Дорога на Калининград. ВоспоминанияДолго готовились переселенцы в дорогу: оформляли документы, паспорта, собирали вещи. Трудно расставаться с родными местами, обжитыми не одним поколением предков, с хозяйством, пусть и не богатым, но нажитым нелегким трудом.
Вспоминает Валентина Федоровна Ершова из Рыбинска: — Когда мы уезжали, то часть вещей, что смогли продать, продали, а что не смогли — раздавали даром. Часть вещей, так и оставили в квартире. С собой взяли большой сундук, в него положили посуду и матрацы, которые потом набивали соломой.
Естественно, это касается тех, чьи хозяйства война так или иначе пощадила. Но такие хозяева не спешили расстаться с родной землей. На переезд чаще всего решались малоимущие семьи. «Нечего было брать с собой. Как стояли, так и поехали», — горько вспоминает Анна Ивановна Тихомирова из Калининской области. Одинокие ехали налегке. И почти каждый, переселяясь, надеялся все необходимое для жизни приобрести на новом месте.
Михаил Иванович Иванов из Гомеля говорит: — Да и вербовщик советовал переселенцам, чтобы те много вещей с собой не брали. Потому что неизвестно еще, как доедем до места, так как в Литве, случается, обстреливают поезда.
Везли вещи в сундуках, в самодельных фанерных чемоданах, многие завязывали свои пожитки в узлы и, закинув их за плечи, несли на станцию. Кое-кто вез с собой памятные вещи — то немногое, что связывало человека с родными местами: чудом уцелевшую старинную икону, деревянную прялку, вышитые полотенца. Мастера брали с собой инструменты, крестьяне — косы, грабли, лопаты. Не расставались с гармонями, балалайками, гитарами. И даже кое-кто кошку вез с собой, чтобы по народному обычаю ее первой впустить в новое жилище.
— Самая памятная вещь, которая напоминала о прежней жизни, была швейная машина «Зингер», на которой шила для фронта и нижнее белье, и телогрейки. Долго она мне служила и на новом месте, — рассказывает Анна Александровна Гуляева, приехавшая из Ярославской области.
Среди подобных вещей не последнее место занимал узелок с продуктами: на дорогу, на всякий случай — мало ли что может приключиться... Те, кто ехал по вербовке, получали сухой паек: сахар, хлеб, крупу, кое-кто даже масло и сыр. Но часто этих продуктов не хватало на весь долгий путь. Вот что говорит Ирина Васильевна Поборцева: «Дали-то, смех да грех, буханку черного, буханку белого хлеба да одну банку сгущенного молока на человека. Так вот и перебивались».
Крестьянские семьи везли с собой скот; если же своего скота не имели, бывало, перед отъездом получали коров и другую живность — овец, свиней, птицу — от колхозов. Для скота запасались кормом: богатые колхозы давали сено без ограничений. Если ехали поздней осенью или зимой, везли с собой уголь и дрова для отопления в пути. В общем — «все свое беру с собой».
Многие, уезжая, плакали, ведь расставались с родными местами, привычными традициями, своими земляками. Да и страшились предстоящей неопределенности... «Мы ехали в неизвестность, не знали, где будем жить и работать», — эта фраза повторялась в рассказах многих переселенцев.
Были и другие настроения. Рассказывает Анна Ивановна Трубчанина, приехавшая из Подмосковья: — Уезжали с насиженного места без особого сожаления. Уезжали «в Германию» строить колхозную жизнь на новой земле. Провожать пришел весь колхоз. У дома был митинг, на котором в наш адрес говорились самые теплые слова. Нашей семье выделили две подводы, на которые мы погрузили, свои пожитки, ящики с поросенком и двумя овцами, корову привязали сзади к телеге. Погрузили также ящик с курами, их штук тридцать было — пестрые, красивые такие. К вечеру приехали на станцию Раменское, переночевали там. Утром нам сообщили, что кур везти в Германию нельзя из-за какой-то болезни, что там «куриный карантин». И мы этих кур продали за полцены, так как надо было уже грузиться в эшелон.
О таких же торжественных проводах вспоминает Ирина Васильевна Поборцева из Могилевской области: — В районном центре был митинг. Все говорили очень хорошо. Когда стали уезжать, заиграл оркестр. Как нас тепло провожали, с цветами. Ну прям как на подвиг!
Путешествие на «пятьсот-веселом»
Но вот отгремели митинги, оркестранты сложили свои инструменты и разошлись по домам. А людям предстояла долгая дорога к новому месту.
Для жителей сельской местности путь переселения начинался за порогом собственного дома. Крестьян доставляли на машинах до районных центров, там формировались эшелоны переселенцев.
— К каждому дому подъезжали военные машины. У кого что было — грузили, везли на станцию. В машину три-четыре семьи помещались. Коров тоже грузили на машины, — вспоминает Екатерина Сергеевна Моргунова из Ульяновской области.
