Россия на рубеже веков 16 страница

Однако не только уменьшение земельного владения способствовало продовольственной нужде. Имелись и другие причины. Главная среди них: низкая продуктивность сельскохозяйственного производства. Но если раньше за счет земельного изобилия можно было обеспечивать свои надобности, то, чем больше становилось населения, тем скуднее делался уровень продовольственного обеспечения. В крестьянских хозяйствах во многих случаях использовался тот же инвентарь, что употреблялся издавна. Новшеств здесь было очень мало, и они утверждались с большим трудом. Консервативная психология мешала многим землепашцам проявлять интерес к новым техническим приспособлениям, к современным приемам ведения сельскохозяйственных работ.

Все еще безраздельно господствовала архаичная (старая) система севооборота, называвшаяся «трехполье». Суть ее состояла в том, что в первый год поле засевалось озимыми (рожью или пшеницей), на второй — яровыми (помимо ржи и пшеницы еще — овес, ячмень, горох), а на третий — поле оставалось незасеянным («под паром») и служило пастбищем. В XIX в. от трехполья отказались в ряде развитых стран, перейдя на другие формы севооборота (чередование и сам подбор культур были иными), но в России оно сохранялось.

Из числа главных сельскохозяйственных культур на первом месте стояла рожь: под нее отводилось около сорока процентов всех пахотных земель Европейской России. Затем шли: овес (20%), пшеница (17%), ячмень (7%), гречиха (6%), просо (3%). Картофель тогда был мало распространен, а его посадки занимали лишь 2% сельскохозяйственных земель. Его производили главным образом в Прибалтике и на территории современной Белоруссии (Могилевская, Гродненская, Минская губернии).

Основную часть рыночной сельскохозяйственной продукции давали крестьянские хозяйства. Продуктивность их была довольно низкой, нередко уступая вдвое урожаям на помещичьих землях, где значительно больше использовались удобрения, новейшие сельскохозяйственные орудия, новые формы севооборота.

Для крестьян же покупка современных плугов, борон, веялок, жаток и т. д. была делом сложным и часто, в силу материальных соображений, нереальным. Заплатить деньги за металлические изделия они в большинстве случаев не могли и пользовались, как и встарь, сохой и деревянным плугом. Соха взрыхляла почву не глубже 5-10 см, а деревянные бороны разрыхляли только самый верхний слой земли. Постепенно в обиход стали входить металлические плуги и бороны: сначала в помещичьих хозяйствах, а с конца XIX в. и в крестьянских, которые начали покупать подобные изделия в складчину.

Малоземелье и общинная организация препятствовали крестьянину-общиннику перерасти в производителя, работавшего по законам рынка. Благосостояние крестьянской массы улучшалось очень медленно. Это касалось в первую очередь черноземного района. Если на Севере, где была развита городская система, крестьянин мог уйти на заработки в близлежащие города (хотя бы на «мертвые» в деревни зимние месяцы), то на Юге Европейской России это сделать было значительно сложнее. Городов здесь было мало, «попытать» там свою удачу, продавая нехитрые изделия крестьянских промыслов или свои трудовые навыки, было сложно.

Правительство осознавало, что низкая продуктивность крестьянского земледелия не позволяет существенно улучшить имущественное положение основной массы населения. Когда возникли земские организации, то власть стала поощрять эти органы самоуправления заниматься распространением среди крестьян современных агротехнических знаний. С этой целью на государственные средства в различных районах стали открываться школы и курсы, на которых крестьянам рассказывали и показывали, как надо вести дело, чтобы существенно повысить урожайность. В районах интенсивного земледелия появились и первые «опытные станции» и «показательные хозяйства», вызывавшие большой интерес.

В 1865 г. в Москве была основана Петровская земледельческая и лесная академия, занимавшаяся обследованием сельского хозяйства и выработкой рекомендаций для правительства и частных земледельцев и землевладельцев.

