Возможные отношения между оценкой и реальным поведением при девиации
Источник: Becker H.S. Outsiders: Studies in the Sociology of Deviance. N.Y: The Free Press, 1963, p.20. Поставив целью изучить многообразие форм проявления девиантного поведения, Р.Кевен построила теоретическую модель, описывающую взаимодействие индивида и общества. Она предложила континуум типов поведения от крайней девиации при недоконформизме, или низшем уровне конформизма (underconformity), через промежуточные формы правильного поведения до крайней девиации при сверхконформизме, или максимальном конформизме (overconformity). Схема Р.Кевен представляет собой кривую Гаусса на горизонтальной прямой, разбитой на 7 равных сегментов[39].
Поведение, которое полностью одобряется и вознаграждается обществом, попадает в зоны C, D, E. Им соответствуют сознательные, или законопослушные граждане, так называемые типичные американцы. Поведение в зоне D, находящейся в середине континуума, вполне регулируется и управляется существующими социальными институтами, которые задают официальные нормы и официальные средства контроля. Поведение подавляющего большинства людей в обществе группируется вокруг этой центральной зоны, т.е. является конформным. Те, чье поведение попадает в зоны B и F, называются маргинальными индивидами. Это недоконформисты. Они вечно спорят, конфликтуют и даже враждуют с родителями, учителями и полицией. Но это не значит, что они должны покинуть или быть изолированными от общества. Последнее предупреждает их и делает все возможное, чтобы исправить неправильный образ жизни. Сверхконформная молодежь в зоне F расположена вдоль наружной границы приемлемого поведения и рискует быть исключенной из нормальной социальной деятельности. Взрослые пытаются убедить их в необходимости быть более непринужденными, веселыми, непосредственными. Молодых людей из зоны B и F окружающие люди либо с удовольствием принимают в свой круг, либо отталкивают вовсе. Если индивиды из зоны В ощущают отчуждение, они проявляют враждебность, агрессивность, вандализм. Напротив, индивиды из зоны F начинают заниматься самокопанием и критикой Р.Кевен писала: <Формальные стандарты, доминирующие в зоне D, это социальные нормы. Они связаны, но не тождественны ценностям. Ценности суть идеалы или конечные цели, которые остаются недостижимыми. Это абстракции. Социальные нормы - это специальные формулы, помогающие перевести ценности в практически достижимую форму. Вместе они конституируют ожидания общества и часто утверждаются в таких терминах, которые подразумевают, что не достичь согласия с нормами в повседневном поведении просто невозможно. Однако можно выявить еще и третий уровень - рабочие планы, или модальное поведение большинства людей. Чтобы общество нормально функционировало, необходим баланс между жесткими социальными нормами и более мягким модальным поведением. Абсолютное согласие (конформизм) с социальными нормами, проявляющееся у всех и всегда, редко когда требуется. Надо делать уступку человеческой природе - трудности постоянной концентрации на том, чтобы следить за каждой нормой и своими действиями. Определенная уступка институционализирована в знакомом нам ритме смены священного и карнавального. Так, после религиозных ритуалов, связанных с Рождеством, мы идем домой и отмечаем светский Новый год...Делаются и другие уступки, особенно самым молодым и самым старым. Поведение в зоне D, такими образом, нельзя считать жестко конформным. Ему делаются некоторые уступки в отклонении от нормы. Зона D - это область гибкого и толерантного поведения, но лишь до определенных границ, переход за которые угрожает социальной стабильности и порядку>[40]. Самые экстремальные зоны, А и G, это больше, чем только отклонение от принятых норм. Здесь концентрируется область отчужденного и противостоящего поведения. Молодежи с таким поведением не так много, она всегда в меньшинстве, но она образует контркультуру со своими ценностями, иерархией отношений, методами контроля, механизмами распределения ролей. В этих меньшинствах есть "твердое ядро", включающее наиболее последовательных противников ценностей официальной культуры. Представители подростковой контркультуры со временем пополняют ряды взрослой криминальной контркультуры. Так делинквентная контркультура перерастает в криминальную контркультуру. Мальчиков из зоны G обзывают "очкариками", "бананами", "любимчиками учителей", "тюхтями" и т.