Трактовка понятия «аутентичность» в работах Ж.Бодрийяра

· Симулякр

· Гиперреальность

· Аутентичность и неаутентичность (как следствие «симуляции»)

(больше информации по аутенчности см. в «Постмодернизм как социальное явление»)

Не замечая свершившегося, культура, однако, продолжает "С. реального"; в качестве симптомов этого Бодрийяр констатирует "непомерное раздувание... знаков реальности. Непомерное раздувание вторичных истины, объективности и аутентичности..

Жан Бодрийяр (род. 1929) - вероятно, наиболее известный из социологов-постмодернистов, который применил принципы, выдвинутые такими философами, как Ролан Барт (1915-1980), для обсуждения проблем информационной сферы. Далее мы остановимся на некоторых из затронутых им вопросов и на его видении проблемы, и это поможет нам лучше понять связи между постмодернизмом и информацией.

С точки зрения Бодрийяра, современная культура - это культура знаков. Все, с чем мы сегодня сталкиваемся, так или иначе касается значений, многое связано со стремительным развитием средств массовой коммуникации и при этом влияет на нашу повседневную жизнь, на процессы урбанизации и на возросшую мобильность населения. Стоит нам оглянуться вокруг, и мы готовы согласиться с его точкой зрения: на каждом шагу мы видим знаки и различные типы значений. Нас будит радио; мы смотрим телевизор и читаем газеты; большую часть дня проводим под звуки музыки, которые раздаются из проигрывателей и магнитофонов; даже то, как мы бреемся и стрижемся, имеет символическое значение; наша одежда тоже имеет знаковый характер; мы украшаем свое жилище предметами, которые что-то значат; мы используем парфюмерию, чтобы передать окружающим некое послание (или предотвратить его посылку); на работу мы ездим в автомобилях, которые представляют собой знаки (и начинены системами, которые непрерывно передают нам знаки); мы обедаем значениями (ведь еда может быть китайской, итальянской, вегетарианской, с холестерином или без него); проезжаем мимо символов (банков, магазинов, школ), посещаем их.

Конечно, люди во все времена использовали знаки, но я думаю, ни одно общество до сих пор не тонуло так в море знаков, как это происходит с нами. Хотя в доиндустриальных обществах и существовали сложные иерархические системы, пышные религиозные церемонии и яркие празднества, там были строгие правила и ограничения, касающиеся использования знаков. Тогда человек встречался с одними и теми же людьми в определенных местах, и все это подчинялось обычаям. Сегодня мы постоянно сталкиваемся с незнакомыми людьми и общаемся с ними, но это «частичные люди», функции: пассажир автобуса, пациент в очереди к зубному врачу, посетитель бара.

В то же время мы получаем сообщения в любое время и отовсюду посредством газет, книг, радио, плееров, телевидения и Интернета.

Констатация такого положения вещей служит отправным пунктом для Бодрийяра: наша жизнь сегодня - это беспрерывная циркуляция знаков о том, что произошло в мире (знаки новостей); какое впечатление вы хотите произвести на окружающих (знаки самого себя); какое положение в обществе вы занимаете (знаки статуса и уважения); какую функцию выполняет данное здание (архитектурные знаки); какие существуют эстетические предпочтения (афиши, сервировка, реклама) и т.д. Как заметил Джон Фиск, критик, разделяющий взгляды Бодрийяра, насыщенность нашего общества знаками представляет собой «фундаментальное отличие нашего общества от предшествующих. За один час перед телевизором человек получает больше образов, чем в доиндустри-альном обществе он получал за всю жизнь» (Fiske, 1991, с. 58).

Однако превращение, используя выражение Ги Дебора (Debord, 1977), нашей общественной жизни в спектакль, не ускользнуло от взглядов философов, которые пользовачись популярностью поколение назад. Ситуационисты во Франции были в моде в начале 1960-х годов, и к постмодернистам их причислить нельзя, они также не считали, что насыщенность знаками сама по себе означает системную перестройку общества. Просто Бодрийяр и настроенные таким же образом социологи пошли много дальше и заметили, что дело далеко не в одних только знаках. Они выделили и другие характеристики постсовременности, которые знаменуют собой разрыв с прошлым.