 

 

§ 5. Развитие торговли и промышленности. Министр финансов М. X. Рейтерн

 

К началу царствования Александра II положение экономического хозяйства России было плачевным. Война расстроила финансовую систему. Расходы значительно превышали доходы, деньги катастрофически обесценивались, казна была почти пуста, промышленность и торговля не имели надежного кредита, а свободные капиталы стремительно уплывали из страны. Надо было предпринимать серьезные меры. Император Александр II стал приближать и выдвигать на руководящие посты новых людей, способных предложить смелые решения. Одним из них стал Михаил Христофорович Рейтерн (1820-1890).

Родился он в дворянской семье, предки которой происходили из Германии, но уже давно жили в России. Получил хорошее образование: окончил Царскосельский лицей. Это было одним из лучших учебных заведений не только России, но и Европы. Программа лицея соответствовала курсу университета, включала множество дисциплин и была рассчитана на шесть лет. Молодой Рейтерн был прилежным учеником, прекрасно владел новыми (немецкий, английский, французский) языками, знал и древние (греческий и латынь).

Рейтерна особо влекла политическая экономия, к которой большинство лицеистов интереса не питало. Он с увлечением читал сочинения экономистов, овладевая сложными премудростями финансовой науки. Позднее скажет, что «всегда любил считать». Этим делом ему пришлось заниматься в дальнейшем многие годы.

После окончания в 1839 г. лицея, служил в различных подразделениях Министерства финансов и зарекомендовал себя знающим, деловым человеком. Он много уже успел поездить по России, знакомился с экономическими условиями отдельных районов и отраслей хозяйства, бывал и за границей, где изучал финансы иностранных государств.

23 января 1862 г. М. X. Рейтерн был назначен управляющим Министерством финансов, а в декабре того же года утвержден в должности министра. Это был самый молодой министр. Он оставался на этом посту шестнадцать лет.

К этому времени М. X. Рейтеры имел уже собственную программу экономического оздоровления, которую изложил в нескольких специальных докладах. Он считал, что государство должно активно способствовать развитию народного хозяйства. Только таким путем удастся вывести финансы России из полосы кризиса. Особое значение министр придавал поощрению частной инициативы предпринимателей. Рейтеры оказался у финансового руля государства в переломный исторический период. Началась эпоха глубоких преобразований. Министерство финансов должно было стать важнейшим инструментом их.

Раньше главное финансовое ведомство являлось в первую очередь «министерством бюджета». Его основные функции сводились к собиранию податей и распределению получаемых средств на различные надобности. Ежегодные сметы ведомств составлялись с большим опозданием, были неполны и часто требовали дополнительных расходов. Каждый министр старался, в обход министра финансов, получить согласие государя на выделение ♦ сверхсметных сумм». Предшественники Рейтерна часто решали одну и ту же задачу: как изыскать деньги для покрытия тех или иных расходов, не предусмотренных заранее. Министерство финансов на политику и финансовые аппетиты других высших учреждений влияния почти не оказывало.

Новый министр финансов решил изменить устоявшуюся практику. Если до того бюджетные показатели являлись «государственной тайной», которую оглашать было ни в коем случае нельзя, то Рейтеры сразу же перешел к другой практике. Он добился согласия царя на превращение бюджета государства в открытый и доступный для ознакомления документ. Были разработаны правила составления финансовых смет, ведения учета государственных финансовых ресурсов. С 1862 г. роспись государственных расходов и доходов начали публиковать.

Важнейшая задача состояла в том, чтобы добиться формирования государственной сметы до наступления нового года и неукоснительно соблюдать бюджетные показатели. Министр финансов стремился сбалансировать расходно-приходные статьи и сократить огромный дефицит, грозивший банкротством всему финансовому хозяйству. Это требовало значительного сокращения расходов.

Новый курс не мог встретить сочувствия у других руководителей. У М. X. Рейтерна происходили резкие стычки и пререкания с сановниками. Уже в первый год на посту министра возникла кризисная ситуация. Крупнейшая часть государственных расходов (почти 30%) выделялась военному министерству, и новый министр финансов, начав политику жесткой экономии, потребовал, чтобы расходы на армию были урезаны на 15 млн. рублей, иначе «финансирование вообще прекратится».