п. Мальчиков из зоны А обзывают иначе: "трудновоспитуемые", "хулиганы" и т.п. На полюсах А и G сосредоточены те, кто нарушает рутинное течение жизни, но по-разному это делает. Такова в общих чертах концепция Р.Кевен. Ей удалось связать степени отклонения от среднего стандарта с социальным положением девиантов. Так, поведение, которое низший класс оценивает как попадающее в зону D, средний класс может поместить в зону С либо в зону В. К примеру, беспорядочные сексуальные отношения подростков из низшего класса считаются нормальными представителями этого класса, но они же выглядят как делинквентные с точки зрения представителей среднего класса, учителей и полицейских. Можно сказать, что оценки одних и тех же поступков представителями разных классов редко совпадают. Вот почему схематически континуумы среднего и низшего классов будут смещены относительно друг друга (если шкалы расположить друг над другом - низшего класса наверху, а среднего внизу, то зона А среднего класса окажется под зоной В низшего, В под С и т.п., т.е. все будут смещены на одно деление вправо). Исследование показало, что проступки мальчиков и девочек из школы-интерната более серьезные и частые, чем у мальчиков и девочек того же возраста, посещающих гимназии и лицеи. Кражи более чем на 50 долю встречаются у 90% первых и лишь у 5% вторых[41]. Когда Р.Мертон писал о конформизме и девиантности, он указывал на два вида последней: заблуждение (aberrant behavior) и нонконформизм. Первое можно расположить на левом полюсе шкалы Р.Кевена. Заблуждающийся знает и принимает норму, но ради собственной выгоды склонен их нарушать. Он ведет себя безответственно по отношению к обществу. Напротив, нонконформист расположится на крайнем правом фланге шкалы. Он знаком с общественными нормами, но считает их несправедливыми и открыто попирает их, призывая других к изменению существующего строя. Нонконформист ищет новую мораль и действует вполне ответственно, хотя и отклоняется от существующих ожиданий. Это социальный реформатор, намного опередивший свое время. Подобную форму девиации, с точки зрения долговременной перспективы, следует назвать конструктивной. А вот заблуждение, как форму девиации, надо признать деструктивной[42]. Социологические теории ювинильной делинквентности базируются на общетеоретическом фундаменте концепции преступности. Одну из них - теорию делинквентной субкультуры - построил американский социолог и ученик знаменитого Р.Мертона - Альберт Коэн. А.Коэн распространил известную со времен Р.Мертона теорию аномии на делинквентное поведение. Делинквентная и криминальная субкультуры берут истоки в различии между ожиданиями и трудностями их реализации на структурном уровне. Обычно она распространена среди бедняков, неквалифицированных работников, не имеющих шансов соревноваться за богатство и успех законными путями. Они организуют банды, где находят признание и удовлетворение. Ее истоки кроются также в расхождении между полученными из культуры надеждами и ограниченными возможностями добиться успеха. Существуют три типа делинквентной субкультуры, каждая из них имеет свою карьеру и источники притяжения: 1) для криминальной - собственность и богатство; 2) для конфликтно-ориентированной - насилие; 3) для отступления (ретритизма) - уход от девиантного и конформистcкого давления. В 1955 г. он обнаружил, что питательной средой ювинильной делинквентности выступает классовая дифференциация общества, неадекватные жизненные старты для молодежи из высшего, среднего и низшего классов[43]. Молодых делинквентов поставляет, как правило, низший класс, а преобладающей формой их организации являются подростковые банды. Ценностные ориентации и нормы ювинильной делинквентности противостоят ценностям господствующей культуры. Она формируется в трущобах больших городов. Факторами, которые поощряют развитие такой субкультуры, по А.