Интернет как культурная форма постмодерна 9 страница

 

* Этот институт является филиалом Института исследования рацио­нальной психотерапии. (Ред.)

* Эсален — институт Эсален (Биг-Сур, штат Калифорния, США). Из­вестен как центр развития новых направлений в психотерапии, там в раз­личное время работали Б. Бэйтсон, Ф. Перлз, С. Гроф. (Научн. ред.)

 

ГУМАНИСТИЧЕСКАЯ ПСИХОТЕРАПИЯ

дать от эмоциональных нарушений. Такая общественная про­грамма, охватывающая все сферы жизни, могла бы, как мне ка­жется, по-настоящему воплотить рациональный подход к ре­шению проблем лидерства.

ПРИМЕЧАНИЯ

¹ Работы Дьюбина (Dubin et al.) (1965), Геллермана (Gellerman) (1965), Льюиса и Пирсона (Lewis and Pearson) (1966), Шелла (Shell) (1965), Тида (1964).

РАЗУМ И ЭМОЦИИ В ИНДИВИДУАЛЬНОЙ ПСИХОЛОГИИ АДЛЕРА

Рационально-эмоциональная терапия очень многим обязана Альфреду Адлеру, настолько, что уместно спросить - не могла ли РЭТ разрабатываться в рамках учения Адлера, являясь чем-то вро­де пересмотренного подхода в этой системе.

Индивидуальная психология является теорией развития и из­менения личности, так же как и рационально-эмоциональная терапия. Однако методы, используемые в РЭТ, радикально от­личаются и от адлерианских методов, и от методов других школ психотерапии. Более того, философские установки РЭТ отно­сительно ценности и самооценки человека во многом уникаль­ны и весьма отличны от позиций других психотерапевтических направлений, в том числе и от установок индивидуальной пси­хологии. Адлер представлял, во многих отношениях, подлин­ную эго-психологию и показывал людям то, каким образом нуж­но оценивать себя несмотря на их врожденные и приобретен­ные ограничения. РЭТ, в сущности, противоположна эго-пси-хологии, потому что учит человека принимать себя, а не оцени­вать. Следовательно, РЭТ стремится свести к минимуму эго-игры, в то время как большинство психотерапевтических под-

 

ГУМАНИСТИЧЕСКАЯ ПСИХОТЕРАПИЯ

ходов обучают «правилам игры». Более того, РЭТ по сравнению с индивидуальной психологией уделяет меньше внимания со­циальному интересу и больше — интересу к себе.

Без сомнения, на первоначальную формулировку РЭТ сильно повлияла работа Адлера и неоадлерианцев — Вильгельма Стекела (W. Stekel), Карен Хорни (Karen Horney), Эрика Фромма (E.Fromm) и Харри Салливана (H. Sallivan). Очень вероятно, что без первопроходческой работы Адлера основные элементы ра­ционально-эмоциональной терапии так и не были бы разрабо­таны. Тем не менее, терапевты РЭТ, включая меня, ощущают не­который дискомфорт относительно приписывания себя к адлерианцам. Конечно, мы находим в работах Адлера множество по­лезных разработок, но в то же время некоторые ограничения его системы для нас очевидны. И мы без колебаний пытаемся скон­струировать новые идеи и техники, которые позволяют преодо­леть эти ограничения уже в рамках рационально-эмоциональной терапии.

Мнение Адлера относительно эмоции и ее когнитивных или мыслительных коррелятов необычайно проницательно и, по мо­ему мнению, корректно относительно взаимного влияния мыс­лей и чувств. Фрейд изначально придумал, типично своим бле­стящим способом, теорию, что эмоциональное нарушение (или невроз) в основном является идеогеническим. Однако, к сожале­нию, эта замечательная идея потерялась в подтасовке по поводу мифа об Эдипе или о том, кто срубил вишневое дерево Иокасты, пока тело Лая тлело в могиле.

Адлер придерживался гипотезы, что эмоциональные реакции человека — и фактически весь его здоровый или невротический стиль жизни — непосредственно связаны с его основными иде­ями, убеждениями, отношениями или принципами и, по сути, вызываются когнитивно. Например, Адлер заявлял: «Это впол­не очевидно, что на нас влияют не «факты», а наши интерпре­тации фактов... Каждый имеет «идею» о самом себе и о своих жизненных проблемах — жизненный паттерн, закон движения, который продолжает сильно влиять на него без его понимания этого, без его способности отдавать какой-либо отчет в этом»¹.

