С та О.

>^

Q_

F-

и

i

a a. <u

с

S x

I

v

Cl CD

цит партийных касс и что эти пожертвования составляют их основную обязанность. В рабочих же партиях взносы обра­зуют главный источник средств партии и финансирования выборов. Провозглашенная партией цель: «жить за счет взно­сов» — единственная гарантия ее независимости. Члены партии понимают жизненно важное значение взносов и при­носят эту жертву.

Партии к тому же пытаются внести в эту сферу извес­тную справедливость вместо системы унифицированных взносов, что соответствует самой примитивной фискальной технике — сбору подушной подати, некоторые из них уста­навливают сумму взноса пропорционально доходу (или даже систему семейного взноса, как это в частности принято в австрийской социалистической партии). В бельгийской со­циалистической партии, например, насчитывается семь раз­личных ставок взноса — 6, 10, 15, 20, 25, 50 и 100 бель­гийских франков (плюс ставка, сниженная до 3 франков — для пенсионеров по старости и неработаю­щих женщин); выбрать взнос соответственно своим фи­нансовым возможностям — дело совести самого члена партии. В немецкой социал-демократической партии име­ется 12 ставок взноса — от 0,25 до 30 марок, и распреде­ление плательщиков по этим различным денежным «эше­лонам* весьма неравномерно (табл. 7). Во французской компартии система взносов имеет вид пропорциональной: лица малооплачиваемых профессий вносят 10 франков в месяц; при жаловании до 10 000 — 30 франков; те, чье жалование колеблется в пределах от 10 000 до 15 000, — 40 франков; те, чье вознаграждение превышает 15 000 — 60 франков. Но «потолок» так низок (на уровне прожи­точного минимума), что эта пропорциональность имеет своей целью просто установить посильные взносы для членов партии с очень низкими доходами, а все прочие практически оказываются с ними на равной ноге. Про­блема пропорциональных взносов была в последние годы предметом больших дискуссий в СФИО; в 1950 г. после­довало конструктивное решение, и многие секции уже используют его с большой, кстати, для себя выгодой. Ку­рьезно, но сопротивлялись как раз те, кому оно как буд­то бы и благоприятствует: самые бедные члены партии, которые не желали «чувствовать себя социалистами низ­шего сорта»³.

national de 1947.

^! Declaration de M. Staub au Conseil

Этот штрих прекрасно раскрывает глубинную приро­ду взносов, и тот, кто ограничивается лишь финансовой сто­роной, рискует просто ничего не понять. Взносы — психо­логический компонент вступления и принадлежности к партии. Это одновременно и знак, и источник преданности. Платить взносы регулярно, платить повышенные взносы — данный акт уже включает в себя элемент жертвоприноше­ния, он демонстрирует прочность связей с партией. И вмес­те с тем он ее углубляет: к общности, как и к живому суще­ству, человек привязывается прямо пропорционально тем жертвам, которые во имя нее приносит.

С точки зрения интенсификации членства принятая в прямых партиях система взносов обладает известными пре­имуществами; но если поставить во главу угла чисто финан­совую выгоду, то система коллективного финансирования через профсоюзы, используемая непрямыми партиями, осо­бенно английскими лейбористами, обладает неоспоримым превосходством. Богатство лейбористской партии в основ­ном складывается за счет средств, перечисляемых профсо­юзами. Если бы она отказалась от их поддержки в расчете только на индивидуальное членство и личные взносы тру­дящихся, не входящих в профсоюзы, ресурсы партии зна­чительно сократились бы. Даже порядок 1927—1946 гг. более предпочтителен, чем членство помимо профсоюзов. Одно дело — обязанность выразить свое согласие на поли­тический взнос при вступлении в профсоюз, и совсем дру­гое — необходимость дать его при индивидуальном и само­стоятельном вступлении в партию. Ясно, что вторая процедура предполагает гораздо большую инициативу и гораздо более свободный волевой акт. Она также менее предпочтительна, чем вступление в прямую партию, и сточ­ки зрения партийной солидарности: написание заявления об индивидуальном вступлении устанавливает более тесную связь с партией, чем простое принятие политического взно­са. Зато последнее более выгодно с точки зрения финансо­вой: сбор взносов облегчается, политический взнос высту­пает всего лишь небольшой надбавкой к профсоюзному. Отчисляемый одновременно с профсоюзным, политический взнос в нем четко и неразличим, и уж совсем неотделим от него при системе contracting out; отсюда и менее обремени­тельный характер «жертвы», и упрощение сбора. Партий­ный взнос принимает здесь форму косвенного налога, вклю­ченного в стоимость предоставленной услуги, то есть он

О

■о

I

о";

а

С

Rd О.

