Программирование на Турбо Паскале 2 страница

— Нас ожидает пир, — сказал Завиан и улыбнулся про себя, когда Лейла моргнула опущенными ресницами. Потом он наклонился, заглянул ей в глаза и увидел в них, впервые за все это время, волнение. Это его обрадовало. — А потом у нас будет другой праздник, — добавил он.

От вертолета до входа в огромный шатер была проложена ковровая дорожка. Люди, прислуживавшие королю, когда он приезжал в пустыню, вышли приветствовать их. Сейчас слуг было больше, чем обычно, — горничные Лейлы прибыли сюда и тоже приветствовали королевскую чету.

Было чтото непривычное в том, что у входа в это жилище рядом с его туфлями стояли ее украшенные драгоценными камнями туфельки. Обычно Завиан приезжал в пустыню один. Иногда он привозил с собой какуюнибудь любовницу, но, как правило, это было место, куда он удалялся, чтобы побыть наедине с собой.

А теперь он женат.

По потолку и стенам шатра было развешано множество колокольчиков. Их звон должен был предупреждать молодоженов о приближении слуг. Они звенели и сейчас, когда королевская чета следовала по коридорам во внутренние помещения. Воздух был напоен ароматами цветочных лепестков, разбросанных по толстым персидским коврам. Шелковая штора была отдернута. Завиан наблюдал, как Лейла вступила во внутреннее помещение. Оно было украшено традиционно: развешанные по стенам ковры, низкие диваны с богато вышитыми шелковыми подушками. Старинные зеркала в золотых рамах отражали мерцающий свет свечей и масляных ламп. На низком столе их ждали золотые тарелки с изысканными блюдами и кубки с напитками для свадебного пира. Один из лучших музыкантов Кьюзи играл на национальном инструменте каноне свадебные мелодии.

Все было замечательно.

Так почему же она не произнесла еще ни слова? Может быть, слишком устала? Может быть, думает, что шатры в пустынях Хейдара выглядели бы жалкими по сравнению с этим жилищем?

«Или, — подумал он, увидев приближающуюся Бейджу, — Лейла взволнована изза того, что ей скоро предстоит первая брачная ночь?»

Завиан молча смотрел, как Бейджа разворачивает, один за другим, слои золотых тканей, окутывавших фигуру его жены. Когда большинство покрывал было снято, у Завиана перехватило дух. Он совсем неправильно представлял себе формы, которые теперь постепенно открывались ему. Эти нежные женские изгибы привели его в восторг. Он медленно обошел вокруг Лейлы, откровенно любуясь ею. Похоже, ночь будет совсем не такой ужасной!

На Лейле было украшенное драгоценными камнями платье, которое доходило ей до колен, открывая стройные ноги. Ее кожа была удивительно бледной, даже для представительницы королевской семьи Хейдара.

Бейджа уже снимала вуаль, скрывавшую ее лицо. И когда его жена предстала перед ним, полностью освобожденная от покровов, Завиан на секунду забылся.

Лейла оказалась волшебно прекрасна!

Такой тонкой, благородной красоты он не мог себе даже вообразить. Длинные, вьющиеся, черные как вороново крыло волосы падали ей на спину и плечи, обрамляли нежное лицо. Ее щеки были нежнорозовыми, губы полными и мягкими и чутьчуть дрожали. Только это дрожание и выдавало ее волнение. Она была так очаровательна, так хрупка, так женственна, что Завиану даже показалось, что он неверно понял сказанные ею раньше резкие слова. Конечно, он не так ее понял: из этих губ могли исходить только сладкие, ласковые речи.

Он предложил ей руку, чтобы повести ее к накрытому столу, но она отказалась:

— Мне хотелось бы осмотреть это место.

— Конечно, — дружелюбно согласился Завиан. Слишком много впечатлений, подумал он. Она утомлена. И нервничает не изза предстоящего обеда с ним, а изза пира, который ждет их потом… — Я все покажу вам.