Военный министр Д. А. Милютин не собирался выполнять это «возмутительное требование». Мало того: на аудиенции у царя добился его согласия на выделение дополнительно 21 млн. рублей на постройку крепостей и сообщил это повеление Рейтер- ну «к исполнению».

Спокойного и рассудительного Михаила Христофоровича подобная мелкая ведомственная корысть вывела из себя. Для него принцип был дороже должности и карьеры. Возникло желание уйти в отставку. Фактически царю был поставлен ультиматум. Александр II с неохотой, но отменил свое повеление, приняв сторону министра финансов, хотя, как позднее заметил министр, «долго на меня дулся». Это было успехом, который резко повысил престиж и влияние молодого министра. Поддержав Рейтерна, царь в мнении высшего света отчасти «терял лицо», но император понимал, что реформы всего экономического и финансового хозяйства неизбежны, необходимы и лучше Рейтерна эту задачу никто решить не сможет.

В 60-70-е гг. XIX в. под руководством Рейтерна и по его инициативе сформировалось то, что можно было назвать действительно «экономической политикой», а Министерство финансов стало регулятором ее. Министр прекрасно понимал то, что многие тогда не понимали: для укрепления финансов, для стабилизации позиций рубля, для создания сильного и сбалансированного бюджета нужны не только финансовые манипуляции (самые популярные — увеличение налогов, заимствование у иностранных банкиров). Требовалось оздоровить всю хозяйственную жизнь, раскрепостить частную инициативу, привлечь в страну капиталы из-за границы, а отечественным капиталам дать простор.

Постепенная реализация этой программы открывала народному хозяйству широкие перспективы и принесла заметные плоды. Именно при Рейтерне Россия начала трансформироваться из страны сугубо аграрной в индустриально-аграрную. Первые наиболее крупные современные предприятия в тяжелой промышленности, первые частные коммерческие банки возникли в тот период, когда М. X. Рейтерн занимал министерский пост. При нем были осуществлены крупные железнодорожные проекты.

Потом, когда уже накануне Первой мировой войны Россия явит миру яркий пример мощного индустриального прорыва, будут много писать и размышлять о «русском экономическом чуде». Анализируя причины, начнут называть различных «отцов». На первом месте в этом ряду по праву многие поставят имя Михаила Христофоровича Рейтерна.

При нем была проведена реформа налогового обложения, сняты многие административные ограничения для занятий предпринимательством, введены облегченные правила деятельности частных компаний. Их число постоянного увеличивалось. За десять лет, с 1863 по 1872 г., в России было учреждено более трехсот акционерных обществ, что во много раз превышало число подобных предприятий, возникших в России ранее.

При Рейтерне сформировалась государственная банковская политика, возникли крупнейшие учреждения частного коммерческого кредита, упорядочены правила операций с ценными бумагами. Был принят новый таможенный тариф, сокращавший до минимума экспортные пошлины. В то же время были снижены ставки обложения импорта, особенно в части, касавшейся привоза машин и сырья для промышленности.

В деле модернизации России М. X. Рейтерн придавал огромное значение строительству железных дорог. Необходимость развития этого вида транспорта признавалась в тот период многими государственными деятелями. Крымская война показала, сколь велико значение современных путей сообщения. Обладая паровыми судами, Англия и Франция порой доставляли подкрепления и военное снабжение своим войскам в Крыму быстрее, чем туда прибывали русские пополнения. Для Рейтерна же не военно-стратегические соображения имели первостепенное значение. Он видел в железнодорожном строительстве важнейший рычаг развития всего народного хозяйства.

В 1866 г., в докладе Александру И, министр финансов писал: «Без увеличения посредством железных дорог вывоза товаров за границу не может быть исправлено денежное обращение и поддержан вексельный курс, улучшение которого необходимо для привлечения к нам иностранных капиталов; одни железные дороги могут обеспечить нашим производителям достаточные цены, менее шаткие и вознаграждающие за труд, а без этого земли не могут давать достаточного дохода и, следовательно, иметь настоящей цены; от железных дорог окрепнут производительные силы и, следовательно, казенный доход. Наконец, железные дороги более чем когда-либо увеличат политическую силу России».

