Общение, оценки людей и ответственность

Если вернуться к работе “От корпоративности под покровом идей к соборности в Богодержавии” (январь — август 2003 г.), то в её главе 10 речь шла о личностной культуре общения[40]. Кое-что из неё возпроизведём здесь, поскольку мировоззренческая и понятийная база — общая как для рассмотрения проблематики общения (обмена информацией, прежде всего в общении «глаза в глаза») и проблематики оценки себя и других людей в том числе и в вопросе о возложении ответственности за последствия тех или иных действий, как своих собственных так и других людей.

———————

«…в период времени, когда КОБ перестаёт быть преимущественно книжным знанием, которое было интересно в 1990‑е гг. для весьма незначительной доли населения России, а пролагает себе дорогу в реальную политику государства и в бизнес с перспективой стать общеизвестной, то каждому её стороннику необходимо подумать о своей личностной культуре общения, поскольку идеалы КОБ могут обратиться во зло (в худшем случае) или останутся оторванными от жизни идеалами (в менее плохом варианте), если они не смогут выразить себя в личностной культуре общения тех, кто считает себя приверженцами КОБ. И соответственно необходимо определиться в том:

· какая именно личностная культура общения по сути соот­вет­ствует КОБ?

· что и как необходимо изменить в себе самом для того, чтобы стать её носителем?

Если этого не сделать, то перспективы жизни общества под идеологическим покровом КОБ можно будет охарактеризовать теми же словами, которыми В.О.Ключевский ещё в XIX веке охарактеризовал прожекты преобразования (тогда ещё в предстоящем будущем) жизни общества на принципах социализма, которыми упивалась в то время левая интеллигенция российской империи: «Общество праведного общежития, составленное из негодяев».

Этот же афоризм даёт и ответ на вопрос: почему антисоциалистические реформы, начатые демократами-идеалистами в 1980‑е гг. под смутным кличем «Перестройка», привели к возникновению в государствах на территории СССР в начале 1990‑х гг. бандитско-аферис­ти­ческого олигархического капитализма, самоубийственного для всех народов СССР в случае сохранения в дальнейшем этого “общественного строя”?

Причём особо необходимо подчеркнуть, что речь идёт не о выработке какого-то нового этикета, официального протокола общения или освоении манерности, свойственной в прошлые времена культуре тех или иных народов. Речь пойдёт не об этикете как таковом, а об обмене информацией в процессе общения. Но предварительно всё же необходимо обратить внимание на некоторые аспекты этикета и выражающего его протокола.

По отношению к этому процессу этикет или выражающий его официальный протокол — только одно из средств, обеспечивающих в каждой культуре преимущественно безсознательные автоматизмы общения тех, кто освоил этикет определённой социальной группы; средство освобождающее их от необходимости чувствовать то, что происходит в процессе общения, и отчасти — от необходимости думать об этом и, прежде всего, о том, как «установить контакт» — т.е. создать каналы информационного обмена и обеспечить языковую[41] общность сторон.

Кроме того этикет и официальный протокол, выработанные различными толпо-“элитар­ны­ми” обществами, так или иначе решал и решает ещё ряд специфических задач. Поскольку толпо-“элитарная” культура несёт в себе более или менее эффективную субкультуру управления другими людьми в качестве средства опосредованного управления с их помощью течением событий или средства достижения каких-то иных целей, то главные из такого рода задач, решаемых на основе этикета:

· указать каждому на занимаемое им место в личностной иерархии толпо-“элитаризма” (отсюда шкала обращений от «эй, ты, как тебя там…» до «ваше величество» и «ваше святейшество» и зеркальная ей шкала оценок себя самого — от «господин» по отношению к кому-то «иерархически низшему» до «покорнейший слуга вашего величества» и т.п.);

· в соответствии с этим защитить от несанкционированного доступа информацию, носителями которой являются «иерархически высшие», и обеспечить беспрепятственный доступ «иерархически высших» (по способности каждого из них) к информации, носителями которой являются «иерархически низшие» (одно из проявлений этого — свойственный многим этикетам запрет «иерархически низшим» “осквернять” «иерархически высших» своим взглядом, смотреть в глаза «иерархически высшим» без их приказа или задавать им какие бы то ни было вопросы; а также и распространяющееся в направлении «вниз» — «иерархически высшие» глядят поверх голов «иерархически низших» и пренебрегают мнениями, высказываемыми «иерархически низшими» в инициативном порядке).