Мы лучше поймем их точку зрения, если вспомним, как объясняли возникновение «супермаркета-знаков» социологи Нового времени, Герберт Шиллер и Юрген Хабермас, о взглядах которых мы рассказывали в предшествующих главах, они охотно соглашались с фактом роста числа знаков, но при этом полагали, что если использовать их разумно, то они могут улучшить нашу жизнь. В рамках этого подхода можно отметить, что с применением знаков не все обстоит благополучно, но если эти недостатки преодолеть, то это поможет создать более демократичное общество с более надежными социальными связями. Сторонники такого подхода готовы указать на искажения в использовании знаков, которые приводят в какой-то мере к потере их аутентичности, сдерживая развитие общества в направлении к большей открытости и подлинности в нем социальных связей. Эти авторы, например, возмущаются засилием на телевидении «мыльных опер», поскольку они носят эскапистский характер, опошляют и фальсифицируют повседневную жизнь людей. При этом подразумевается, что существует настоящая драма, и она может быть адаптирована к требованиям телевидения. Исследователи Нового времени прилагают всяческие усилия, чтобы разоблачить способы, которые используются для искажения реальной картины событий в последних известиях. Вся эта критика основана на постулате, что истинная картина событий может быть воссоздана. Они же могут протестовать против того, как индустрия моды благодаря собственному дурновкусию и коммерческим соображениям влияет на молодежь, но опять-таки эти протесты исходят из предположения, что мода может быть более аутентичной.

Бодрийяр, однако, не склонен ни исправлять «искаженную коммуникацию», ни стремиться к «аутентичности». С его точки зрения, поскольку все сводится к значениям, искусственность и неаутентичность неизбежны, поскольку таковы знаки. Философы современности считают, что за знаками кроется какая-то реальность, может быть, искаженная в результате неправильного использования знаков, но тем не менее реальность, но для Бодрий-яра все - только знаки. Поскольку это так, то избежать неаутентичности невозможно, и нет смысла делать вид, что это удастся. Зрители телевидения могут, конечно, смотреть последние известия, предполагая, что за увиденными ими знаками кроется реальность: «то, что происходит в мире». Но стоит только задуматься, и мы поймем, что последние известия - только версия событий, представленная с учетом контактов журналистов, доступности ньюсмейкеров, моральных ценностей, политических предпочтений тех же журналистов. Но если уж нам удастся показать, что телевизионные новости не действительность, а творение журналистов - задача, которую часто ставили перед собой исследователи, и ее может решить каждый человек, который записывает передачи последних известий, чтобы просмотреть их еще раз, - то как можно ждать, что в других случаях знаки описывают «истинную» ситуацию? Для Бодрийяра «действительность» начинается и кончается знаками на экране телевизора. Любой анализ этих знаков приведет не к более близкой к действительности версии новостей, а просто к появлению еще одного набора знаков, который якобы отражает какую-то скрытую за знаками реальность.

Бодрийяр развивает эту идею дальше, утверждая, что в наши дни уже никого не удивишь тем, что знаки неаутентичны, в культуре постсовременности это стало общим местом. Другими словами, если когда-то еще верили, что знаки репрезентируют нечто (то есть указывают на скрытую за ними реальность), то сегодня каждый понимает, что знаки только симулируют, и ничего более (Baudrillard, 1983a). Ну пусть кто-то представит на минуту, что реклама правдиво рассказывает о качествах определенного товара! Обитающих в Новом времени критиков часто раздражает ее лживость. Они доказывают: реклама, намекая, что определенный шампунь сделает вас сексуально привлекательным, а определенный алкогольный напиток - душой общества, искажает действительность. Эти критики, выставляя на общее обозрение трюки составителей рекламы (ложные ассоциации, психологическая обработка и т.п.), исходят из двух предположений. Во-первых, покупатель имеет право узнать от них об этих трюках, а без этих разоблачений, он слеп, во-вторых, возможна какая-то форма «настоящей» рекламы, которая правильно отражает качества рекламируемого продукта.

Бодрийяр на это отвечает, что простые люди нисколько не глупее таких интеллектуалов, как Вэнс Пакард* и Кеннет Гэлб-райт. Конечно, они понимают, что реклама она и есть реклама, но не делают из всего этого проблемы. Реклама - это «понарошку», игра, симуляция. Не только интеллектуалы, но абсолютно все знают, что кока-кола не «учит мир петь», что «ливайсы» не способны превратить мужчину средних лет в двадцатилетнего Аполлона, и жуй или не жуй жвачку «Риглис» никаких захватывающих романтических приключений с тобой не случится. А раз так, то махнем рукой на рекламу, ведь «молчаливое большинство» она нисколько не беспокоит (Baudrillard, 1983а).