Разум и эмоции в индивидуальной психологии Адлера

Кроме того, он писал: «Мы ориентируемся согласно фикси­рованному смыслу, который мы искусствен но создал и, который не существует в реальности, является фикцией. Предположе­ние необходимо из-за неадекватности нашей психической жиз­ни»².

И еще одна мысль: «Человек... не относит себя к внешнему миру определенным образом, как часто предполагается. Он сам относит себя всегда согласно своим собственным интерпретаци­ям о себе и о своей проблеме... Именно это отношение к жизни определяет его отношение к внешнему миру»³.

Самым главным в теории эмоций Адлера является его утверж­дение, что «поведение человека вытекает из его представления»* (курсив по первоисточнику). Это положение является централь­ным в философии Эпиктета и Марка Аврелия, Спинозы, Бертра­на Рассела, В. Дж. МакГилла (V. J. McGill) и многих других древ­них и современных мыслителей. Многие современные психоте­рапевты ⁵ также разделяют эту точку зрения.

Важно, что Адлер осознавал, что глубоко скрытые чувства не­соответствия, неполноценности или собственной незначитель­ности также имеют когнитивное происхождение. Он отмечал, что «мы обнаружим многих людей, которые тратят свою жизнь на то, чтобы сражаться за свои жизни, и других, для которых жизнь является долиной горя. Мы должны понять, что они яв­ляются жертвами ошибочного развития, нежелательное послед­ствие которого состоит в том, что их отношение к жизни также ошибочно... Самой важной и ценной фундаментальной темой для нашей общественной жизни является следующее: особен­ность человека никогда не является основанием морального суж­дения, а является указателем отношения этого человека к своему окружению и его отношения к обществу, в котором он живет»⁶. / Здесь Адлер высказывает очень важную идею, которую позже в более ясной форме выразили рационально-эмоциональные те­рапевты: ценность или значимость человека не может на самом деле быть измерена научными и эмпирическими методами. Глав­ным образом это определительное или тавтологическое понятие, которое зависит от его мышления и его убеждения в том, что он

 

ГУМАНИСТИЧЕСКАЯ ПСИХОТЕРАПИЯ

«хороший человек» или «плохой человек», что он является «цен­ным» или «не обладает ценностью». Как писал Адлер: «Давайте будем в таком случае очень скромными в наших суждениях по поводу наших товарищей и, прежде всего, давайте никогда не будем позволять себе делать любые моральные суждения, сужде­ния, касающиеся моральной ценности человека!»⁷.

Хотя это звучит очень похоже на высказывания рационально-эмоциональных терапевтов, это все еще очень туманно и слиш­ком часто интерпретируется неправильно людьми с эмоциональ­ными расстройствами, которым терапевт пытается помочь. Такие люди, согласно адлеровской теории и РЭТ, в силу рождения и вос­питания склонны искаженно воспринимать себя и мир. Следова­тельно, их было бы лучше научить размышлять более ясно и, как следствие, более адекватно реагировать на внешние стимулы. По­этому в ходе РЭТ мы пытаемся научить человека четко распозна­вать свои измерения и оценки своих действий и поступков и свои суждения и оценки себя или того, что Адлер называет своей «мо­ральной ценностью».

Человеку полезно наблюдать за своим поведением и призна­вать, например, что его способности к обучению ниже среднего, реакции гнева и ярости слишком легко проявляются, и отноше­ния с другими оставляют желать лучшего. Но для него неосмот­рительно и вредно заключать: «Поэтому я — отвратительный че­ловек, я не имею моральной ценности». Нет никаких сомнений, что его действия могут быть оценены, но он как целостный чело­век не подлежит оценке. Если он по-настоящему оценивает себя, он рано или поздно будет чувствовать депрессию и несоответст­вие; станет одержимым самооцениванием вместо контролиро­вания своих поступков; будет действовать менее эффективно и окончательно поверит в ложное утверждение о том, что он не может совершать адекватные поступки. Адлер, в общем, понял это отличие между оцениванием своих черт и оцениванием себя; но он не слишком точно демонстрировал своим клиентам, как это происходит. Кроме того, он не очень четко указал методы, которые бы позволили клиентам оспорить и изменить свои оцен­ки и перестать оценивать себя вообще.