Но Лейла уже шла по его дворцушатру. Завиан почувствовал раздражение, что она все осматривает и обо всем выспрашивает.

Ее огромные глаза сузились, когда она повернулась к Бейдже:

— Где мой компьютер?

Когда первая дама стала извиняться за недосмотр, Завиан почувствовал, что с него достаточно:

— Это же ваш медовый месяц! Не собираетесь же вы работать…

— О! — Она повернулась.

Ее глаза блестели, полные губы оставались полуоткрытыми, и Завиан не мог смотреть ни на что, кроме них. Эти губы, такие желанные, должны бы молчать. Этот рот он хотел бы наполнить фруктами со своего стола, а потом поцелуями…

— Я не думала, что мы будем узнавать друг друга целую неделю. — Она вопросительно улыбнулась. — Как я понимаю, вы хотели проводить время в пустыне…

— Конечно, дни я буду проводить в пустыне, — резко сказал Завиан. — Помоему, я поступаю правильно, проводя время с моей землей, испрашивая ее мудрых советов.

— И вы считаете, что я должна присоединиться к вам? — Ее лоб едва заметно нахмурился. — Мне было бы очень приятно…

— Нет! — Завиан должен был напрячь голос, чтобы он не звучал так хрипло. — Это время для размышлений наедине.

— Понимаю. — Лейла коротко кивнула, словно благодаря его, потом повернулась к Бейдже: — В этом случае мне нужен мой компьютер.

— Вертолет уже улетел, — заметил один из слуг и поспешно добавил: — Ваше величество.

— Хорошо. — Лейла сурово посмотрела на бойкого слугу. — Значит, он скоро будет во дворце. Пусть немедленно возвращается сюда с моим компьютером. В конце концов, — она снова улыбнулась Завиану, — я не должна целыми днями бродить тут без дела, пока мой муж просит наставлений у своей земли. Какникак, я должна управлять королевством.

Она знала, что выглядит слишком жесткой, черствой, но таков был ее план. Это лучше, чем обнаруживать свои истинные чувства. На самом деле Лейла страшно волновалась, точнее сказать, боялась. Весь день она балансировала на острие ножа — стоя в ожидании там, в дворцовом саду, когда минуты проходили одна за другой, а ее жених не являлся. Завиану этот брак был не нужен, а его сегодняшнее опоздание показало, сколь низкого он о ней мнения. Как ей хотелось, чтобы можно было просто повернуться и уйти!

Так она думала там, в саду, дрожа от горя и ярости под плотными покрывалами. А потом он пришел и встал рядом с ней — человек, который должен был стать ее мужем, не желавший жениться жених. И горе и ярость сменились смущением. Лейла знала, что король красив, до нее доходили слухи о его диких любовных приключениях.

И вот он встал рядом с ней. Все сразу засуетились, задвигались, заговорили. А потом все успокоилось. И стало иным. Она ощутила исходивший от него запах бергамота и мужчины — мужчины с ног до головы.

Лейла прошла в спальню, и вид широкой кровати смутил ее. Она отвернулась, отдернула штору и заглянула в ванную комнату, где ее должны были подготовить к первой брачной ночи. Повсюду были зеркала. Посередине помещения стояла большая ванна. В этой ванне ее должны омыть перед тем, как она потеряет девственность.

— Не желаете ли, чтобы теперь я показал вам сады?

Его сарказм вызвал у нее первую искреннюю улыбку.

— Я оценила прелесть ваших песков, когда вертолет садился, — ответила Лейла ему в тон. — Вероятно, содержание их в таком порядке требует изрядных усилий.

— Невероятных! — поддержал ее игру Завиан, закатывая глаза, и ей захотелось рассмеяться.

Но она удержалась. Сейчас не время расслабляться. Не важно, что он — самый мужественный, головокружительно красивый мужчина, что такого она никогда раньше не видела. Не важно, что этот мужчина сегодня разделит с ней ложе и их тела сольются в одно. И не важно, что ей хочется броситься бежать, когда она его видит. Важно не выпустить ситуацию из рук и сразу же объявить о своих намерениях.

