Неравенство в доступе к образованию

Образование в современных странах – это очень широкие и высокоразвитые дифференцированные многоуровневые социальные системы (подсистемы общества) непрерывного совершенствования знаний и навыков членов общества, выполняющие важнейшую роль в социализации личности, ее подготовке к получению того или иного социального статуса и выполнению соответствующих ролей, в стабилизации, интеграции и совершенствовании общественных систем. Образованию принадлежит очень важная роль в определении социального статуса личности, в воспроизводстве и развитии социальной структуры общества, в поддержании социального порядка и стабильности, в осуществлении социального контроля.

Образование выступает фактором воспроизводства социально-профессиональной структуры общества. Кроме того, оно является каналом социальных перемещений и социальной мобильности. Чем более демократическим и открытым является общество, тем в большей степени образование «работает» как эффективный социальный «лифт». Оно позволяет человеку из низших страт в иерархической структуре общества достигнуть высокого социального статуса.

Судя по данным о социальном происхождении студентов (род занятий и профессия отцов), более половины студентов вузов в середине 90-х годов были из семей интеллигенции (инженеров, конструкторов, экономистов, финансистов, юристов, правоведов, военных, преподавателей, учителей, научных работников, творческих работников, врачей, бизнесменов, руководящих работников). В составе студентов увеличивается доля представителей быстро формирующегося слоя предпринимателей, возрастает удельный вес из состава гуманитарной, научной и инженерно-технической интеллигенции. При сохранении этой тенденции в XXI веке две трети студентов вузов будут «рекрутироваться» из семей интеллигенции.Таким образом, современный вуз нацелен в основном на «самовоспроизводство» класса интеллигенции.

Вуз, призванный готовить потенциальных работников интеллектуального труда, готовил из представителей всех слоев общества, а сегодня – преимущественно из представителей интеллигенции. Это называется деформацией профессионального отбора в вузы. По мнению специалистов, явный перекос в сторону интеллигенции ведет к взаимной изоляции социальных классов и слоев, порождает у рабочих и служащих чувство социальной несправедливости, отсутствия равенства шансов для вертикальной мобильности.

Таким образом, если при советской власти социальный состав студентов в целом совпадал с социальным составом населения, что позволяло вузу служить каналом вертикальной мобильности для всех слоев общества, то в 90-е годы он фактически замкнулся в границах интеллигенции.

Причем это касается не только высшего, но и среднего образования. В серии исследований, проводившихся новосибирскими социологами под руководством В. Н. Шубкина на протяжении 30-летнего периода, выяснились глобальные закономерности, характеризующие аккумулированный эффект социального неравенства в системе образования. Если в первый класс школы дети рабочих и крестьян и интеллигенции поступали примерно в той пропорции, в какой эти категории представлены в социальной структуре общества, то к моменту ее окончания доля детей последней резко увеличивалась, а доля первых двух групп сокращалась. Еще больше такая тенденция проявлялась на уровне высшего образования: по существу в университетах одни интеллигенты (преподаватели) обучали других (студенты). Если раньше, в 60-е годы, правительство дополнительными мерами как-то выравнивало пропорции обучающихся в соответствии с параметрами социальной структуры, то в середине 90-х годов на это не было уже ни средств, ни желания. Платное обучение в школе и вузе резко усилило социальную дифференциацию.

Так, в 1994 году в школах детей из семей интеллигенции было в три с половиной раза больше, чем в 1962 году, в то время как количество детей рабочих и крестьян за это время сократилось (о они «отсеивались» не только из-за неуспеваемости, но и по финансовым причинам) в два с половиной раза (Там же. С. 108.). Последние отсеивались из школы не только по неуспеваемости, но и по финансовым причинам. Разбив респондентов на четыре группы (дети рабочих и крестьян, дети специалистов, дети служащих, дети руководителей), В.Н. Шубкин и Д.Л. Константиновский установили, сравнив ориентации старшеклассников, что чем выше статус и уровень образования родителей, тем более привлекательны для юношей и девушек профессии умственного труда.

Эта отчетливо выраженная тенденция к репродукции статуса родителей, которую можно назвать «воронкой» социального неравенства в сфере образования, проявляется во множестве фактов. Так, если в 1963 г. из ста выпускников средних школ поступало в институты 11 выходцев из среды рабочих и крестьян, то в 1983г. их стало 9, а в 1993г. – 5. Соответственно количество поступивших в вузы детей служащих с 1963 по 1993 г. возросло с 10 до 16, детей специалистов – с 14до 18, детей руководителей – с 6 до 20(рис. 6.5).