Под патронажем Министерства финансов в России начался железнодорожной бум. С 1865 по 1875 г. протяженность железнодорожных сетей увеличилась почти в пять раз: с 3842 до 19029 верст. Невиданные темпы требовали крупных инвестиций. На эти цели Министерство финансов использовало государственные средства и иностранные займы. Для обеспечения транспортных артерий оборудованием и подвижным составом стали создаваться большие машиностроительные и металлургические заводы. Началось быстрое освоение районов Донбасса и Баку, превратившихся впоследствии в крупнейшие промышленносырьевые зоны отечественной промышленности.

Эти меры требовали больших расходов, но, с другой стороны, увеличивали бюджетные поступления, так как построенные железные дороги и заводы увеличивали доходы государства. Удешевлялась и упрощалась транспортировка грузов, в том числе и экспортных.

Последнее обстоятельство было особенно важным, так как главными статьями вывоза являлась сельскохозяйственная продукция, в первую очередь зерно. В 1863 г. Россия экспортировала на мировые рынки 7,7 млн. четвертей (четверть = 210 кг), выручив за них 48,7 млн. рублей, а в 1867 г. — 16,4 млн. четвертей, что принесло 104,5 млн. рублей. Если в 1863 г. общий доход от экспорта составлял 154,5 млн. рублей, то в 1867 г. — 244, 8 млн.

К началу 70-х гг. министру финансов удалось добиться стабилизации денежного курса (рубль, в соотношении с другими валютами, перестал «падать»). На европейских биржах повышались котировки русских фондов (акций и облигаций).

Постепенно взгляды министра финансов на пути и методы промышленной эволюции претерпели существенные изменения. Первоначально он считал, что для мощного индустриального рывка необходимо лишь перенимать опыт таких стран, как Англия и США, где частная инициатива «принесла изумительные плоды». Но, чем дальше, тем больше убеждался, что простое копирование иностранных образцов надежных результатов принести не может. Россия слишком специфическая страна. Здесь другие политические, экономические и географические условия. И люди другие. Не хуже и не лучше, но — другие.

Чем меньше контроля, тем — безрадостней итоги. Банки не вкладывали деньги в производство, а занимались почти исключительно спекуляциями с ценными бумаги, создатели компаний не стремились к открытию здорового общества, а интересовались лишь учредительской прибылью, уменьшение таможенных пошлин приводило к невиданному росту привоза предметов роскоши. В 70-е гг. министр финансов выступал уже, с одной стороны, за жесткий государственный контроль за предпринимательством, как это имело место, например, в Германии, а с другой — за твердую протекционистскую таможенную политику. Министерство начинает сдерживать акционерное учредительство, стремясь в первую очередь к тому, чтобы крепко встали на ноги уже созданные общества.

Рейтерна отличало и еще одно важное качество: он не боялся отстаивать непопулярные меры. Если убеждался, что та или иная мера необходима для блага страны, то убежденно ее отстаивал. Так, в середине 60-х гг., он твердо высказался за продажу США Аляски. Защищать эти удаленные территории Россия не в силах, способствовать ее хозяйственному освоению не имеет (и в обозримые времена не будет иметь) никакой возможности. А раз так, то империи не нужна эта обуза, требовавшая лишь финансовых расходов и чреватая военным столкновением с другими державами. Обвинения в своей адрес по поводу того, что министр «распродает Россию», не производили никакого впечатления. Мудрость государственного деятеля, как ее понимал Рейтерн, состояла в том, чтобы во имя большего уметь и мочь поступаться малым. Аляска была продана в 1867 г. за небольшую плату — 7,2 млн. долларов (по нынешнему курсу сумма составляет около миллиарда долларов). Эти средства были вложены в железнодорожное строительство.