Если Завиан думает, что она будет молча ему подчиняться, он ошибается.

— Нам пора за стол, — сказал Завиан решительно, так решительно, что Лейла поняла: возражения были бы неуместны. — Нас ждет наш свадебный пир.

Она уселась за низкий стол, поджав ноги, коленями к Завиану, и вышколенный слуга наполнил два бокала сладким нектаром — густой смесью забродившего меда с фруктами и тертым миндалем. Этот нектар должен возбуждать желание, подогревать страсть. Его будут, как велит традиция, подавать им каждый день во время их пребывания в пустыне.

Лейла позволила Завиану поднести бокал к ее губам. Он вливал нектар ей в рот слишком быстро, и несколько капель попали ей на подбородок. Она стерла их и облизала пальцы, потому что надо было выпить все, до последней капли. Поднося Завиану его бокал, она чувствовала, что у нее дрожат руки.

Она этого не хотела. Не хотела подогревать его страсть.

«А ведь скоро ты будешь этому рада, — напомнила себе Лейла. — Скоро тебе будет приятно, что тот, кто призван стать твоим единственным любовником, отцом наследника трона Хейдара и других твоих детей, физически столь совершенен».

Надо пережить эту ночь, когда она впервые увидит обнаженное мужское тело, впервые исполнит свои супружеские обязанности. А со временем, может быть, его мужское естество перестанет страшить ее. Может быть, она скоро привыкнет…

Музыкант продолжал играть. Нежная мелодия действовала ей на нервы. Ее встревоженное сердце билось быстробыстро и не хотело вторить медленному ритму музыки.

Лейла поднесла мужу бокал, смотрела, как он пьет, и страшилась этих губ, которые скоро сольются с ее губами, страшилась этого тела, тяжесть которого скоро должна познать.

Столько ночей она провела одна! Бейджа рассказала ей коечто о том, что с ней будет, и обещала рассказать еще во время приготовления ее к брачной ночи.

Свадебный ужин был великолепен. Он состоял из фруктов и сладостей, которые не отягчают желудок, но обостряют чувства. В отличие от множества пышных блюд, которые подадут на стол во время официального приема.

Завиан съел и выпил все, что ему было подано. А она продолжала сидеть рядом с ним. Согласно обычаю. Они не разговаривали друг с другом. Только смотрели друг другу в глаза, наблюдали и ждали. Лишь в какуюто минуту он наклонился так близко, что она ощутила жар его тела.

Она пила мятный чай, чтобы освежить для него свое дыхание, а его взгляд скользил по ее телу, задерживался на крепкой груди. Лейла раньше не обращала особого внимания на свою грудь. Но теперь ее грудь ныла под его жадным взглядом. Вот их глаза встретились, и она чуть не задохнулась. Голова у нее вдруг закружилась, она вдруг ощутила желание почувствовать на своих губах вкус не фруктов, а его губ…

И Завиан решил, что она готова.

Время пришло. На какойто миг в ее теле вспыхнула первая зарница вожделения. Его редкая красота, его странный аромат, его смелые взгляды пробудили в ней тягу к большему. Но Бейджа увела ее в ванную комнату, а Завиан отправился в постель.

Никогда прежде не испытывала Лейла такого ужаса и такого возбуждения. Какаято часть ее существа готова была бежать прочь, в пустыню, другая стремилась к тому, что должно было произойти. Она уже не хотела, чтобы все прошло поскорее: ее плоть познала любопытство особого рода. Вдали от колдовского очарования Завиана она почти успокоилась.

В ванной комнате девушки омыли ее и умаслили благовониями. А Бейджа рассказывала ей, что будет дальше.

Возможно, процедура начнется с формального поцелуя. А потом король сделает все остальное. Она должна поднять ночную рубашку. У постели будет стоять сосуд с бальзамом. Надо бы, чтобы король им воспользовался. Но даже если нет, ее ванна полна маслами.