Коэну, выступают: классовые различия, родительские практики воспитания и ожидания относительно будущих своих детей, школьные стандарты и качество обучения. Он выделил три категории подростка с тремя различными типами социальной судьбы: corner boy, college boy, delinquent boy. Уличные мальчишки (corner boys) рождаются у родителей, представляющих верхний слой низшего класса и нижний слой среднего класса. Для их поведения характерны пассивные стратегии мобильности, конформизм и конвенциальные стили жизни. Высшая точка на их социальном пути - средний слой среднего класса. В чем-то они напоминают взрослых мещан: если и хулиганят, то вполне в пределах допустимых норм. Они никогда не совершают серьезных уголовных преступлений. Пройдет время и они превратятся в законопослушных граждан. Иное дело - delinquent boys. Это выходцы из социального дна. Они организуются в уличные банды для того, чтобы отстоять свой статус <хозяина улицы>. Почти все свое время они проводят не в школе и не с родителями, а на улице с такими же как и они сами оторви-головами. Поначалу они могут курить в подвалах, играть здесь в азартные игры и распивать спиртное. Они устраивают уличные драки и даже воруют. Со временем уровень агрессивности у них повышается, растет и уровень организованной преступности. От отдельных нападений на граждан и покушения на чужое имущество они переходят к формированию подростковых банд. Их поведение импульсивно и агрессивно, они опираются на групповую солидарность и физическую силу, не планируют свое будущее, полагаясь на ценности текущего момента. Делинквентная субкультура формируется по поводу решения статусных проблем низшего класса. Делинквентная субкультура, по мнению А. Коэна, сводится к выворачиванию наизнанку системы ценностей среднего класса, т.е. предполагает явное и полное отрицание стандартов среднего класса и принятие их крайней антитезы. Книга А.Коэна <Делинквентные подростки: культура бандформирований> с тех пор прочно вошла в золотой фонд мировой криминалистика и считается самым мощным трактатом по социологии девиантного поведения. Его исследование продолжает методологические традиции знаменитой Чикагской школы, особенно идеи социальной дезорганизации Эдвина Сазерленда. Концепция "делинквентной субкультуры" получила развитие в работах Р. Клоуарда и Л. Оулина, которые выделили криминальную субкультуру (рэкет), "конфликтную" субкультуру (активные шайки) и субкультуру "ухода в себя" (наркотики). Криминализирующие функции субкультуры заключаются в сохранении и передаче традиций определенной социально-культурной делинквентной среды, которая способна противостоять социальным институтам, занимающимся воспитанием детей, и, прежде всего, семье и школе. Наряду с А.Коэном значительный вклад в изучение делинквентных, или асоциальных субкультур внес американский криминолог В.Миллер. Теория субкультур говорит, что у преступников складывается своя особая асоциальная субкультура, т.е. своя мораль, своя система ценностей и норм, противостоящая ценностям общества, в которой само преступление является морально оправданным. В ней возможно, например, такое противоречивое понятие как "честный вор". Личность развивается и действует в соответствии с ценностями и нормами своего криминального окружения, не воспринимая ценностей культуры общества в целом. В делинквентной субкультуре, когда асоциальное поведение считается нормой, а следование законам и ценностям общества - отклонением. Подобная субкультура наиболее распространена в бандитских шайках, преступных группировках, в маргинализированных слоях общества. В.