Но в целом всякий этикет складывается, выражая определённую целесообразность, понимание которой с течением времени может оказаться утраченным, в результате чего нормы этикета предстают во мнениях людей как безсмысленные формальности, понапрасну пожирающие время; хотя в каких-то других случаях ставшие традиционными нормы этикета в условиях изменившейся культуры могут действительно обратиться в пустую формальность. В результате общество отказывается от тех норм этикета, понимание смысла которых в нём утрачено, или которые действительно перестали соответствовать новой эпохе.

(…)

Так в соответствии с нормами этикета многих народов, сложившимися в глубокой древности, неправильно приступать к обсуждению дела непосредственно с момента встречи и начала общения. Обсуждению дела, ради которого встреча и состоялась, должен предшествовать казалось бы ничего не значащий «обмен любезностями»: обсуждение погоды, жизни родственников и знакомых, прочие разговоры на «отвлечённые темы». В наиболее ярком выражении такого рода казалось бы ухода от обсуждения сути дела, ради которого предстоит общение, представляет собой традиция, согласно которой гостю с дороги необходимо предоставить весьма продолжительное время на отдых и проявить разного рода заботу о нём (в русских сказках принимающая сторона обязана истопить для гостя баньку, накормить, дать отдохнуть, и только после этого получает право начинать спрашивать про житьё-бытьё).

В нашу эпоху весь «обмен любезностями» такого рода многим представляется как пустая трата времени. Но в действительности такого рода требования этикета проистекали вовсе не из избытка времени у древних и неспешности течения их жизни. Такого рода нормы вежливости были целесообразны, поскольку по своему существу они были направлены на то, чтобы привести участников предстоящего общения в то настроение, в котором возможен наиболее полный — и соответственно достоверный — обмен информацией между ними.

Психика человека, пока он был в пути, решала другие задачи (в древности, это прежде всего задачи готовности к обороне), поэтому предписанный этикетом обмен любезностями и запрет начинать деловое общение до завершения церемониала встречи непосредственно с первых моментов общения людей был ориентирован прежде всего на то, чтобы от настроения дороги (с готовностью реагировать на угрозы и опасности) или от настроения ожидания встречи её участники смогли бы перейти к настроению адекватного обмена информацией. При этом в процессе «обмена любезностями» и разговоров на «отвлечённые темы» участники общения, ощущая друг друга, создавали (сознательно или безсознательно) каналы обмена информации (замыкая свои биополя друг на друга и на общие для них эгрегоры), выявляли языковую общность и подстраивались под неё, что необходимо для наиболее адекватного обмена информацией в процессе общения по главным темам.

Позволительными исключениями из этого общего правила были только уведомления о началах войн, стихийных бедствиях и ещё каких-то чрезвычайных событиях, реакция на которые должна была быть настолько быстрой, что терять время на этикет и протокол встречи, представлялось недопустимым.

Поэтому всякий исторически сложившийся этикет (или выражающий его протокол) представляет собой двоякое явление:

· с одной стороны, в нём выражена (пусть и не всегда праведная — такова история) мудрость многих людей во многих поколениях, направленная на обеспечение адекватного обмена информацией в процессе общения людей;

· а с другой стороны, этикет без понимания участниками общения того, что <именно> в этикете и протоколе откуда проистекает и на достижение каких именно целей направлено (направленность этикета может не отвечать целям конкретного общения), представляет собой средство разобщения людей в их коллективной деятельности и в жизни в целом, вследствие чего общение на основе этикета становится более или менее автоматически-машинным — безчувственным и бездуховным, а люди становятся всё боле и более одинокими[42]».

———————

Т.е. вне зависимости от того, есть этикет и протокол либо нет этикета и протокола, процесс общения должен представлять собой осмысленно волевое поведение на основе чувств, что требует создания определённого настроения и поддержания его в процессе общения.

