С пЗ Q_

I

Cl

и

i

m

A.

<u

с

Га

о

странах — только в скандинавских, англосаксонских, гер­манских. В Бельгии, где обе главные партии в определенный период своей истории одновременно приняли непрямую организацию, она все же кажется более сильной во Фланд-рии,чем в Валлонии: не сказалось ли здесь влияние того мощ­ного корпоративного инстинкта, немало следов которого можно обнаружить в истории фламандцев? Не меньшую роль играет, по-видимому, и избирательная система. Так, мы видим, что отсутствие всеобщего избирательного права, тормозя развитие социалистических партий в пользу проф­союзов и кооперативов, явно способствовало воздействию последних на структуру первых. А с другой стороны, голо­сование по партийным спискам, быть может, закрепило в Бельгии и Австрии федеративную организацию католичес­ких партий на базе штатов и бундов, позволяя каждому из них выбирать из общего списка тех, кого они сами туда де­легировали; система же одномандатных округов повсюду вынуждала эти ветви партий объединяться вокруг един­ственного кандидата и тем побуждала к взаимному слия­нию. К сожалению, все эти объяснения остаются фрагмен­тарными, поверхностными и довольно гипотетическими.

Продолжим наш анализ, ограничившись только социа­листическими партиями. В начале века имела место доволь­но острая борьба между лейбористскими партиями (с не­прямой структурой) и собственно социалистическими (с прямой структурой). Часто оба типа сосуществовали в рам­ках одной и той же страны (например, в Австралии, Новой Зеландии, Бельгии, Англии): но социалистические партии обычно кончали тем, что исчезали, уступая место лейбори­стским. К тому же чисто социалистические партии с прямой структурой зарождались сами по себе, а имеющиеся проф­союзы сохраняли автономность, поддерживая политичес­кие действия извне. Непрямая структура представляется здесь результатом того, что развитие профсоюзов предше­ствовало появлению партий; обратная ситуация, напротив, порождала прямую структуру. В конце XIX — начале XX века в некоторых странах в силу отсутствия всеобщего из­бирательного права (Бельгия и скандинавские государства) или особых условий избирательной борьбы (двухпартий­ная система в Англии) парламентское представительство пролетариата и его электоральное воздействие были совер­шенно невозможны, разве что на локальном уровне. Как следствие рабочее движение сперва развивалось на профес­сиональной почве, в форме профсоюзов или кооперативов,

которые превратились в мощную и организованную силу еще до возникновения социалистических партий. Когда по­литическое развитие и избирательная реформа создали ус­ловия для появления социалистических партий, уже суще­ствовавшая профессиональная организация представляла для них готовую форму и вместе с тем — солидную опору; отсюда и тяготение к непрямой структуре. В этом убеждает пример Англии, где профсоюзы достигли значительной мощи к концу XIX века: в 1895 г. они насчитывали 1 500 000 чле­нов, объединяя пятую часть всех взрослых рабочих. В это же самое время Независимая партия труда, основанная Кейр-Гарди, собирала на выборах лишь 45 000 голосов и благодаря двухпартийной системе не имела ни одного места в парламенте. Одна только профсоюзная организация мог­ла в этих условиях создать мощную политическую партию, способную занять место между двумя политическими ги­гантами — либералами и консерваторами.

В Швеции и Бельгии отсутствие всеобщего избиратель­ного права препятствовало политическому самовыражению рабочего класса с помощью партии. И, напротив, профсо­юзная и кооперативная деятельность позволяла улучшать жизненные условия рабочих. Отсюда — развитость проф­союзов в Швеции и кооперативов — в Бельгии. В обеих стра­нах в политической борьбе за всеобщее избирательное пра­во использовалось профсоюзное оружие: забастовка (всеобщие забастовки 1891 и 1893 г. в Бельгии; 1902 и 1908 г. — в Швеции). Социалистическая партия естествен­но была вынуждена складываться на базе уже имеющихся классовых организаций и принять непрямую форму. Мы говорили выше о структуре рабочей партии Бельгии, бази­рующейся на кооперативах; в Швеции профсоюзы в 1898 г. приняли решение относительно обязательного присоедине­ния к социал-демократической партии, что и придало ей характер, аналогичный партии лейбористов. Однако реше­ние о необходимости специального заявления о вступлении, принятое в 1908 г., привело к тому, что численность партии упала со 112 000 до 60 000 (система contracting out устано­вилась здесь только после этого).

Во Франции, напротив, всеобщее избирательное право позволяло рабочему классу участвовать в политической жизни в то время, когда развитие профсоюзного движения сдерживалось разного рода барьерами (законодательного и иного порядка), порожденными воспоминаниями о Комму­не. Рабочая партия была создана Жюлем Гедом в 1879 г.;

 

л ■о

И

S

С" Г

Го

С

Q_

и

i

ш

о.

с

Га

о

ш

О

Всеобщая конфедерация труда — только в 1902 г.: синди­калистская структура партии была попросту невозможна, потому что ее организация предшествовала возникновению профсоюзов. Когда же профсоюз появился, он оказался перед лицом уже могущественной к тому времени социали­стической партии, которую он считал слишком парламентс­кой, слишком доктринерской и слишком «буржуазной >>, но с которой он не мог соперничать, разве что рискуя раско­лоть рабочий класс. Все это естественно ориентировало но­вую организацию на чисто профессиональную деятельность. В других странах, например, в Германии, партия достигла такой степени развития по сравнению с профсоюзами, что те приняли характер явно подчиненный, превратившись чуть ли не в инструмент партии. В Англии положение обратное: здесь партия выступает орудием профсоюзов. В Бельгии ситуация была почти такой же до 1945 г.: профсоюзы раз­вивались в рамках партии как своего рода придаточный орга­низм, а кооперативы послужили первым базовым элемен­том непрямой структуры.

Было бы заманчиво обобщить эти наблюдения и дать принципиальную социологическую схему: если профсою­зы и кооперативы родились раньше социалистической партии, для нее естественной была тенденция организовы­ваться в их рамках, на базе непрямого участия; и, напротив, если партия была старше профсоюзов, она возникала клас­сическим путем прямой структуры, а складывающиеся профсоюзы тяготели либо к автономии, либо к подчинению партии — в зависимости от ее мощи в момент их появления. Однако придавать этому выводу форму абсолютного соци­ологического закона было бы неверно. Если же рассматри­вать его как выражение общей тенденции, способной при взаимодействии со многими другими факторами смягчать или подавлять их действие, он выглядит вполне приемле­мым в качестве объяснительного принципа.