Миллер считал, что асоциальная субкультура чаще развивается в низших слоях общества. Её ценности и установки возникают в результате иммиграции из других стран, внутренней миграции из сельской местности в город, перемещения из одной социальной группы в другую, когда мигрант не может (или не хочет) быстро освоить ценности новой среды. Субкультура развивается постольку, поскольку существует проблема адаптации (приспособления) к другой культуре, но это приспособление носит конфликтный характер. То есть возникновение субкультуры обусловливается потребностью в адаптации к непривычной среде, а её носителями являются маргиналы - лица, утерявшие (или сознательно отказавшиеся) старую культуру, но не сумевшие (или нежелающие) усвоить новую. Теория субкультур широко используется при изучении рецидивной и профессиональной преступности, и особенно в пенитенциарной криминологии - при изучении преступности в местах лишения свободы. Считается, что основным фактором, продуцирующим преступность в исправительных учреждениях, является именно асоциальная субкультура осуждённых: большинство преступлений связано или с нарушением норм сообщества осуждённых, или со стремлением отстоять или повысить свой статус в сообществе. В отечественной и зарубежной социологии и криминологии выдвигались различные гипотезы по объяснению причин возникновения асоциальной субкультуры осуждённых. Одни учёные видят причины этого явления в остаточном действии воровских традиций. Конечно, социальное наследование играет свою роль, однако сам факт существования традиций не объясняет ни причин их возникновения, ни почему в них заложено то или иное содержание. Теория власти и контроля Хегана[44] сосредоточила внимание на женской девиантности[45]. В ней утверждается, что уровень преступности и делинквентности зависит от двух факторов: 1) классовой позиции (власть) и 2) функции семьи (контроль). Автор полагает, что властные отношения, которые родители воспроизводят внутри семейной ячейки, отражает их место, занимаемое на рынке общественного труда.
Отец, занятый физическим трудом, и мать-домохозяйка, ухаживающая за многодетным семейством, обычно прибегают к патриархальному стилю воспитания, мелочной опеки и авторитарному давлению на детей. Внимание родителей главным образом сосредоточено на социализации девочек, воспитании их нравственности и строгих правил поведения. Между тем мальчики предоставлены сами себе, а потому с удовольствием перенимают во взаимоотношениях со сверстниками авторитарные замашки отца. Из дочерей воспитывают послушных помощниц матери, хранительниц домашнего очага и семейных ценностей. Напротив, сыновьям позволяется рисковать и что называется заниматься социальным экспериментированием. В результате участие девочек, находящихся под жестким контролем, в девиантном поведении почти исключено, чего не скажешь о мальчишках, которые отпущены родителями на свободу. В противоположность им так называемые эгалитарные семьи[46], представляющие средний класс, основаны на равном участии родителей в воспитании детей. Как правило, карьеры того и другого супруга равностатусные, оба заняты на творческой работе полный день и несут равную ответственность за воспитание детей. Родители часто меняют место работы и место жительства, им присуща высокая социальная мобильность, нравственные ценности и передовые педагогические модели. Детям прививают самостоятельность, умение принимать рискованные решения и брать на себя ответственность, ориентацию на ценности успеха. Дочери и сыновья придерживаются одинаковых моделей девиантного поведения. В постиндустриальном обществе эгалитарной модели стали придерживаться также представители рабочего класса, уровень которых заметно повысился. Кроме того, она справедлива и для монородительских семей. При отсутствии в семье отца матери в том и другом случае начинают замещать его функции, но в разных типах семей результаты неодинаковы: в одном случае воспроизводится авторитарный стиль воспитания, в другом - эгалитарный.