Рейтерн решительно возражал против русской экспансии в Средней Азии, не видя в этом прагматического смысла. Разговоры о стратегической целесообразности на него не производили никакого впечатления. Знал, что военная угроза со стороны этих пустынных и малонаселенных районов России не угрожает. Однако их присоединение потребует от империи больших жертв, которые ему представлялись неоправданными. Обращаясь к царю, министр писал о трудности «привлечения в новый край рабочей силы и капиталов» и о нежелательности «отвлечения этих сил от сердца России». Но в данном случае аргументы министра финансов не сыграли никакой роли. В 60-70-е гг. XIX в. граница России медленно, но неуклонно продвигалась на юг, в районы восточнее Каспия.

Как глава финансового ведомства Рейтерн знал как никто, что экономические проблемы сложны, многогранны и для их разрешения требуется время, терпение и терпение. И еще одно условие необходимо: политическая устойчивость. Экономические результаты лишь тогда возможны, когда хрупкая экономическая ситуация не подвергается резким испытаниям. И одно из самых опасных — война. Рейтерн всегда являлся непримиримым противником всяких военных действий и неизменно подчеркивал в своих докладах государю и на заседаниях Государственного совета, что любые международные осложнения сразу же ухудшают экономические перспективы. Война же вообще может перечеркнуть все достижения и поставить страну на грань финансовой катастрофы.

Когда в середине 70-х гг. положение на южных рубежах Российской империи стало осложняться и начала вырисовываться перспектива русско-турецкой войны, Рейтерн был одним из немногих, кто резко и последовательно выступал против вооруженного конфликта. Ему приходилось даже несколько раз возражать Александру II, который считал, что долг России — выступить на защиту славян против жестокого турецкого господства. Министр финансов просил уволить его в отставку. Но царь не хотел этого слышать, требуя от министра изыскать необходимые средства, когда в 1877 г. военные действия начались. Как истинный монархист Рейтерн склонился перед волей самодержца. Министру иностранных дел князю А. М. Горчакову заметил: «В минуту опасности свой пост не покидают — еще будет время подать в отставку». Лишь после окончания войны, в 1878 г., получил отставку. Его деятельность в министерской должности была высоко оценена: он удостоился высшего российского ордена — Святого Андрея Первозванного.

 

Глава 7

 

Внешняя политика России от Крымской войны до начала XX в.

 

 

§ 1. Россия и европейские державы.

Князь А. М. Горчаков

 

Неудачная Крымская война осложнила международное положение Российской империи, ее влияние было серьезно поколеблено. Согласно Парижскому мирному договору 1856 г., Черное море объявлялось нейтральным. России запрещалось иметь в черноморских водах военный флот и военно-морские арсеналы, она теряла возможность вмешиваться в дела Турецкой империи и защищать православных, подвергавшихся постоянным притеснениям и преследованиям. Западные державы стремились свести присутствие России в Причерноморье, которая утвердились там еще во второй половине XVIII в., во времена Екатерины II, на нет. Однако этот район являлся жизненно важным для России, и покидать его она не собиралась. Крымская рана оказалась болезненной, но не смертельной. Как говорил по окончании войны известный русский актер Пров Садовский, «Россию можно победить, но нельзя одолеть». Замечательный мастер сцены оказался прав. В 1871 г. Парижский договор был денонсирован.

В России известие о заключении Парижского мира стало печальной вестью. Но все понимали, что у правительства выбора не было, и уступки являлись вынужденными. В Петербурге не сомневались, что надо выждать время, собраться с силами и тогда можно будет восстановить международные права империи.

Николай I и бессменный шеф Министерства иностранных дел граф К. В. Нессельроде на протяжении трех десятилетий проводили на мировой арене курс, который закончился тем, чем только и мог закончиться: международной изоляцией и военным поражением. Дипломатия России находилась в плену идеологического тезиса, часто противоречившего государственным интересам. В глазах императора Николая I весь мир делился на две группы стран: «своих» и «чужих». К числу первых относились государства с традиционным монархическим устройством. Они олицетворяли «порядок». «Смуту» же олицетворяли все прочие страны, где господствовали «лживые устои»: парламенты и различные «продажные свободы».