II. БАЗОВЫЕ ЭЛЕМЕНТЫ

Партия — это не просто общность, но совокупность общностей, множество рассеянных по стране малых объе­динений (секций, комитетов, местных ассоциаций, etc.), свя­занных координационными институтами. Термин «базовые элементы» и означает эти исходные составные клетки

партийного организма. Противоположность прямых и не­прямых партий характеризует горизонтальный срез; поня­тие базового элемента — срез вертикальный. Каждое из корпоративных или профессиональных объединений, со­ставляющих непрямую партию, само представляет собой совокупность базовых элементов: профсоюзов, кооперати­вов, крестьянских союзов, локальных лиг средних классов и т. д.; сами по себе они не имеют политического характера, а партия сверху донизу выглядит всего лишь их агломера­цией. С другой стороны, не будем смешивать базовые эле­менты — эти материнские клетки партии, и так называемые придаточные организмы — институты, которые тяготеют к ней, существуют, так сказать, в ее силовом поле, и созданы либо для объединения сочувствующих, либо для усиления связей со своими собственными членами (молодежные дви­жения, женские организации, спортивные лиги, культур­ные учреждения и т. д.). К тому же не всегда легко устано­вить различие между ними и профессиональными и корпоративными общностями, союз которых образует не­прямые партии: профсоюзы, например, выступают то как придаточные организмы (прямой партии), то как одна из ветвей самой партии (непрямой). И только всесторонний анализ партийной структуры в каждом конкретном случае позволяет дать правильную оценку.

Базовые элементы любой партии представляют собой оригинальные структуры. Комитет французских радикал-социалистов, секция СФИО, комитеты и избирательные агенты американских партий, ячейки коммунистических партий, «фашии» итальянской фашистской партии —все эти институты коренным образом отличны друг от друга. Каждая партия имеет свою собственную структуру, кото­рая почти не похожа на структуры других. И тем не менее можно выделить четыре крупных типа базовых элементов, к которым можно свести большую часть существующих партий: комитет, секция, ячейка и милиция (франц. milice — милиция, ополчение, армия, войско, военизированный от­ряд. — Прим. перев.).

КОМИТЕТ

Этот французский термин обозначает почти ту же ре­алию, которая в англосаксонской терминологии именуется

т -о ев

■е-

о

 

Cl

Re Г.1

i

ш а <и

С га

О

с:

<L ■'■ CL

0)

Г

caucus [2]. Комитет отличается прежде всего своим закры­тым характером. Он невелик по численности и не стремится ее увеличить. Он не ведет никакой пропаганды с целью при­влечь пополнение. Он, кстати, вообще не занимается члена­ми партии в настоящем смысле этого слова, ибо комитет — это ограниченная и закрытая группа; в нее не может войти всякий, кто пожелает: вернее будет сказать, что сюда про­никают лишь путем своего рода негласной кооптации или формального выдвижения. Несмотря на келейный харак­тер, комитет тем не менее может располагать большой вла­стью. Его сила — не в количестве членов, но в их качестве. Он представляет собой объединение нотаблей [3].

Комитет функционирует на довольно большой терри­тории, которая обычно соответствует избирательному ок­ругу. Во Франции комитеты действуют в основном в рам­ках округа, который был основной политической единицей во времена Третьей республики. В Америке комитеты по-прежнему играют важную роль на уровне графств, где про­исходят выборы на главные административные посты, за­нимаемые посредством spoil system [4].

Активность комитета носит циклический характер: она достигает максимума в период выборов и значительно сни­жается в перерывах между ними. В итоге комитеты имеют переходный характер: это не случайное объединение, со­зданное на одну избирательную кампанию и исчезающее вместе с ней; но все же это пока еще и не вполне постоянный институт, подобный современным партиям, которые никог­да не прекращают агитации и пропаганды.

Отметив эти общие черты, можно выделить несколько типов комитетов. Прежде всего, это комитеты «прямые» и «непрямые». Комитеты французских радикал-социалис­тов — хороший пример первого типа. Они объединяют но­таблей, избранных в силу их индивидуальных качеств, не­кого ореола, которым окружена их личность. Это влиятельные коммерсанты, средние деревенские собствен­ники, нотариусы или врачи (сельские или из небольших го­родков), чиновники, профессора и преподаватели, адвока­ты, etc. Никто из них формально не представляет какой-либо класс или социальную группу; они никем не уполномочены, но они — личности. Их отбор не основан на сколько-нибудь определенном критерии; это результат той особого рода кооптации, которую выше мы назвали молчаливой. Рассмот­рим в противоположность этому комитет лейбористской партии в избирательном округе до введения индивидуаль-

ного членства: он складывался из членов, избранных соот­ветственно местными отделениями профессиональных со­юзов, профессиональных советов, социалистических об­ществ, кооперативных организаций и т. д. Базовый элемент лейбористской партии был образован собранием делегатов всех локальных базовых элементов каждой из общностей, объединение которых создавало партию: речь шла о коми­тете непрямом. Столь непохожий на комитет французских радикалов (прямого типа), он все же напоминает его в силу общих черт, которые мы только что отметили: каждый из членов лейбористского комитета тоже имеет характер но­табля, но не в силу своих выдающихся личных качеств, а благодаря определенным делегированным ему полномочи­ям. Эта особенность отражает переход от принципа тради­ционных элит, образующихся по принципу происхождения или путем естественного отбора, к принципу элит институ­циональных, то есть выдвинувшихся благодаря доверию организованных масс.