Результат же получается неожиданным. Так, девочки из среднего класса больше, чем представительницы рабочего класса, склонны к насилию и нарушениям, поскольку интеллигентная мать неспособна воспроизвести авторитарный стиль контроля, который, как показывают исследования, необходим девочкам гораздо больше чем мальчишкам. Если в семьях среднего класса оба родителя исповедуют авторитарную модель, то итог получается тот же, что и в семьях рабочего класса. Таким образом, участие подростков в делинквентном поведении зависит не от материального положения семьи, а от практикуемого в ним типа контроля и власти. В общем и целом теория власти и контроля Хегана утверждает совершенно парадоксальные вещи: уровень преступности подростков обеих полов в среднем классе выше, чем аналогичный показатель у рабочего класса. Вот почему ее автор призывает вернуть к патриархальным временам. Представители другой точки зрения (Я.Курчевский) объясняют возникновение субкультуры воздействием сексуальной изоляции, которая делит людей на активных и пассивных гомосексуалистов, позволяя первым морально оправдывать сексуальную эксплуатацию вторых. Из этой гипотезы следует, что сексуальная изоляция должна вызывать проявления асоциальной субкультуры везде, где свобода разнополых сексуальных контактов ограничена. Другие исследователи (А.Подгурецкий, Б.Холыст) подвергают критике эту гипотезу как весьма ограниченную. Действительно, условия сексуальной изоляции не всегда ведут к возникновению субкультуры (полярники на зимовке). С другой стороны, она проявляется в закрытых учреждениях для подростков 11-12 лет, у которых сексуальные устремления ещё не сориентированы. Поэтому представляется более естественным, что истоки возникновения субкультуры осуждённых связаны с изменением характера жизнедеятельности личности в условиях лишения свободы. То есть и субкультура осуждённых также является по своей социальной сущности адаптивным, приспособительным механизмом. Для мест лишения свободы асоциальная субкультура есть явление закономерное и объективное. Её не следует считать продуктом <злой воли> преступников, объяснять социально-нравственной запущенностью осуждённых. Специфичность субкультуры определяется уникальностью взаимосвязанных факторов, присущих в полной мере только наказанию в виде лишения свободы, а именно: принудительной изоляцией индивидов от общества; включение индивидов в однополые группы на уравнительных началах; жёсткой регламентацией поведения во всех сферах жизнедеятельности. Действие этих факторов постоянно и принципиально неустранимо, поскольку они являются необходимыми элементами лишения свободы. Всё это нарушает привычные способы жизнедеятельности, лишает или резко ограничивает человека в удовлетворении целого ряда элементарных потребностей, снижает возможность получения новых впечатлений, делает жизнь монотонной. Осуждённые пытаются найти новые способы выполнения ведущих социальных функций или же найти такие заменители, которые бы давали возможность реализоваться потребностям в общении, самоутверждении, самоуважении[47]. Таким образом, источником возникновения асоциальной субкультуры является существенное отличие условий жизни на свободе от условий исправительного учреждения, и стремление осуждённых приспособиться этим новым условиям, восстановить, насколько возможно, привычные формы жизнедеятельности (хотя это приспособление может осуществляться в необычных, на наш взгляд, формах). Вышеуказанные социальные факторы являются объективными, внешними по отношению к социальной среде мест лишения свободы. Но существуют и внутренние социально-психологические факторы. Общество осудило и изолировало осуждённых, и тем самым противопоставило их основной массе законопослушных граждан. Общность социального положения, наличие общих ценностей (свобода, справедливость) способствует тому, что осуждённые начинают себя осознавать членами единого сообщества (< Мы >), имеющего общие интересы и противопоставленного людям, живущим на свободе (< Они >). А сообщество, имеющее особые интересы и ценности, вырабатывает и специальные нормы, направленные на защиту этих интересов и ценностей и сплочение самого сообщества. Структурный подход к девиантности развивает К.Эриксон (1966). Он обнаружил, что пропорция девиантов в населении остается примерно постоянной во все эпохи. Она увеличивается в периоды резких социальных изменений, когда пересматриваются критерии того, что считать девиацией. В спокойные времена, напротив, изменяется сама система социального контроля. Аномия возникает, когда нормы конфликтуют, ослаблены или отсутствуют. Она возникает и тогда, когда провозглашают множество норм и целей, но людям закрывают доступ достичь их. Другой распространенной точкой зрения на девиацию является теория стигматизации (от греч. stigma - клеймо, пятно), т.