Бейджа уверяла, что это будет недолго. Король отнимет у нее девственность со второй, может быть, с третьей попытки. И, поскольку он уже готов исполнить свой супружеский долг, наверняка сразу примется за дело.

Но Лейла хотела чегото еще. Хотела того, что призраком мелькнуло перед ней за столом.

— Должна я буду к нему прикасаться? — спросила Лейла. Она стремилась делать хорошо все, за что бралась, и ей вдруг захотелось стать хорошей любовницей своего мужа.

Но Бейджа только рассмеялась, и даже девушки захихикали. Онито знали все о короле Завиане и его бесчисленных женщинах. Слухи быстро разносятся по королевским дворцам, даже если королевства далеко друг от друга. У Бейджи был двоюродный брат, он служил в покоях королевского дворца Кьюзи и знал, сколько женщин ожидают очереди лечь в постель короля, как только Лейла и Завиан благополучно разъедутся по домам.

Тело Лейлы нужно только для одной цели. Об остальном она не должна волноваться.

— Всем остальным займутся его любовницы, — говорила Бейджа, стараясь ее подбодрить. Но эти слова падали Лейле в сердце, точно тяжелые камни. Холодные, жестокие, они вызвали новое чувство — ревность к неведомым женщинам, которые будут удовлетворять самые интимные потребности ее мужа. — Не тревожьтесь, ваше величество, — продолжала Бейджа, обращаясь к ней формально, как всегда в присутствии служанок. — Вам придется терпеть его внимание день или два в месяц, и только пока наследник не будет зачат. А потом у вас будет по крайней мере год отдыха.

На ее влажное умасленное тело набросили ночную рубашку, волосы подобрали, губы подкрасили. Итак, она готова.

Лейла раздвинула шторы и вошла в его опочивальню.

Комнату освещали свечи и масляные лампы. В зале, нарушая тишину пустыни, все еще звучала музыка. Нежные, томные звуки должны были облегчить ее путь в его объятья.

Завиан лежал на кровати — наверняка обнаженный, укрытый до пояса шелковым покрывалом. Он был великолепен и без парадной формы. Его широкая грудь и длинные мускулистые руки избавляли дворцового портного от необходимости подчеркивать его мужественность покроем одежды. Но что это? На его запястьях темнели глубокие шрамы. В неровном свете свечей Лейла сначала приняла их за украшение. Но это были шрамы. Впрочем, не ее дело было их замечать. Она посмотрела на его лицо — его выражение немного смягчилось при ее приближении.

На минуту Лейла пожалела, что она — его жена, а не любовница. Ночная рубашка, когда она легла на кровать рядом с ним, прилипла к ее обильно смазанному благовониями телу.

— Не волнуйся.

— Я не волнуюсь, — ответила она, вся дрожа.

Он поцеловал ее. Она чувствовала, как его губы давят на ее губы, а язык проталкивается между ними, и постаралась ответить на его поцелуй, копируя движения его губ.

Будучи принцессой, а потом королевой, Лейла не знала поцелуев, не знала никаких ласк. И страдала от отсутствия опыта, стыдилась своей невинности. Она не могла наслаждаться его поцелуем. Она чувствовала давление его могучего, длинного мужского оружия на свое бедро, и содрогалась, и молилась, чтобы он воспользовался маслом.

Она подняла ночную рубашку.

— Не надо спешить.

Завиан откинул голову назад. Он хотел продолжать целовать ее, чтобы она успокоилась хоть немного, получила хоть немного удовольствия. И услышал ответ, сказанный слабым голосом:

— Я хотела бы, чтобы это кончилось поскорее.

«Что ж, пусть будет так», — подумал Завиан и спросил себя, будет ли совсем неприлично, если он призовет наложницу в свой медовый месяц?