Большинство людей достаточно часто вступает в общении с людьми в том настроении, какое складывается само собой. — Всё же поведение индивида действующего в алгоритмике волевого контроля трёх процессов: 1) непрестанного поддержания должного эмоционально-смыслового строя, 2) выражение собственного смысла 3) восприятие смысла, излагаемого собеседником, — и внешне отличается от поведения в общении индивида, действующего в иной алгоритмике, и особенно, если его воля вытеснена из потока действий либо сидит «на острие» алгоритмики эгрегора, под властью которого он находится, и чью алгоритмику его воля продолжает.

Там же в главе 10 были приведены картинки-иллюстрации на тему информационного обмена в личностном общении людей.

———————

«Во всех работах, касающихся вопросов психической деятельности индивида и общества ВП СССР ограничивается рассмотрением двухуровневой структуры психики личности:

1. Сознание — как область отождествления осознающего себя «Я» с Жизнью как таковой;

2. Безсознательно-эгрегориальная составляющая психики, при­надлежащая как личности, так и остальному Мирозданию, в том числе и другим личностям, включающая в себя всё то, что пребывает вне сознания в рассматриваемый момент времени.

В этой модели граница между сознательным и безсознательно-эгрегориальной составляющей подвижна; а граница, разделяющая две личности — понятие во многом безсмысленное, поскольку область локализации личности в Мироздании определяется порогом восприятия биополей излучаемых всеми людьми, а в одни и те же эгрегоры входят разные личности на основе общности для них информации и алгоритмики, характеризующей эгрегор, и соответствующей ему настройки параметров излучения биополей.

При этом воля человека определяется как способность индивида подчинять достижению ставших достоянием его внимания осознаваемых им целей,[43]разного рода ресурсы, обстоятельства и течение событий, (иначе говоря, воля — осознаваемая индивидом целенаправленность разного рода его личностных способностей). И соответственно воля человека всегда действует с уровня сознания в его психике. Однако, поскольку безсознательно-эгрего­ри­альная составляющая — неотъемлемая компонента психики личности каждого человека, то каждый человек своими безсознательными уровнями психики включается (всегда включён) в какую-то коллективную психику, — в те или иные эгрегоры (при этом на какие-то эгрегоры он может замыкаться и через уровень сознания в своей психике).

Соответственно этой модели психики личности ситуация, предшествующая началу общения как процессу обмена информацией между личностями «А» и «Б», может быть схематизирована так, как показано на нижеследующем рисунке.

Здесь области внутри кругов с идентификаторами «А» и «Б» обозначают уровни сознания личностей «А» и «Б» соответственно. Область листа вне кругов «А» и «Б» соответствует эгрегориально-безсознательной составляющей психики личностей (пресловутому «альтер эго» — «другому я»). Граница, разделяющая личности по эгрегориально-безсозна­тель­ной компоненте психики каждой из них, показана как вертикальная пунктирная линия. Пунктирная, а не сплошная линия избрана в качестве символа границы между осознающими себя личностями «А» и «Б» потому, что среди всего множества эгрегоров человечества есть эгрегоры, в которые входит только личность «А»; есть эгрегоры, в которые входит только личность «Б»; есть эгрегоры, в которые входят обе личности. Соответственно эгрегоры, в которые входит только «А» подразумеваются расположенными от границы на стороне «А», и в составе разграничительной линии их отделяют чёрточки «-» от эгрегоров, в которые входит только «Б» и которые расположены на стороне «Б»; а общим для «А» и «Б» эгрегорам соответствует отсутствие границы между ними, обозначаемое в пунктирной линии пробелами «»[44].

Ситуации, в которых сознание одной личности — фрагмент сознания другой личности полностью (т.е. один круг находится внутри другого круга) или сознание одной личности — фрагмент сознания другой личности частично (т.е. круги пересекаются, образуя в пересечении общую область), — в жизни могут иметь место, но для толпо-“элитаризма” они не типичны, поэтому мы их рассматривать не будем. Кроме того, в этой схеме никак не отражено то обстоятельство, что в общих для них эгрегорах роль «А» и «Б» может быть различной, а общие для них эгрегоры могут занимать в эгрегориальной структуре ноосферы Земли разное положение в порядке взаимной вложенности, что неизбежно так или иначе выразится в характере общения».