«Комитеты нотаблей >> можно было бы противопоста­вить «комитетам техников», состоящим из людей, избран­ных отнюдь не благодаря их выдающимся человеческим ка­чествам, а прежде всего в силу знания ими технологии выборов; таковы комитеты американских партий. Однако эти «техники» встречаются не столько в самих комитетах, сколько на уровне избирательных агентов, представляющих комитет в более узких рамках, на местах: они-то и позволя­ют партии охватить своим влиянием всю страну, включая самые отдаленные районы. Во Франции эти комитеты, об­разованные на уровне округов, стремятся располагать аген­тами в каждой коммуне. В США комитеты, учрежденные на уровне графств или городов, координируют деятельность агентов комитетов избирательных округов — здесь прибли­зительно 3 000 графств и 140 000 округов. Избирательных агентов не следует смешивать с добровольными пропаган­дистами, которые помогают комитетам во время избиратель­ных кампаний, например, kanvassers (англ. человек, вербу­ющий сторонников перед выборами. — Прим. перев.) в Англии: они соответствуют французскому понятию «сим-патизант» (франц. sympathisant — сочувствующий.— Прим. перев.), которое мы далее еще уточним; все они со­ставляют элемент самой инфраструктуры партии.

Очень важно было бы дать детальный анализ роли и положения избирательных агентов. Они редко бывают на­стоящими функционерами комитета, получающими от него

П

-о ю

S -G-

X)

Си

Z1

"О н

:■;

Q.

Та с

ГО О.

h

U

i

m о. <и

с

О С

ш

Со

Q

жалование и работающими на него все время. Но не явля­ются они и чисто добровольными помощниками, подобно симпатизантам, о которых мы говорили выше. Обычно аген­ты занимают промежуточное положение, получая от партии некоторое материальное вознаграждение, но со­храняя также и свою частную профессию, что дает им из­вестную независимость. Однако в США агентов иногда це­ликом содержит партия, прямо или завуалированно (закрепляя за ними какой-нибудь административный пост, более или менее фиктивный, что позволяет им работать на партию). Особое место в когорте избирательных агентов занимают торговцы спиртным. Какая площадка более удоб­на для политической пропаганды, чем бар, таверна или паб, куда приходят отдохнуть, встряхнуться, где всегда мож­но найти компанию и свободно потолковать? И кто же луч­ше хозяина может направлять подобные дискуссии и та­ким образом ненавязчиво распространять нужные идеи? Немного психологии — и этот человек способен оказать немалое воздействие: партии знают, кто может привлечь к ним людей. Бистро становится Агорой [5] современных демократий...

Комитеты представляют архаический тип структуры политических партий. Они являются обычной организаци­онной единицей партий в эпоху господства цензового изби­рательного права или в тот период, когда система всеобщего избирательного права еще делает свои первые шаги. Коми­теты (за исключением непрямых) объединяют традицион­ные социальные элиты: их состав, как и их структура, несет на себе печать буржуазного и мелкобуржуазного влияния (слабость коллективной организации, преобладание инди­видуалистических соображений). Говоря языком марксиз­ма, комитеты суть типичное политическое выражение клас­са буржуазии. В конце XIX века в Европе можно было бы выделить (несколько схематизируя) два типа комитетов: одни, представляющие консервативные партии, включали аристократов, крупных промышленников, банкиров и даже влиятельных духовных лиц; другие — либеральные и ради­кальные (во французском значении этих терминов) — со­стояли из коммерсантов и средних предпринимателей, фун-кционеров, профессоров, адвокатов, журналистов, писателей.

Вообще говоря, партии цензовых режимов XIX века есть не что иное, как федерации комитетов. Преемственность этих комитетов по отношению к избирательным комитетам

предысторических партий очевидна. Стоило отойти от тра­диции создавать последние на каждых выборах по принци­пу adhominem (лат. — от человека. — Прим. перев.), как они пережили выборы и достигли относительного постоян­ства, став комитетами партий в собственном смысле слова. И не всегда легко бывает определить, где заканчиваются одни и начинаются другие.

Введение всеобщего избирательного права не повлекло за собой немедленного исчезновения системы комитетов во всех странах. Поскольку народные массы не могли создать собственных организаций (профсоюзных или политичес­ких), они действовали в прежних рамках. Комитеты же ис­кали средства влияния на них, главным образом умножая количество избирательных агентов. Это выливалось в стрем­ление (иногда бессознательное) навязать народным массам прежние структуры, чтобы, невзирая на всеобщее избира­тельное право, сохранить их пассивную роль и тем ограни­чить его политические следствия. Конечным итогом исполь­зования приемов, непосредственно рассчитанных на привлечение масс (например, система секций), часто оказы­вался упадок комитетов.

Но не это главное. Сначала система непрямых комите­тов омолодила старую организацию партий и позволила ей неплохо приспособиться к новой социальной структуре. Заменив буржуазных нотаблей, пользовавшихся привиле­гией происхождения или собственности, представителями рабочих, профсоюзных или кооперативных организаций, она позволила создать в рамках комитетов действительно народные, по-настоящему массовые партии, такие, как бри­танская лейбористская, например. Нужно признать, одна­ко, что сами эти рамки значительно изменились: различие структур старых английских консервативных или либераль­ных комитетов и лейбористских комитетов огромно; непря­мые комитеты имеют характер, явно отличный от комите­тов классического типа. Несмотря на развитие демократии, комитет всегда занимал весьма значительное место в совре­менной структуре политических партий. Можно назвать в качестве примера правые партии в большинстве стран мира; особый случай в этом отношении — американские партии. Для первых это вполне естественно. Буржуазию, которую они представляют, всегда отпугивает регламентация и кол­лективное действие, которые предполагают секции и ячей­ки. Она стоит за признание традиционных элит, возникаю­щих благодаря происхождению или свободной

(В XI о

■е-

Х>;

"О

о

А

Q_

и

i

а а.

V

с

Га

E

конкуренции. И естественно, что она всегда обретает свое политическое выражение в рамках комитетов. Это, кстати, одинаково характерно и для консервативной крупной, и для мелкой буржуазии — либеральной и прогрессистской в на­чале века, но имеющей тенденцию постепенно подстраивать­ся к крупной. Фактически, английские консерваторы, скан-динавские либеральные и консервативные партии, французские правые и радикалы всегда были организованы на базе комитетов. Иные из них тщетно пытались освоить секции, не соответствовавшие их социальной инфраструк­туре.

