тянусь к телефону и тут понимаю, что…

Он мне нравится.

Он очень мне нравится.

Телефон продолжает звонить, а я продолжаю смотреть на его имя. Нерешительность держит меня в заложниках. Страх перед неизвестным сковывает, запрещает поднимать трубку, и в конце концов звонок переходит на голосовую почту. Но внутри меня уже зажглась искорка света, с каждой секундой она разгорается все ярче и пробивается сквозь темноту к моему сердцу.

Что такого непростительного в желании урвать несколько мгновений запретного счастья, пока Ронан не догадался, насколько я недостойна даже подобия любви? В его объятьях я вкусила рай и не хочу, чтобы все так быстро заканчивалось.

Это эгостично с моей стороны? Возможно.

Безрассудно? На все сто процентов.

Но с Ронаном мне хочется распустить волосы и танцевать нагишом под дождем или включить Тейлор Свифт и петь во всю глотку о том, как все изменилось благодаря одному парню с веснушками на носу и тому, что я увидела в его глазах. Все будет хорошо — пока я не теряю бдительности, держу глаза открытыми, а сердце наглухо закрытым. У меня все получится, должно получиться. Я смогу ненадолго увлечься Ронаном без того, чтобы пораниться.

Дорогие парализующие сомнения! Поцелуйте мою затянутую в Chanel задницу (по крайней мере, сейчас) и отправляйтесь ко всем чертям. С любовью, Блэр.

Я хватаю телефон и набираю его номер.

— Привет, — выдыхаю в трубку.

— Привет, красавица. — Я знаю, чувствую, что он улыбается.

— Прости, что не ответила сразу, я…

— Все нормально. Ты же перезвонила.

Да… я перезвонила… Я перезвонила!

Как будто у меня был шанс перед ним устоять.

Глава 14.

Ронан.

Официальное свидание №1.

Словно подростки, мы целуемся в кино так, что к концу сеанса у нас саднят губы. Заметка себе на память: сходить на этот фильм еще раз, только без Ронана. А то я даже приблизительно не помню, что происходило на экране, кроме того, что там были какие-то люди.

Свидание №2.

Ронан ведет меня в свое любимое заведение в Чайна-тауне и делает попытку научить пользоваться палочками. Попытка с треском проваливается, но он зарабатывает несколько дополнительных баллов за то, что не смеялся над моими мучениями в процессе. Нет, серьезно, как можно подцепить этими штуковинами арахис и не обронить его на полпути ко рту?

Свидание №3.

Посреди оживленной улицы Ронан притягивает меня к себе, и мгновение до того, как наши губы соприкасаются, мы безмолвно смотрим друг другу в глаза. Нет слов, нет красивых жестов. Есть только он и я. Мужчина и женщина, которые наконец-то нашли друг друга в этом шумном и суетливом мире.