е. навешивания оскорбительного ярлыка. Слово <стигма> имеет древнее происхождение и некогда обозначало клеймо, которое выжигали на теле раба. Затем оно утратило физический смысл и стало применяться также по отношению к вербальному <клеймению>, т.е. навешиванию обидного ярлыка. Стигматизация вынуждает других людей относиться к объекту обзывания с предубеждением. А там, где существует предубеждение, вскоре может возникнуть и дискриминация. Дискриминация имеет место, когда проводится различие между человеком и другими людьми, что приводит к несправедливому к нему отношению на основании того, что он принадлежит - или считается, что он принадлежит - к определенной группе. Термин "стигма", согласно И.Гоффману, создавшему учение о стигматизации, используется для обозначения качества, выдающего какое-то постыдное свойство индивида (дискредитирующий атрибут)[48]. Причем характер этого качества определяется не самим качеством, а отношениями по поводу него. Подобное качество - это и есть стигма, особенно если речь идет об очень сильном негативном воздействии; порою его называют также недостатком, дефектом, увечьем. Благодаря такой операции человек, получивший прозвище, о котором осведомлены окружающие ровесники, в их сознании превращается из обычного в неполноценного индивида. К средствам стигматизации люди прибегают в самом раннем возрасте. Она появляется еще у детей. Прозвища, дразнилки и обзывалки на социологическом языке называются лейблами и ярлыками, а учение, объясняющее механизм их возникновения и действия, именуется теорией ярлыков, или стигматизации.
Ученые заметили, что у детской стигматизации в виде невинных дразнилок есть положительные стороны. Обозвав ребенка жадиной или предателем, ровесники как бы предупреждают его: тебе надо обратить внимание на себя, так как в тебе есть такие черты, которые другим неприятны и для них неприемлемы. Если ты вовремя не избавишься от них, то сотрудничество и кооперация с людьми вообще, а не только с нами, говорят они ему, будет весьма затруднительной. Лучше это сделать сейчас, в детском возрасте, когда не поздно изменить свой характер и себя самого. Таков позитивный смысл стигматизации. И многие молодые ребята и девушки, получив обидные клички, начинают работать над собой, избавляясь от пороков. Но далеко не все. Обидчивые и самолюбивые всегда считают, что их незаслуженно оскорбили, унизили, что исправляться нужно как раз им, а не ему. У меня, рассуждают такие люди, как раз все в порядке. Болезненное ощущение, возникающее при осознании того, что твое имя могло бы быть другим, приводит к тому, что имя-клеймо становится крайне неприятным. Гофман выделяет три разных пути, посредством которых удается совладать со своим именем. Те, кто не соответствует "норме", оказываются страстными сторонниками этой нормы. Так в XIX веке в Америке иноязычные имена переделывались на английский лад. Заклейменный человек, не меняя имени, может попросту сторониться того общества, в котором его имя считается клеймом. Есть основания полагать, что этим приемом успешнее всех пользуются дети. Третий способ - чуть изменить звучание имени: меняется лишь произношение, и имя переходит из одной этнической группы в другую, либо затрагивается этимология слова, и фамилия Розенберг превращается в Монтроз. С прозвищем справиться гораздо труднее, поскольку оно присваивается окружающими, и человек над ним властен в гораздо меньшей степени[49]. И.Гоффман писал, что стигма - это обращение к признаку с намерением выставить напоказ что-то плохое о лице, имеющем этот знак, и таким образом оправдать проистекающую отсюда враждебность. Стигматизация - это процесс выделения среди других индивидов на основании некоторых неприемлемых отклонений от нормы с целью применения общественных санкций, т.е. процесс социального маркирования, категоризации людей. Назвать человека гомосексуалистом, лесбиянкой, бомжем, педофилом, наркоманом или неприкасаемым, означает так или иначе стигматизировать, т.е. приписать статусу самый низкий ранг. Человек, которого окружающие воспринимают и оценивают прежде всего и даже исключительно по его сексуальной ориентации, сплошь и рядом сам начинает категоризировать себя таким же образом. Это отчуждает его от общества, снижает самоуважение и порождает множество болезненных явлений (невротизм, гипертрофированную озабоченность сексуальными проблемами и т. п.), которые затем ошибочно приписывают его сексуальной ориентации (И.