В обеих больших партиях США, насколько их можно сравнить с европейскими, дело обстоит точно так же. Прав­да, это сравнение во многих отношениях некорректно. Аме­риканские партии прежде всего — избирательные маши­ны, которые обеспечивают выдвижение кандидатов на всякого рода предварительных выборах, официально орга­низуемых по законам соответствующих штатов о съездах или «праймериз», и в этом смысле они представляют со­бой совершенно оригинальные организмы. С другой сто­роны, они не носят характера идеологических группиро­вок или классовых общностей: каждая из них объединяет людей самых различных взглядов и весьма различного со­циального положения на всей огромной территории США. Речь иде.т в основном о технологических командах специа­листов по завоеванию голосов и административных постов, распределяемых посредством spoil system. Эти технологи, кстати, зачастую взаимозаменяемы: captaines порой ста­вят свою компетентность на службу соперничающей партии так же просто, как инженер сменяет хозяина. Но все это не чуждо и европейским партиям, имеющиеся раз­личия касаются скорее методов, нежели целей. А с другой стороны, и у американских партий мы обнаружим черты политических и парламентских приемов, характерных для их собратьев в Старом Свете: здесь нет абсолютной проти­воположности, сравнение в известной мере остается воз­можным.

Американские партии с некоторыми оговорками мож­но считать базирующимися на основе комитетов. Следова­ло бы к тому же отличать комитеты, входящие в официаль­ную иерархию, начиная от комитетов графств, городских районов или городов — и так вплоть до Национального ко­митета, и комитеты официозные, негласно создаваемые бос­сами и машинами. Это по-прежнему небольшие группы но-

таблей, личное влияние которых несопоставимо с их чис­лом, и эти нотабли включены в машину по принципу все той же классической системы прямых комитетов. Тот факт, что эти нотабли часто принадлежат к особой породе професси­ональных политиков, ничего не меняет. Таким образом, аме­риканские партии в целом имеют весьма архаичную струк­туру. Несмотря на развитие института избирательных агентов и технологический характер комитетов, они, тем не менее, не выходят за пределы старых политических рамок буржуазной демократии. Объяснение этого феномена зас­луживало бы стать предметом особого изучения. Проблема состоит не в том, почему американские партии не заменили комитеты секциями или ячейками — как показывает опыт, сегодня во всем мире очень немногие партии трансформи­руют свои структуры в этом направлении: старые европейс­кие партии остаются верны комитетам точно так же, как и их заокеанские собратья. Подлинная проблема состоит в том, чтобы объяснить: почему всеобщее избирательное пра­во и выход масс на арену политической жизни не привели здесь к формированию левых партий современного типа? Отсутствие в Америке крупной социалистической партии объясняют отсутствием классового сознания у американс­кого рабочего, его глубоким индивидуализмом — его, как сказал бы Ленин, «мелкобуржуазным характером». Арха­ичная структура американских партий кажется, таким об­разом, следствием принципиального консерватизма амери­канской политики (в европейском смысле слова). Обе большие американские партии по существу расположились бы справа или в центре, следуя европейской парламентской географии; а тот факт, что они все еще основываются на комитетах, вполне соответствует общей тенденции, о кото­рой мы говорили выше.

СЕКЦИЯ. ■

Уже сам термин «секция» обозначает базовый элемент, гораздо менее децентрализованный, чем комитет: секция (отделение) — не что иное, как часть целого, ее самостоя­тельное существование немыслимо; напротив, сам термин «комитет» указывает на автономную реальность, которая может существовать изолированно. На практике видно, что партии, основанные на секциях, более централизованны, чем те, базовым элементом которых является комитет. Но глу-

з

■е-

"О

о

В) Z!

0J 'О

5 Морис Дюверже

О

Га

Q_

и

i

аз а

с: о С

Си

бокой оригинальностью отмечен не только способ интегра­ции секций в единое целое, но и сама их структура. В этом смысле можно было бы дать определение секции, просто черта за чертой противопоставляя ее комитету. Характерная особенность комитета — келейность, секции — широта ох­вата: она стремится привлечь сторонников, умножить их число, увеличить свой состав; секция не пренебрегает каче­ством, но количество заботит ее прежде всего. Комитет пред­ставляет собой закрытую группу, куда входят только пу­тем кооптации или делегирования — секция широко открыта. Практически, чтобы в нее войти, достаточно этого пожелать. Разумеется, большинство партий устанавливает правила приема, определяет условия вступления, как мы это далее увидим; но эти правила в основном существуют теоретически, по крайней мере при системе секций (это меньше касается системы ячеек). Комитет объединяет толь­ко нотаблей, выдвинувшихся в силу их влиятельности — секция обращает свой призыв к массам.

Секция ищет путей контакта с массами, вот почему ее территориальная база часто более ограничена, чем у коми­тета. Во Франции, например, комитеты чаще всего функци­онируют на уровне округа; секции учреждаются в рамках коммуны. В больших городах они имеют тенденцию разрас­таться даже за счет кварталов. Некоторые партии (но не все) допускают в секциях и более мелкие подразделения, что позволяет надежнее охватывать членов партии: это «бло­ки» и «дома» немецкой и австрийской социалистических партий, «группы» французской социалистической партии. Однако можно отметить некоторое недоверие к слишком мелким подразделениям, порождающим соперничество и анархию: так, устав французской социалистической партии, унифицированный в 1905 г., утверждал примат секции над группой, лишая последнюю всякой автономии с целью про­тиводействовать раздорам между группками, которые так ослабляли прежние социалистические партии. Наконец, постоянство секций противостоит периодичности деятель­ности комитета. За исключением выборной кампании, ко­митет пребывает в состоянии спячки, его собрания эпизо­дичны и малоплодотворны. И напротив, активность секций, исключительно высокая в период выборов, остается значи­тельной и регулярной и в интервале между ними. Секции социалистов собираются раз в месяц или даже каждые 15 дней. И сами их собрания носят иной, чем у комитетов, ха­рактер: речь идет не только об избирательной тактике, но и

о политическом воспитании. Партийные ораторы приходят сюда для обсуждения с членами секций самых различных проблем; за докладом обычно следует дискуссия. Конечно, как показывает опыт, эти дискуссии имеют обыкновение уклоняться в сторону незначительных местных и избира­тельных вопросов; но партии обычно прилагают достойные усилия, чтобы противодействовать этому и отводить основ­ное время дебатам о доктрине и темам, вызывающим общий интерес.