Разум и эмоции в индивидуальной психологии Адлере

Давайте теперь изучим мнение.Адлера относительно некото­рых особых негативных эмоций, таких как гнев, депрессия и тре­вога, чтобы понять, каким образом он вел работу с ними и каки­ми способами его методы можно развить и усовершенствовать.

По поводу чувства гнева он утверждал: «Гнев является болез­ненным состоянием, которое представляет собой краткое изло-жение стремления к власти и доминированию. Это эмоция очень ясно обнаруживает, что ее целью является стремительное и силь­ное разрушение любого препятствия на пути ее гневливого но­сителя. Предыдущие исследования научили нас, что человек в гневе — это тот, кто стремится к превосходству посредством энер­гичного применения своей силы... Мы должны обозначить всех раздражительных, злых, резких людей в качестве врагов обще­ства и врагов жизни. Мы должны снова привлечь внимание к факту, что их стремление к власти строится на основании их чув­ства неполноценности... Вспышки гнева намного более часто встречаются у детей, чем у взрослых. Иногда незначительного события бывает достаточно, чтобы ребенка кинуло во вспышку гнева. Это возникает потому, что дети, в результате своего более значительного чувства неполноценности, демонстрируют свое стремление к власти более очевидно. Гневливый ребенок стре­мится получить признание. Любое препятствие, с которым он встречается, кажется ему исключительно сложным»⁸.

Вероятно, это верно, что «гнев является болезненным состо­янием, которое представляет собой настоящее краткое изложе­ние стремления к власти и доминированию». Конечно, вряд ли раздраженный человек сознательно желает быть божественным и неподверженным власти. Однако практически каждый раз, когда мы становимся гневными, мы, по крайней мере времен­но, полагаем, что кому-то не следует поступать определенным образом или что некоторый аспект мира не должен быть тако­вым, каким он несомненно является. Но требовать или дикто­вать, чтобы люди или предметы были такими, какими мы хо­тим, означает претензию на божественность: поскольку только Бог, вероятно, имеет такую власть, хотя и он имеет одного дья­вола, чтобы подвергать его тренировке!

 

ГУМАНИСТИЧЕСКАЯ ПСИХОТЕРАПИЯ

Итак, не существует никаких следует, нужно или должен во Вселенной. Мир на самом деле не волнует наше существование и никогда не будет волновать. Вселенная просто существует, и она даже не думает, что мы особенные, не беспокоится о том, живем ли мы или умираем, и не интересуется, идут ли события по-на­шему. Считать иначе - значит стремиться уподобиться Богу. По­этому очевидно, что гнев является чрезмерной настойчивостью, подобной настойчивости ребенка.

Однако существует важный аргумент, на основании которого можно опровергнуть идею Адлера, что все гневливые требова­тельные люди в своем стремлении к власти над другими и Все­ленной в основном подавлены чувствами неполноценности и что их стремление к превосходству является компенсацией этих чувств. Адлер замечает: «В припадке ярости абсолютно явно про­является целая гамма чувств неполноценности и превосходства. Этот факт является дешевым трюком, посредством чего вызыва­ется личностное оценивание за счет неудачи другого человека»⁹.

Иногда это может быть правдой; но не существует доказа­тельств, что это всегда так.

Наблюдение за нормальными и невротичными детьми и взрос­лыми могло бы указать на то, что люди часто стремятся к превос­ходству помимо или в дополнение к их чувствам несоответствия. Маленький ребенок требует игрушек другого ребенка и впадает в бешенство от того, что он не может их иметь. Но это не обяза­тельно происходит из-за того, что он думает, что является непол­ноценным и бессильным (хотя он и может так думать в других случаях). Маленький ребенок, естественно, обладает низкой фрустрационной терпимостью: он с легкостью полагает, что он дол­жен иметь то, что хочет. Аналогично, очень могущественные взрослые, такие как короли и миллионеры, которые обладают от­носительно слабыми чувствами несоответствия, все еще по-дет­ски думают, что им не должны чинить препятствия и они не дол­жны приходить в бешенство, когда эти препятствия возникают.