С.Кон). В тех обществах, где заклеймены определенные этнические группы и характерные для них имена, имя само по себе обретает эмоциональную нагрузку. Эта теория разработана в 1950-е годы и ее корни надо искать в символическом интеракционизме, а также в теории культурного релятивизма. Ее основоположниками считаются американские социологи Э. Лемерт и Г. Беккер. Они сделали два важнейших допущения. Согласно первому, большинство индивидов постоянно нарушают некоторые социальные нормы. Однако при этом они не считают себя девиантами, их действия остаются незамеченными другими людьми. Такой тип поведения получил название первичной девиации. Согласно второму положению, девиантным в собственном смысле становится только такое поведение, которое квалифицируется в качестве отклоняющегося не самим человеком, а окружающими его людьми, ставшими свидетелями проступка. с этого момента на правонарушителя навешивается клеймо девианта (стигма). Таким образом осуществляется переход от первичной к вторичной девиации. Отсюда следует принципиальный для науки вывод: девиация определяется не поведением или конкретным поступком, а групповой оценкой. К девиантам повсюду относятся очень плохо: их убивают, изгоняют, калечат, изолируют, презирают. Самое страшное то, что сообщество может ошибочно заподозрить человека в проступке, присвоить обидный ярлык, от которого ему никогда не избавиться. Иногда община ошибается намеренно. Зная убивающую силу слова, соседи обзывают того, кто им не нравится по тем или иным причинам, например, он одевается вызывающе. Его называют сумасшедшим, избегают при встрече, детишки издеваются в открытую. Взрослые не препятствуют. Вскоре объект стигматизации превращается из изолированного и одинокого человека настоящим изгоем. Стигматизации подвержены даже профессионалы в своем деле. В каждом государстве вам могут показать статистику ошибочных решений прокуратуры, в результате которых у людей ломалась судьба, от них отворачивались люди. Даже после снятия неправомерного приговора, за человеком тянется незримый след стигматизации - подозрительное отношение соседей.
Таким образом, девиация - интерактивный процесс между теми, кто нарушает нормы, и теми, кто интерпретирует и реагирует на нарушение. Например, курение стало девиантным поведением, в Кембридже запрещено курить во всех публичных местах. Если человек закурил в общественных месте, его считают правонарушителем, если в частном - никакого ярлыка он не получит. Для социологов умственные расстройства - форма девиации, хотя менее очевидная и трудно распознаваемая, чем, скажем, убийство или двоеженство. Диагноз зависит от эпохи. В XIX веке гомосексуализм считался умственной болезнью, а сейчас - нет. Ныне девиантной считается привычка курить. Употребление алкоголя - культурно приемлемая норма в дружеских застольях и праздниках. Здесь это нормальное поведение. Но пьянка без причины, ставшая постоянной привычкой, ведет к алкоголизму, а это уже умственное расстройство. Алкоголизм - форма зависимого (аддиктивного) поведения и определенного отношения с миром, так как алкоголики стремятся убежать от неприятностей жизни, они разрушают семьи, ролевую структуру воспитания детей и, переобременив функциями жен, усложнив им жизнь, толкают и их к алкоголизму. Хотя себя они не считают алкоголиками. Негативный ярлык умственного расстройства следует давать тогда, считают современные медики, когда такое поведение становится угрозой для окружающих. Некоторые ученые называют девиацией всякое неуместное, или непристойное поведение. Соглашаясь с ними, Г.Беккер сумел четко выделить четыре категории: действительные девианты и конформисты, с одной стороны, и две промежуточные группы. Ложно обвиненные это те, кто является конформистом, но обществом воспринимается как девиант. Причиной может служить ошибка судебного приговора, сознательное искажение фактов следователем с намерением засудить данного человека, распускание порочащих слухов, клевета и иные формы обмана общественного мнения. На практике с ложно обвиненным, или ложным девиантом общество ведет себя так же, как с действительными: их судят, приговаривают, наказывают, подвергают остракизму, всеобщему презрению или осуждению. Бывает очень сложно различить истинных и ложных девиантов. Социологи установили закономерность: человек тем легче усваивает образцы девиантного поведения, чем чаще с ними сталкивается и чем моложе его возраст.