г

и

a a. ш

о

CL

менее виден и менее тяжек. Такой же, но только еще более явно выраженный характер носит финансовая поддержка партии со стороны кооперативов и подобных им объедине­ний; сюда можно отнести и финансирование со стороны со­юзов промышленников и коммерсантов, по типу весьма близ­кое к тому, что принято в консервативных партиях. Система непрямых коллективных взносов очень выгодна с точки зре­ния сбора. Однако она почти не развивает чувства причаст­ности к партии: взнос и членство здесь окончательно разве­дены, первое отнюдь не выступает критерием и элементом второго.

Но правомерно ли вообще говорить о членстве в непря­мой партии? На первый взгляд, утвердительный ответ на этот вопрос не вызывает сомнений. Представляется даже, что в данном случае причастность к партии прочнее, чем в прямых партиях. Разве английский рабочий — член проф­союза, тем самым включенный в лейбористскую партию, не связан с ней солидарностью более тесной, чем рабочий фран­цузский, чья профсоюзная и политическая активность за­висят от разных организаций? Совпадение связей, казалось бы, должно усилить каждую из них: такое сложение час­тично содержит умножение. Пример фламандского крес-тьянина,х:остоящего в Католическом блоке через посред­ство Крестьянского союза, здесь выглядел бы еще убедительнее. Созданная в 1887 г. по инициативе сельского священника из Кампина, эта замечательная организация выступает сегодня средоточием всей религиозной, интел­лектуальной, профессиональной, экономической и социаль­ной жизни земледельцев. Благотворительное общество, ве­черняя школа, профсоюз, кооператив и касса взаимопомощи одновременно, она занимается их религиоз­ным, интеллектуальным и моральным воспитанием и вместе с тем заботится об улучшении их материальных условий с помощью самых различных способов: продажи и покупки сообща продуктов и удобрений, организации сберегатель­ных касс и сельскохозяйственного кредита, взаимопомощи и страхования от заболеваний скота, пожаров и крестьянс­ких рисков и т. д. В то же время в 1919—1940 гг. она опреде­ляла и рамки политической жизни крестьянства, поскольку стала одним из четырех standen католической партии. По­нятно, какую огромную силу придавала последней такая опора.

Но суть проблемы в другом. Непрямая структура партий ставит под угрозу само понятие партийной общно-

сти. Партийная солидарность несомненно усиливается со­впадением классовых интересов, выражаемых базовыми группами; но это не та собственно политическая солидар­ность, что аутентична принадлежности к партии. Членов базовых групп нельзя рассматривать как настоящих чле­нов партии поскольку их связи с партией слишком слабы, несмотря на видимость. Здесь следует остерегаться весьма распространенной путаницы: прочность связей, объединя­ющих фламандских земледельцев, демонстрирует мощь крестьянского союза, но не католической партии. Чем была католическая партия для фламандского крестьянина — члена крестьянского союза в 1921—1939 гг.? Почти ничем. Благодаря крестьянскому союзу он, разумеется, был из­бирателем партии (и остался им), но все же невозможно считать его настоящим членом партии. То обстоятельство, что сам крестьянский союз входил в Католический блок, ничего не меняет: непрямое вступление настоящим вступ­лением не является. Никакой общности (в социологичес­ком смысле данного термина), никакого человеческого объединения, основанного на связях солидарности, на уровне коалиции четырех standen реально не сложилось: только сотрудничество делегатов каждого stand в рамках партийных органов могло породить то, что собственно и называется партийной общностью, — да и то лишь в выс­шем эшелоне, ибо партия существовала только на уровне кадров, но не масс.

Опыт лейбористской партии позволяет эксперимен­тально проверить эти утверждения и выявить, что же в них абсолютно. После отмены contracting out в 1927 г. числен­ность членов профсоюзов, входящих в партию (то есть согласных уплачивать политический взнос) упала с 3 200 000 до 2 000 000 (и стабильно оставалась на этом уровне дол­гие годы — см. табл. 15). После возврата к этой системе в 1946 г. она, напротив, поднялась с 2 600 000 до 4 000 000. Таким образом в 1928 г. 1 200 000 членов профсоюза от­казались от членства в партии только потому, что от них потребовалось вместо молчаливого согласия четко выра­женное: раньше они не отваживались отказаться, а те­перь — согласиться. И напротив, в 1947 г. 1 400 000 вошли в партию единственно для того, чтобы избавить себя от необходимости сделать элементарный жест — четко зая­вить об отказе, хотя раньше не пожелали сделать другого столь же элементарного жеста — выразить согласие. При­частность к партии, зависящая от столь пустяковых об-

о

о ■о

f

X,

I

Ft

а