Желание соединять интересы империи с идеологическими пристрастиями наносило порой непоправимый вред России, представляя ее в глазах других неким «монстром», стоявшим па страже лишь «темноты» и «реакции». Вторжение русской армии в 1849 г. в Венгрию чрезвычайно уронило престиж России. Эта акция кроме морально-политических потерь не принесла России никаких результатов. Мало того, в момент разворачивавшегося противостояния накануне Крымской войны Австрия, несколькими годами ранее спасенная русской кровью от распада, заняла место во враждебном лагере. Этот факт потряс Николая I и знаменовал бессмысленность «легитимного принципа», сформулированного еще на Венском конгрессе 1815 г.

После Крымской войны надлежало на новых основаниях воссоздавать всю внешнеполитическую систему. Царь Александр II и русская дипломатия отчетливо осознавали, что для начала необходимо прорвать дипломатическую изоляцию. Эту задачу дол жен был решить министр иностранных дел князь А. М. Горчаков (1798-1883), которого Александр II назначил на эту должность как раз в 1856 г. Он оставался на этом важнейшем государственном посту четверть века, и с его именем связана целая эпоха в истории международных отношений России.

Князь Александр Михайлович Горчаков происходил из древнего дворянского рода. Его отцом был генерал-майор князь Михаил Алексеевич Горчаков, участник многих военных кампаний, в том числе и Отечественной войны 1812 г.

Александр Михайлович окончил Царскосельский лицей, где учился одновременно с А. С. Пушкиным, с которым и потом сохранял дружеские отношения. «Питомец мод, большого света друг, обычаев блестящих наблюдатель» (по характеристике Пушкина), с ранних лет интересовался политикой и начал службу по дипломатическому ведомству уже в 1820 г. Выполнял различные дипломатические поручения, состоял на службе при русских посольствах и миссиях в Лондоне, Риме, Берлине, Вене.

Когда А. М. Горчаков занял пост министра иностранных дел, то перед ним стояли сложные задачи: укрепить международные позиции России после неудачной войны, заручиться союзниками и, наконец, ликвидировать унизительные статьи Парижского трактата. Новый министр исходил из того, что надлежит соблюдать крайнюю осторожность в международных делах, во-первых, потому, что в России начались крупные преобразования, требовавшие покоя и стабильности, а во-вторых, потому, что империя еще была слишком слаба перед лицом объединенных сил ведущих западных держав.

Горчаков выжидал момент, когда разногласия между западными странами позволят разрушить антирусскую солидарность. Случай представился уже в конце 50-х гг., когда начали обостряться противоречия между Францией и Австрией (с 1867 — Австро-Венгрией) за господство в Италии. Россия поддержала Париж, выступив арбитром в большом международном споре, снова заявив о себе как о мировой державе. Французский император Наполеон III начал демонстрировать дружеское расположение к русскому царю. Когда в 1867 г. Александр II посетил Париж, то встретил там необычайно дружеский прием, а Наполеон III публично назвал участие Франции в Крымской войне «ошибкой».

Признаки «дружеского внимания» Наполеон III и его правительство по отношению к России начали проявлять сразу же после заключения Парижского мира 1856 г. В сентябре 1857 г. в Штутгарте, столице Вюртембергского королевства, состоялась встреча Александра II и Наполеона III. В течение трех дней императоры и их министры живо обсуждали текущие политические события и к обоюдному удовлетворению установили, что взгляды между Петербургом и Парижем по ключевым проблемам очень близки. Это открывало путь политике сближения двух стран. Однако этого не произошло.

Создание франко-русского геополитического альянса было отсрочено более чем на тридцать лет в силу различных причин, в числе которых недальновидность французской дипломатии занимала не последнее место. Существовали две проблемы, возводившие в 50-60-е гг. непреодолимые преграды. Во-первых, Париж в любой форме отказывался пересматривать статьи Парижского договора 1856 г.

Подобным же препятствием служил старый и больной «польский вопрос». На встрече монархов в Штутгарте именно он стал главным «камнем преткновения». Уже в конце переговоров «император французов», обращаясь к царю, заявил: «Я имею обязательства, от которых не могу отречься, и должен щадить общественное мнение, которое во Франции очень благоприятно Польше. Об этом обязательстве я должен откровенно предупредить Ваше Величество, чтобы не пришлось прервать наши добрые отношения, которыми я так дорожу». Эта тирада произвела тяжелое впечатление на Александра II, усмотревшего здесь попытку вмешательства во внутренние дела России. Он не стал развивать эту тему, заметив лишь, что «никто больше него не желает Польше спокойствия и преуспеяния». Это были не пустые слова.