Другими словами, гнев неизменно произрастает из искажен­ного мышления: из неверного заключения, что если кто-то хо­чет чего-нибудь очень сильно и теоретически может получить

Разум и эмоции в индивидуальной психологии Адлера

это, он должен быть наделен этим. Практически любое чувство обиды, гнева, враждебности, бешенства или раздражения воз­никает непосредственно из некоторого убеждения, которого придерживаются сознательно или бессознательно, содержаще­го указания вроде следует, нужно или должен:

Адлер также отмечает, что «существуют случаи, когда гнев яв­ляется оправданным», а я думаю, он снова ошибается здесь, по­тому что он четко не различает рациональные и иррациональ­ные убеждения. Когда на этапе А возникает некоторое действие несправедливое или фрустрирующее по своей природе, чело­век может реагировать на него рациональным убеждением на этапе В. Это приняло бы форму внутреннего рассуждения: «Не­удача ли, что случилась ситуация несправедливости или рас­стройства?». В таком случае он будет ощущать на этапе С эмо­цию раздражения или возбуждения - но не гнев! Но если на этапе В он отреагирует иррационально и убедит себя: «Ситуа­ция ужасна, потому что произошла эта несправедливость! Это­го не должно было случиться! Я не могу вынести ее возникнове­ния!», тогда он будет переживать на этапе С эмоции гнева, враж­дебности или бешенства. Поэтому то, что Адлер называет «оп­равданным» гневом, является, по всей вероятности, раздражи­тельностью или возбуждением. Такой «гнез» может помочь че­ловеку бороться против несправедливостей или расстройств, с которыми он сталкивается. Однако настоящий гнев, то есть либо прочувствованный, либо выраженный, кажется, неизменно имеет дополнительный мистический элемент или иррациональ­ное убеждение на этапе В: «Несправедливость и расстройство не должны существовать; и я не могу вынести то, что реальность включает их существование!».

Вторая негативная или деструктивная эмоция, которую Ад­лер обсуждает подробно, - это то, что он называет «печалью». Здесь появляется путаница между печалью, депрессией и от­чаянием, которые на самом деле являются качественно от­личными друг от друга.

Адлер пишет: «Болезненное состояние печали возникает, ког­да нельзя утешить себя в потере или нужде. Печаль, вместе с дру-

5 Альберт Элл и с

 

 

ГУМАНИСТИЧЕСКАЯ ПСИХОТЕРАПИЯ

гими болезненными состояниями, является компенсацией чув­ства неудовольствия или слабости и составляет попытку обеспе­чить лучшую ситуацию. В этом отношении ее ценность идентич­на ценности припадка гнева. Различие состоит в том, что она воз­никает в результате другого стимула, отмечается другим отноше­нием и использует другой метод. Стремление к превосходству присутствует, как и во всех других болезненных состояниях. В то время как гневный человек стремится повысить самооценку и снизить оценку своего оппонента, и его гнев направляется про­тив оппонента... печальный человек жалуется и своей жалобой ставит себя в оппозицию своим товарищам. Таким же естествен­ным, каким является горе, в природе человека является его пре­увеличение враждебных жестов против общества»¹⁰.

Адлер делает здесь некоторые очень важные и, более того, но­ваторские замечания. Но, к сожалению, он неточен и, следова­тельно, не способен дать какое-либо изящное решение пробле­мы печали и депрессии. С точки зрения рационально-эмоцио­нальной терапии эта проблема может быть решена следующим образом.

На этапе А возникает действие: человека отвергает, скажем, его подружка. На этапе В его система убеждений вмешивается в интерпретацию того, что произошло с ним на этапе А. Прежде всего, он обладает рациональным убеждением: «Является ли не­удачей то, что меня отвергли; это на самом деле очень плохо». Если он бы он строго придерживался этого рационального убеж­дения, у него бы возникло, как отмечает Адлер, впоследствии чувство печали на этапе С. Он бы чувствовал сильное сожале­ние по поводу потери, и из-за своего чувства неудовольствия он бы пытался обеспечить лучшую ситуацию — например, заво­евать свою девушку снова или найти другую подружку.

