Наряду с транквилизирующим, галлюциногенным и стимулирующим свойствами, сома в моем сюжете имела силуповышать внушаемость и потому могла быть использована для усиления эффекта правительственной пропаганды. Менее эффективно и с большей физиологической ценой некоторые наркотики в фармакопее уже могут быть использованы для той же цели (выделено мной. – А.Д.). Существует, например, скополамин, активный элемент белены, в больших дозах – мощный яд; существует пентозал и ами-тал соды. Пентозал, по какой-то странной причине получивший прозвище «сыворотка правды», использовался полицией в разных странах в целях получения (или, возможно, внушения) признаний от упрямых заключенных. Пентозал и амитал соды снижают барьер между сознательным и бессознательным разума и имеют огромную ценность в лечении психических травм, полученных в ходе боевых действий, по методике, известной в Англии под названием «абреативной терапии», в Америке – «наркосинтеза». Говорят, что эти наркотики иногда используют коммунисты для подготовки к открытому появлению в суде важных заключенных...» Олдос Хаксли конечно же чувствует, но нигде не формулирует следующего: бытийную, экзистенциальную близость феноменов тоталитаризма и эпидемии галлюциногенов. Того, что в основе действия и тех и других – попытка избавиться от личности, растворить, рассеять индивидуальное творчество и ответственность. И «любой социализм», и химические вещества стремятся не допустить духовного возрастания человека на пути «очеловечивания мира и обожения человека» (пользуясь словами отца Сергия Булгакова). Однако тоталитарные режимы не использовали «рецепт» Хаксли. Они боялись галлюциногенов, не выпускали их за пределы «закрытой» науки. Видимо, эти наркотики ощущались «хозяевами» как «конкуренты» во влиянии на человеческую душу. Они боялись их, так как не понимали и не могли предсказать результатов столкновения с ними. Не использовались, скорее всего, галлюциногены и организаторами открытых процессов «врагов народа». Европейскому наблюдателю казалась невозможной сама мысль о том, что явный самооговор подсудимых, их публичные признания на суде в не совершенных ими никогда, абсолютно фантастических преступлениях были сделаны добровольно – ради сохранения «целостности партийной идеологии». Сознание Хаксли – человека западной культуры – никак не могло допустить, что бывшие партийные лидеры, выступавшие на этих процессах с саморазоблачениями, обрекали себя на смерть и проклятие собственного народа без наркотика – ради абстрактного «общего мнения». Однако это же сознание допускает, что наркоманы обрекают себя на бессмысленную смерть ради вожделенного химического вещества! Хаксли не осознавал социализма и нацизма как формы «дионисических» духовных наркотиков. Хотя многие участники «психоделии» прекрасно это понимали! Пинку, герою уже упоминавшегося нами психоделического фильма «Стена» А. Паркера, мерещится, что, находясь на грани разрушения личности из-за чрезмерного употребления наркотиков, он, подобно бабочке, превращается в «куколку», а из нее, как бы выйдя на следующий виток своего бытия, становится... лидером нацистской организации. «Летописец» психоделической революции Том Вулф пишет об одном из развлечений психонавтов: «Перво-наперво они выкрасили автобус в неяркий красный цвет, цвет высохшей крови... Потом, поверх высохшей «крови», они принялись изображать милитаристские символы: свастики, железные кресты, кресты викингов, красные кресты, серпы и молоты, черепа и кости – все, что, как они считали, подходило под эту гнусную категорию... ...Во главе колонны предполагалось пустить... Ангелов Ада, походным порядком, увешанных свастиками. Свастиками. Это наверняка должно было посеять в толпе прикольную панику». Продолжая мысль предыдущей главы, нельзя не вспомнить, что сюрреалистическая «революция» закончилась в 1929 году. Во всяком случае, в тот год перестала существовать сплоченная едиными выставками, манифестами и общественными акциями группа художников. Причиной ее распада послужило... вступление Андре Бре-тона во французскую коммунистическую партию. Лидер сюрреалистов требовал, чтобы остальные члены группы сделали тот же шаг. Бретон был убежден, что коммунизм является «единственным до конца последовательным политическим выражением принципов сюрреализма». Другие члены объедине- ния, теоретически соглашаясь с ним, не хотели, как писал Рене Магрит, «переносить чистое искусство в политическую грязь».
|