———————

Там же было показано, что наилучший в смысле адекватности передачи и восприятия информации в общении вариант, показанный на рисунках в приводимом ниже фрагменте главы 10.

———————

«… даже если не вдаваться в существо информации, которой обмениваются стороны; в особенности алгоритмики обработки информации, обусловленные полом, строем психики, образованием (в смысле информированности и владения определёнными навыками), настроением каждой из сторон, то и в таком упрощённом представлении общение (в смысле предсказуемого по последствиям обмена информацией) предстаёт как не самое простое искусство, которому ныне господствующая культура не только не учит, но и подавляет его, поскольку процесс управления в толпо-“элитарном” обществе включает в себя разрыв извне возникающих между людьми несанкционированных связей, а один из способов недопущения возникновения такого рода связей — построить систему воспитания так, чтобы, достигая взрослости, люди утрачивали навыки вхождения в общение с незнакомыми людьми, которые свойственны подавляющему большинству детей. И обучение толпо-“элитарному” этикету в этом играет далеко не последнюю роль.

Суть же искусства общения (в смысле адекватности донесения и получения информации в процессе общения) состоит в осознанно-волевом управлении безсознательно-эгрегориа­льным «маревом», обладающим собственной динамикой и алгоритмикой активности.

Безсознательно-эгрегориальная составляющая психики в данном случае названа «маревом»[45], поскольку вследствие её активности осознаваемые впечатления стороны «Б» от общения с «А» могут не совпадать с теми намерениями и смыслами, которые сторона «А» вкладывала в общение с «Б». Т.е. характер «А» в общении с «Б» с точки зрения «Б» искажается подобно тому, как в пустыне марево горячего воздуха, обладающего собственной динамикой, искажает образы предметов и порождает миражи. То же касается и впечатлений, производимых на «А» общением с «Б». При этом ошибочно думать, что безсознательно-эгрегориальное марево — достояние и проблема только какой-то одной из сторон.

Марево — общее для них, и характер его динамики и алгоритмики во многом обусловлен личностными качествами общающихся сторон.

Вследствие этого в общении «А» и «Б» эгрегориально-безсознательное марево может вести себя не так, как в общении «А» и «В». По этой причине «В» может не знать сторону «А» такой, какой её знает по своему общению с нею «Б». Обладая собственной динамикой и алгоритмикой, безсознательно-эгрегори­альное марево в своём автоматическом или управляемом третьей стороной поведении способно как объединять людей в задушевном безпроблемном общении, так и разобщать их, доводя их взаимоотношения до конфликта вопреки их намерениям, желанию и выражающей их воле.

При таком понимании информационно-алгоритмического характера общения первейшая задача в общении — обеспечить адекватный обмен информацией.

Если обратиться к построенной нами матрице вариантов информационных потоков в общении людей[46], то наиболее полный и адекватный обмен информацией в диалоге обеспечивает вариант информационных потоков прямого и ответного (аналогичного по структуре потоков) информационных воздействий, показанных на рисунках слева, при условии, что и в прямом, и в ответном информационном воздействиях все потоки взаимно дополняют друг друга и между ними (в системе подачи информации каждой стороной) нет антагонизмов смысла. Соответственно отсутствие любого из каналов, несущих все показанные информационные потоки в общении или нарушение в их системе потоков принципа взаимно дополняющего единства смысла делает общение всё более и более неадекватным и бедным.

При этом, естественно, должна обеспечиваться языковая общность сторон «А» и «Б»[47].

Также предполагается, что инициатором всех информационных потоков в прямом и ответном информационном воздействии в случае адекватного обмена информацией является воля субъектов «А» и «Б» (соответственно) в ранее определённом смысле слова «воля»: способность индивида подчинять достижению ставших достоянием его внимания осознаваемых им целей, разного рода ресурсы, обстоятельства и течение событий, (иначе говоря, воля — осознаваемая индивидом целенаправленность его разного рода способностей).

И смысл информации во всех информационных потоках должен быть в согласии с со смыслом потоков, исходящих из сознания «А» и «Б» и дополнять его, а алгоритмика психики человека нормально должна быть ориентирована на самонастройку в режим её функционирования, обеспечивающий наиболее полный и адекватный обмен информацией при вступлении в общение и поддержание его в процессе общения.

