Период 19-го века и начало 20-го.

 

Точная дата появления первых «украинцев» — конец 18-начало 19 века. Именно в это время в одной из своих работ граф Ян Потоцкий впервые использовал название «украинцы». Следующий за ним идеолог украинства, также поляк граф Фаддей Чацкий развил и углубил этот русофобский миф, объявив, что «украинцы произошли от укров, особой орды, пришедшей на место Украины из-за Волги в 7 веке». В действительности такой орды никогда не существовало. От укров — Украина, от Украины — «украинцы» — такова предложенная Чацким схема этногенеза «украинского народа». Мысли Яна Потоцкого и Фаддея Чацкого о нерусском происхождении «украинцев» были перенесены через этих лиц на почву левобережной Малороссии и Слободской Украины и нашли здесь значительное распространение. Вот когда исчезли русские в малой России и появились «украинцы», якобы как особая национальность.

 

Впрочем, явление это носило сугубо умозрительный, теоретический характер. В реальности количество «украинцев» на тот момент исчислялось несколькими сотнями русофобствующих малороссийских маргиналов, да десятком бездарных сочинителей творений на русско-польском суржике. Понадобилось две сотни лет неустанной подрывной работы этого сообщества этнических мутантов, подкрепленной щедрой финансовой, моральной и политической поддержкой крупнейших держав мира, катастрофа нескольких революций и войн с беспощадным антирусским террором в Малороссии, чтобы произвести от этих нескольких сотен пару миллионов особей, с известной долей определенности могущих быть отнесенными к «украинцам». Но и сегодня, как и двести лет назад, это сообщество является не нацией, а политической партией.

 

Николай Ульянов пишет: «Поляки в самом деле по праву могут считаться отцами украинской доктрины… Так, самое употребление слов «Украина» и «украинцы» впервые в литературе стало насаждаться ими… Поляков не устраивали ни «Малороссия», ни «Малая Русь»… Внедрение «Украины» началось еще при Александре I, когда, «ополячив» Киев, покрывши весь юго-запад России густой сетью своих поветовых школ, основав польский университет в Вильно и прибрав к рукам открывшийся в 1804 году Харьковский университет, поляки почувствовали себя хозяевами умственной жизни малороссийского края. Известный историк Костомаров, бывший в 30-х годах студентом Харьковского университета, подвергся в полной мере действию этой пропаганды.

 

Не кто иной, как именно историк Н. И. Костомаров (1817-1885) в середине 19 века вводит понятие «великорусский народ». Именно Костомаров объявляет жителей Великой России и Малой России «двумя русскими народностями». Название народа не пустяк, и подменяя русских «великороссами», Костомаров, как и другие основоположники «украинства», делал не что иное, как заявку на переход Древней Руси в наследство «украинцев», упирая на то, что «великороссы» сформировались гораздо позже 9-12 веков.

 

Именно из этого разряда позднейших придумок и пресловутые «три ветви» русского народа: «малороссы», «великороссы», «белороссы» — «народности», не оставившие в исторических источниках никаких следов своей деятельности. Причина весьма банальна: таких этносов никогда не существовало. Названия, от которых были произведены наименования каждой «ветви», — Малая, Великая, Белая Русь — никогда не несли в себе этнического, национального содержания, служа лишь для обозначения территорий, населенных русским народом, оказавшихся после татарского нашествия и польского завоевания в разных государствах.

 

Понятие о «трех Россиях», появившееся в 14-м веке — Великой, Малой и Белой — было в ходу долго, вплоть до 1917 года. Но только в 19 в. их стали «населять» тремя различными народностями, причем исключительно в среде образованных людей. Народ же понятия об этом не имел. Простые люди, как и во времена Киевской Руси, для своей национальной идентификации использовали один единственный этноним — «русские». Причем характерно это было для всех русских, где бы они не проживали: в Малой, Белой или Великой России.

 

Еще на рубеже 19-20 века понятие «русские» означало великороссов, малороссов и белорусов вместе взятых. В этом смысле его употребляли как представители русской интеллигенции (например, П. Струве), так и «украинской» (П.А. Кулиш).

 

Н. И. Ульянов, исследователь украинского сепаратизма, пишет: «… „ великорусы“ — порождение умонастроений 19-20 вв.». Указывает он и силы, заинтересованные в распространении этой искусственной, антиисторической терминологии: украинский сепаратизм и либерально-революционное движение: «Обе эти силы дружно начали насаждать в печати 19 века термин „великорус“. В учебниках географии появился тип „великоруса“ — бородатого, в лаптях, в самодельном армяке и тулупе, а женщины в пестрядинных сарафанах, кокошниках, повойниках». На тех же простонародных типах строилась этнография «малороссов» и «белорусов». Внимание акцентировалось, прежде всего, на различиях в быте, обычаях, областных диалектах. И этими областными различиями доказывалось наличие нескольких народностей, пресловутых трех ветвей«. Привлекало не то, что объединяло, а то, что разъединяло.

 

Знаменитый малороссийский фальсификатор истории Михаил Грушевский (ныне считающийся основоположником «украинской» истории) вводит прилагательное «восточные» применительно к слову «славяне». Впоследствии он сам отказался от «восточных славян», заменив их, разумеется, «украинцами». С 1897 по 1901 годы выходят первые 4 тома его будущей 10-томной «Истории Украины — Руси».