Он любил секс, и ему всегда было мало. Но эта бойкая производительница, которая легла с ним в постель исключительно из деловых соображений, совершенно не походила на ту полную желания женщину, которую он готовил за ужином к брачной ночи. Если она хочет отделаться поскорее, что ж, он тоже этого хочет. Он не эгоист.

Завиан погрузил пальцы в золотое блюдо у кровати и смазал маслом ее нежную розовую кожу. Ее теплота добавила ему злости. Но свой долг он исполнит.

Лейле показалось, что то, что пугало ее своей длиной, стало еще длиннее, и ее горло сжалось. Она почувствовала его руку там, внизу, и ее почти замутило. Он увидел ее полный ужаса и восторга взгляд и, вытянув пальцы, ласково погладил и стал ласкать ее.

Ей захотелось сжать ноги, избавиться от его прикосновений. Все это неправильно — этот секс, эти ласки, прикосновения. Все это он потом будет дарить комуто другому.

— Теперь ты смажь меня маслом.

Ему нравилось ласкать ее, чувствовать под пальцами ее влажную кожу, а она чувствовала легкие, настойчивые надавливания, от которых у нее словно щекотало гдето в желудке. Она опустила пальцы в масло.

Об этом Бейджа ее не предупредила. Не предупредила, что и ее пальцы должны стать шелковистожирными. Она не хотела прикасаться к нему. Но, может быть, потом это ей поможет? Она заставила себя это сделать. Быстрыми движениями дрожащих пальцев смазала мужской орган по всей длине, отвернувшись, чтобы не видеть, как он огромен.

— Еще.

Он продолжал ласкать ее. В ее желудке и ногах появилась какаято тяжесть, и это не понравилось Лейле. Ей не нравились эти непривычные ощущения, эта странная слабость, эта пустота в голове. Ей хотелось вернуть привычный контроль над ситуацией, прекратить эти бессмысленные упражнения. Она может сейчас зачать ребенка. День свадьбы был назначен с учетом ее цикла. Надо быть смелой, завершить все это и вновь обрести способность думать.

— Немедленно, — сказала она, отстранив его руку. — Сделай это немедленно.

Завиана утомили ее увертки. На какойто миг она раскрылась перед ним, но не захотела продолжить, не захотела изведать наслаждение.

Он надеялся на большее. Скверно, потому что она прекрасна — ее спелая плоть, ее черные волосы. Эти полные губы могли бы целовать, если бы научились. Это тело могло бы познать блаженство, если бы она ему позволила.

— Сними рубашку, — сказал Завиан. Ему нужен был какойто стимул, чтобы продолжить. Она подчинилась, и он увидел этот стимул — ее красоту. Завиан опустился на нее, и она добросовестно раздвинула ноги.

Он — король, и ему надо исполнить свой долг.

Но он нервничал.

В первый раз Завиан испытал подобие страха перед женщиной, которой должен был овладеть. Чтобы набраться смелости, он представил себе ее тело и на минуту опустил голову, чтобы поцеловать ее грудь, коснуться губами соска — хотя бы для собственного удовольствия. Он даже попытался заставить ее ответить, но безуспешно.

Лейла пришла в ужас: решающий момент наступил. Конечно, она не могла показать мужу свой страх. Она никогда ни перед кем не проявляла слабости. Она — королева. Она всегда уверена в себе, всегда владеет ситуацией.

Завиан коснулся щекой ее лица и обнаружил на ее щеках слезы. Он был готов войти в нее. Он знал, что она хочет, чтобы все это поскорее осталось позади, и, несмотря на эти слезы, злился.

Она не хочет даже попытаться получить удовольствие!

В последний момент в нем проснулась странная нежность. Не соль ее слез, не ее красота заставили его спросить себя, правильно ли он поступает, а она сама. Его интересовала эта женщина. Эта рассерженная, взъерошенная женщина просто нервничала, и Завиан признал, что тут была доля и его вины.