Во второй половине 50-х гг. политика центрального правительства по отношению к польскому краю претерпела существенные изменения. Александр II стремился забыть старые обиды и добиться прочного умиротворения этого неспокойного региона империи. Участники восстания 1830-1831 гг. были полностью прощены, был восстановлен конкордат с Римской курией от 1847 г., утверждавший право Ватикана управлять делами польской католической церкви, школьное дело перешло в ведение поляков, в Варшаве была открыта медицинская академия. Для решения местных хозяйственных нужд было разрешено образовать центральный польский земледельческий совет, получавший право создавать отделы во всех польских губерниях. Наместник в Польше генерал князь М. Д. Горчаков неизменно выказывал полякам свою симпатию, всячески стараясь при принятии административных распоряжений учитывать настроения населения.

Однако все эти уступки и жесты доброй воли приводили совсем не к тем результатам, на которые рассчитывали в Петербурге. Лидеры польских общественных групп воспринимали все это как «слабость врага» и лишь усиливали свою антирусскую деятельность. К тому времени в странах Западной Европы действовала многочисленная польская эмиграция, занимавшая в некоторых столицах, например в Париже, весьма влиятельное положение. Здесь был центр как «белой партии», объединявшей и выражавшей интересы польской аристократии, так и «красной», действовавшей в союзе с ксендзами, мелкими землевладельцами и служилым людом.

Правительство Наполеона III, весьма озабоченное своим «общественным престижем», не скрывало симпатий «польскому делу». Вожди польской эмиграции ратовали не просто за независимость районов, населенных соплеменниками, но и одновременно выступали за отторжение от России обширных западных территорий, которые должны были войти в состав будущей «великой Польши».

Идея всемерного ослабления России, становившаяся явью при осуществлении польской независимости, естественно, нашла горячих сторонников в Англии. В марте 1862 г. премьер- министр лорд Пальмерстон произнес в Палате общин страстную речь о «польской свободе». Хотя он и не обещал полякам вооруженную помощь, но всячески прославлял их «неодолимый и неистощимый патриотизм». Не менее восторженные слова по этому адресу звучали и во Франции. Конечно, ни Англия, ни Франция воевать за Польшу не собирались. Западная дипломатия старалась лишь выгодно разыгрывать «польскую карту», чтобы не допустить усиления России. Примечательно, что гневных голосов в защиту той части «несчастных поляков», которые находились под прусским и австрийским владычеством, слышно не было, хотя там они ощущали национально-духовный гнет значительно сильнее, чем в России.

Когда Пальмерстон произносил свою речь, в русской Польше еще не полыхала война, но приближение ее, уже чувствовалось. События начали разворачиваться еще в конце 1860 г. Первоначально все ограничивалось мирными шествиями с лозунгами независимости и торжественными молебнами по погибшим в «праведной борьбе». Постепенно накал выступлений повышался, выпады и угрозы по адресу не только административных лиц, но вообще всех русских и православных стали повседневностью в Варшаве и ряде других городов.

В феврале 1861 г. дело дошло до стычек между толпой и поенными, которых на улицах начали забрасывать камнями. Прогремели выстрелы, и шесть человек было убито. Хотя их похоронили за государственный счет со всеми полагающимися почестями, а наместник публично выразил «сожаление», но страсти охладились ненадолго. В начале 1863 г. в польских районах развернулось вооруженное восстание. Оно началось в ночь с 10 на 11 января, когда русские военные гарнизоны на всей территории Польши подверглись нападениям. Затем начались погромы имперских учреждений, православных храмов и домов простых обывателей, которых инсургенты числили «агентами России». Почти полтора года продолжались действия групп повстанцев, хорошо вооруженных поставками из-за рубежа. Последние очаги сопротивления были сломлены русской армией в мае 1864 г.