Но человек не остается со своим рациональным убеждением по поводу действия, которое произошло на этапе А. Вместо этого он склонен сразу перейти к дополнительному, мистическому, иррациональному убеждению на этапе В: «Не ужасно ли то, что меня отвергли! Каким ничтожным человеком я являюсь! Я, ве­роятно, никогда не смогу найти подходящую девушку!». Это

Разум и эмоции в индивидуальной психологии Адлера

иррациональное убеждение ведет к несоответствующему или невротическому последствию на этапе С — глубоко скрытому чувству тревоги и депрессии, отдаления и инертности в отно­шении попыток найти другую девушку.

Что еще важнее, как указывает Адлер, человек может иметь некоторые другие иррациональные убеждения на этапе В. Он может делать выводы, что теперь, когда он потерял свою под­ружку, он больше не является суперлюбовником, которым, как он думал, он должен быть. Он может чувствовать себя настоль­ко неадекватно из-за этого убеждения, что может затем чувство­вать потребность компенсировать и получить кажущееся пре­восходство снова, пытаясь унизить свою девушку, демонстри­руя ей сильнейшую враждебность и превращая ее в настоящего врага. Таким образом, его иррациональные убеждения на этапе В могут вынудить его быть противоречащим самому себе и враж­дебным к другим.

Было бы уместно подвергнуть сомнению то, что, как подра­зумевает Адлер, угнетенный и отчаявшийся человек должен чув­ствовать себя неполноценным и сердитым относительно своей утраты. Если быть точным, на самом деле так часто и бывает, и часто он будет осуждать себя. И именно его иррациональные представления самоосуждения вызывают его депрессию.

Если теории гнева и депрессии Адлера являются верными и если их конкретно перевести в рационально-эмоциональные термины, решение для двух этих важных и вездесущих проблем станет почти совершенно ясным. Гневливому человеку было бы лучше интенсивно оспаривать на этапе В свои иррациональ­ные убеждения до тех пор, пока он полностью их не изменит. То есть его убежденность в том, что ситуация ужасна, если про­изошла несправедливость, что она не должна была происходить и что он не может вынести ее возникновение, должна сменить­ся признанием, что ситуация только затруднительна, что было бы лучше, если бы другие обращались с ним справедливо, но нет причин, почему они должны так делать, и что он может тер­петь, хотя ему ни в коей мере не нравятся жизненные неспра­ведливости. В этом случае на этапе Е он достигнет терапевти-

 

ГУМАНИСТИЧЕСКАЯ ПСИХОТЕРАПИЯ

ческого эффекта, то есть он будет чувствовать раздражение и возбуждение, но не гнев и расстройство относительно неспра­ведливостей, которые имели место на этапе А.

Другими словами, адлерианская позиция показывает чело­веку, что он сам создал свои чувства гнева и депрессии, но она представляет собой нечто неясное в том, что касается того, что именно он совершил для того, чтобы вызвать эти чувства, и ка­ким именно образом он может их изменить. Рационально-эмо­циональная позиция конкретно показывает человеку, какие иррациональные убеждения вызывают его чувства гнева и де­прессии и каким образом следует обсуждать, подвергать сомне­нию и оспаривать эти идеи. Более того, процесс оспаривания иррациональных идей в РЭТ продолжается до тех пор, пока люди не откажутся от них и пока чувства, которые они порож­дают, не исчезнут. Обычно после курса РЭТ такие чувства не возникают повторно. Это связано с тем, что в РЭТ человеку ясно показывают, каким образом распознавать свои иррациональные и рациональные убеждения, как эмпирически и логически ата­ковать и уничтожать последние. Кроме того, «домашние» зада­ния помогают человеку провести антипропаганду своих нена­учных разрушительных убеждений и приобрести разумную фи­лософию жизни.