Поскольку секция представляет собой более многочис­ленную группу, чем комитет, она обладает и более совер­шенной внутренней организацией. В комитете иерархия весь­ма элементарна: обычно там обозначена личная роль шефа — и только. Эта роль иногда оказывается решаю­щей: в США комитет — зачастую всего лишь окружение босса. Иногда есть функции и официальные титулы: пред­седатель, вице-председатель, казначей,секретарь, архи­вист. Но речь вовсе не идет о строгом распределении обя­занностей; это скорее почетные знаки отличия (титул председателя пользуется особым престижем). В секции же иерархия более определенна и распределение обязаннос­тей более четкое. Имеется бюро, организованное для ру­ководства объединением членов; под этим понимается, как минимум, секретарь, обеспечивающий созыв и определе­ние повестки дня, и казначей, который ведает сбором член­ских взносов. Бюро регулярно обновляется с помощью выборов, как мы далее увидим.

Секции — это изобретение социалистов. Создававши­еся с чисто политическими целями и на основе прямой структуры, социалистические партии естественно избрали ее в качестве базового элемента своей деятельности. Неко­торые непрямые социалистические партии также приняли ее: например в Бельгии инициативная группа Рабочей партии была сперва местной рабочей Лигой, объединившей членов профсоюза, страховых касс, кооператоров; многие из них входили одновременно в несколько организаций. Это уме­ренный вариант непрямой структуры, он близок к прямой партии, располагающей множеством придаточных организ­мов, призванных усилить охват приверженцев. Выбор сек­ции для социалистических партий стал совершенно есте­ственным. Ведь они были первыми, кто преследовал цель организовать массы, воспитать их в политическом отноше­нии и выделить из их среды новые — народные — элиты. Секции соответствовали всем трем этим требованиям. По

=1

Я! И

■©■;

q

Хз

X)

ХЗ

5*

}— Q_ ПЗ С п) Q_

и

i

A a.

v

с

 

q

С

I

Q

z

отношению к комитету — органу политического самовыра­жения буржуазии — они возникли как естественная форма политического самовыражения масс. Однако и в массе от­нюдь не все принимали идею социализма, и различные бур­жуазные партии попытались привлечь этот контингент к себе, действуя теми же самыми методами, которые принес­ли успех рабочим партиям. Во многих странах партии цент­ра и даже правые именно таким образом трансформировали свою структуру, заменив комитеты секциями в качестве ба­зового элемента. Почти все новые партии, а равно и многие старые, последовали этой тактике — интересный пример заимствования структур.

Однако результаты такого заимствования ограничены. В большинстве консервативных и центристских партий, при­нявших систему секций, последняя существовала больше в теории, чем на практике. Периодичность сборов, как прави­ло, была низкой (общее собрание один раз в год, по уставу христианско-социалистической партии Бельгии, например; в то же время из 677 секций, существовавших в Валлонии в 1948 г., 233 собирались даже не каждый месяц)¹. Регистра­ция членов и регулярность уплаты взносов никак не конт­ролировались: так что кроме бюро и небольшого ядра акти-вистов,*-никто точно не знал, что же делает остальная часть секции. Это ядро нередко значительно сокращалось, так как отсутствие на собрании строго каралось (существовала це­лая шкала наказаний); фактически собрания секций иногда не очень-то отличаются от заседаний комитета, если гово­рить о количестве присутствующих. Настоящий базовый элемент партии — это по существу бюро секции, которое регулярно собирается и обеспечивает повседневное функ­ционирование партии. Так называемое бюро — не что иное, как комитет несколько специфического типа, а под видом секции вообще продолжает здравствовать чуть изменивший свою форму, несколько омолодившийся добрый старый комитет. Руководители партий обычно сетуют на такое по­ложение дел, вместе с тем осознавая, что оно неизбежно, поскольку связано с социальной инфраструктурой данного образования. Буржуазия — будь то мелкая, средняя или крупная — мало ценит коллективное действие, зато считает вполне удовлетворительной (кстати совершенно напрасно) свою политическую просвещенность и не видит необходи­мости в знаниях, которые можно почерпнуть на собраниях

¹ Bulletin du Parti Chretien social. 1948. P. 420.

секции; в самой этой среде с трудом можно найти предан­ных делу руководителей, которые могли бы сделать собра­ния интересными; ее нравы и привычки доставляют ей со­всем иные развлечения, чем эти маленькие политические кружки, столь ценимые рабочим классом; у нее есть другие способы утвердить свою социальную значимость, и она все­гда сохраняет известное пренебрежение к политике, тогда как народные массы, напротив, видят в ней средство вос­хождения. Мотивы иного рода порождают подобные же i тстроения и в среде крестьян, так что система секций соот­ветствует в основном ментал итету рабочих. Все это хорошо известно, соответствующие положения социальной психо­логии стали уже общим местом — варьируются лишь про­явления в зависимости от страны, расы, традиций. Но пе­чать общей ориентации обнаруживается, кажется, повсеместно.

Тем не менее заимствование системы секций консерва­тивными и центристскими партиями представляет значи­тельный социологический интерес. Если ее берут на воору­жение исключительно из соображений повышения эффективности политического действия, которое она обе­щает, и расчета на то, что таким путем можно будет при­влечь в свои ряды более или менее значительную часть ра­бочего класса, это означает, что самым глубоким мотивом такого заимствования оказывается желание демократизи­ровать партию, придать ей структуру, более созвучную по­литическим доктринам времени. Комитет — структура, без сомнения, недемократичная (кроме непрямой его формы, которая и ныне продолжает оставаться исключением): эта малая закрытая группа, состоящая из нотаблей, наполови­ну кооптированных, носит явно олигархический характер. И напротив: всем открытая секция, руководители которой избраны ее членами (по крайней мере, теоретически), соот­ветствует требованиям политической демократии. Таким образом, секция представляет собой легитимную — в соци­ологическом смысле термина — структуру партии: инсти­тут, который отвечает господствующим доктринам эпохи, наиболее распространенным верованиям и представлениям о природе и форме власти, безусловно легитимен. Заимство­вание секции консервативными партиями имеет тот же смысл, что и принятие всеобщего избирательного права и парламентского режима непросвещенными и феодальными нациями: жертвоприношение идеям века, дань, которую порок платит добродетели (если считать добродетелью ор-

(В

тз го

■е-

Г

 

о

о

CL го с

Га

CL

CL

U

i

m a.