Людям нравится реклама, утверждает Бодрийяр, но не тем, что она несет определенный «мессидж» (хотя именно в этом состоит цель ее авторов), и уж, конечно, не потому, что она убеждает их отправиться за покупками, а по одной простой причине: она доставляет им удовольствие. Реклама - это «спектакль, и он возбуждает» (Baudrillard, 1983a, с. 35), и это все. Кто знает и кому

* Вэнс Пакард (или Паккард) (1914-1996) - американский журналист я писатель, в 1950-е годы получил широкую известность благодаря своей книге «Тайные соблазнители» (The Hidden Persuaders), посвященной рекламе и манипуляциям СМИ общественным мнением. - Прим, перев.

интересно знать, что обозначает реклама фирм «Форд», «Гиннесс» или «Бенсон и Хедже»? Нам просто либо нравится смотреть на эти знаки, либо не нравится*.

Вспомним еще о том беспокойстве, которое выражал проф. Хабермас в связи приданием «глянца» политике в европейских демократиях. Для таких критиков современного общества, как Хабермас, манипулирование политической информацией, основанное на тщательной подготовке политиками и их советниками по связям с общественностью своих выступлений перед СМИ, это репетиции, предварительные брифинги, отрежиссированные сцены, организованные утечки информации, выбор грима и одежды для выступлений. Вообще слишком большая роль медиаконсуль-тантов в представлении политики и политиков - все это кажется прискорбным. Но их критика основана на предположении, явном или неявном, что политик должен быть честным и открытым, правдивым и прямым, а не прятаться от общества за медийными масками, лживыми и сбивающими с толку.

Бодрийяр отвечает на эти сетования людей Нового времени двояко. С одной стороны, он настаивает, что существование знаков, которые бы точно передавали политику и правдиво рассказывали о тех, кто эту политику делает, - не более чем мечта. СМИ способны отразить только небольшую часть событий, взгляды лишь части политиков и немногих политических партий. Даже если отвлечься от всех других причин, то обычная нехватка времени приводит к искаженному изложению части проблем и позиций. Добавьте к этому еще и склонность политиков добиваться, чтобы на первом плане оказались те аргументы, которые говорят в пользу их собственной точки зрения, и вы поймете, что препятствия на пути точного отражения политической жизни в СМИ непреодолимы. С точки зрения Бодрийяра, то, что медиа должны сводить воедино все взгляды на политические проблемы, лишает всякого смысла требование к ним излагать еще и альтернативную точку зрения, альтернативная позиция была бы не более чем еще одной симуляцией объективного образа политики.

Бодрийяр также утверждает, что, поскольку всем известно, в чем дело, никто и не переживает по этому поводу. Мы все знаем, что образ политики сфальсифицирован, поэтому мы просто получаем удовольствие от спектакля, а само его содержание игнорируем, считая, что перед нами на экране «в очередной раз эти политики».

* В эпоху постсовременности, кроме аудитории, это знание есть только у специалистов по рекламе, поэтому реклама все чаще издевается сама над собой, они становится ироничной, показывает нам язык, издеваясь над самой мыслью, что кто-то может ей поверить и помчаться покупать рекламируемый товар.

Следуя этой логике, нужно признать, что отношение общества к политике знаменует собой смерть значения. Если люди понимают, что знаки - только симуляция, что они ничего не значат, и все, что можно предложить вместо них, тоже ничего не будет значить, то в окружающей действительности может происходить все что угодно или не происходить ничего. И мы приходим к выводу, который уже сформулировал Бодрийяр: «Мы производим в изобилии образы, которые не передают никакого смысла. Большинство образов сегодня, которые доносят до нас телевидение, живопись, пластические искусства, образы аудиовизуальные или синтетические образы - все они не значат ничего» (Baudrillard, [1979] 1990, с. 17). Если «массы» понимают, что знаки только симулируют, то мы столкнулись с ситуацией, когда огромное количество знаков потеряли значение. Появились знаки без обозначаемых, не знаки, а «фантики» (Baudrillard, 1983a, с. 42), на них можно смотреть, они мелькают перед глазами и, возможно, доставляют удовольствие, но не имеют смысла. Вот это и есть постсовременность.