Она берегла себя для него. Естественно. Подругому и не могло быть. Невеста короля по определению должна быть девственницей. Но он слишком долго откладывал бракосочетание, слишком долго лишал ее наслаждения. Отказывал ей в тепле, в поддержке — до сегодняшнего дня.

И вдруг он увидел будущее. Будущее, которое могло бы принадлежать ей, если бы она согласилась его принять. И захотел, чтобы и она увидела, чтобы исчезли долг и обязанности, чтобы и она познала утешение, которое он познал сегодня ночью.

— Это не обязательно должно быть так. — В последнюю минуту Завиан удержался, ощутил губами ее слезы. — Это не должно быть только обязанностью. — Он прижался ртом к ее щеке, попробовал успокоить ее, но она отвернулась.

Лейла не могла объяснить своих слез. Но поучения Бейджи до сих пор звучали у нее в ушах. Какой смысл в близости, в том, чтобы отдаться Завиану, если потом им завладеют другие?

— Вы можете ласкать ваших любовниц, — фыркнула Лейла. — Пусть они с вами воркуют, рассказывают, какой вы замечательный. А я хочу, чтобы все это было позади.

— Зачем мне любовницы? — прошептал Завиан ей в ухо.

— Вы обязательно их заведете. Я буду в Хейдаре, вы здесь…

Ага, значит, мы ревнуем! Завиан улыбнулся, чувствуя победу. Но чтото внутри его менялось, пока он держал ее в объятиях.

Лейла — королева. Он обнимал женщину, равную себе. И дело не в титуле. Она бросила ему вызов, и он хотел ответить, хотел завладеть ею. Завладеть целиком, может быть? Но тогда нужно отдать ей себя.

— Зачем нам любовники, — его губы касались ее уха, — если мы удовлетворяем друг друга? — Одна его рука ласкала ее бедра, другая — грудь. Потом он дотянулся губами до соска и поцеловал его, а она смотрела, не отрываясь, на его рот. — У нас столько самолетов. Мы всегда можем… — Он поднял смеющиеся глаза. — И потом, есть же телефон.

Лейла сердито фыркнула, представив себе, как, лежа одна в своей постели, шепчет ему нежные слова по телефону. А между тем они могли бы получать столько радости рядом друг с другом. Может быть, Бейджа не права? Может быть, они могут строить свою жизнь поиному, не так, как велит старинный обычай?

— Лейла, дать тебе наслаждение — мой долг. А я, хотя сегодня утром ты могла подумать иначе, серьезно отношусь к своему долгу.

Завиан прижался щекой к ее животу, и целовал, и ласкал ее, и убеждал руками и губами, что это ее право, что она может попасть в тот мир, где разделит с ним тайну, для обладания которой создала ее сама природа. А потом его губы скользнули вниз, и он поцеловал ее самое нежное место, и понял, что теперь она принадлежит ему.

Он любил женщин. Любил чувствовать, как они тают в его объятиях. Но никогда не испытывал удовольствия большего, чем испытал в тот момент, когда вздрагивания ее бедер и слабые вздохи сказали ему, что она готова его принять. Но он хотел поцелуя, хотел, чтобы эти губы, которые сказали ему столь горькие слова, смягчились под его губами. Он снова поцеловал ее, и на этот раз она ответила.

Ее грудь распласталась под его грудью, ее ноги обвились вокруг его ног, ее пальцы утонули в его волосах. Он почти забыл о ее невинности и готов был войти в нее, потому что она жаждала его, требовала его отчаянно, яростно. Она всхлипнула, и Завиан ужаснулся собственной дикости, испугался, что слишком спешит, поднял голову, увидел ее слезы и удержал себя. И она расслабилась под ним, как если бы стала свободной, как если бы он какимто образом подарил ей свободу.

— Ну, вот и все.

Бейджа ходила тудасюда, но, услышав крик своей госпожи, села рядом с прислужницами. Она гордилась своей королевой и радовалась, что это долгое ночное испытание уже позади. Но крики не утихали, и прислужницы сидели опустив голову, а самая молодая залилась краской, когда Бейджа сказала:

— Скоро все кончится.