<D

с

s

С

CL

тодоксию, а пороком — инакомыслие). Большого практи­ческого значения оно не имело, ибо недостаточно одних доктрин, чтобы гарантировать функционирование институ­тов, если последние не приспособлены к социальной инф­раструктуре, которая их поддерживает.

За исключением социалистов, одни только католичес­кие партии и партии фашистского толка смогли заставить секцию реально жить, как это подтверждает наш предше­ствующий анализ. Средний класс в силу самой своей приро­ды психологически отторгает такую организацию, как сек­ция, — но он вынужден был сделать этот политический выбор. Католиков подтолкнула к нему религиозная вера, фашистов — мистика национализма. Эти два типа партий, кстати сказать, уже в силу самого характера их доктрин выходят далеко за границы классов, и обычно им удается привлечь в свои ряды более или менее значительные массы рабочих. Дальнейшие исследования, без сомнения, показа­ли бы, что секции с преобладанием в них рабочих функцио­нируют лучше, чем те, где большинство составляют буржуа или крестьяне. Анализ истории социалистических партий, вероятно, подтвердил бы эти предположения. Ныне там заметна прогрессирующая деградация системы секций, ко­торая идет рука об руку с их прогрессирующим обуржуа-зиванием. Было бы интересно подготовить серию моногра­фий по истории социалистической секции — от ее возникновения и до наших дней (к сожалению, архивы ред­ко сохранены и еще реже отличаются полнотой). Можно было бы с уверенностью констатировать, что активность секции сегодня значительно ниже, чем в «героический* пе­риод 1900—1914 гг. Это снижение энергии, вероятно, со­ответствует эволюции социальной структуры секции: ведь она постепенно утрачивала свой чисто рабочий характер. Сейчас в большинстве социалистических партий «пролетар­ские» секции выглядят гораздо более жизнеспособными, чем секции «буржуазные» или смешанные.

ЯЧЕЙКА

Две главные черты отличают ячейку от секции: база объединения и количественный состав. Как и комитет, сек­ция строится на местной основе, несколько более узкой, правда, но всегда географически определенной. Ячейка же формируется по профессиональному принципу: она объе-

диняет членов партии по месту работы. Так, различают ячей­ки заводов, мастерских, магазинов, бюро, администрации. Место жительства членов ячейки не имеет значения: в боль­ших городах, где много предприятий, использующих живу­щих в предместьях рабочих, члены одной и той же ячейки могут дать по этому признаку достаточно большой разброс. Особенно это характерно для ячеек, складывающихся в ка­ких-либо особых обстоятельствах: например, «бортовые ячейки», которые объединяют моряков одного судна. В то же время наряду с производственными в силу необходимо­сти существуют и локальные ячейки. Это либо объединение изолированных рабочих (в коммунистических партиях нуж­ны всего три члена партии на предприятии, чтобы учредить ячейку), либо группы членов партии, которые работают ин­дивидуально: ремесленники, врачи, адвокаты, коммерсан­ты и промышленники, фермеры. Такие ячейки в силу своей определенной географической привязки сходны с секция­ми. Но их база гораздо уже: это не коммуны, а деревни и поселки, кварталы, улицы, жилые дома (в городах с боль­шим скоплением населения). Но подобного рода ячейки все­гда носят вспомогательный характер: настоящая ячейка — это ячейка производственная, объединяющая членов партии по месту работы.

Количественно ячейка гораздо меньше секции. В сред­нем населенном пункте численность секции обычно превы­шает сотню членов, но нередко в ней насчитывается несколь­ко сот и даже тысяч членов. Ячейка же никогда не должна достигать сотни: «Мы не без удивления обнаружили, что некоторые наши ячейки превышают сотню членов; излишне доказывать, что в таких ячейках невозможно успешное дей­ствие», — говорил Леон Мовэ в своем докладе по организа­ционным проблемам на съезде Коммунистической партии Франции в 1945 г. И несколько далее уточнил: «У нас есть ячейки в 15—20 человек, которые делают втрое больше, чем те, где 50—60»². Таким образом, оптимальная числен­ность ячейки — 15— 20 членов. В то же время устав ком­партии не фиксирует никакого определенного потолка, и дело не только в количестве членов, но и в необходимости дополнительного подбора руководителей. Чтобы разделить слишком большую ячейку, нужно найти еще одного секре­таря, способного выполнять свои функции. Г-н Леон Мовэ

² Le Parti communiste francais, puissant facteur de l'union ct de la renaissance de la France, brochure/ Editions du Parti. 1945. P. 10.

И

-e-q

X>;

1] XI

о ■;

Cl

-

с

Га d

Cl

и

i

Q.

ra r_:

CD T

£;

о

a с

Q ■3

очень хорошо разъяснил это, заявив в том же докладе: «Как только сложились условия, чтобы создать два руководства, нужно децентрализовать (то есть разделить) слишком раз­бухшие ячейки».

Сама природа и размеры ячейки обеспечивают ей го­раздо большую — по сравнению с секцией — власть над ее членами. Речь идет, прежде всего, о группе абсолютно ста­бильной, поскольку она образуется прямо на месте работы, где ежедневно встречаются члены партии. Даже помимо собственно собраний контакт их постоянен. На входе и вы­ходе с предприятия секретарь может легко распространить пароль, распределить поручения, проконтролировать дея­тельность каждого. Активность ячейки обратно пропорци­ональна ее средней численности: в секциях, состоящих из сотен людей, руководители не могут лично знать каждого, а тем более поддерживать прямой контакт со всеми. В ячей­ке же в 15—20 человек это не представляет особых трудно­стей. Сказывается и то, что члены ячейки хорошо знают друг друга и партийная солидарность здесь сильнее.