Смысл термина «адекватность донесения информации» в настоящем контексте поясним следующим примером: если «А» осуществляет своею волей намерение довести до осознания «Б» сообщение о том, что 2×2=4, то в ответ придёт уведомление о том, что «Б» понял, что с точки зрения «А» 2×2=4, и «Б» не будет пребывать в искренней убеждённости, что «А» рассказывал ему о том, что «вода мокрая» или 2×2=3÷5 в зависимости от потребностей и желания “арифметика”. При этом, зная мнение «А» по вопросу о «2×2=…», «Б» может в силу разных причин придерживаться по этому же вопросу иных мнений, точно так же, как и в случае, если бы «А» довёл до его сведения своё мнение о том, что 2×2=5 или 2×2=3÷5 в зависимости от потребностей и желания “арифметика”.

Т.е. речь не идёт об истинности или ложности той или иной информации, которая передаётся от «А» к «Б» и в обратном направлении в процессе общения. Вопрос об истинности или ложности той или иной определённой информации — это вопрос, относящийся к предметной области, которая стала темой общения, и вопрос культуры непосредственного и опосредованного (через других людей, артефакты и тексты) восприятия Жизни и осмысления воспринятого, а не вопрос, относящийся к культуре общения как таковой[48]. И речь не идёт о попытках управлять чужим поведением, предпринимаемых какой-то одной или обеими сторонами, путём программирования психики или за счёт подавления или искажения воли другой стороны. Такого рода умышленные попытки не соответствуют идеалам КОБ и противоречат её нравственно-этическим принципам.

Тем не менее, рассмотренный ранее вопрос об управлении поведением другой стороны за счёт подавления или искажения её воли входит в проблематику рассмотрения культуры общения и выработки культуры общения, выражающей КОБ. И он является одним из частных случаев среди множества возможных вариантов общения. Его рассмотрение по отношению к жизни людей на основе КОБ в её развитии актуально, поскольку кроме умышленных попыток управлять поведением других людей, выражающих чью-то осознанную волю, в общении людей могут активизироваться такого же характера алгоритмы, полностью или какими-то своими фрагментами принадлежащие безсознательно-эгре­го­ри­­альным сос­тавляющим психики участвующих в общении сторон».

Но та же проблематика собственной динамики «марева» имеет место и во всех остальных случаях личностно-эгрегориального взаимодействия.

При Я-центричном миропонимание сознание индивида включает в себя его тело, поток его мыслей, намерения и волю, эти намерения реализующую либо поток безсознательно-эгрего­риальной алгоритмики, который всплывает в сознании, вытесняет или гасит волю, но осознаётся в качестве воли. Соответственно в таком мировосприятии всё марево и его динамика отождествляется с волей других людей — одного или какой-то группы.

· Если собственная динамика марева, с которой во мнении индивида связаны другие персоны, оказывает индивиду поддержку, то эти персоны в его мнении хорошие.

· Если собственная динамика марева, с которой во мнении индивида связаны другие персоны, такова, что индивиду приходится её преодолевать и сталкиваться с неприятными для него сопутствующими эффектами, то эти персоны в его мнении становятся плохими.

Собственный осознанный либо личностно-бессознательный вклад в динамику марева остаётся не замеченным.

Описанный выше алгоритм выработки оценки других людей на основе Я-центризма этот эгрегориальный разводняк отождествляет с волей NN, после чего делаются выводы, что NN свойственны лицемерие и двойственность нравственно-этических стандартов.

Опровергнуть такого рода утверждения, оставаясь в русле алгоритма выработки оценок людей на основе Я-центризма, невозможно потому, что факты того или иного эгрегориального разводняка — для оппонента факты его жизни, а сказать, что этих фактов не было, он не может.

Во всякой личностной психике есть область, которую можно назвать сокровенным. Что в ней произходит, — известно только самому индивиду и Богу. Эту область можно представить как энергетическую сферу, внутрь которой может проникнуть только сам индивид.

