Идеи постмодерна в творчестве Дж.Ваттимо

Итальянский философ Джанни Ваттимо (род. 1936) считает, что количественный рост и распространение СМИ стали особенно важным фактором при переходе к постсовременности (Vattimo, 1989). Взрывообразный рост медийной сферы - эфирного и кабельного телевидения - подорвал веру общества Нового времени в истину и реальность. Если наиболее сильное впечатление на интеллектуальную верхушку сторонников философии просвещения произвело сопоставление альтернативных интерпретаций истории, то на основную массу людей больше всего повлияла, по мнению Ваттимо, экспансия СМИ, она заставила их расстаться с привычкой рассматривать все события с одной точки зрения.

Среди мыслителей Нового времени, как левых, так и правых общим местом уже давно стало сетование по поводу «массовой культуры», которая сбивает простых людей в стадо и кормит их пропагандистской похлебкой, в которой агитация перемешана с примитивными развлечениями. Для тех, кто знаком с трудами марксистов франкфуртской школы, подобные пессимистические взгляды на наше общество - не новость, но и консервативные критики современного общества вроде Т. Элиота, Франка и Куини Ливис* говорят примерно то же самое, имея в виду влияние кино, радио и массовых изданий (Swingewood, 1977).

Возражая им, Ваттимо указывает, что благодаря экспансии СМИ доступ к ним получили самые разные группы, регионы и страны, поэтому для всей этой аудитории не может быть одной реальности и одних перспектив, они неизбежно придерживаются разных взглядов на проблемы и события. «К микрофону сейчас прорвались меньшинства всех видов» (Vattimo, [1989] 1992, с. 5) и посредством его они принялись распространять такое многообразие взглядов, которое неизбежно должно было привести к коллапсу единой для всех «правды». Собственно, это и является условием свободы, говорит Ваттимо, а вера в реальность и связанные с ней методы убеждения («нужно поступать именно так, потому что это правильно») утратили свою убедительность. Как можно теперь верить в единую для всех реальность, если ежедневно СМИ обрушивают на вас такое огромное число различных интерпретаций фактов и совершенно по-разному определяют круг событий, о которых вообще стоит думать?

На волнах эфира на первый план выходят и привлекают всеобщее внимание различия (в сексуальной ориентации, религиях, культурах, этнических ценностях, политических и эстетических предпочтениях). Разнообразие знаков потрясает человека, он чувствует себя сбитым с толку и более ни в чем не уверенным. В результате возникают условия постсовременности с их чувством освобождения, ощущением «изменчивости, дезориентации и игры» (с. 59). Здесь Ваттимо приходит почти к тем же выводам, что Бод-рийяр. Многообразие знаков парадоксальным образом подрывает способность знаков что-либо значить, и люди расходятся после пышного спектакля, не разобравших в его смысле, но свободные от необходимости искать истину.

* Queenie Dorothy Leavis (1900-1982) - британский литературный критик. Прим. перев.

Заключение

Каждый из философов, чьи взгляды мы рассматривали, решительный сторонник постмодернизма. Все они убеждены, что сегодня каждый здравый человек согласится, что мы живем в обществе постсовременности. Сложность моей позиции в том, что с последним утверждением я во многом согласен (хотя не согласен, что речь идет о принципиально новом типе общества), но не сторонник постмодернизма, что в свою очередь определяет мое отношение к обрисованному образу постсовременного общества. Постмодернисты часто высказывают интересные и стимулирующие идеи о последствиях развития информации. Я не думаю, что кто-то может оспаривать мнение, что вопросы значения сегодня играют важную роль (Бодрийяр), что произошел определенный сдвиг в модальностях общения (Постер), что возросло разнообразие и «радиус воздействия» СМИ (Ваттимо), и что в информационную сферу все шире проникают критерии эффективности и рыночные отношения (Лиотар).

Однако увлеченность постмодернистов релятивизацией любого знания, их полное отрицание истины, место которой заняло бесконечное разнообразие «истин», следует отвергнуть. И не в последнюю очередь потому, что эта теория внутренне противоречива, она содержит в себе известный с древних времен парадокс лжеца («критянин сказал, что все критяне лгут»). Как можно согласиться с тезисами постмодернистов, если они утверждают, что тезисы ложны? Такие рассуждения Эрнст Геллнер предложил называть «метапустословием» (Gellner, 1992, с. 41). А как еще можно назвать рассуждения, авторы которых считают, что за самим дискурсом не кроется никакой реальности.

Утверждениям постмодернистов можно противопоставить принцип реальности, который утверждается, что наше воображение отражает действительность (Norris, 1990). Это принцип отнюдь не предполагает, что нам, простым смертным, дано узреть окончательную ИСТИНУ, которая сияет где-то там вдали, как звезда на небе. Чтобы установить истину, приходится использовать язык, потому что вне языка истины не существует. Но это не меняет того факта, что истина - нечто больше, чем упражнения в языке. Более того, вероятно, мы никогда и не постигнем истину во всей ее полноте, но мы можем приближаться к ней, формулируя ее более четко, опираясь на более полную аргументацию, более достоверную фактическую базу, более строгое знание и более надежные методологические принципы. Если отказаться от такого подхода, то «правду» религиозного фанатика придется рассматривать наравне с результатами, полученными бесстрастным исследователем (Gellner, 1992), и мы скатимся к тотальному релятивизму, чреватому катастрофическими последствиями (Gibbs, 2000).