Профессиональный принцип предпочтительнее еще и потому, что создает конкретную и непосредственную базу для работы: проблемы предприятия, условия труда, опла­ты — превосходный отправной пункт для солидного поли­тического воспитания. Конечно, здесь таится и некоторая опасность: ячейка может целиком погрязнуть в профессио­нальных заботах и забыть вопросы чисто политические — это значит, что она выполняла бы обычную работу профсо­юза. Такой «экономический» уклон представляет постоян­ное искушение: читая организационные отчеты съездам ком­партии, видишь, как много требуется усилий, чтобы помешать ячейкам впасть в этот соблазн³. Но в той мере, в какой удается избежать данной опасности, какая же заме­чательная база создается для политического воспитания масс! Главная трудность здесь — неминуемое расхождение между принципами и их повседневным воплощением. Если нести в народные массы глобальные идеи, даже самые при­влекательные, но не уметь показать их непосредственные жизненные следствия, массы быстро разочаруются. Для них политика — не роскошь, как для большинства буржуа, ко­торые любят идеи ради идей, особенно в латиноязычных странах. Но локальное объединение типа секции мало бла-

¹ См. интересные замечания А. Лекёра в его докладе XII съезду ФКП (1950). Р 13. 14.

гоприятствует слиянию принципов и повседневных резуль­татов: глобальная политика напрямую слабо связана с уст­ройством канализации, ремонтом проселочных дорог или урегулированием личных неурядиц. Зато она имеет самую тесную связь с ростом зарплаты, стабильностью занятости, условиями труда, организацией предприятия. Эта связь ста­новится еще более тесной, когда партия исповедует марк­систскую доктрину, согласно которой политика есть лишь надстройка над экономикой. А если партия прилагает по­стоянные усилия, чтобы связать каждое отдельное требо­вание с общими принципами, каждую специфическую про­блему — со всем комплексом своей политики, чтобы найти в рамках своей доктрины место для любого частного вопро­са, она даст своим членам закалку такой прочности, кото­рой нет равных; она будет иметь над ними совершенно ис­ключительную власть.

Разумеется, пределы нашего анализа ограничены. Он верен главным образом для рабочих партий; в других ячейка скорее ослабит политическое воспитание и привязанность к организации; во всяком случае, она их не усилит. В рабочем менталитете (по крайней мере в Европе) условия труда и профессиональной деятельности принято считать резуль­татом коллективной активности, политической по своей природе — ведь реально их улучшение достигалось именно путем коллективного, обычно политического действия. Бур­жуазия же, средние классы, крестьянство, напротив, склон­ны считать работу и профессиональную жизнь частным де­лом, поскольку для них успех, продвижение наверх связаны, главным образом, с индивидуальными, личными усилиями (американские рабочие, кстати, разделяют эту точку зре­ния); экономическое развитие, которое явно толкает к «ди­рижизму»[6], не изменило сколько-нибудь заметно этих настроений — именно поэтому средние классы и крестьян­ство и не приемлют дирижизма. Для самих рабочих партий проблемы труда — не единственная база политической жиз­ни. В игре участвуют и многие другие факторы, и особен­но — страсти, мистика веры. Как бы то ни было, принцип ячейки остается очень устойчивым, тем более что он позво­ляет (например, при помощи политической забастовки, орга­низованной либо непосредственно партийной ячейкой, либо под прикрытием профсоюза) перевести на уровень предпри­ятия политические проблемы, внешне весьма далекие от производственной жизни.

(К

-о

■е-

Х>;

ш

Э "13

ч

о:

а> тз

Га

А. U

ш а. ш

q

О

 

Наконец, отметим, что ячейка идеально подходит для подпольной деятельности. Секция к ней мало пригодна, так как здесь тайное действие сталкивается с неразрешимыми трудностями: возьмите, к примеру, оповещение каждого члена или назначение места сбора. В ячейках эти трудности легко преодолимы: ее члены встречаются каждый день на месте работы, им очень просто контактировать в любой мо­мент, и почти никогда нет необходимости собираться всей группой. Можно без труда передать па'роль, провести ко­роткие тайные совещания при входе и выходе с предприя­тия — достаточно только увеличить количество ячеек, уменьшив численность каждой. Эта приспособленность ячей­ки к подпольной работе совершенно естественна, ибо она была создана именно для такого рода деятельности. Ячейки существовали, например, на русских заводах до 1917 г. — маленькие кружки, преследуемые полицией, которые це­ной огромного риска вели революционную пропаганду. Вме­сте с тайными кружками интеллектуалов именно они соста­вили фундамент русской социал-демократической партии. Когда фракция большевиков пришла к власти и была пре­образована в коммунистическую партию, она сохранила ячейку, которая представляла собой превосходную базу для организации и воспитания пролетариата.

Секции были детищем социалистов, ячейки — изобре­тением коммунистов. Точнее, они были изобретением партии русских коммунистов, которое III Интернационал навязал затем всем коммунистическим партиям мира резо­люцией от 21 января 1924 г.: «Центр тяжести политической организационной работы должен быть перенесен в ячейки». Эта установка осуществлялась не без труда. Особенно во Франции, где коммунистическая партия, образовавшаяся в 1920 г. путем раскола и выхода из социалистической, со­хранила ее организационный принцип, то есть секцию, и где рядовые коммунисты оказывали новой системе известное сопротивление. Нужно напомнить, что разделение суще­ствующих секций, перегруппировка их членов в рамках пред­приятий, подбор значительного числа ответственных за вновь возникшие организмы поставили новую партию пе­ред большими проблемами, которые трудно было решить без ошибок в деталях. Положение усугублялось еще и стре­мительностью преобразований (их предписывалось закон­чить в апреле 1925 г.). Интересные соображения по этому поводу можно найти в докладе Мориса Тореза Лилльскому съезду ФКП (1926).

В отличие от секции, ячейка не стала объектом подра­жания, тем более подражания успешного. Большинство не-социалистических партий сложились, возникли, организовавшись на базе секций, — одни только коммунис­тические создавались на основе ячеек (нужно, правда, от­метить развитие ячеек в некоторых фашистских партиях; см. далее). Этот феномен стоит прокомментировать. Понят­но, что «буржуазные» партии плохо вписываются.в органи­зационные рамки производственной ячейки: на их базе не­возможно сгруппировать коммерсантов, промышленников, врачей, сельских собственников. Ячейки могут объединять только служащих, чиновников, инженеров, но они всегда составляют лишь очень малую часть всей партии. Однако этот аргумент не объясняет, почему бы социалистическим партиям не принять на вооружение структуру, более эф­фективную в организационном отношении, чем секция? Ре­шающей причиной,несомненно,выступает сопротивление профсоюзов: они увидели в производственной ячейке опас­ного соперника. В непрямых социалистических партиях воп­рос о них даже не мог быть поставлен. А в других он полу­чил бы отрицательный ответ в силу их фактической связанности с профсоюзным движением. Напомним, что в 30-е годы, когда ячейка как раз начала ярко проявлять свою эффективность, социалисты почти во всех странах имели поддержку большинства членов крупных профсоюзных центров. Для коммунистов профсоюзы были осаждаемой крепостью, в борьбе против которой ячейки служили хоро­шим оружием. Для социалистов же профсоюзы выступали оборонительным сооружением: они желали бы только уст­ранить все то, что грозило их ослабить.