То, что концентрируется на границе сокровенного — наваждения, генерируемые как эгрегориальной алгоритмикой, так и другими субъектами. По своему содержанию оно может быть как злобным, так и более или мене благонамеренным. Однако оно попадает в действующую алгоритмику психики только если нет воли, работающей на осуществление содержимого сокровенного, либо сокровенное пусто в тех или иных аспектах, а также если есть некие общие области «COMMON» или воля является продолжением эгрегориальной алгоритмики, некий концентрат которой читается на границе сокровенного.

Поэтому оценки людей и их мотивации поведения надо строить иначе. А утверждение оценок на основе считанных на границе сокровенного в качестве истинных — это один из способов программирования эгрегориальной алгоритмики, в которую тот, кому даётся оценка и кого запрограммировали на тему «чего он хочет», может вляпаться в эгрегориальный разводняк, если он над ним не властен либо не найдётся кто-то ещё, кто способен вывести его из этого эгрегориального разводняка.

Не надо брать на себя роль старухи Карабос. Роль феи, погасившей энергетическую накачку матрицы Карабос, в Жизни полезнее.

Со всем этим связан и вопрос об ответственности, её возложении на других и принятии на себя. Речь идёт не о юридической ответственности, понятие о которой меняется вместе с культурой. Тем не менее, вопрос об ответственности людей за их действия встаёт.

Объективно информационно-алгоритмически индивид не может отвечать за то, что он делает как одержимый. Но в каких случаях он ответственен за то, что оказался в состоянии одержимости? И в какой мере за его действия отвечают те, кто запрограммировал соответствующим образом эгрегоры, подкачал их энергетически и включил его психику в соответствующую алгоритмику? А они, в свою очередь, что-то творили сами по своей воле, а что-то в русле эгрегориальной алгоритмики, над которой не были властны… А всё это — следствия прошлого: самовоспитания и самообразования (если они успели развиться настолько, что им занялись), деятельности воспитателей, жизни во внутриутробный период, зачатия и того духовного наследия (эгрегориального информационно-алгоритмического обеспечения), которое создали родители. И далее информационно-алгоритмически по родовым линиям в прошлое. — В общем, если по существу в конкретике всех причинно-следственных связей, то задача — не для человека.

Юридический же подход к определению ответственности сложился на основе разграничения физических тел и их телодвижений. Он позволяет решать некоторые проблемы толпо-“элитарного” общества, но неадекватен сути происходящего в личностно-эгрегориальном вза­имо­действии и жизни общества.

И главная причина его многовекового существования в том, что в культуре нет эффективных педагогики и психиатрии, которые позволяли бы разрешать личностно-психоло­гичес­кие проблемы людей упреждающе и тем самым свести криминал к нулю.

Однако оценки типа недоумок, мерзавец, и т.п., что допускается в записках ВП СССР и прочих работах, основаны на предположении, что взрослый человек может не ведать, что творит, но он — не в праве не задумываться о том, что творит. И эти оценки не носят характера приговора в отношении конкретных личностей, но всегда связаны с их конкретными делами, и если станут их достоянием, — то будут для них всего лишь замыканием обратных связей, к которым им лучше отнестись серьёзно и подумать о смысле своей деятельности и нравственности, которая в этой деятельности выражается.

Однако, как было отмечено (хотя и несколько в другой формулировке) в записке, посвящённой «Виссариону» и его «Последнему завету»[49], любить всех некой абстрактной любовью — это представляется весьма лёгким делом, особенно, когда эмоций на эту тему через край. Однако, если не достигнут необратимо человечный тип строя психики, то любить исключительно эмоционально другого индивида с его личностно-психологическим проблемами оказывается явно недостаточным для осуществления заповеди Любви.

И мы упираемся в то, о чём говорит буддизм, и что цитировали неоднократно, и в частности, в “Диалектике и атеизме”:

«Мудрость без сострадания — суха и вредоносна. Сострадание без мудрости — слепо и немощно. Не пренебрегайте ни мудростью, ни состраданием».

«Первый шаг к мудрости — увидеть собственные недостатки. Итак, прежде всего, исправьте свои недостатки».[50]

Но алгоритмика преодоления катастроф в её активности в ряде случаев не предполагает сострадания ни к кому, иначе деятельность увязнет в сострадании. Вредоносность же (в смысле неизбежности последствий, которые будут оказывать неблаготворное воздействие в последующем), — без хотя бы капельки сострадания — остаётся вне восприятия.