Давайте рассмотрим еще одну дисфункциональную эмоцию, ко­торую анализирует Адлер, — эмоцию тревоги. Он пишет:

«Механизм тревоги не прямо демонстрирует какое-либо пре­восходство, часто кажется, что он поясняет поражение. В тре­воге каждый стремится приуменьшить себя как только возмож­но, но именно в этот момент связующая сторона этого болез­ненного состояния, которая несет вместе с тревогой жажду пре­восходства, становится очевидной. Тревожные люди бегут под защиту другой ситуации и пытаются таким образом подбодрить себя до тех пор, пока они не чувствуют себя способными к встре­че и восторжествованию над опасностью, по отношению к ко­торой они чувствуют себя незащищенными... В этом случае мы имеем дело с людьми, которые требуют поддержки от кого-либо, которые нуждаются в ком-либо, обращающем внимание на них

Разум и эмоции в индивидуальной психологии Адлера

все время. Фактически, это сводится к установлению отноше­ний по типу господин-раб, как будто кто-то еще должен при­сутствовать, чтобы помочь и поддержать тревожного человека. Исследуем это дальше и обнаруживаем много людей, которые проживают жизнь, требуя особенных признаний. Они теряют свою независимость в такой сильной степени (в результате их недостаточного и неправильного взаимодействия с жизнью), что они требуют исключительных привилегий с необычайной си­лой. Не важно, как сильно они домогаются компании других, они обладают неразвитым социальным чувством. Но если по­зволить им выразить тревогу и испуг, они могут создать свою привилегированную позицию снова. Тревога помогает им из­бежать требований жизни и порабощает все эти требования по отношению к ним. В конце концов, она вползает в любые отно­шения в их повседневной жизни и становится их самым важ­ным инструментом, чтобы осуществлять свое влияние»¹¹.

Безусловно, это утверждение Адлера во многом верно. Но нам кажется совершенно неоправданным утверждение, что чувство превосходства и чувство неполноценности должны идти вместе и что тревожный человек, который думает, что он нуждается в одобрении всех, также пытается завоевать власть и доминировать над другими. Кажется, здесь не раз­делены потребность доминировать и действие, которое че­ловек предпринимает, чтобы привести в исполнение эту пред­полагаемую потребность. Первая может быть чрезвычайно сильной, в то время как последнее может быть фактически несуществующим.

Адлер весьма проницательно отмечает, что стремление к превосходству и чувство неполноценности почти неизменно связаны, но не объясняет, каким именно образом они связа­ны. Если человек искренне желает и ревностно думает, что ему нужно быть почти совершенным, — как, по моему мне­нию, практически все мы делаем, — он почти несомненно за­кончит мышлением о себе как о неполноценном или неадек­ватном. Так как он способен ошибаться, человек просто не может удовлетворить эти свои особенные желания или так на-

 

ГУМАНИСТИЧЕСКАЯ ПСИХОТЕРАПИЯ

зываемые потребности. Более того, раз он начинает испыты­вать неадекватность, он часто будет (так как он все еще со­храняет требование быть адекватным) использовать рацио­нализацию или компенсацию в случае неудачи. В результате он может начать не только желать быть божественным, но и на самом деле вести себя подобно Богу. Конечно, такое про­исходит не всегда. Чаще человек требует, чтобы он был бла­городным и знаменитым, и чувствует ужасную неполноцен­ность, если не может достичь того, чего требует, а затем он будет немилосердно ругать себя за свои неадекватные чувства. В конце концов он не только забудет свое глубоко лежащее стремление быть превосходным, но и, возможно, даже отка­жется от своего желания быть таковым.

Адлер акцентирует внимание на людях, которые переживают несоответствие и поэтому «требуют исключительных привиле­гий с чрезвычайной силой». Однако он забывает, что большин­ство людей ощущают несоответствие, не выдвигая таких требо­ваний. Несомненно, некоторые «испорченные люди» домини­руют над теми, кого они любят, из-за чрезвычайной потребно­сти в их помощи. Но многие неиспорченные люди ни над кем не доминируют и все равно испытывают чувство почти полного ничтожества.

Адлер сделал значительный вклад в понимание чувства тре­воги. Он понимал тревогу как деструктивную эмоцию. В тер­минах РЭТ мы можем полнее раскрыть это заявление. Итак, тревога зарождается на этапе А, когда человек не получает одобрения или не может достичь некоторой цели, которой он хочет достигнуть. На этапе В, исходя из своей системы убеж­дений, этот человек разумно говорит себе: «Не провал ли то, что я потерпел неудачу! Я буду очень сожалеть о промахе. Дай­те-ка мне подумать, что я могу сделать, чтобы достичь успе­ха». Если он будет строго придерживаться этого рационально­го убеждения, то в результате, на этапе С, он ощутит эмоцио­нальные последствия - чувства озабоченности или осторож­ности, которые помогут ему достичь одобрения или постав­ленной цели.

