Религиозная трансформация в республиканский период

Вначале, в республиканскую эпоху, религиозно-политическую активность римлян определяла борьба партициев и плебса. Плебс, добиваясь расширения своих гражданских прав, требовал снять ограничения на участие плебеев в важных государственных делах. Важнейшие преимущества в области постановок религиозных обрядов в то время были у патрициев. Только из их числа инициировались «жреческие коллегии», влияющие на народные собрания — объявлением их созыва «угодным либо не угодным богам». Только “жрецы” могли посящать храмы, алтари, здания для собрания сената[377]. Только “жреческие” коллегии патрициев могли предсказывать будущее, ссылаясь на волю богов.

Так называемое «жречество» в Риме республиканской эпохи мало чем отличалось от регионального знахарства. Тем более что оно поддерживало духовную власть “элитного” меньшинства и эгрегориальные культы, замкнутые на храмовые мистерии. Региональное римское “жречество” — также как и многие региональные “жречества” других региональных цивилизаций — было надёжно вписано в планы «мировой закулисы» (наследников дела древнеегипетского “жречества”). Местным “жречествам” была отдана духовная и социальная «власть» над царями и национальными толпами, а самими местными “жречествами” управляли извне региональных цивилизаций — методом «культурного сотрудничества» его высших иерархов с периферией «мировой закулисы». Происходило это, как правило, во время взаимного обмена визитами (делегациями), в период обучения “жречества” и “элит” за пределами региональных цивилизаций и сочеталось с постоянным контролем со стороны опекунов-учителей вождей и “жрецов” региональных “элит”, которые сами являлись периферией «мировой закулисы». Они-то и советовали царям, императорам и местным “жрецам” «куда пойти военным походом», «кого поставить на правление», «какой из религиозных культов сделать главным» и так далее[378]. В то же время, местное “жречество” получало от «мировой закулисы» некоторые «эзотерические» знания и навыки духовно-эгрегориального, научного и социального характера, с помощью которых “приподнималось” над всеми остальными.

Дальнейшая религиозная история Древнего Рима времён республиканского периода замыкается в основном на местные “разборки” вокруг «жреческого» вопроса, и содержательно мало меняется. От конца царского периода до 300 г. до н.э. плебс воюет за свои права — «входить в жреческие коллегии»[379] наравне с патрициями. При этом качество подготовки такого “жречества”, естественно, не возрастает. Всё это аналогично политической возне за «власть» над сенатом и толпой между двумя крупными сословиями, что имеет мало отношения к религиозной жизни. Так называемые «жреческие коллегии» представляли собой в б о льшей мере уровень законодательной (а не концептуальной власти) — указывающий сенату (уровень высшей исполнительной власти) «куда править». В 300 г. до н.э. был принят закон, по которому плебеи признавались «достойными жреческих и авгурских знаков отличия». То есть, плебеи уравнялись в правах с патрициями — в первую очередь это касается религиозной жизни. В результате к концу республиканского периода был выработан «консенсус», результатами которого стала государственная религия, не разделяющая римский этнос на более и менее приближённых к богам в зависимости от сословного положения. Эта религия, как считалось, отражала интересы большинства граждан римского полиса.

Одновременно с этим в республиканскую эпоху Рим вёл активную внешнюю наступательную политику. И это явилось основным фактором постепенной трансформации древнеримского пантеона богов. Активная внешняя наступательная политика республиканского Рима, направленная на подчинение соседних городов и народов, сопровождалась не только заключением военно-политических союзов (с включением завоёванных территорий под юрисдикцию Рима), но также и религиозными компромиссами римского пантеона с богами других этносов [380]. Уже в раннем Риме существовала практика получения по условиям капитуляции от побеждённых не только земель, богатств, но и различных религиозных святынь. Из новых союзных земель в столичный город переселялись люди, а вместе с ними и боги.

Такая практика религиозной концентрации уже готовых местных культов в центре — методом встраивания этих культов в существующую государственную иерархию богов (на их новое место) — значительно облегчала задачу покорения сдавшихся земель. Ведь самое сокровенное для покоряемых людей — их «родная» религия — не уничтожалась, а принималась в общий сонм богов. Что, как правило, высоко ценилось покорёнными как «знак уважения» к их родным богам, а значит и к ним самим. При этом покоряемые с пониманием принимали место своих богов в общей духовно-эгрегориальной иерархии. А поскольку в римской государственности высшие боги были одни для всех, то покоряемые без лишней напряжённости вписывались (вместе со своими богами) под их централизованную культово-эгрегориальную опеку.

В период становления библейского христианства в Римской империи (IV век н.э.) такой метод вписания прошлого религиозного опыта был применён настолько, насколько это требовал библейский монотеизм: нужно было оставить ряд древних культов, сделав Христа — главным богом[381]. Так, следуя древней традиции политеизма, богу-Христу добавили бога-Отца и «Святой Дух», сделав как бы пантеон из трёх: двух богов и духа. Но подробно про становление библейского христианства будет разговор в следующей книге.