С другой стороны, значительную роль сыграли, конеч­но, настроения коммунистов. Сопротивление реорганиза­ции коммунистической партии в 1924—1925 гг., по-види­мому, доказывает, что массы предпочитали старый принцип секций новой системе. Здесь, очевидно, нужно принять в расчет власть устоявшихся привычек и приверженность тра­дициям. Однако сопротивление ячейкам было куда более сильным, чем обычное неприятие новшеств. Сегодня, когда эта система существует в коммунистических партиях уже 25 лет, среди их членов отмечается тенденция к предпочте­нию локальных ячеек производственным. На последних съез­дах партии во Франции, особенно в 1950 г., этот феномен неоднократно подчеркивался, и руководители компартии упорно настаивали на фундаментальном характере произ-

Га

■е-

х> Си

q

х>;

XI

Си

■о

п

о

X)

CL

CL

i

a a. <u

с

-

i

с

CL

<u

CD

Q 4

водственной ячейки. «Это вопрос величайшего политичес­кого значения, он касается самой концепции нашей партии», — подчеркнул Морис Торез"¹. А. Лекёр в своем организационном докладе связал это охлаждение к произ­водственным ячейкам с ложной ориентацией тех из них, которые замыкаются в чисто профессиональных требова­ниях и принижают политические проблемы. И все же на­прашивается вопрос: так ли уж удовлетворительно это объяснение, и действительно ли предпочтение локальных объединений, то есть секций, не имеет более глубоких при­чин? Что работа секций (или локальных ячеек) менее эф­фективна, это несомненно. Но ведь многие примыкают к партии не только из-за работы: они ищут в ней отвлечения от повседневных забот, расширения своего горизонта, — «дивертисмента» (франц. divertissement — развлечение, увеселение, отвлечение; театр. — дивертисмент, вставной развлекательный номер. — Прим. перев.), как сказал бы Паскаль. С этой точки зрения собрания секций с их более широкими рамками, возможностью встреч с людьми из дру­гой среды, докладами, дискуссиями, да и просто «говориль­ней» на местные темы обладают куда большей привлека­тельностью, чем собрания ячеек. Система ячеек может сложиться и поддерживаться только за счет постоянных усилий из'центра. На такое усилие способна компартия, где власть руководства огромна; оно не по силам социалисти­ческим партиям, более децентрализованным и менее дис­циплинированным.

Говорят, что система секций закономерна для партии, которая организует народные массы, что она естественна — в отличие от искусственной, то есть требующей для своего поддержания постоянного напряжения, системы ячеек. Не стоило бы преувеличивать ни этой противоположности, ни трудностей выживания партий на производственной базе. Жизнеспособность ее французская компартия, может быть, особо подчеркнула сегодня тем фактом, что самый могуще­ственный профсоюзный центр Франции ВКТ (Всеобщая кон­федерация труда) напрямую подчинен ФКП. Когда главные профсоюзы идут за социалистами, коммунистическая ячей­ка имеет четкую основную задачу: война против них, выдви­жение более высоких требований в борьбе за жизненные права трудящихся, — словом, подрыв профсоюзов изнутри. И на-

⁴ La lutte pour l'iiidependance nationale et de la paix. Ed. du Parti (1950). P. 91.

оборот, когда профсоюзы идут в фарватере компартии, воз­никает опасность дублирования их деятельности в работе ячейки. Вместе с тем заметно, что значение производствен­ных ячеек ощутимо снизилось в ФКП в 1945 г. по сравнению с предвоенным периодом (см. табл. 2 и 3). Этот феномен от­части объясняется изменением социальной структуры, нару­шением ее пропорций за счет большего притока представите­лей средних классов и крестьянства по сравнению с рабочим классом (см. табл. 4). Но это не единственная причина: в 1944 г. численность производственных ячеек была ниже, чем в 1937, в то время как численность рабочих-коммунистов увеличи­лась. После 1946 г. доля рабочих в партии как будто возрос­ла, тогда как число ячеек на предприятиях снизилось. Док­лад, представленный А. Лекёром съезду ФКП в 1950 г., не содержит общих цифр, но там приводится несколько харак­терных фактов, по поводу которых он замечает: «Речь идет не об отдельных случаях, а о примерах, которые вписывают­ся в общую тенденцию»⁵. Таким образом, сохранение в силе положения о производственной ячейке в качестве базового элемента партии, по-видимому, сталкивается с известными трудностями, которые руководители партии стремятся пре­одолеть, поскольку они считают эту систему более эффек­тивной по сравнению с секционной.

По отношению к рабочим партиям это, конечно, обо­снованно. Секция организует людей, если так можно выра­зиться, небрежно, поверхностно, от случая к случаю. Ячей­ка же, напротив, в силу своих параметров и стабильности обеспечивает регулярный, тесный, основательный охват. Что работа в ячейке отталкивает многих сторонников партии, которые предпочитают ей «говорильню» секций, —это не­сомненно; но это как раз наименее зрелые, наименее искрен­ние и наименее надежные ее члены. Другие же, напротив, видят в ячейке точный и надежный инструмент оперативно­го действия, и в то же время — своего рода центр воспита­ния. Производственный принцип, несомненно, составляет один из элементов силы коммунистической партии. Но нельзя не отметить, что это имеет своей оборотной стороной изве­стное смещение центра политической деятельности. Коми­тет по самой своей сущности — организм электоральный и парламентский, средство для завоевания избирателей и дав­ления на избранных: он позволяет организовать выборы и наладить контакт граждан с их депутатом. В секции эти ка-

^s Ibid. P. 14.

э п> -а а

-е-

 

с ТЗ

о 11

с

>;

CL rfl С

Rd

CL