__________________

В конце 19-го века «украинской» и «белорусской» интеллигенцией были основаны движения, чтобы защитить их особые языки от давления русского. Причем развитию этих движений способствовали… сами русские. Академический мир тоже относился к украинской пропаганде абсолютно терпимо. Он делал вид, что не замечает ее. Существовал закон, по которому за самостийниками признавалось право на ложь. Разоблачать их считалось признаком плохого тона, делом «реакционным», за которое человек рисковал получить звание «ученого жандарма» или «генерала от истории». Одного слова таких, например, гигантов, как М. А. Дьяконов, С. Ф. Платонов, А. С. Лаппо-Данилевский, достаточно было, чтобы обратить в прах все хитросплетения Грушевского. Вместо этого Грушевский спокойно печатал в Петербурге свои политические памфлеты под названием «история Украины». Либералы — такие, как Мордовцев в «Санкт-Петербургских ведомостях», Пыпин в «Вестнике Европы» защищали самостийничество больше, чем сами сепаратисты. «Вестник Европы» выглядел украинофильским журналом…Украинофильство представлялось не только совершенно невинным, но и почтенным явлением, помышлявшим единственно о культурном и экономическом развитии южнорусского народа…

 

Между тем, это явление никак нельзя было назвать невинным. «Труды» Грушевского сыграли огромную роль для «украинской историографии». Вот что пишет Сергей Родин в своей книге «Отрекаясь от русского имени»: «Из сонма «украинских историков» Грушевский, пожалуй, как никто другой соответствует гоголевскому персонажу Ноздреву. Причем не каким-то там трудноуловимым образом, а самым что ни на есть буквальным сходством, ибо тоже врал. Врал напропалую и безо всякого стеснения, хотя в отличие от обладателя кобылы розовой масти и невиданной величины рыбы, далеко не бескорыстно… Начинал он скромно. Приделав к исконному названию древней Руси польское прозвище «Украина» и получив таким образом фантастическую страну «Украина-Русь», Грушевский заселил ее столь же фантастической «украино-русской народностью» (сочетание каково!). Но в отличие от Костомарова, не остановился на достигнутом, не желал примириться с той печатью «русскости», которую нес на себе придуманный им народ. В качестве одного из средств изгнания русских из Руси и Малороссии он схватился было за термин «восточнославянские народности» с целью избежать, по собственному признанию, «путаницы в употреблении понятий «русский» в значении великорусского, «русский» в значении «восточнославянского» и, наконец, «русский» в значении украинского»(!).

 

Жонглирование терминами мало помогало: «украинцы» никак не выделялись из толщи русских и ничем не проявляли себя на отведенной для них территории в предназначенную эпоху, с дьявольской хитростью маскируясь под … русских! Затея становилась безнадежной, но здесь «отца украинской историографии» осенило гениальное по своей простоте решение: теперь, встречаясь с терминами «русский», «Русь», «Малороссия», он автоматически заменял их словами «украинец», «украинский» и «Украина»…. В результате этой простейшей операции украинский профессор в течение нескольких лет состряпал «тысячелетнюю украинскую историю», обеспечив самостийникам те самые «исторические корни», без которых они выглядели не просто самозванцами, но и людьми немного не в себе. Сам Грушевский суть своего «открытия» выразил предельно кратко и доступно: путаница в терминах принудила «украинцев» в отношении южной России и ее русского населения «твердо и решительно принять название „Украины“, „украинского“…»

 

Вот таким простым способом русские были «выдворены» из Киевской и Малой Руси, а «украинцы» превращены в ее безраздельных хозяев. Технология надувательства поражает примитивностью: весь иллюстративный материал в его популярной «Иллюстрированной истории Украины» снабжен надписями на «мове», призванной создать в подсознании читателей некий украинский фон, внушить, что наблюдаемые им соборы, церковная живопись, головные уборы, монеты, миниатюры из летописи, выдержки из былин являют собой различные периоды развития «украинской культуры». Трюк рассчитан на то, что читатель — дремучий болван, простофиля, беспросветно глуп и ленив или хотя бы близорук и не в состоянии разобрать греческие и славянские надписи на предоставленных его вниманию монетах, печатях, грамотах. Вот на стр. 77 изображение монет, под ним текст Грушевского: «Срибни монэты Володымыра з його портретом», а на самой монете вычеканено: «Владимир на столе, а се его серебро», т.е. русская надпись в украиномовном варианте, по мысли автора, дает право считать князя Владимира не русским, а «украинцем»! Дочь Ярослава Мудрого, будучи королевой Франции, подписывается «Ana» в соответствии со своим русским именем — Анна, а авторский текст под факсимиле уверяет, что это подпись «украинской княжны Ганны» (стр. 89). Под факсимиле договора Любарта и Казимира, заключенного в 1366 г. и написанного на чистейшем русском языке, подпись Грушевского, поясняющая, что договор написан на «староукраинской мове» (стр. 145), и т.д. и т.п. на протяжении всей книги: нахальное, бесстыжее вранье, способное убедить разве только полных идиотов. «Украинского историка» меньше всего интересует истина, он — творец мифов, а не искатель правды, идеолог, а не ученый, представитель направления, к науке не имеющего никакого отношения.

 

И вот именно эти «труды» лежат в основе всей «украинской» историографии.