Дети руководителей и специалистов заполнили 75% вакансий самых престижных вузах, дети служащих – 13%, а дети рабочих и крестьян еще меньше (Там же. С. 113.). В 90-е годы качественное среднее и высшее образование становится все менее доступным для социальных низов. Плата за обучение в московских коммерческих лицеях и вузах достигает 2–4 тысяч долларов, в то время как средняя заработная плата москвича в месяц не составляет и 120 долларов. Очевидно, что попасть в престижные вузы имеют значительно больше шансов тот, чьи родители могут заплатить за учебу в привилегированной школе, за предварительную довузовскую подготовку, за обучение в вузе. В результате усиления социальной дифференциации дети – выходцы из низов вытесняются в «дешевые» школы, и происходит понижение уровня образования таких подростков. Через школьное и вузовское сито проходят главным образом дети из высших социальных слоев. О неравном доступе к получению образования на послешкольном и вузовском уровнях для рабочих и крестьян пишут и другие ученые: «В вузах, как правило, обучались сыновья и дочери партийных работников и интеллигенции, эти слои использовали свое влияние, для того чтобы обеспечить место своим детям в элитной общеобразовательной средней школе или университете... Еще один источник неравенства состоял в том, что социалистическая система образования и подготовки кадров, как правило, не принимала в расчет детей, имеющих специфические потребности. Дети-инвалиды, дети, отстающие в развитии или живущие в неблагоприятных социальных условиях, редко получали необходимую им специализированную помощь». Исследования, проведенные в Нижнем Тагиле показали, что оценка успеваемости и отсев среди школьников и учащихся профтехучилищ за время учебы происходят, намеренно или нет, по социально-классовому признаку: после восьмого класса больше отсеивают детей рабочих, нежели детей специалистов и служащих. Несколько позже аналогичные результаты дало обследование учащихся шести регионов страны, проведенное под руководством М. Н. Руткевича и Ф. Р. Филиппова.

Выявилось неравномерное распределение молодых учителей, выпускников университетов и педагогических институтов, между школами города и села. Оказалось также, что значительная часть этих специалистов оседает в крупных городах, где они учились, и что многие из них недолго работают в сельской местности, особенно в восточных странах. Все это сказывалось на уровне подготовки школьников и в конечном счете способствовало воспроизводству социальных различий в области образования (Там же. С. 43, 82.). Исследования Ф. Р. Филиппова обнаружили нарастающую феминизацию учительских кадров при неравном распределении юношей и девушек между различными формами среднего образования.

В 90-е годы в России начинает формироваться новый социальный институт – негосударственное высшее образование. Обучение в негосударственных (коммерческих) вузах доступно сегодня в основном выходцам из семей предпринимателей, интеллигенции и служащих. Именно этот тип учебных заведений (а также привилегированные платные учебные группы и факультеты, прежде всего юридические и экономические) становится источником новой российской элиты (получающей более качественное и престижное образование).

Таким образом, в результате исследований, проведенных отечественными социологами в последние десятилетия, выяснилось, что социальное неравенство в доступе к среднему и высшему образованию увеличивается не только от одного исторического периода к другому, но и от одной ступени обучения к другой – от начальной к средней школе и от среднего образования к высшему (рис. 6.6).

Возможно, что в России образование проходит тот исторический путь, который оно прошло в европейских странах и прежде всего в Великобритании: от социального неравенства и стратификации в начале XX века к меритократической идеологии в середине столетия (предоставление равных возможностей всем на уровне среднего образования и неравного, по одаренности, на уровне высшего), а от нее к «парентократической» (от англ, parents – родители) модели, в которой «образование ребенка во всевозрастающей степени зависит от благосостояния и желаний родителей, нежели от его собственных способностей и усилий».

Если сравнивать доступность высшего образования в разных странах и в разные исторические периоды, то напрашивается вывод, что бывший СССР ориентировался скорее на эгалитарную модель (равный доступ), свойственную США, а современная Россия – на элитарную (неравный доступ), присущую Западной Европе. Странная закономерность, ибо весь мир движется в обратном направлении. Вот лишь некоторые данные. Статистика свидетельствует, что степени доступности университетского образования для молодежи (от 20 до 24 лет) в Европе и Америке различаются. Во второй половине XX века в европейских странах вначале только 5% молодежи могли учиться в университетах. В 60-х годах уже 15%, в 70-е годы в Швеции – 24%, во Франции – 17%, в 80-е годы в Швеции – 38%, в ФРГ и ГДР – 30%, в Англии – 19%, Польше – 18%, Албании – 6%, в СССР – 21%, в США – 58%. Процентом поступивших в колледжи от числа лиц, окончивших среднюю школу, в США ежегодно возрастает на 1%, тогда как в 70-х годах он рос на 0,3% (Эренберг Р. Дж., Смит Р. Современная экономика труда. Теория и государственная политика. М. 1996. С. 319). Таким образом, в отличие от Европы, где создавалась преимущественно элитарная система высшего образования, в США с самого начала формировалась демократическая, общедоступная система: уже в 50-е годы университеты были открыты для 30%, а в 70-80-е годы – для 50–60% молодежи. В Японии более 40% выпускников средних школ поступают в вузы, а количество студентов превышает 2 миллиона.