Разум и эмоции в индивидуальной психологии Адлера

Если, однако, тот же самый человек иррационально убежда­ет себя на этапе В: «Какой ужас, что я потерпел неудачу! Я буду полным ничтожеством, ничего не стоящим человеком, если потерплю неудачу! Я, безусловно, должен достичь успеха!», тог­да он на этапе С начинает испытывать тревогу, сверхозабочен­ность и панику. Не так уж важно, что он применяет рационали­зацию, компенсацию или управляет другими посредством сво­ей чрезмерной тревоги. На самом деле он все еще является под­верженным ошибкам человеком, который будет иногда терпеть неудачи, продолжая убеждать себя в том, что ужасно потерпеть неудачу и что он должен достичь успеха.

Когда проблема тревоги утверждается в терминах рациональ­но-эмоциональной терапии, основное решение для нее стано­вится совершенно очевидным. Человеку лучше оспаривать, на этапе О, свои иррациональные убеждения, спрашивая себя: «По­чему ситуация была бы ужасной, если бы я потерпел неудачу? Где доказательства, что я был бы полным ничтожеством, если бы я так поступил? Почему я должен достичь успеха?». Если он про­должает логически и эмпирически подвергать сомнению свои мистические предположения, которые возникли на этапе В, тог­да он почти всегда сможет ответить себе: «Ситуация не является ужасной, а просто затруднительной, если я потерплю неудачу. Не существует доказательств, и никогда не может существовать, что я представляю собой полное ничтожество, если я так поступлю. Я не должен достигать успеха, хотя было бы чудесно, если бы я достиг его». Тогда он будет ощущать, на этапе Е, результаты об­суждения и оспаривания своих иррациональных убеждений — значительное снижение своего чувства тревоги.

Все это остается неясным в индивидуальной психологии. Адлер думал, что люди с расстройствами руководят своими жизнями посредством вымыслов и посредством нереалистич­ных и противоречивых целей и намерений. По его мнению, для того чтобы стать менее обеспокоенными, они должны изменить эти вымыслы и цели. Однако он никогда, кажется, конкретно не описывал основные иррациональные идеи, вызывающие у людей нарушения, и способы их изменения.

 

ГУМАНИСТИЧЕСКАЯ ПСИХОТЕРАПИЯ

Это является задачей рационально-эмоциональной терапии, и в этом отношении индивидуальная психология и РЭТ до­полняют друг друга.

Тем не менее, сам Адлер, поскольку он разрабатывал свою точ­ку зрения на человека и свой философско-терапевтический взгляд, мог бы разработать методы, подобные тем, которые были позже разработаны РЭТ. В 1928 году Адлер опубликовал статью «Краткие Комментарии относительно Разума, Интеллекта и Ум­ственной Неполноценности», в которой он различал личный ин­теллект и разум, или общий смысл. Последний связан с соци­альным интересом (означающим открытость по отношению к миру и эмпатию), в то время как первый характеризуется недо­статком социального интереса. Хотя в это время он еще пол­ностью не отказался от своих ранних попыток отнести запутан­ность психологических нарушений к подавляющим чувствам не­полноценности и попыткам компенсации, он сделал акцент на «отдаленности человека от... разумного, обычного человеческого решения жизненной проблемы» и замечал, что все неудачи в жизни «характеризуются недостатком социального чувства»¹², то есть недостатком общего смысла.

В 1936 году Адлер дал интервью Дадли Баркеру (Dudley Barker) из лондонской газеты «Evening Standard». В этом интервью он, в частности, отмечает, что «всегда остается ребенком тот, у кого нет социального интереса, кто замыкает себя в себе, кто разви­вает воображаемые жалобы». И в этом же интервью он отрекся от некоторых своих прежних идей, которые он первоначально называл «комплексом неполноценности». В интервью Адлер сказал следующее: «Это всего лишь фраза. Весь мир использует ее теперь, но я сам редко применяю ее».