Отдельные вагоны собирались на узловых станциях в большие эшелоны, насчитывавшие до шестидесяти вагонов. Поезда с переселенцами в шутку называли «пятьсот-веселыми», так как они шли долго и вне расписания, их часто загоняли о тупики или по непонятным причинам останавливали вдалеке от населенных пунктов. Железнодорожная сеть еще только восстанавливалась, узкая европейская колея «перешивалась» на широкую, и зеленый свет был дан грузам промышленного назначения.
И вновь, как в годы войны, потянулись с востока на далекий запад страны длинные эшелоны вагонов-теплушек. Правда, заполненные уже бывшими солдатами, крестьянскими семьями, городской и сельской молодежью. Вагоны в поездах были одинаковые что для людей, что для скота — теплушки. Вдоль стен — нары, в середине вагона печка-буржуйка. Был фонарь со свечкой.
Вот что вспоминает по этому поводу Нина Моисеевна Вавилова: — Ехали трудно. Вагоны были битком набиты. Духота, теснота. Проветривали без конца — так сквозняк был сильный. В смысле «удобств» для детей стояли ведра, а для взрослых не было ничего. Эшелон часто останавливался, так мы всё успевали. Загонят в тупик — мы и помыться успевали. На каждой станции люди спрашивали: «Куда едете?» Мы отвечали, а они удивлялись: «На что родину оставили?»
Питались в долгой дороге тем, что заготовили перед отъездом, тем, что получили на карточки, купили в Москве во время стоянки поезда.
«Тогда в Москве всего можно было купить. И хлеба, и колбасы набрали», — вспоминает Александра Ивановна Митрофанова. А Раиса Кузьминична Ежкова дополняет: «Переселенцев в Коврове перед отправлением в какой-то магазин повели и там выдали продукты: пшено, муку, сахар, все что надо. Еще картошки закупили. Мы в дороге не голодали».
Конечно, жизнь в пути сытой назвать трудно, но в основном ехали люди молодые, привычные ко всему. «Поел один раз в день — и ладно», — шутили переселенцы. «На больших станциях нас встречали специальные палатки, где можно было сделать покупки» (Григорий Иванович Меньшенин). «Вокруг поездов создавались настоящие рынки. Толпы народа. Продавали пуховые платки, одежду, еду, яблоки ведрами» (Маргарита Павловна Алексеева). Не все имели деньги для таких покупок и, чтобы прокормиться в дороге, продавали свои вещи или меняли их на продукты. Дорого это стоило, но куда денешься?
— Многие солдаты продавали консервы американские. Все банки почти одинаковые, без этикеток. Не знаешь, что покупаешь: то ли мясная тушенка, то ли сгущенное молоко или что похуже, — вспоминает Сергей Владимирович Даниель-Бек.
Пищу переселенцы готовили по очереди на печке-буржуйке. Кипятили чай, пекли картошку. В пути доили своих коров, так что молока всем хватало, остатки даже выливали. Во время долгих, многочасовых стоянок успевали варить пищу на кострах возле вагонов. Варили кто в чем: в ведрах, котелках, чугунках, разжигали самовары. Иногда эшелоны трогались без предупреждения, и тогда приходилось хватать недоваренную пищу, тащить ее в вагоны.
Обычно переселенцев в дороге сопровождал вербовщик. Если он оказывался опытным, хорошим организатором, то старался облегчить переселенцам жизнь в пути: устраивал на больших остановках бани, покупал еду и т. д.
Первая встреча с немцами запомнилась Сергею Владимировичу Даниель-Беку: — Прибыли на станцию Калининград. Из эшелона много не рассмотришь, вагоны-теплушки закрывались плотно. Остановились, открыли двери... Когда мы собирались, ехали, естественно, не могли не думать о немцах, и ненависть заочно была большая. А тут вагон обступили немецкие ребятишки, аккуратно одетые, но очень худые и бледные. Они просили подаяние. В поезде нашлись такие, кто кое-что понимал по-немецки. И даже завязался какой-то разговор... Какая там ненависть!
Спустя многие годы с волнением вспоминает о своих первых впечатлениях от увиденного в Калининграде Анна Ивановна Рыжова: — Не видела я таких зеленых городов. Мне тогда показалось, что это символ. Молодая зелень — это возрождение. Я почувствовала, что должна что-то сделать для этого наверняка некогда прекрасного города. Чтоб гармония была. Да я тогда слишком молода была и верила, что эту землю надо русской сделать. В общем-то, как и все тогда.
Список используемой литературы: 1. Гуманитарная наука в России: Соросовские лауреаты; Москва 1996 год; Костяшов Ю.В. 2. http://kaliningrad-obl.narod.ru/p22.htm 3. http://gako2006.narod.ru/bolshoy_slovar/zaselenie_kaliningradskoy_obl_posle_voyny.htm 4. https://www.gov39.ru/region/history.php
|