Лейла желала, чтобы это продолжалось вечно.

Ей рассказывали, как все это будет, и всетаки она втайне мечтала о том, какой может быть эта ночь. Но ни мрачные предупреждения Бейджи, ни ее робкие собственные мечты не имели ничего общего с восторгом, который принесла ей реальность! Осторожные поцелуи и робкие движения захлестнул мощный поток чувств, когда Завиан проник в ее плоть и она вдруг стала самой собой — вольной, прекрасной женщиной в его объятиях. А он обнимал ее, и блаженство его присутствия внутри нее было ни с чем не сравнимо — до следующего момента. И когда она вновь приняла его в себя, мир снова изменился. Лейла словно попала в неведомую страну, где она была совершенно беззащитна. Но его дыхание у ее уха, тепло его кожи у ее груди дарили ей ощущение абсолютной безопасности. Ей было больно, когда он входил в нее, но теперь, когда он двигался медленно, ощущения стали иными. Она прошептала его имя — тихотихо, как дуновение ветерка. Он продвигался постепенно, все глубже и глубже, а ее тело все настойчивее требовало полного слияния с ним. Ее пальцы впились в его спину, и она вскрикнула, когда по ее телу понеслась волна его жара.

Завиан исполнился восторгом победы, когда проник в тело Лейлы. Он жаждал слиться с ней, забыться, подняться с ней к той вершине, где воздух чище, звуки живее, цвета ярче. Он искал ответа на вопрос, что будет, если он останется там, если решится ступить в неведомое…

Он поцеловал ее в губы, а потом сказал, глядя прямо в фиалковые глаза:

— Вот так это могло бы быть.

Завиан был неутомим. Он обнимал ее, целовал ее щеки, губы, уши, и ее тело вторило ритму его движений. Лейла плакала и просила, потому что никогда прежде не подходила так близко к краю, и всетаки хотела быть там, где оказалась. Она боялась сорваться, упасть, отступить в последний момент, спастись. Но Завиан был тут, рядом. И наконец словно молния сверкнула внутри нее. И ей вдруг показалось, что он протягивает ей руку и она, вместо того чтобы бежать, берет его руку и прыгает вместе с ним и летит — к свободе.

А потом он ласкал ее нежными, плавными движениями, пока Лейла приходила в себя, а ее тело наполнял мирный покой, какого она никогда прежде не знала. Жар отступал, их тела остывали. Его поцелуи вернули ее в этот мир. И он повторил:

— Вот так это могло бы быть.

Глава третья

Завиан спал мало.

Конечно, он спал — жить без сна невозможно, но даже во сне часть его существа оставалась настороже, караулила сны, которые приводили его в отчаяние, и отгоняла их. Слишком гордый, он не мог допустить, чтобы его любовницы видели смятение короля. Но любовницу легко прогнать. А как прогнать жену, да еще в первую брачную ночь?

Он намерен был следить за собой даже во сне. Отдохнуть как следует он сможет днем, в пустыне. Он выспится в тени хорошо известного ему каньона, а ночью будет бодрствовать. И вдруг, в первый раз за долгое время и, уж точно, в первый раз при женщине в его постели, сон, настоящий сон одолел его.

Завиан мог вдыхать ее аромат, чувствовать ее тело рядом с собой. Но не только. Их соитие было подобно чудному бальзаму. Никогда раньше он не знал такого полного удовлетворения. И хотя Лейла лежала на его согнутой руке, хотя он намеревался только немного подремать, его подсознание распорядилось иначе. Оно поманило его, и он, как это ни было глупо, послушался. Потом разум взял верх. Завиан попытался сопротивляться, открыть глаза, но оно опять поманило. Впервые в жизни он заснул понастоящему, лежа рядом с женщиной.

…Он слышал звон колокольчиков, ощущал уют ее присутствия, и этот странный зов, на который он откликнулся. Он оказался во дворце. Нет, не в своем дворце.