Из этого исходит теория дифференцированных ассоциаций (1939) американского криминолога Эдвина Сазерленда[50]. Буквально выражение надо переводить как избирательные восприятия, т.е. предпочтение человеком одних контактов и устранение от других, выбор одних моделей поведения, в том числе девиантных, и избегание других, в данном случае законопослушных. Основные положения теории Сазерленда сводятся к следующим[51]: 1) Криминальному поведению обучаются в процессе социального взаимодействия, у него нет особого биологического или генетического базиса. 2) Такое обучение, происходит в первичной группе, а не в большом обществе. Мотивам и технике девиантного поведения обучаются в ходе преступлений. 3) Криминальное поведение усваивается в процессе интеракции с другими индивидами, когда имеет место обычная коммуникация. 4) Преступные мотивы усваиваются из легально существующего кодекса законов, но одни из них рассматриваются как предпочтительные для совершения проступка, а другие - как непредпочтительные. 5) Человек становится преступником, когда выгода от нарушения законов перевешивает предпочтительность их соблюдения, иными словами, когда факторов, благоприятствующих криминальной деятельности больше, чем факторов, ей противостоящих. 6) Когда результаты преступления очевидны, они легко достижимы. 7) Механизмы обучения преступному поведению те же самые, что и обычному поведению. Например, люди, ценящие деньги, могут стать грабителями, брокерами или врачами. Не существует потребностей или ценностей, уникальных для преступного поведения. Человек становится преступником, когда поощрение нарушения законов сильнее, чем поощрение их соблюдения. 8) Дифференцированные ассоциации могут варьироваться по частоте, продолжительности, приоритетам и интенсивности. Эта теория говорит о том, что преступному поведению, как и любому другому поведению, обучаются, и обучаются у тех, с кем имеют более тесную связь. (Иногда её иронически называют теорией "дурной компании"). Степень влияния на человека тех или иных образцов поведения зависит от степени его связи с тем или иным лицом (или группой лиц): общаясь преимущественно с преступниками, человек скорее всего станет преступником, общаясь с законопослушными лицами - законопослушным (избирательность ассоциаций и межличностных связей). В бедных районах, пораженных преступностью, намного легче стать преступником: обучиться соответствующим приемам, выработать навыки, найти соучастников, сбыть краденое и т.д. Эмпирические исследования, проведенные Майклом Дж. Хинделангом(1973), показали, что слишком глубокая привязанность несовершеннолетних к сверстникам способствует правонарушениям, т.к. группы сверстников, действительно регулируя поведение своих членов, могут поощрять и преступное поведение. Человек не наследует преступных наклонностей. Индивидуальные различия между людьми если и влияют на преступность, то лишь в той мере, в какой они обусловливают частоту и устойчивость контактов с образцами преступного поведения. Эмоциональные стрессы в семье значимы постольку, поскольку они гонят человека из дома и толкают его на контакты с правонарушителями. Теория дифференцированной ассоциации является описательной, а не объяснительной теорией: она описывает механизм усвоения образцов поведения, воздействию которых подвержен индивид, но не объясняет, откуда берется то преступное поведение, которому научаются. Теория Э.Сазерленда была одной из первых теорий, описывающих процесс воспроизводства преступности, она вызвала серьезные научные дискуссии и способствовала развитию криминологических теорий социологического направления. С тех пор в США проведено множество эмпирических исследований, которые подтвердили достоверность теории Сазерленда.
|
Эдвин Сазерленд