Примеры, которые я использовал для того, чтобы проиллюстрировать взгляды Бодрийяра на культуру постсовременности, относились в основном к сфере СМИ из-за ее значимости и потому, что эта сфера и приходит первой на память, когда заходит речь об информационном взрыве. Нужно, однако, иметь в виду, что Бодрийяр, описывая общество «спектакля», использует это понятие по отношению ко всем аспектам общественной жизни; он считает, что дело далеко не ограничивается одними СМИ. Если мы хотим в этом разобраться, вспомним, чему сегодня приписывают статус знака; вспомним об одежде, фигуре, убранстве ресторанов, архитектуре, витринах магазинов, автомобилях, хобби - все это стало информационно насыщенным. И все это идеологи Нового времени пытаются исследовать с точки зрения глубинного смысла, аутентичности. Им бы хотелось понять, каким должен быть вес тела у людей определенного размера и комплекции, что должны выкладывать на витрину магазины, чтобы посетители с минимальными затратами усилий могли найти то, что им нужно. Но Бодрийяра такой подход решительно не устраивает, он отвергает его на уже знакомых нам основаниях: поиски аутентичности, предпринимаемые идеологами Нового времени, бессмысленны, так как знаки не отражают действительности, они ее симулируют.

В частности, он имеет в виду, что сегодня фигура человека - это вопрос его выбора, и у людей появились широкие возможности конструировать свою фигуру. Тело приобрело пластичность, его можно изменять диетой, упражнениями, одеждой или даже с помощью хирургии, оно приобрело изменчивость. Человек Нового времени на это даст два ответа: он либо осудит эти эксперименты с собственным телом, которые вызывают одни расстройства (особенно у молодых женщин), и скажет, что человек должен научиться жить со своей «настоящей» фигурой, либо посоветует человеку, испытывающему такие проблемы, попытаться поменьше есть и сохранить свое «настоящее» здоровье. При этом каждый раз человек Нового времени имеет в виду аутентичную фигуру, неискаженную ни стремлением походить на современных моделей, ни обжорством людей, которые игнорируют советы экспертов о связи питания и здоровья.

Бодрийяр отвечает на это, что никакой «настоящей» фигуры у человека нет, хотя бы потому, что сегодня мы все постоянно сидим на диете (я имею виду то, что мы выбираем из всего изобилия доступных нам продовольственных товаров), потому что сами диетологи не могут договориться, какая существует связь между состоянием здоровья и фигурой, и потому что в эпоху бесконечно широкого выбора каждый волен выбирать себе собственную фигуру по вкусу. Дело обстоит так, что телу можно придать разную форму, и ни одна из них не будет аутентичной, ни одну нельзя считать «правильной», а другие - отклонением от нее. Это просто знаки, причем лишенные значения. Это можно проверить, просто задав вопрос, какой смысл несет сегодня определенная фигура? Бодрийяру кажется, что все эти смыслы исчезли, исчезли потому, что люди уже знают, что знаки тела неаутентичны. Что означает сегодня, например, худоба? Стремление быть привлекательным, анорексию, нарциссизм, здоровый образ жизни, одержимость? Фигура утратила свою знаковую функцию. Теперь это то, что мы испытываем, но даже не пытаемся интерпретировать.

Здесь прослеживается влияние на Бодрийяра социальных конструктивистов и их отношения к знакам. Если феномен социально обусловлен, то с их точки зрения он является симуляцией, подделкой, и за ним не кроется никакой реальности. Это объясняет и известное утверждение Бодрийяра, что Диснейленд - это не символ настоящей Америки, какая она есть. (Философы Нового времени многократно писали, что этот развлекательный центр - мифологическое воплощение Америки с ее ценностями, а его посетители, развлекаясь там, подвергаются идеологической обработке.) Напротив, считает Бодрийяр, Диснейленд - это средство признать, что вся современная Америка - конструкция, выдумка, от ее маленьких городков с их центральной улицей до гигантских городов с их центрами, заполненными офисами корпораций. Вся страна, с его точки зрения, гиперреальность, в которой знаки (часто имеющие материштьную форму) не обозначают ничего, кроме как самих себя. Бодрийяр метко замечает:

Диснейленд позиционирует себя как игру воображения, с тем чтобы заставить нас поверить, что все за его границами реально, тогда как на самом деле Лос-Анджелес и вся Америка - больше не реальность, это нечто вроде гиперреальности и симуляции. (Baudrillard, 1983b, с. 25)

В эпоху постсовременности исчезает различие между реальным и нереальным, аутентичным и неаутентичным, между истинным и ложным. С воцарением искусственности все эти основополагающие вещи испаряются. «Древний» город, «приморский курорт» и «центр развлечений» - это гиперреальности, и за ними не кроется ничего реального. Это все подделки, и ни о какой аутентичности нет речи. Ужасно глупо отправляться вместе с идеологами Нового времени на поиск «реальности»: ее нет ни в лондонском Тауэре, ни в блэкпульском Тауэре*, потому что за обоими знаками не кроется ничего аутентичного. Эти памятники - только то, что они есть. Это гиперреальность, «построенная по образцам реального мира, но не возникшая из реального мира» (Baudrillard, 1988, с. 166).