«Может быть, это Хейдар?» — подумал Завиан. Но нет. Глядя на картины на стенах, он какимто образом понял, что это не сон, а воспоминание.

Он слышал непривычный звук веселого, беззаботного смеха. Смеялся ребенок, очень похожий на него самого.

Это была птица! Маленькая серебристая птичка залетела во дворец, и все пришло в смятение. Он бежал за ней по коридорам, смеясь от восторга. Он смеялся, когда слуги пытались швабрами загнать птичку в угол, а птичка перелетала с места на место, взмахивала крылышками, словно нарочно дразнила их, и он смеялся смехом, который исходил изнутри — чистый, искренний смех, подлинное веселье, которое согрело его холодную кровь.

Невинная радость, какой он никогда не испытывал. Теперь она переполняла его.

Хотя его и одернули.

Он улыбался, глядя в лицо, которое не должен был бы узнать. Но его душа говорила, что это его мать. И мать велела ему уйти.

Он любил этот сон. Любил это место, этот дворец, где дети все еще смеялись…

Ему нравилось чувствовать, как пальцы Лейлы касаются его плеча и скользят вниз по его руке. Нравилось слышать ее дыхание. Она была рядом с ним, и его сон продолжался.

Берег, и вода, и радость близости вольного океана. Он ощутил, как пальцы Лейлы осторожно дотронулись до его запястий. И в тот же миг радость исчезла. Наивный, безопасный детский мир рассыпался в пыль, когда он впервые узнал страх. Настоящий страх, в единый миг сковавший его тело и убивший юность.

В воде была кровь, в душе — ад. Сердце бешено колотилось, разум требовал возвращения назад, в реальность. Он должен проснуться, или простыни скоро пропитаются потом, и он закричит.

Он должен проснуться сейчас, пока она не узнала правды. Но он опоздал: крик разорвал тишину ночи, тело напряглось, сердце сжалось — а потом случилось нечто неожиданное.

Ночной кошмар был обычным, привычным. Неожиданностью была нежность ее рук, тепло ее губ у основания его шеи и это странное чувство — успокоение.

Лейла слышала, как звонили колокольчики, когда Бейджа с прислужницами шла в комнаты для слуг. Теперь они действительно были одни.

Таинство брака совершилось. Их долг исполнен.

Лейла никогда ни с кем не делила ложа, и, хотя тело ее утомилось, чувства ясно воспринимали лежавшего рядом мужчину.

Сначала он обнимал ее, потом, засыпая, повернулся к ней спиной. Но она отчетливо слышала и его дыхание, и шепот незнакомого ветра.

У каждой пустыни своя песнь. Она узнала это очень давно. Бескрайние равнины, дюны, каньоны пели посвоему, и пустыня Кьюзи громко пела как раз сейчас, когда Лейла хотела забыться и заснуть.

Завиан действительно очень красив. Даже сейчас, в темноте, когда он лежит к ней спиной, она чувствует его редкую красоту. И он одарил ее смелостью большей, чем она могла вообразить. Потому что она не сопротивлялась нахлынувшему желанию. Лейла протянула руку и провела пальцами по его плечу, нащупала крепкие мускулы. Она хотела заставить его повернуться, чтобы он опять обнял ее, но он крепко спал, дышал глубоко и спокойно и даже не шевельнулся, когда она дотронулась до него.

Тогда Лейла осмелела еще больше. Она провела рукой по его руке от плеча до запястья и тронула пальцами широкие шрамы — почти почувствовала боль, и он тут же зашевелился, и она отдернула руку, поняв, что вторглась в запретную зону.

И вдруг, неожиданно, разразилась буря. Его страх нахлынул так быстро, был таким явственным, что Лейла сначала решила, что чтото случилось на самом деле и она вотвот увидит этот ужас — землетрясение, или пожар, или врагов. Он напрягся, его сердце сильно забилось, тело дернулось. Она думала, что сейчас он вскочит с кровати навстречу опасности.