Чего тут ждем, гражданки? Если кому требуха внутрях мешается - только скажите. Враз поправлю. Можно прям здесь, могу на дому принять.

Что ж ты, убивец проклятый, с людями-то делаешь, нерусская твоя морда...

Голос невысокой крепкой женщины в зеленом китайском пуховике прозвучал ошеломляюще нормально, едва ли не задумчиво. В нем не чувствовалось той самозабвенной кликушеской истошности, это даже был, можно сказать, - вопрос. Ну, раз вопрос - че ж не ответить....Лет полста пять, около этого. Они ее, по-моему, Таней погоняют. Почти в матери годится - Ахмет постарался попасть в предложеный тон.

С какими людями, мать? Ты про тех, которые вчера убивать меня приходили?

Так сразу - и убивать. Откуда ты знаешь, ты что - мысли читать умеешь? А ты сразу бомбами своими - да по людям. Или это по-вашему, по-нерусски нормально считается?

Ты, мать, не завирайся. И ты знаешь, и я знаю - зачем толпой приходят и решетки с окон срывают; тут никаких мыслей не надо. Так что зверем меня не выставляй, я в своем праве. Просто хлеба моего кому-то больно уж хочется, нет?

Ну а как ты думал. Все же знают - ты там награбил и сидишь обжираешься с бабой своей. А люди-то голодают, им детей кормить нечем.

Из толпы послышались одобрительные выкрики, но - на два тона ниже обычной нормы. Спокойная манера говорившей как-то воздействовала на женсовет - даже самые неудержимые хабалки ограничивались парой слов и высказавшись - чудеса, бля - смирно замолкали.

И че? Дальше-то? Ко мне все это - отношение какое имеет?

Сам думай. Не по-людски это, один жрет в три горла, а другие рядом с голоду мрут. Людям все это не нравится, ты ж не один живешь.

Ну и к чему ты мне, мать, все это рассказываешь? Чево тебе-то от меня? Типа "делиться надо"? Залупу на ацетоне. Еще полезете - отвечу. Только так отвечу, что ни один не уйдет. "Не нравится", смотри-ка. Так и передай: кому жить невмоготу - идите к нерусской морде, сразу все понравится.

Мне от тебя ниче не надо. Мы тебе сказали, а ты думай сам. Вокруг тебя такие же люди. Пошли, девочки.

Ахмет, опустив задницу на свою санную фляжку, разочарованно провожал взглядом удаляющуюся группу "девочек"....История... как там, "повторяется в виде фарса"... Вот че она мне тут набредила? К чему? Ждали чтоб прихерачить, это стопудово. Увидели ружье - и переобулись. Ну, переобулись - так можно же безо всяких телодвижений постоять, поорать на меня - все какое-никакое, а развлечение. Как они, кстати, всегда и поступали. А тут смотри-ка - ни визгов, ни воплей, "думай сам", "мы тебе сказали"... Не быдло прям, а братва на стрелке... Все же сука эта подозрительная какая-то, и эти пиздоголовые вон как ее слушаются - ни одна не перебила... Не с ее ли подачи вся эта вчерашняя хуета? А че, почему нет-то... До него не доходило, что бабе смысл сказанного не важен - главное как ты говоришь, как смотришь - короче, всякий бихевиоризм и прочий "Язык тела"; некоторые даже приплетают сюда всякие биополя и "энергии". Все, что поставило его в тупик и заставило искать в носу изумруды, объяснялось до мычания просто, почему, собственно, и не рассматривалось в качестве гипотезы: эта самая Таня, будучи, видимо, поумнее своих товарок, заблаговременно прогнала в голове вариант поведения на тот случай, коли все пойдет наперекосяк. Ничего, конечно же, за ее многозначительно сказанными угрозами не стояло: самый обычный финт ушами, прикрывающий отход; и если бы он был еще немного постарше или поумнее, то не парился б понапрасну. Однако мужское сознание, превыше всего ставящее смысл, легко запутать словами. Ахмет поплелся по узкой колее, погрузившись во мрачные раздумья. Ему уже мерещились заговоры против него, вовлекшие в круг участников все окрестные кварталы, на полном серьезе рассматривал перспективы отражения будущего штурма - словом, паранойя разыгралась не на шутку.

Поворачивая к себе во двор, он резко ощутил чужое присутствие и поднял, наконец, придавленный думками взгляд....Й-йеб! Все. Пиздец... Ноги мгновенно подкосились, и он едва не ткнулся носом в сугроб. Впрочем, удержался, и даже замаскировал слабость под запинку обо что-то: помирать, так стоя - сбросить с плеча ружье он не успевал по любому. У его подъезда стояло четверо здоровых лбов в ментовской камуфле. Стволы, все четыре, смотрели, как всегда кажется взятому на мушку, точно в Ахметов потный лоб.