В этом контексте Бодрийяр касается еще проблемы, которую до него в 30-е годы обсуждал Уолтер Бенджамин (Walter Benjamin, 1970), указывая на последствия появления возможности «механического воспроизводства» произведений искусства. Бенджамин писал, что с появлением кино, фотографии и радио исчезает та аура, которая существовала вокруг памятников искусства и была связана с их уникальностью (существует только одна статуя Давида Микеланджело, многие работы художников Возрождения представляют собой части зданий и пр.), потому что теперь есть возможность «воспроизвести» эти памятники вне их контекста. Бодрийяр делает следующий шаг, предложив термин «симулякр» (видимость) для обозначения знаков, которые представляют собой копии, у которых нет оригинала. Если вы покупаете компакт-диск, то понятие оригинача теряет всякое значение. Даже если он продается как запись концерта, сделанного «вживую», вы все рав-

* Blackpool Tower - развлекательный центр в курортном городе Англии, центром которого служит отреставрированная башня, построенная в викторианскую эпоху. - Прим. перев.

но знаете, что до этого он был искусно «смикширован» и так «обработан» в студии, что связь с оригинальным исполнением прослеживается очень слабо. То же самое относится к идее оригинального фильма или видеозаписи. В эпоху симулякров все разговоры об истинном и оригинальном вообще теряют смысл.

Если события происходят в мире, где «понятие реального свергнуто» (Baudrillard, 1983a, с. 99), то в нем и знаки утратили свое значение (в терминологии Бодрийяра, они «имштозировали»). Но это не должно нас беспокоить, поскольку всегда следует помнить об излюбленной идее постмодернистов: аудитория в любом случае игнорирует содержательный смысл знаков. Не так давно идеологи современности запутались в споре о застывших перед телевизором домоседах и энергичных туристах, которые, попав к историческому памятнику, обязательно его фотографируют, а «отбыв номер», отправляются восвояси, не представляя, где они были. Но в этих спорах они забывают о творческом потенциале самых обычных людей. На самом деле созерцающие экран телевизора находятся в состоянии постоянной активности, они с энтузиазмом переключаются с одного канала на другой, болтают с друзьями, звонят по телефону или комментируют увиденное (удачно или нет, другое дело), а те же туристы, прогуливаясь вокруг Национального естественно-исторического музея, загружены массой дел: мечтают, размышляют, почему гид так похож на родственника, решают вопрос, где бы поесть, болтают с другими посетителями, напряженно размышляют, страдали ли диплодоки от зубной боли. Учитывая высокую сопротивляемость простого человек воздействию на него знаков, можно прийти к выводу, что в постсовременности аудитория совсем не состоит из людей «подсаженных на иглу» хитроумных знаков, чего так боялись идеологи современного общества. На самом деле аудитория вообще ничего не видит и не слышит, она просто наслаждается тем спектаклем, который разыгрывает для нее современное общество.

ЛЕКЦИИ

Бодрияр, Жан (Jean Baudrillard)

Французский культуролог

Труды: - система вещей 1968 (система ценностей) - общество потребления 1970 - к критике полит. эк.знака 1972 - зеркало производства 1975 - символический обмен и смерть 1976 - соблазн 1979 - симулякры и симуляция 1981 - в тени молчания большинства или конец сознательного 1982 - америка 1986 (эссе) - прозрачность зла 1990 - символический обмен и смерть 1993 - пароли. От фрагмента к фрагменту 2000

СМИ всё больше формируют наш мир. Граница между реальность и нереальностью исчезает. Такая реальность по Бодрияру: это гиперриальность.

(! Плутовство или хвост виляет собакой – как создать новое пространство)

Гиперреальность – аналог марксистской надстройки. Г.поглощает м.базис, станосится самостоятельной современность.

Г. – смесь человеческих поступков и медиаобразов.

Современную эпоху характеризует чувство утраты реальности. Последним бастионом реальности становится смерть (по Бодрияру).

Аутентичность отсутствует, есть только не аутентичная реконструкция аутентичности.

Истинности нет, есть только субъективная интерпретация.

Нужно просто получать удовольствие от окружающего.

Человек экспериментирует постоянно с собой и с окружающим.